Больные

Миновало пару томных минут. Энтони поднялся из подвала и поспешно покинул стены дома молитв. Оказавшись на улице мужчина направил свой взор вдаль. Открывался достаточно красивый вид на ведущую в церковь тропу, что начинала зарастать травой и сорняками. По краям дороги было множество кустов всевозможных ягод: красных, синих и оранжевых цветов. Такие дары природы обычно используют деревенские повара на кухнях, ровно как и алхимики-волшебники, что добавляют сладкие ягоды в своё варево. Над головой зелёноглазого возвышались суховатые ели, с которых сыпались иглы. Эти деревья были очень слабыми и доходили лишь до окон второго этажа Божьего дома, что в сравнение не шло с лесными титанами, что длинной были от восьми до десятков метров. Такие интересные виды были как раз под стать старому церковному зданию, что явно нуждалась в ремонте. И, вдыхая таёжный воздух, Энтони поднял голову, глядя прямо в небеса. — Ох, небосвод... — завороженно сказал священнослужитель, – Пушистые облака и приятный лесной воздух. Такие ощущения были разве что... – в один момент голос тёмного мага дрогнул, – Д-дома. Ох, воспоминания. В голове Энтони хлынула небольшая волна воспоминаний о его старом доме. Тот короткий период жизни, когда заклинатель был действительно счастлив. Моменты, когда огромный огненный шар на небе светил действительно жарче, от чего телу становилось тепло и уютно; когда трава под ногами была зеленее, ярче и насыщеннее, подстать жизни самого Энтони; когда колдун мог позволить себе минутку приятного отдыха в компании близких людей, от чего на сердце заклинателя было тепло. Это тот период жизни, куда хочет вернуться каждый, но Энтони жаждет это сильнее всего. Но, увы, этот момент останется лишь в воспоминаниях и вернуться туда невозможно. Юность. — Эх... — тяжело вздохнул зелёноглазый. Несмотря на всю теплоту тех моментов, их невозможно вернуть, как бы ты не старался. Это правда, которую Энтони не принимал. Но лишь от мыслей о том, что лучше, чем тогда, быть в жизни уже не может, на мужчину напала тоска. Неприятная тоска по дому, который, вероятно, уже канул в лету. Взор зелёных глаз упал на запад. — Tu ne comprends rien, William. Je ne veux pas que quelqu'un soit enterré à nouveau avec des béquilles à l'est. Excusez - moi, M. Lee.¹ Но поток мыслей прервался скрипом церковной двери. Белокурый вышел из дома молитв, поправляя свои очки. Его лицо было мокрым. Было видно, что он умылся в деревянном умывальнике, чтобы придти в себя после вести о начала тестах на людях. — Хей, б-брат... Ещё раз, ты уверен, что эта идея х-хорошая? Назад дороги не будет. Да и это же... люди. — напомнил запуганный Уильям, чей голос активно дрожал, — Не смотря ни на что люди. — Не стоит волноваться, брат. — последовал ответ Энтони, чей голос был достаточно спокойным, — Всё идёт по плану. Мы делаем это ради того, чтобы все были счастливы. Забыл? — Н-ну... Ну ладно. Как скажешь. Голубоглазый священник тяжело вздохнул. Он был наотрез против эксперимента на людях, даже если в роли подопытных выступали бы приносящий вред Магнустере алкоголик. Человеческая жизнь очень ценна, каким бы жалким человек не был. И от мыслей, что сейчас он становится соучастником такого низкого поступка, в котором его брат не видел ничего плохого, Уильяму становилось тошно на душе. Он старался заткнуть свою совесть и принять как правду то, что они помогают людям таким образом. Гуманизм белокурого вышел ему боком. — Чем дольше я думаю об этом, тем хуже мне. Надо прекратить. — подумал парень, — Это всё для науки, для помощи обществу. Надо слушать Энтони и все будут счастливы. Папа бы гордился нами. Два брата двинулись в путь. Пройдя совсем немного по тёмной тропе, те вышли в оживлённую часть поселения. Там сияли улыбки отдыхающих крестьян, которым выпала минутка свободного времени. Детишки резвились, а дружные селяне набирались сил в всеобщий час отдыха. Это всё сопровождалось палящими лучами майского солнца. Такая картина вызывала лишь расслабление для неспокойного Уильяма, который потихоньку стал забывать о приказе брата. Так и хотелось юноше броситься вперёд, раскинув руки и поднимая голубые очи на небеса. В то же время Энтони сохранял холодное сердце и спокойствие, осматриваясь вокруг и ища здание, где могла бы быть их жертва. Ближе всего была библиотека: роскошное двухэтажное здание из соснового дерева. Окна чистые, через них можно увидеть, как библиотекарь данной деревни сидел в кресле, распивая что-то из фарфоровой чашки. Также виднелись внутренности библиотеки: множество полок, с книгами, идеально расставленных в ряд. Чего только там не найти: приключения, фантастику, автобиографию, мифы и легенды. Такое красивое и большое здание действительно достойно звания "храм знаний". Только вот при виде данного здания руки Энтони сжались в кулак и немного задрожали. — Брат, ты чего? — заметив дрожь в руках брата спросил Уильям. — Всё хорошо. Не забивай голову. Давай двигаться дальше. — нервно вздохнул старший и пошёл дальше, поправляя белый капюшон. Сделав пару шагов в сторону, перед братьями предстала чудного вида повозка на поляне посреди сосного леса. Кибитка построена преимущественно из тропических видов древесины, хоть в некоторых и виднелись наспех переделанные фрагменты из ели, дуба и берёзы. Средство передвижения было достаточно старым, о чём свидетельствуют гнилые куски досок. Крыша кибитки была устелена тканями синих, красных и золотистых цветов, формируя примитивные узоры. Также в упряжке телеге была пара песчаного цвета лам, одетых в накидку вышеуказанной расцветки. Сразу видно, что это передвижная лавка, что колесит тут и там и продаёт чудные вещи с разным краёв просторного мира. На земле лежал крестьянин. Его густые брови закрывали карие глаза, а лёгкая небритость немного отталкивала. Житель был в болотной рубахе, которую обычно носят низшие слои населения. Бедняки, безработные, бездомные. Но не похоже было, что пред священниками предстал какой-то жалкий нищий: уж слишком он был опрятен, несмотря на небритость и мозолистые руки, в которых он держал разводной ключ из окисленной меди. Сам крестьянин лежал под повозкой и чинил отвалившиеся от средства передвижения колесо, пытаясь вернуть его на исходное место. Рядом с крестьянином, также были раскиданы медные и железные инструменты. А лежал мужчина на одеждах синих цветов, что, вероятно, отлично спасают под палящим солнцем пустынь. — Разрази тебя Иссушитель, поганое корыто... — ворчал себе под нос ремонтник, стиснув зубы и занимаясь починкой оборудования, — Как разбогатею, так сразу же куплю новое. Тьфу! Ошибки быть не может – это странствующий торговец. Некогда обычный деревенский житель, что, по той или иной причине, покинул родное селение и стал путешествовать по миру, собирая редкие вещи. Такие дикие ресурсы рождали огромный спрос среди путников и обычных крестьян, когда бродячий торговец приходил на рынок какой-то из деревень. — Странствующий торговец? — тихо удивился младший. Не каждый день белокурый встречает такого. — У таких бродяг нет ни семьи, ни друзей, ни имени, ни личности. Только постоянная жажда денег. — шёпотом произнёс заклинатель, — Таких никто не будет искать. Чаще всего они бегут из деревень, что были уничтожены осадой зомби. В голосе Энтони чувствовались холод и безэмоциональность, от которых прошли мурашки по коже его младшего брата. В такой момент лысый словно хищник, что затаился, для совершения внезапной атаки на свою жертву, о чём оная даже не подозревает. Всё это лирическое отступление, вся небольшая повесть, рассказанная для младшего брата – подводка к выводу, который был озвучен священником вслух: таких никто не будет искать. Такие бесполезны ячейки общества, по мнению Энтони, лишь мешаются. Так что проводить опыт на бродяге – вариант более чем хороший. И, следуя своему плану, Энтони подошёл к Странствующему торговцу, вступая в диалог. — Доброго дня. Телега сломалась, сын мой? — спросил добродушно Энтони, прикрывая свою гнилою натуру амплуа священника. — Хм? — торговец поднял взгляд на высокого священнослужителя и ухмыльнулся, — Доброго, святой отец. Да, сломалась, рухлядь. Только в деревню заехал, так сразу всё к едрене фене полетело. — Ох, беда-то какая, беда... — несколько опечалено произнёс старший, используя актёрское мастерство, — Мы с моим братом можем выручить Вас. У нас в церкви может быть старое колесо. — Колесо? В церкви? — удивился бродяга, приподняв густую бровь. — От старой церковной лавки на ходу. — объяснил священнослужитель, проводя рукой по воздуху и отводя взгляд, — Мы пару лет путешествовали, продавая товары по всему континенту. Пока не перебрались жить сюда. — Хм... Что ж, звучит убедительно. Не думаю я, что священник будет обманывать. Имя у тебя, кстати, есть, святой отец? — Отец Энтони. — представился зелёноглазый, а после лёгким движением руки указал на блондина, — А это мой младший брат, Уильям. Мой помощник. — Здрасьте. — тихо и нервно поздоровался Уильям с замиранием сердца слушая разговор. — Рад знакомству, Божьи слуги. Меня звать Фредерик. — представился торговец, после чего встал во весь рост. Тогда можно было разглядеть нового знакомого получше. Он был крепко сбитым – широкоплечий смуглый мужчина средних лет, ростом примерно 170. Волосы тёмно-русые, коротко подстрижен. Глаза карие, даже кофейные. На его щеках есть пугающий шрам от какого-то ранения, ровно как и на руках. Однако ранение частично скрыто лёгкой небритостью. Если закрыть на все это детали глаза, то это абсолютно не примечательный бродячий торговец. В глазах его была некая загадка и суровость, а густые брови добавляли суровости. Но взгляд его был вполне добродушным и предрасположенным к диалогу. Конечно, за пазухой Фредерик прятал грех жадности, но это присуще большинству крестьян, бродячих и обычных. — Что ж, можете подождать минутку? Мне надо забрать изумруды из лавки. — объяснился Фредерик. — Да, конечно. — отозвался лысый, после чего упёрся об ветхую сосну спиной, томно вздыхая и ожидая свою жертву. Но через пару минут ожидания послышался оглушительный грохот и крики торговца, включая ненормативную лексику. Кажется кареглазый задел забитый до краёв сундук и всё, что было внутри старого деревянного хранилища, незамедлительно посыпалось на пол. Треск камня, грохот вёдер, разбитие стекла – множество звуков смешались в хаотичную какафонию шумов. От такого неожиданного грохота Уильям вздрогнул, ведь никогда не любил громкие звуки и крики. На лице старшего же не шевельнулось ни мускула и лишь в очах читалось раздражение. — Да ёб твою мать! — яростно матерился Фредерик. Через мгновение он высонулся из своей повозки, — Слушайте, святые отцы... Кажется я тут надолго. Надо полностью перебраться, а это займёт добрые пару часов. Так что я к вам позже загляну, ладно? — ...Ладно. — раздражённо сказал лысый, стараясь не показывать призрения и гнева по отношению к Фредерику за неосторожность оного, — Приходи, обязательно поможем тебе, странник. Всего... Доброго. — До свидания! — добродушно попрощался Уильям, одарил нового знакомого доброй улыбкой. — Всего доброго, служители Бога. Братья вышли с поляны, где располагалась повозка Фредерика. На душе Уильяма было спокойствие, граничащее с радостью. Несмотря на попытки заглушить собственную совесть, внутри блондин понимал, что это незаконно и аморально. Эксперимент Энтони шёл вразрез с любым нравственным законом. Так что факт того, что невинный торговец избежал участи лабораторной крысы, не мог не радовать алхимика. — Первый и тут же промах? Ты же говорил, что ты хорош в попытках договориться. — саркастично подколол своего брата Уильям. Такие язвительные шутки не в его стиле, но радость из-за неудачи Энтони дала ему уверенности. — Закройся. — холодно отрезал Энтони, раздражённо прожигая взглядом своего брата, — Моя неудача – твоя. — Ладно, прости. — тихо извинился Уилл, сохраняя роль смиренного помощника учёного. — Искать в городе – действительно провальная идея, даже бедняка. Отправляемся в Бэквудс. — приказал алхимик. — Бэквудс? — Идём, тут не далеко. Ты всё поймёшь на месте. И так, Энтони и Уильям направились в неизвестном для последнего направлении. Сначала они мирно прогуливались по яркому солнечному городку, где после верного труда отдыхал простой народ. Настоящая гордость Магнустеры – город Маргарита-Орам. Дословно с латыни: Побережье Жемчужин. Это была столица великого княжества, где и кипела большая часть жизни молодого государства. Маргарита-Орам была создана путём объединения трёх крупных деревень, которые специализировались на торговле жемчугом. Это был прибрежный город, поэтому часто мореплаватели, доставляющие из одного конца мира в другой припасы, останавливались на берегу этих деревень. За счёт своего расположения город разбогател, став столицей позднее. Большинство зажиточных крестьян, писателей, научных деятелей и купцов после этого переехали именно в Маргариту-Орам, за счёт чего прекрасный город стал ещё богаче. Красивые, роскошные дома из качественного дерева ныне украшали опрятные улочки образцовой столицы, поддерживая её богатый вид. Дома и поместья располагались на крепком фундаменте из каменных кирпичей. Жильё разношёрстных крестьян, памятники культуры и здания, в которых кипела работа любого ремесленника. Таким зданием была и крепкая кузница Пэла и Джона, где ежедневно рождались множество орудий труда. Так же и старинная церковь братьев-священников относилась к этому списку. Но чем дальше шли алхимики, тем мрачнее становились улочки. Прошло всего пару минут, но от развитой столицы не осталось и следа. Дома из больших и роскошных поместий, сделанных из обтёсанной качественной еловой древесины, что стояли бы на века, становились жалкими дряхлыми халупами. Убогие домишки были из старых, в некоторых местах гнилых досок, прекрасно показывая душу жильца этого дома. Стёкла в домах были потресканными и старыми. Такие виды отталкивали любого порядочного жителя. — Nous sommes donc sur place. Backwoods. La citadelle de la pauvreté et de l'impiété de Magnoustera.² — произнёс заклинатель. Захолустье Магнустеры, Бэквудс –место, где и живёт большая часть нищих, пьяниц и бродяг. Если и искать бесполезного грязного крестьянина, то данная деревушка подойдёт идеально. Если кто-то пропадёт, то вышестоящие органы даже не станут искать. Причин может быть много: напился, упал в канаву и уснул; пошёл в лес, потерялся, убит зомби; под воздействием алкоголя утонул в болоте. Неисчислимое количество вариантов куда может деться деревенский пьяница. Виды Бэквудса пугали юного Уильяма. Белокурому в нос ударил отвратительный запах: мерзкая смесь из спирта, отходов, гнили и табачных изделий. Запах пабов и подвалов заброшенных домов. Запах бедности, отчаяния, безысходности. Такое зловоние резало голубые глаза юноше, а в горле вновь нарастал ком, пока содержимое желудка начинало пробивать себе путь обратно наружу через полость рта. — Какой кошмар... Все эти люди вокруг... Так бедны. — с дрожью в голосе произнёс Уильям. — В каждом обществе, брат мой, — начал свой монолог Энтони, скрестив руки за спиной и начиная идти вперёд по грязным улочкам, — Есть люди, что живут на самом дне. Само собой, нам говорят, что равны все, но на деле есть равнее. Кто-то богат, кто-то не очень. Но самая низшая прослойка всегда самая жалкая. Тебе лишь об этом не рассказывают. А таких падших сгоняют в один гнойный угол. — продолжал он, — Это сравнимо с яблоней. Это может быть прекрасное, великое дерево. Но всегда, где-то в листве, найдется пару гнилых сучков, которые отравляют всё дерево. Лучше обрубить эту гниль, чтобы избежать заражения всего дерева. И, по итогу, всем обрубленным сучьям место на помойке. — Но почему бы не постараться вылечить сук? Можно отстроить новые дома, дать образование всем этим людям. — негодовал юный Уильям. — Посмотри вокруг, брат! — резко остановился и раскинул руки священнослужитель, показывая и тут же описывая разруху Бэквудс, — Старые, убогие холупки. Полуразрушенная ограда, через которую лишь с Божьей помощью не прорвались мертвецы. Не выгодно, чтобы у всех было всё хорошо. Если ты потратишь средства на больную ветку дерева, у тебя не хватит сил на ту, что только стала заболевать и чью болезнь ещё можно предотвратить. А здесь же.. не имеет смысла. Посмотри, какие чистые и богатые улицы у нас, в Маргарите. Если тратить деньги ещё и сюда, то на Маргариту не хватит финансов. Хотя... Даже так, вспомни, что наша церковь рушится на кирпичи. Изумрудов уже маловато. Пройдя чуть дальше, Энтони увидел какого-то бездомного. Он сидел на грязном полу в каких-то болотных лохмотьях и в капюшоне, чья тень почти полностью закрывала лицо. Нищий сидел с табличкой, на которой красовался крик помощи и просьбы дать милостыню. На полу рядом лежала старая, уже изрядно треснувшая деревянная миска, полностью пустая. Уильям не смог пройти мимо и вручил бездомному два изумруда, что были у него с собой. — Да благословит вас Господь. — послышалось из под капюшона. — Тц... Да даже глянь на этих людей. Как думаешь, как они до такого докатились? — приподнял бровь Энтони — Ну... У кого-то точно что-то произошло. Попались на грабителей может быть. А другие, н-ну... — Зелья на спиртовой основе. И таких подавляющее большинство. — отрезал зелёноглазый, перебив, но при том закончив мысль своего брата, — Как ты сам думаешь, сколько понадобится сил, чтобы восстановить Бэквудс и превратить этих немытых грешников в здоровые ячейки общества? Хотя не отвечай, это риторический вопрос. Это невозможно. Это не выгодно, повторяю вновь. Так что тебе пища для размышления: когда будешь проходить мимо замка Магнуса IV подумай, насколько капитальный ремонт нашей церкви можно было бы устроить за те деньги, которые ушли на статуи, кварц и прочий декор поместья князя? Энтони замолчал. Уильям тоже молчал, впитывая всю информацию, что ему рассказывал старший брат. Юноша и не мог подумать, насколько же отвратительным и несправедливым может быть мир. В голове парня засела фраза: — Равны все, но есть равнее... — прокручивал из раза в раз у себя в голове юноша, – Такое место, где ты либо шахтёр, либо голодаешь... Такая истина кажется очевидной для любого здравомыслящего взрослого человека, что столкнулся с истиной бытия сиего. Но точно не для молодого священнослужителя, который пережил множество страшных событий, весь ужас и безнадёжность которых не осознал, в отличии от своего брата. — Безнадёга... — единственное слово в голове Энтони. Даже у такого как он мурашки по коже от всего отчаяния, которым пропитан Бэквудс, — Слава Богу, что мы выбрались из такой нищеты. Не зря не спал я ночи напролёт. Пройдя ещё совсем немного дуэт священников заметили мужчину примерно 40 лет. Он был полного телосложения. Его лицо украшали синяки под глазами и густые брови, что когда-то придавали ему суровый вид. Голова была лысая, нос картошкой, но при этом искривлен от множества падений в пьяном угаре. Рот и губы были весьма большими, окружённые грязной щетиной. Одет мужчина был в старую сальную рубаху болотного цвета, что порвалась в некоторых местах и на которой красовались пятна неизвестного происхождения. Штаны были коричневые, тоже порванные. Старый кожаный ботинок был лишь один, что когда-то был выловлен в реке без подошвы и куска носка. Из дыры торчали грязные пальцы с кривыми, нестриженными ногтями. Вторая нога была полностью обнажена, столь же грязна и неопрятна. Глаза нищего были тёмно-зелёные и блестящие от действия алкоголя, пока взгляд не выражал ничего. Обычно по глазам человека можно много чего понять, ведь глаза – зеркало души. Однако в таком падшем пол воздействием алкоголя человеком не было не ума, не чувств, не желаний, не мыслей, не мечтаний. Только порочная жажда алкоголя. Данный грех особенно сильно бросался в глаза двум учёным ведь, в конце концов, они всё ещё священнослужители и осведомлены о заповедях Божьих. Сомнений быть не может – это Фрэнк, старый сапожник и тот ещё пьяница. Запах от него был столь зловонный, что перебивал вышеописанные запахи гнили, алкоголя и табака, что так и разил на улицах Бэквудса. Более того, из-за зловония нельзя было подойти к Фрэнку ближе, чем на двадцать шагов. В руках он держал зелье на спиртовой основе, что с удовольствием распивал. — Ох... Это он. — брезгливо сошло с уст Доктуса старшего, — Ну... Его точно никто не будет искать. Братья–учёные подошли к алкоголику. Глаза белокурого вновь заслезились от мерзкого запаха, а нос тут же был заткнут рукой. Но несмотря на это ароматы пробивались через защиту, так что содержимое желудка уже активно изъявляло желание покинуть организм Уилла. Юноша держался позади колдуна, ибо подходить ещё ближе к сапожнику просто не хватало духа. — Здравствуй, Фрэнк. — поздоровался Энтони холоднокровным голосом и спокойным лицом, хотя брезговал он не меньше своего младшего брата. — Э... — Фрэнк повернулся. Очевидно, он был пьян в стельку, о чём свидетельствуют блестящие глаза сапожника, — Мужики, вам чего? Опохмелиться не дам, не просите! Вообще... Вообще не дам ничё! — мямлил убогий, с трудом выговаривая слова. — О Господь Всемогущий... — шептал Энтони, тяжело вздыхая, — Дай мне сил. — А... Стоять! Святой Отец, ты что ли? Ха-ха, не узнал, не узнал, чё сказать. А тебе, собственно... По какому вопросу? — Следуй за нами. Поверь, это не на долго. — спокойно произнёс священнослужитель. — Ммм, дай-ка подумать... — протяжно замычал алкоголик, — Э... Нет. — Ч-что? — такой ответ удивил сразу двух братьев, — Но почему? — Нет блять, я сказал нет, значит, сука, нет! — обрушил Фрэнк ненормативную лексику на заклинателя, агрессивно смотря, крича и рыгая, — Мне на этой скамейке заебись! А теперь иди нахуй, я спать! — он стал укладываться на скамейку, желая отправиться в царство Морфея прямо под открытым небом. — А если за бутылочку зелья на спиртовой основе? — хитро улыбнулся Энтони. Он знал, чем подкупить пьяницу. — Ооо! — послышались радостные стоны, — Вот это по нашему, по Бэквудскому! Делиться надо? Надо! Так что давай, Святой Отец, бутылочку. — Non, non, non! D'abord l'action, puis l'argent!³ — сурово произнёс Энтони на иностранном языке. — ..Каво и шо? — сошло с губ Фрэнка, что абсолютно ничего не понял. — Говорю: сначала ты за нами, а бутыль на месте. — Ааа... Ну ладно. Куда надо, мужики? — К нам в церковь. Тут недалеко. — А... Угу. Что только не сделать, ради... Бога! — несколько завороженно произнёс пьяный нищий и глянул своими стеклянными глазами на небеса, после подняв палец в небо. — Тц... Какой кошмар. — шептал Уильям, не вынося позорных действий алкоголика. В голове он также, как священник, осуждал действия брата, ведь он должен заставлять людей бороться с грехами, а не усугублять уже имеющиеся пороки в своих корыстных целях. Поднявшись во весь рост, Фрэнк глянул на братьев-священников, пошатываясь на ватных ногах. Он закинул голову и приложил к своим губам бутылку, допивая зелье на спиртовой основе. Через пару мгновений, полностью опустошив сосуд, он кинул стеклотару в неизвестном направлении и задорно улыбнулся. Сделав пару неуверенных шагов, словно живой мертвец, пьяная туша упала на землю. — Дико извиняюсь, мужики. — слышалось с трудом разбираемое бурчание пьяницы, — Вот прям тысяча-сука-нахуй-кратные извинения! У меня, этот... Ну как его... Ну этот самый, бля! Вест... — мужчина стал пытаться выговаривать слово, — Вестибюль... Вест... би.. ля... Вестибулярный аппарат нарушен! Вот, да-да-да-да-да-да-да! — на выдохе произнесла пьянь. — Уильям... Мой дорогой брат, друг и товарищ. Помоги Фрэнку добраться до нашей чудной церквушки. — максимально добродушно обратился Энтони к брату. — ... В этот момент в глазах Уильяма читалась гремучая смесь из множества отрицательных эмоций. В первую очередь это, конечно, невероятное отвращение к подопытной крысе Энтони. Как мог человек так глубоко пасть в своём существовании? Это точно настоящее грехопадение и деградация крестьянина. Настоящий деревенский мужчина должен быть человеком с большой буквы – трудолюбивым, сильным и смелым, что мог бы стать примером для подражания у детей. Но то существо, что предстало перед Уильямом в это момент, нельзя назвать мужчиной. Это животное, что страстно упивается собственными грехами. — Как бы общество не было гнило, по словам Энтони, — размышлял голубоглазый, — Однако человек обязан работать на его пользу. Но не зарабатывать только, чтобы напиться в баре. Фу, как же отвратительно. И мой брат заставляет меня на моём горбу тащить такое животное? В голове парня бурлила злость и негодование по отношению к самому Доктусу старшему. Он скидывает на Уильяма самую грязную работу из тех, которая только могла быть. Переть эту тушу через улицы, хотя даже на расстоянии в полметра от Фрэнка из-за его запаха у Уилла слезились глаза. Белокурый не мог, чисто физически. Однако он, стараясь быть образцовым священником и боясь возразить Энтони, выбрал смирение. — ...Ладно. Но, умоляю, помоги мне его дотащить. Я... — юноша пытался придумать, как бы сформулировать мысль, чтобы не задеть Фрэнка. Игнорируя отношение к алкоголику, священник научен быть вежливым, — Просто понимаю, что слишком слаб, дабы тащить столь крупного человека, как Фрэнк. — Ох-хо-хо, да, я такой! — ворвался в разговор пьяница, добродушно рассмеявшись, — Надо бы похудеть к лету. Благо в запасе у меня ещё есть пару-тройку месяцев! — Фрэнк, сегодня двадцать первое мая. — искося глянул Энтони на пьяницу, словно на полоумного, — Если что, то сейчас триста первый год. — Ох ты сука! — удивился нищий, — Я ж все долги просрочил! Хотя.. хехе, всё равно знают-же, что трясти с меня нечего. Максимум обувь им починю за бесплатно. — Так.. помочь, да? Ну ладно. — согласился Энтони, тяжко вздыхая, — Чего только не сделаешь, чтобы помочь ближнему своему. Особенно когда это твой брат. В тот же момент Фрэнку помогли подняться с сырой земли и он облокотился на дуэт священнослужителей. Резкий запах ударил в носы двух учёных, пока Уильям с трудом сдерживал рвотные позывы от этого зловония. Но, смирившись со всей участью, они поковыляли до церкви, проходя через весь Бэквудс вновь. Шли они молча и путь занял в районе пары минут, ведь Бэквудс, хоть и густонаселён, но достаточно мал по площади. Виды были все столь же деспотичны, грешны и бедны. Отчаяние нищеты – так можно характеризовать картину, что была перед глазами братьев Доктусов. Мысли в голове Уильяма были спутаны и гневны. Он старался просто принять свою участь, но это было очень проблематично, даже для такого терпеливого и смиренного парня, как голубоглазый. Так продолжаться долго не могло, ведь в душе юноши вновь расцветал стебель сомнения: стоит ли помогать Энтони в его пути? Он может и брат, который заменил юному Уильяму отца и мать, но это не отменяет того, что его деяния полностью противоречат законам Божьим, нравственным и княжеским. На полпути Энтони не выдержал. Помимо того, что рядом с сальным телом было невыносимо из-за запаха, было до жути душно, ведь Фрэнк был толстым. Доктусы не выдержали бы столь длительный путь. — Предлагаю срезать дорогу через лесистую местность, — заявил лысый священник, — Если будем идти привычным путём, то потеряем время. — А мы спешим, Святой Отец? — спросил Фрэнк. — Деньги – время. Любишь деньги – не теряй время. — произнёс Энтони. Он уже говорил данную фразу на ином языке около часа назад, но поскольку Фрэнк – необразованный крестьянин, он не знал этого языка. Согласившись с Доктусом старшим, Уильям и Фрэнк решили свернуть. Они оказались на окраине тайги, где титаны-ели, что словно хранители леса, возвышающиеся до небес для лучшего обзора на народ людской, заменялись на всё более и более мелкие деревья, притом преимущество было за стариками-дубами, с которых свисала поникшая листва и лианы, в которых запросто можно запутаться. Земля под ногами становилась мягче, а идти было немного тяжелее. Твёрдая, чуть ли каменистая почва, усеянная бледно-бирюзовой травой, что можно охарактеризовать как тундровую, заменялась на тёмную и грязную, скорее болотную. Да, действительно, это пограничье между прохладной тайгой и лесом, что перетекал в болотные топи на юге от Магнустеры. Здесь же уже были болотная вода и грязь, что формировали небольшое зловонное озеро. Это страшное, перенасыщенное магией и алхимией место, унесло немало жизней. Так что на дне болот покоятся останки погибших путников. Старые скелеты, что покрылись тиной и мхом. В их голове начинали прорастать грибы, а глаза светятся мистическим светом, лишь подчёркивая место обитания данных существ. Ведь когда солнце заходит за горизонт остатки утопших встают со дна болота. Болотники – один из видов нежити, что мастерски орудует луком и чей удар может вызвать у вас какую-то инфекцию. Опасные противники, что часто сопровождают более слабых зомби и скелетов во время осад на деревни. И в месте обитания именно таких пугающих существ и произошёл инцидент. На полпути по этой смешанной местности, где загадочность болотных топей и холод хвойных лесов переплетались, неуклюжая пьяница оступилась. Фрэнк, несмотря на поддержку от братьев, полетел кубарем вниз, прямо в болотные топи. Уильям и Энтони, не без труда, но избежали падения. — Чёрт, Фрэнк! — воскликнул Энтони испугавшись. Он не желал чтобы время, которое Доктусы убили на транспортировку этого жителя, было потрачено зря, — Он же утонет, ч-чёрт... — Пхех. Бог в помощь, мужики! Водичка хороша! — послышалось из болота. Фрэнк, мало того, что не тонул, так ещё и плавал на спине, самодовольно ухмыляясь, — Знаете, я тут поразмыслил и пришёл к выводу: я передумал, остаюсь тут! Алкашку сам нагоню. А сейчас я за подболотниками. Грибы – сказка! Как закусон – самое оно! Произнеся эту речь пьяница нырнул в болото, начиная искать грибы, после чего от него не осталось и следа. — ... — ... Энтони и Уильям были в немом шоке от всей этой ситуации. Им хотелось злиться из-за упущенного времени, потраченных впустую сил и факта того, что Фрэнка приходилось терпеть зря. Но в тоже время Доктусам хотелось заливаться хохотом от абсурдности ситуации и комичности картины, что им пришлось лицезреть секундами ранее. Пьяница в одних лохмотьях ныряет в болото за грибами. Звучит как начало анекдота, не иначе. Но ситуация, безусловно, была странной. Два брата просто стояли на краю и смотрели на мутную воду пустыми глазами, не зная что сказать и как реагировать. — Интересно.. а он утонет? — Уильям первый решил хоть что-то спросить. — Не думаю. Такой пьяница как он не покинет мир живых так потешно. Но зачем ты спрашиваешь? Будто тебе есть дело. — приподнял бровь зелёноглазый. — Ну... Не то, чтобы есть, однако он тоже человек. — Он грешник. Ты сам лицезрел виды Бэквудс. Покинутый Богом уголок Магнустеры, что утопает в собственной нищете. Рассадник грехов. Место, где каждый человек прошёл грехопадение. — холодно сказал Энтони, скрестив руки на груди, — Зависимости. Все грешные страсти к алкоголю, наркотикам, табака, блуду. Это место отвратительно. И жители его не лучше. Ты сам лицезрел Фрэнка: это пустой взгляд, он ничего не выражает. Этот человек мёртв, осталась пустая оболочка. — Наверное ты прав. Ладно.. предлагаю не думать об этом. Честно говоря у меня до жути болит спина, а одежда вся пропитана вонью этого пьяницы. Я в душе не чаю как это отстирывать. — жаловался Уильям раздражённо. — Ну слушай... Ты, пожалуй, иди и отдохни. Помойся, смени одежду, полежи. Всё же тебе такое пришлось вытерпеть. — Энтони добродушно глянул на брата, — А я пока поброжу по Бэквудс ещё. Быть может найду кого-то в одиночку. — Хорошо. Спасибо, брат. — белокурый одарил зелёноглазого лучезарной улыбкой благодарности. Энтони улыбнулся в ответ. Мгновение спустя, два брата разошлись в разные стороны. Младший отправился обратно в церковь, желая отдохнуть и смыть с себя вонь этого страшного грешника. Старший же продолжал поиски своей лабораторной крысы, чтобы наконец-то закончить то, к чему идёт так долго. — Мои мечты, мои старания... — бормотал себе под нос священнослужитель, — Они станут явью, окупившись. Уильям будет горд за меня. Он поймёт меня целиком и полностью. Надо, иногда надо пройти по головам, чтобы достигнуть цели. Порой надо так. — Энтони резко остановился. Он тяжело вздохнул и глянул на небосвод, — Порой нет выбора. Он стоял и смотрел на небо несколько минут, словно под гипнозом, размышляя о прошлом. Жажда славы – это, конечно, желание Энтони и мотивация работать над тотемом бессмертия. Однако есть что-то куда глубже, важнее, ценнее. Что-то, что не даёт Энтони спать ночами. Мысли о прошлом. — Молодость сложно забыть... — пропел священник, — Но знаю я в силах всё изменить... Опустив голову он достал из внутреннего кармана золотой кулон. Открыв его взгляд зелёных измученных очей упал на изображение миловидной блондинистой девушки. Её глаза были зелёными, глубокими, задумчивыми и мечтательными. Точно такие же, что когда-то были у самого Энтони. — Je reviendrai sûrement.⁴