– Я ушам своим не могу поверить, это вообще ты говоришь?
На полу комнаты образовалась целая мастерская. Софья Николаевна и Маня сидели на ковре, склеивая и собирая детальки своей маленькой оранжереи одну за другой. Цветные горшки из бумаги, бисера и проволоки, деревянные стульчики-малютки и искусственный мох были разбросаны по всюду, в углу стоял каркас для общей сборки. Соня отвлеклась от комода, который только начала делать, и глядела на подругу круглыми глазами.
– Я не знаю, как ещё рассказать. Соня, я ведь его на прощание поцеловала... – нарастающая дрожь в Машином голосе выдавало, как к ней приходило ужасающее осознание.
– Что, прости, повтори? – вытянув шею, Софья довольно прищурилась и поправила очки с толстой оправой.
– Да не в губы, конечно, не... боже, нет! – воскликнула Маня, размахивая руками и скрывая свежий румянец на щеках.
Подруга усмехнулась, немного огорчённо, но вскоре ухмылка эта сменилась на одобрительное кивание:
– Да, не ожидала от тебя такой смелости. Растёшь. Так, глядишь, скоро ему в любви признаешься.
– Да я не...
В горле застряли слова – ну зачем тут лгать? С Маши сошёл тяжёлый вздох, однако в груди не полегчало. Покрывая картон белой краской, она пролепетала:
– Не могу я. Ты бы знала, как это страшно: с Пашей так хорошо дружим, можем говорить обо всём, а это не получается мне сказать.
Она наклонилась ниже, тщательно докрашивая края картона. Всё же очень сложно впервые обсуждать такое с Соней, а она ведь как родная. Когда Маня гостила у подруги, то чувствовала, что ей здесь рады. Семья тепло принимала её в свою милую и уютную квартиру, а комната Софьи, в которой они чаще всего засиживались, завораживала Машу мистической красотой. Особенно приковывали внимание стены, увешанные большими географическими картами. Были даже ночные, с созвездиями, которые светились в темноте. И так странно: на кровати целая куча забавных мягких игрушек, а компьютерный стол по соседству оставался в преданном педантичном порядке. Это удивительное сочетание Машу всегда смешило, когда заходила в комнату. Сразу видно – Софья Николаевна, как её уважительно нарекали по отчеству даже одноклассники с параллели. Неподозревающие могли думать, что говорят про какого-нибудь учителя, однако своим сдержанным видом она действительно немного напоминала профессора.
– Понимаю, – услышала вскоре Маня. – Но проще будет, когда выговоришься. Ты же мне сейчас всё так расписывала: про концерт и прочее...
Маша стала покрывать картон вторым слоем краски:
– Возможно. Я пару раз болтала про «предложение поимпровизировать звучит как предложение руки и сердца» (но звучит же!), а Паша хороший на память и очень изобретательный по нраву, да и ведёт он себя по-другому: молчаливый такой, замкнутый. И потом... – веки сами стеснительно опустились. Даже голос переменился, стал более ласковый, потаённый. – Он так меня называет...
«…Маня и Рябинка», – продолжила фразу, но не произнесла вслух. Она не могла забыть, однако это была тайна. Маше достаточно всего мысли об этом, чтобы уже робко потупить голову.
София сжала губы «бантиком», размышляя над всем сказанным. Казалось, ещё немного, и через толстые линзы она скоро увидит её насквозь. Заметив, что уже давно выронила кисточку и картон из рук, Маша продолжила красить:
– Но я всё равно не уверенна. Может, это я себе всё напридумала, по глупости? Из ничего...
– Подожди, ты слышишь, что говоришь? – остановила Соня. – Ты, конечно, впечатлительная, но не до такой степени. Впечатления к этому времени должны уже остыть.
Софья вздохнула, поставила готовый комод возле чайного столика размера с мизинец и затем начала следующее:
– Послушай внимательно: кто-кто, а Паша точно очень ценит тебя. Я готова поставить всё, да хоть свой компьютер, что Паша никогда тебе плохого не скажет. В этом я уверенна на все сто! Он не из таких, которые болтают одно, а на деле и яйца выеденного не стоят. К тому же вежливый. Он уважает тебя и всегда готов выслушать! Понимаешь? Поэтому не забивай себе голову всякой ерундой – не бойся и не сомневайся.
На сердце у Маши заметно отлегло. Наверное, из-за того, как без замедления и чётко сказано: «Паша точно очень ценит тебя». Будто это нужно было произнести вслух, чтобы успокоиться.
– Спасибо тебе, – Маня кивнула в знак благодарности.
Взгляд Сони вмиг потеплел, а к губам прикоснулась улыбка. Редкая, но всегда настоящая и греющая до глубины души.
– Скажи ему всё, – одно мгновение, и Софья снова приняла серьёзный вид. – Или хотя бы начни. Если вы хорошо ладите, то не надо избегать таких вопросов. Потом может оказаться, что и не стоило бояться.
На последнем Маша негромко хмыкнула и облокотилась на тумбочку (настоящую, не из поделок):
– Бояться... – повторила туманно она.
Ещё одна вещь, которая должна была прозвучать. Уже столько лет она держалась храбрецом, но казалось, что смелости постоянно было недостаточно. Каждый раз не хватало совсем немного. И только семь лет музыкальной жизни с частыми выступлениями на публику закаляли дух и ослабевали страх. Вместо него за роялем раскрывались другие чувства, которые так отчаянно она хотела передать, чтобы хотя бы на пару минут своего выступления раскрыть, что хочет на самом деле донести сердце.
Помедлив, Маня всё же протянула:
– Бояться, как бы лишние слова не испортили дружбу.
Она никогда не говорила об этом, но мысль постоянно таилась внутри и временами тревожила. Вот скажешь: «Люблю тебя», а что потом? Если ответа не последует и при каждой встречи он будет вспоминать твоё «люблю» и решит избегать тебя от греха подальше? А если ответ есть, то как себя потом вести, что делать? Тоже прятки какие-то. С любой стороны всё расшатывается. Не проще ли оставить всё как есть?
Соня несдержанно вздохнула, прорычав, что означало: «Опять ты за своё!». Но потом последовала всё та же непоколебимость:
– Не испортят. Маша, такая дружба ничем не портится! Поверь, я бы так не говорила, если бы не знала ни тебя, ни Пашу. Можешь в моей правде не сомневаться – главное, не сомневайся в своей.
– Именно поэтому ты лучший советчик, – уголки рта Мани слегка поднялись. – Ты реалистка: всё видишь и умеешь думать холодной головой.
– Стараюсь.
Положив руку на крышку тумбочки, Маня почувствовала, что задело что-то локтем. Это оказался старый магнитофон – он всегда стоял тут и, словно старик, тихо доживал свой век. Чёрная краска уже местами поцарапалась, некоторые кнопки проваливались внутрь. Правда пыли на нём не было.
– Давно хотела спросить: он работает?
Соня загадочно хмыкнула. Она подползла на коленках ближе и заговорила, будто речь зашла о тайной волшебной шкатулке:
– Работает, я проверяла, – и мягко провела пальцами по корпусу магнитофона.
– И ты включаешь? – удивилась Маша.
– Временами. У папы сохранилось много хороших кассет со старой музыкой, я иногда их вставляю, когда захочется этакого. Слушаю и занимаюсь монотонной работой. У папы в молодости был хороший вкус.
Видя, как Софья предалась воспоминаниям, Маша не могла ею налюбоваться. Когда Соня говорила не про географию, физику или ещё что-то связанное с наукой, а о чём-то личном, например, об отце, то с неё сходил вычурный образ «профессора» и оставалась простая девочка. Которую иногда со спины путали с мальчиком из-за короткой стрижки и высокого роста, однако это никогда её не обижало.
Тёплый ностальгичный взгляд сверкал в её глазах, как самоцветы. В такие моменты Маня понимала, почему дружит с Соней, и удивлялась, отчего они начали общаться только с седьмого класса.
– Павлику такое понравится. Он любит всё старое, – сказала Маша, глядя на магнитофон.
– Правда? Что-то ты недостаточно старая для него, – кинула Софья с широкой улыбкой.
– Эй, ну перестань!
Снова, как птица, она замахала руками, но подруга продолжала довольно хихикать.
Дружеские «подколы» нарушил мамин голос из кухни под командой: «Софа-а-а! Развесь вещи из стиралки!» Бросив на автомате громкое: «Хорошо», Соня объяснила, что ненадолго отойдёт, однако Мане как раз уже пора домой.
– Я сейчас тебя провожу.
– Да чего там проводить, три минуты от соседнего квартала, – но Маша уже наблюдала, как подруга натягивала на босые ноги носки.
Выйдя из тёплой квартиры на улицу, Машин нос скоро нарумянился, холодок жадно протискивался под пальто, заставляя с непривычки вздрагивать. О чём не скажешь о Софье – накинула куртку, а коленки голыми торчат из-под шорт – любой мороз нипочём!
– Можешь ещё поклеить оранжерею – только не заканчивай без меня, – произнесла под конец Маня.
Софья Николаевна нарочито покачала головой и засунула руки в карманы:
– Да куда же я без тебя закончу. Можешь приходить почаще, папа ещё неделю в командировке будет.
Они попрощались, и Маша пошла в сторону своего дома.
На улице тихо. Голые деревья замерли, словно на картинке. Как в тех журналах, такие фотографии бабушки любят ещё вырезать и отдельно вешать в рамочки. В местах, где не доходил свет фонарей, виднелись звёзды, и так отчётливо, что небо превращалось в мерцающее полотно. Почему-то в нетёплую погоду они выглядят особенно ярко, напоминая снег. Маша чуть не поскользнулась, пока их разглядывала, и посмеялась с самой себя. «Дураки смотрят на небо», – шутливо промелькнула фраза, которую она уже забыла, где слышала.
Взгляд уже бегал по окнам, пустым лавочкам, машинам возле её подъезда, и Маша несдержанно ахнула, когда среди них нашла знакомую.
– Аркаша... – прошептала она и радостная рванула домой.
Миновав лестничную клетку и распахнув дверь квартиры, Маша стала жадно выискивать в прихожей новую появившуюся куртку или пару обуви. На кухне были отчётливо слышны голоса
всей семьи. И когда в доме поняли, что пришла Маша, первый выглянул парень в тельняшке и с серьгой в ухе, как у моряка.
– Аркаша!! – воскликнула Маня.
И бросилась к нему обниматься, будто они не виделись вечность. Аркадий с лёгкостью поднял её на руки, как если бы ей было всё ещё семь лет.
– Приехал-таки!
Старший брат улыбнулся её словам и опустил Машу на пол.
– А как не приехать и не повидать любимую сестрёнку?
– А братишку ты так же хотел повидать? – в проёме прихожей появился Дима, деловито скрестив руки и хитро ухмыляясь. Брови и волосы у него тёмные, приглаженные, как у скворца.
– Конечно! – ответил Аркаша. – Куда тебе деться? Тоже так хочешь?
Аркадий взялся теперь за него. Димка начал отнекиваться, изворачиваться, но они скоро принялись по-братски драться друг с другом. Видеть, как Дима с серьёзным лицом старается прыгнуть на высоченного Аркашу, было уморительно.
– Ну всё вам, хватит бодаться, мальчики! Пойдёмте есть, я уже курицу из духовки вынула! – из кухни прозвучал голос мамы, который никого не оставил равнодушным.
За стол уселись все Рябинины, каждый на своё постоянное место – кто-то возле стенки, кто-то по середине, а кому ближе к окну. Мама вновь наготовила всего, что только можно: от разных салатов и бутербродов с творожным сыром до жареной картошки с мясом и овощами, и всё хотелось попробовать. Для Маши это остаётся секретом, как можно столько всего приготовить за короткий срок.
Вечер проходил уютно и без сюрпризов. Аркадий, как всегда, медитативно тёр щеку и рассказывал о работе: про какие-то чертежи, сооружения, механизмы, в которых Маня мало что понимала. А он в ответ расспрашивал о делах остальных.
– Да что там говорить: семинаров куча, домашки много, читать по ней ещё больше, – жаловался Дима на свой ветеринарный, ковыряясь вилкой в еде. – Мне бы автомат получить за неорганику – там экзамен тяжелый, остальное как-то потяну.
– А с преподавателями у тебя хорошие отношения? – спросил Аркаша.
– В процессе.
– Это как? – было заметно, что Аркадий сдержал ухмылку.
Но ответ услышал с другой стороны стола:
– Это значит: «Надо меньше спорить и больше слушать» – внедрился в разговор отец, который и не думал скрывать забавность ситуации.
Неловко поджав губы, Дима дал понять, что всё именно так. Брат покачал головой:
– И в кого ты у нас такой упёртый?
– В себя, наверное, – выдал Димка и почему-то это сразу всех развеселило.
– Слушай, ну упёртость – это не всегда плохое качество, – заверил после смеха Аркаша, накладывая себе ещё курицы с картошкой.
На его слова тут же согласилась мама:
– Вот именно! Это ещё говорит о старательности человека. Ты не думай, Дима, что мы против, просто к некоторым людям подход нужен: кто-то от того, что его поругают, лучше станут работать, кто-то – заплачет и совсем опустит руки.
Маша хмыкнула под нос, понимая, что эта фраза в духе мамы – о подходе к людям, как с ними разговаривать, чтобы их защитить, поддержать. Димка же цокнул языком, но дал слабое обещание, что попытается наладить отношения в институте.
Вскоре испачканные тарелки отправились в раковину и на столе появлялись чайные чашки. На кухне теперь горел тёплый свет вытяжки, и он мягко ложился на белые блюдца с пирожными, купленными старшим братом по дороге.
Речь зашла о праздниках, и оказалось, что друг Аркадия пригласил на день рождения. Родители стали расспрашивать:
– Аркаш, – начал папа. – А как планируется провести?
Тот без задней мысли ответил:
– Да как обычно, соберёмся с компанией, пока не решили.
– И кто будет? – спросила мама, и Маня всё больше чувствовала причину, почему они это спрашивают.
Брат стал перечислять имена всех ребят, с которыми он общался и дружил ещё со школы. Перечислял, не глядя на родителей, и не замечал, как их лица постепенно принимали обеспокоенный вид.
Наконец, папа решился спросить:
– Ну, а из девчонок кто-нибудь будет?
Этот вопрос задавался так часто, что он уже стал шаблоном, который можно было дословно предугадать.
На это Аркаша неопределённо пожал плечами:
– Не знаю, у многих дела, пока непонятно, кто сможет.
Родители почти незаметно грустно переглянулись. Каждый раз, наблюдая эту картину, Маша тоже невольно вздыхала: понятное дело, Аркаше ведь уже двадцать шесть, они беспокоятся за него. Такой хороший, а ещё холост.
Аркадий перевёл тему разговора и обратился к сестре:
– Слушай, а ты чего не хвастаешься? Ты ведь на днях на концерте выступала, так?
– Да, но там ничего такого нового – мы каждый год ведь проводим весенний концерт.
– Ой, да концерт замечательный! Для вас это «ничего такого» выходит так мастерски, как у самых настоящих профессионалов! Верно, Вась? – сказала мама, и папа быстро подключился.
– Конечно! По себе знаю, как тяжело учиться и выступать. Особенно мне нравится, как ты у нас играешь, всегда с душой. А ещё мне особенно нравится, как Пашка играет. Паша, верно ведь?
Как только прозвучало его имя, у Маши внутри всё затрепетало. «Ну вот, теперь я после Аркашки должна это пережить».
– Да, верно, – ровно ответила она, начиная следить за словами.
– А, это тот с параллельного класса ещё, в очках? – уточнил Димка и, как показалось Мане, в этот раз без упрёка, просто с интересом.
– Да, тот.
– Талантливый мальчик, по нему сразу видно, что он очень много проводит время за пианино. Он думает куда поступать в дальнейшем? – узнала мама.
– У него есть планы на этот счёт, пока не знаю, какие конкретные.
Маша посмотрела на часы: семь вечера, позднеет. Она продолжала выбирать как можно более удобные формулировки, чтобы не наговорить чего лишнего.
– Ой, ну это здорово! – продолжала мама. – Просто мне довелось пообщаться с Мельниковыми, его родителями, они мне рассказывали, что они, вроде как, думают в сторону музыки. Хотя папа немного беспокоится, как бы мальчика удачно пристроили, чтобы работа была. Да и мама тоже… Про тебя, кстати, говорили – хвалили, какая ты молодец!
– Я?..
– Ты, а почему нет?
Маша слушала это и никак не могла поверить: «Моя мама общалась с родителями Павлика. Боже, что он там про меня наболтал?..»
Аркадий, опёршись кулаком о щёку и явно расслабившись в семейной обстановке, внимательно слушал и наконец сказал:
– Хм, интересно у вас там. А когда у вас следующий концерт, можно узнать? Мне чтобы прийти послушать вас.
– Пока не знаю, только если отсчётный, но он только в июне. Я тогда сообщу.
– Сообщи. Раз уж папа хвалит, значит и вправду стоит того!
– Конечно стоит! – кивнув отец, и быстро добавил: – И Димка согласится прийти, да?
А Дима, мысленно уже находившись в мире неорганической химии, которую с горем пополам надо сдать у нелюбимого преподавателя, просто и с заботой сказал:
– Само собой, куда я денусь?
***
Ближе к одиннадцати семья разошлась по разным местам: родители – в спальню, Дима и Маша – по своим комнатам, Аркаше постелили в гостиной. Небольшой ночник продолжал тихонько гореть в коридоре. Маня уже переоделась в сорочку, когда выходила из ванны и хотела выключить свет в прихожей, но, проходя мимо, случайно услышала, что Аркадий ещё не спит. Он общался с кем-то по телефону.
– Да, сегодня у родителей в гостях. На днях и мы с тобой встретимся, – говорил он тихо и даже ласковее обычного.
Потом какое-то время слушал голос на другой линии и после негромко засмеялся:
– Обязательно. Давай дадим им только время?.. Ты уже заканчиваешь работу? Хорошо, тогда спокойной ночи. Я тоже тебя люблю.
Он сбросил вызов и продолжал сидеть на крае разложенного дивана. Заметив сестру, Аркаша повернул к ней голову, ничуть не смутившись, чего не скажешь о Маше – случайно, а подслушала личный разговор!
– Ты пока не ложишься? А то все уже легли, – рвано произнесла она.
Уголки губ у Аркаши слегка поднялись:
– Да скоро буду, просто спать пока особо не хочется.
Маша присела рядом с ним. Под светом старенького торшера они негромко разговаривали: обсуждали сегодняшний вечер, что-то отстранённое, порой смешное. Так они обычно проводили время, когда заходили друг к другу перед сном. В какой-то момент Маня всё же решилась узнать:
– А та, с кем ты сейчас разговаривал по телефону... она хорошая?
Аркаша не сразу ответил – отвёл взгляд и тепло улыбнулся, что возле глаз появились маленькие морщинки:
– Да, очень хорошая.
– А вы вместе?
Аркаша погрузил пальцы в волосы, будто с ностальгией припоминая что-то:
– Мóжно сказать.
Маня слегка растерялась. Ещё никто из них троих не говорил о своих отношениях, почему-то об этом было даже неловко думать. Маша сразу от таких разговоров резко замолкала и краснела, Диму такое мало интересовало... Только Аркаша мог не стесняться этого. Он вообще редко стесняется, не в его характере.
– Ты просто не рассказывал, – она опустила глаза и стала мять краешек сорочки. – Родители тоже беспокоятся.
На что Аркадий честно заверил:
– Не переживай, Манюнь, я скажу им. Я пока только не знаю, как им это преподнести, знаешь, чтобы не шокировать и счастье не спугнуть.
Маша не сдержала ухмылки. Всё она прекрасно понимает.
– В любом случае я уверена, что они будут очень рады за тебя.
Аркаша посмотрел на её взглядом, каким может смотреть только лучший брат.
– Хорошо, буду знать, – сказал он и приобнял её за плечи.
А на языке снова крутился нелёгкий вопрос. «Сказать, не сказать?» – раз уж они и так начали об этом говорить. Если Соня для Мани – почти как родня, то Аркаша тем более она самая настоящая.
Повременив, она лишний раз провела рукой по волосам, быстро облизнула сухие губы и произнесла:
– Аркаш, а каково это признаваться в любви? Было страшно?
Тот сузил глаза и свёл густые брови к переносице, будто одновременно удивляясь такому вопросу от сестры и, видимо, думая, как сказать. Переменил позу, скрестив ноги по-турецки, и снова по привычке стал медитативно тереть щёку тыльной стороной ладони.
– Страшно, конечно, было. Многие в любом деле бояться сказать что-то не так и услышать неизвестно чего. Хотя вот на моём примере, в глубине души я всегда знал, что мы нравимся друг другу, просто никто не объявлял об этом вслух, от того и волнительно. Но на самом деле всё не так уж и ужасно, жизнь на этом не заканчивается. Даже наоборот. Так что признаваться в своих чувствах я бы сказал очень полезно.
Маша невольно со вздохом замотала головой. «И всё-таки Аркаша явно смелее меня, чего ещё ожидать», – подумала она. Брат это заметил и добавил вкрадчиво:
– Да ладно тебе, многие склонны всё преувеличивать. Допустим, что это было везение – хотя со мной всякого успело случаться, только кирпич не падал! Но от чего не может также повезти у других, а? К жизни надо идти навстречу, иначе, поверь мне, всё упустишь.
– И то верно, – тихо произнесла Маня и встала с дивана. – Спасибо, я, пожалуй, уже к себе пойду.
– Спокойной ночи, Манюнь. Если что, обращайся в любое время, я не против.
Маша тоже пожелала спокойной ночи и направилась в свою комнату.
То, как в последний раз Аркадий посмотрел на неё, не уходило из памяти. «Догадался?», – думала она. Если да, то он всё равно не выдаст, как и она его. Только если у Аркаши его секрет – это лишь дело времени, то Мани надо сильно постараться, чтобы преодолеть себя. Всё-таки хорошо, когда есть, с кем посоветоваться – плохо, что советы не могут сделать всю самую сложную работу за тебя.
***
Тонкие розовые пальцы бегали по клавиатуре, стараясь отыграть каждую ноту, что в стройном порядке скакали на разлинованных листах перед глазами. За этими старыми записями таилась удивительная чёткость, сравнимая с высоко технологичной машиной. Как такое мог сочинить человек, живший три-четыре века назад, известно только Богу и хорошим музыковедам. И оттого Маше полифонии Баха давались с трудом: всё подчинено строгому порядку, ни один знак в записи не может быть лишним, как в математике. И ко всему прочему должны работать «все полушария мозга», как говорит Нина Викторовна: в одной руке – одна мелодия, в другой – совершенно другая, и попробуй здесь всё удержать. А если с какого-то перепугу появится третья мелодия, то голову ты точно поломаешь.
Маша вела игру уверенно, большая часть уже была заучена мышечной памятью. Даже не забыла, где надо вовремя поменять палец. А Нина Викторовна сидела на своём любимом рабочем месте рядом с пианино и внимательно слушала, смотря то в ноты, то на её руки. Но вот если прелюдия была Машей полностью освоена и понятна, то фуга шла туже. На этом моменте была такая «работа полушариев», что она до сих пор помнит, как при первом разборе у неё чуть пар из ушей не пошёл.
Сделав пару запинок и ошибок, она всё-таки доиграла до конца. После чего Нина Викторовна сказала спокойным голосом:
– Хорошо, сегодня почище, чем в прошлый раз.
«Фух», – выдохнула Машка, но тут же услышала вторую часть фразы.
– Теперь давай попробуем наизусть.
«Если и есть книга самых пугающих фраз в мире, то это определённо напечатано на первой странице», – пронеслось у Мани, и с нервной улыбкой она убрала ноты на крышку пианино.
– Да не бойся ты так, ты уже всё выучила, – подбадривала Нина Викторовна. – Надо только привыкнуть играть без нот.
– Ну я постараюсь, конечно… – смешно пропела она и, растерев ладони о ноги, опустила руки на клавиши.
Маша заострила внимание ещё сильнее – казалось, ничего, кроме пальцев, уже не шевелилось. И хорошо отыграв прелюдию, снова наступила эта ломающая мозг фуга.
– Вот тут второй палец, а не третий, – мягко указала Нина Викторовна, когда Маня запнулась на одном из тактов.
– Ага, второй. Второй… – и проиграла этот момент пару тройку раз, чтобы закрепить.
Мелодия в правой руке, вторая – в левой, потом они накладывались друг на друга и создавали странное, но волшебное сочетание, что когда-то придумал Бах в своё время. Но больше всего Маша переживала в отрывке, что был почти в самом конце, потому что он давался трудно даже с нотами. Но удивительно, как она сама не заметила, что смело его проскочила, словно никогда и не было с ним проблем.
– Вот видишь, а ты переживала, – сказала Нина Викторовна, когда Маша закончила. – К техническому зачёту всё будет уже готово!
– Я только подучу, где надо.
– Подучишь. Главное про «т-р-р-р-р-р» не забывай, твоё самое любимое в этой фуге!
Они обе искренне засмеялись. Так мило, что учитель до сих пор помнит, как Маше в детстве нравились трели и называла их «Тр-р-р-р-р!»
Дверь от кабинета распахнулась, оттуда вылетел Павлик.
– Здрасьте, я не рано? – быстро бросил он, стягивая с шеи клетчатый шарф.
– Нет, Павлуш, ты как раз вовремя, мы только закончили.
Маня вопросительно взглянула на ворвавшегося гостя.
– А у тебя разве нет сегодня специальности после меня? – она хорошо помнила расписание и знала, что после неё шла Вика из 5 класса.
– Я попросила Пашу сегодня прийти к концу твоего занятия, чтобы посоветоваться насчёт одного предложения для вас двоих, – объяснила Нина Викторовна.
– Предложения? – Маша поднялась с места. «Для нас двоих?»
– Да. Ребятки, устраиваетесь где-нибудь, я сейчас всё расскажу.
Маша и Павлик переглянулись: последний тоже был в замешательстве и ничего не понимал. Оба пожав плечами, они сели вместе на одну банкетку, а Нина Викторовна подошла к рабочему столу.
– Смотрите, есть один музыкальный конкурс, он проходит летом в Казани. Это очень интересный конкурс: там будет много хороший преподавателей и музыкантов. Некоторые уже дают свои сольные концерты, это большая возможность пообщаться с профессионалами. Список жюри достойный, и дети там выступают тоже не менее талантливые, как вы. Так вот, я тут на днях подумала… Не знаю, как вы это воспримите, смотря есть ли у вас желание, я не заставляю. Но я хочу, чтобы вы выступили там в ансамбле.
– В ансамбле?! – хором воскликнули оба. Вот тебе и «т-р-р-р-р…»
– Да, а почему не попробовать? Что ты, Машуль, что ты, Павлуш, у нас лучше всех выступаете. Музыку вы чувствуете и друг друга тоже можете, когда надо играть вместе, а это в ансамбле очень важно.
Маша сидела и не верила своим ушам. Чтобы на такой важный конкурс, в другом городе и играть не абы с кем, а с Павликом, – звучит как безумие.
Они снова переглянулись, теперь с долей понимания в глазах. Для Павлика это было тоже большой новостью. Маша не выдержала и смущённо опустила взгляд.
– Подождите, – начал аккуратно Павлик, обращаясь к Нине Викторовне. – Но просто мы ещё никогда не выступали в ансамбле, разве только отдельно в сольных номерах… Большую часть и я, и Маша играли с вами в паре.
– И я вам предлагаю попробовать иначе, – повторила она, и своей многозначительной улыбкой не могла оставить ребят равнодушными. – Вы оба способные, уже взрослые и думаю, что хорошо сыграетесь. Я слышала, вы и сами пробовали что-то там в четыре руки, подбирали вместе… Так почему не получить опыт и не поучаствовать в таком хорошем конкурсе?
Машин внутренний голос так и намеревался вырваться наружу: «Она хочет нас свести? Она хочет нас свести!» Но сказала другое:
– Да никто не отрицает и не отказывается, просто… зачем сразу на конкурс?
Нина Викторовна потянулась за стопкой бумаг и достала среди распечатанных нот какие-то документы. Маня быстро прочитала верхнее слово жирным шрифтом: «Положение».
– Он будет проходить в начале июня, у вас ещё есть время подготовиться. Я однажды ездила туда и это стоит того. Там собираются преподаватели из консерваторий, филармоний и музыкальных школ со всего округа. Они рассказывают о своих учреждениях, дают советы для учёбы и в целом это хороший способ зарекомендовать себя, чтобы в одиннадцатом классе уже был курс, куда в будущем поступать.
При этих словах она остановила свой взгляд на Павлике. Конечно, он ведь в этом особенно заинтересован. Если Маша грезила о спокойном преподавании в музыкальной школе, то Паша мог целиться на куда более высокие вершины.
– Так что, мне кажется, в любом случае это будет полезно. У вас…
Но ей не дали договорить: дверь громко открылась и оттуда высунулись головы уже давно знакомых девочек из маленького трио – Света, Ника и Лена.
– Нина Викторовна, здрасьте! О, Маша, Паша, привет! Привет!.. А мы, а нас!.. Нам сказали передать!... – гоготали они вперемешку и никак не могли отдышаться после беготни.
– Девочки, кто-то один пусть говорит. Что передать?
– Виктория Александровна… просила… передать, что зал свободен, – взяла слово Лена как самая старшая из них.
– Хорошо, спасибо, – поблагодарила она и, встав с места, обратилась напоследок Маше с Павликом. – Я вниз, у Вики уже началось занятие, надо в зале пройти программу. А вы пока подумаете и скажите, что решили.
Захлопнулась дверь и наступила резкая тишина. Разве что из коридора были слышны глухие топанья и хихиканье маленького трио.
Павлик встал с банкетки, оглядел весь кабинет растерянным взглядом, засунув руки в карманы, что торчали только два больших пальца. Мане казалось, что ещё немного, и он начнёт что-то насвистывать.
– Ну… – протянул он, потирая с ухмылкой затылок. – Что можно сказать точно, так нас тогда нагло подслушали.
– Да! – Маша сказала это громче, чем надо. Однако внутри смешалось столько разных эмоций, что она еле контролировала себя. – Вот дают: стоит один раз что-то сыграть, так сразу же придумают куда отправить на конкурсы!
– И не говори. Нина Викторовна легка на подъём, ей только повод дай.
Снова пронеслась тишина. Маша сидела и задумчиво рассматривала на себе туфли, Павлик опёрся на край стола, глядя в окно.
– Так что будем делать?
Она сказала так тихо, даже голос свой не узнала. Паша молчал, рассматривая вид на парк, но вскоре произнёс:
– Не знаю. Ты-то что думаешь?
Снова опустила взгляд. Да что она думает? Только об одном и думает который день.
Обратившись к голосу разума, Маша начала рассуждать:
– Конкурс будет в июне. Если Нина Викторовна правда верит в то, что мы сможем подготовиться за такое время и это как-то поможет в будущем… то можно.
– На самом деле я хочу участвовать.
Эти слова поставили в ступор. Маня подняла голову: в глазах Паши по-настоящему искрился огонёк. Он продолжил:
– Мне интересно сделать что-то нетипичное для меня. Я много участвовал сольно, но в ансамбле редко доводилось. Надо пробовать что-то новое, пока есть возможность, к тому же если это билет на куда-то выше. Но только если ты согласишься. Я хочу играть с тобой.
Та еле удержала возглас, сорвавшийся с приоткрытых губ. «Снова звучит как признание», – подумала она. Но сказано было так просто и естественно, что Маня не могла быть уверенна в точности её мысли. А что да неё? Разумеется, она тоже хочет с ним выступать: это шанс не только поработать с крутым музыкантом, но и ещё сильнее сблизиться с Павликом, чего уж таить.
– Я согласна.
Только произнеся это слух, она мгновенно пожалела об этом и залилась краской. Внутренний голос верещал: «Боже, как на свадьбу согласилась! Зачем с таким-то тоном?!» Пальцы схватились покрепче за край юбки.
– Нет, клянусь, я не против, – торопливо добавила она, едва не поперхнувшись словами. – Что мы, не сможем, что ли, выучить ничего? И не такое умеем!
К счастью, Павлик ничего не заметил и бодро поддержал мысль:
– Вот-вот! Сколько участвовали и дипломы получали, и тут всем покажем!
– Да! Кстати, а что играть-то будем?
Почему-то этот вопрос пришёл только сейчас. Паша на секунду озадачился, свёл брови к переносице, но потом махнул рукой:
– Да какая разница, главное, что сделаем! Правда, я так рад, для меня это большая честь будет работать с вами, без шуток.
Улыбка скользнула на её губах. Как музыканты они всегда находили общий язык и во многом поддерживали друг друга, в этом сомнений не было. Хорошо ведь, когда есть друг-коллега, который искренне рад поделиться мнением о твоих трудах.
Маня, покачав головой, встала с банкетки и поставила руки на пояс:
– Для меня это должна быть большая честь, Паш! Ты у нас тут главная звезда, а я иду под номером два.
– Не согласен, ничего не знаю! – и он невозмутимо мотнул подбородком.
Прилив сил, который приходит порой так неожиданно в работе, давал надежду на будущее. Пусть будет где-то сложно, грустно и с первого раза будет не идеально получаться – такие мелочи не беспокоят, особенно когда есть тот, кто умеет заражать своей энергией. Самое важное – держаться вместе, и Маня постарается не подвести.
