не уверен - не целуй

Филипп в ту ночь не поспал ни минуты. Продрогший, нарыдавшийся, вымотанный - он вернулся в свою комнату на базе, столкнувшись ранним утром с комендантом, который, прищурившись, проводил его взглядом в темном коридоре. Филипп, наверное, был бы рад лечь в кровать, уткнувшись лицом в хрустящую чистую наволочку мягкой подушки, накрыться тяжелым одеялом, положив между ног теплый флисовый плед, который отлично имитировал объемное тело, которое приятно было обнимать во сне, но стоило Филу переступить порог своей комнаты - в кармане исступленно завибрировал телефон, напевая однообразную звонкую мелодию будильника. - Вот же ебанный, блять, рот этого казино, - Филипп был готов даже плюнуть на пол, но в этом месте убирался не он, поэтому не мог так просто взять и испортить наведенный не им порядок. Какие там стадии принятия неизбежного существуют? Отрицание, гнев, торг, депрессия, принятие? Интересно, на какой стадии сейчас находился Филипп, потому что по своим внутренним ощущениям Фил никак не мог понять, что он чувствует в целом. Скорее всего, отрицание прошло, и закончилось оно на том моменте, когда Архип в последний раз записал голосовое сообщение Филу - да, то сообщение с рассказом о самочувствии, приглашением поужинать и извинениями за такую спонтанную пропажу было в принципе последним - крайним, как всегда требовал от них говорить Илья Петрович, ссылаясь на то, что "последним бывает только путь". Гнев вроде как Филипп тоже перенес - да чтобы Фил хоть раз в своей жизни в рабочее время сорвался, нарушил режим, поддался своей злости, поехав разыскивать кого-то - такого бы никогда не случилось, но знакомство с Архипом перевернуло все с ног на голову; и Филипп был так зол, понимая, что альфа просто возвел весь тот игнор, которым Архип так обильно кормил Филиппа с ложечки последние несколько недель, в абсолют, а Майе ел и причмокивал, влюбленными глазами глядя на Неколенко. Торг Фил как-то обошел стороной, потому что бесконечным самокопанием он занимался постоянно, и крутить по кругу мысли из разряда "я ему не нравлюсь, потому что я не сексуальная феминная омега", "он никогда не любил меня и всегда обманывал меня", "он начал со мной встречаться просто по приколу" было уже как-то даже смешно - даже Филу, хобби которого наравне с шахматами и FIFA2020 было самобичевание. Стоя под струями горячего душа, Филипп в какой-то степени согласился, что наступила стадия депрессии - так хотелось обнять себя, пожалеть, погладить по волосам, приласкать, сказать, что он самый лучший и достоин самого лучшего; и неважно, что на самом деле все могло быть не так очевидно, как Фил хотел бы думать. Он столько слез выплакал, сидя на холодной скамейке рядом с подъездом Неколенко, пока над ним, словно сгорбившись, стеклянная высотка с голубыми окнами укрывала его от серого пасмурного неба; он столько раз закусывал пальцы, слыша противную трель двери подъезда, которую открывал кто-то, кто спешил на работу, шел в магазин, выгуливать собаку или провожать детей в школу; он потерял счет времени и потерял счет ударов, которые пропустило его сердце, когда осознание накатывало на него. Осознание разных вещей - что все уже не будет так, как было раньше, например. Тренировка на базе начиналась через час, и Фил, выйдя из душа, начал медленно собираться. За окном было как-то очень светло, и свет этот был таким мягким, нежным, падал на серую мебель тонкой вуалью, не оставляя после себя угловатых резких теней. Майе, вытирая шею полотенцем, осторожно подошел к окну - шел снег. Филипп впервые за все время хотел оказаться дома, в своей старой детской, в которой вместо небольшой кровати, письменного стола, потрепанного старого стула из отцовского кабинета, серого ковра и кучи ящиков с игрушками и экипировкой теперь была большая мягкая двуспальная кровать, черный прямоугольник плазмы на стене и белый платяной шкаф с зеркалом. Филипп бы прогулялся по городу, прошелся бы по каналу, обошел все любимые парки, когда замерз - зашел бы в любимую кондитерскую, где продавались самые вкусные на свете пончики с клубникой и белым шоколадом, когда нагулялся - зашел бы к родителям, поиграл с отцом в шахматы, полежал, свернувшись калачиком, на диване, положив голову на колени матери, погладил бы каждую собаку родителей, позволив каждому псу забраться на его колени; а потом ночью, перед сном, мама с папой бы зашли в его спальню, мама подоткнула одеяло Филиппа, как делала это всегда, нежно поцеловала его в лоб, погладила волосы, папа бы дождался того момента, когда мадам Майе покинула спальню сына, наклонился к Филиппу и сказал с горящими яркими глазами, что он всегда знал, что его младший сын, родившийся кривым уродцем, недоделанным, неправильным, будет его чемпионом, поводом для гордости, и Фил бы заснул с улыбкой на лице, понимая уже ранним утром, что сегодня ему снились самые добрые и хорошие сны. А на следующий день бы встретился со своими братьями и сестрой, которые бы привезли свои семьи, всех племянников Филиппа, в дом родителей. Отец бы залил каток, вытащил из гаража клюшки, которыми Фил играл еще когда был подростком, Фил бы сел на крыльце со всеми своими племянниками и племянницами, вручив каждому по рулону ленты для обмотки клюшек, и учил бы их, как правильно обматывать крюк, смеясь над детской неловкостью и над тем, как юные альфы и омеги нетерпеливо путаются в разноцветной ленте; в это время Филипп рассказывал бы им, как это классно и тяжело - быть профессиональным хоккеистом с определенными особенностями, как ему даются тренировки, как волнительно каждый раз выступать на соревнованиях, и малышня бы с большим интересом слушала его. Нацепив старую теплую шапку на голову, Филипп бы надел коньки, открывая хлипкую калитку самодельной хоккейной коробки, которую отец смастерил ему с братьями еще в далеком-далеком детстве, устроил бы детям урок катания, дриблинга, бросков, не переставая веселиться с того, как они падают на льду, толкаются, дерутся, но получают удовольствие и развлекаются так, как и должны делать это дети в их возрасте - беззаботно. За ужином Фил бы сидел - как обычно - между самым старшим братом и сестрой. Филипп в последнее время так редко видел их, так скучал по ним, и весь этот эмоциональный вихрь по имени Архип Неколенко, который закружил его, словно заставил Филиппа слегка отдалиться от ежедневного общения с родными, которое так заряжало Фила. Он так скучал по объятиям своей хрупкой, но сильной сестры, которая была для него самым близким человеком, понимающим все его проблемы, он так скучал по крепким рукопожатиям и похлопываниям по плечам от братьев, которые не бросали его ни на мгновение на протяжении всего пути, который проделал Филипп. Снежинки опускались с сероватого неба на холодную землю так мягко, танцуя, что Фил не заметил, как провел за разглядыванием снега почти все время, что он должен был потратить на сборы на тренировку. Сонливость и усталость, которые были вытеснены вчерашними переживаниями и ночными приключениями, наконец и очень некстати вернулись, Филипп натянул на голову толстовку, зевая так сильно, что на глазах даже выступили слезы. Пижамные штаны, которые со вчерашнего вечера валялись на кресле, отлично дополняли спортивный верх - для Майе в последнее время стало традицией появляться на утренней тренировке на базе в таком виде, словно эту ночь он провел под мостом, где собственно и взял эту одежду. Фил закинул на плечо спортивную сумку, вышел из комнаты, оглядывая такой же светлый коридор, закрыл дверь и, глубоко вздохнув, начал новый рабочий день. Сидя на скамейке под домом любимого альфы, Филипп, сняв с холодного пальца полоску еще более холодного металла, грел подаренное Архипом кольцо в ладони и думал, а действительно - каким могло бы оказаться его с Неколенко будущее? Ведь люди вступают в отношения не просто так, чтобы пожить какое-то время и бесцельно расстаться - люди хотят чего-то общего, неважно, материальное оно или нет. Что же Филипп видел в качестве такой цели для него и Архипа? Фил долго думал и понял, что никакой цели не было, но ему так не хотелось признавать этого, что с дикой болью в груди Фил отмахвался от осознания этого факта, пока не смог наконец перевести мысли в другое русло. Кольцо было таким ярким, таким искрящимся, таким тонким и изящным, а одновременно с этим и органично смотрелось на довольно грубых в сравнении с другими омегами руках Филиппа. Таким же ярким, тонким и органичным в жизни Филиппа смотрелся и Архип. А с другой стороны, чего Филипп хотел? Они встречались три полных месяца, и самым серьезным делом за это время в их отношения была покупка нового ковра в спальню Неколенко. Все из время они просто гуляли, целовались, держались за ручки, обнимались, прижимались друг к другу, смотрели фильмы и сериалы, готовили вместе, спали, трахались, тренировались, играли, обсуждали комиксы, вселенные фильмов, своих общих знакомых, хоккей, футбол, баскетбол, гонки, политику, искусство, музыку. Никаких разговоров о том, что им пора начинать жить вместе, думать о том, какое оптимальное время для них будет короновано вступлением в брак, где родятся их дети, чем они будут заниматься после того, как завершать спортивные карьеры. Филипп эти разговоры не заводил, потому что застрял в прошлом - что десять лет назад, что пять, что год назад всем этим вещам Майе предпочитал парочку каток в FIFA, кружку пива, приятную компанию и хорошую прогулку в каком-нибудь живописном местечке. Филипп вообще не изменился с тех времен, когда у него из растительности на лице были только смешные тонкие усики над верхней губой, а омеги и беты в коротких юбках из группы поддержки ему казались самыми красивыми девушками на свете, изменилось разве что то, что Филиппу теперь не состоит труда отрастить длинную густую бороду, а самыми красивыми ему теперь кажутся рослые широкоплечие хмурые русские альфы. Суть не в этом - в голове все также осталась слепая уверенность в том, что так, как было в молодежной канадской лиге - будет всегда, будет ветер, будут контракты, будет будущее, будет завтрашний день, и не будет никакой ответственности, кроме как ответственность перед тренерским штабом за опоздание на тренировку. Архип вытянул ладони Филиппа перед ним и вложил в них с этим прекрасным кольцом то, чего Фил боялся больше всего на свете - ответственность. Майе был уверен - именно нежелание Филиппа даже говорить о чем-то хоть на йоту серьезном, чем выбор блюда на ужин, и спугнуло альфу, который с самого первого дня из знакомства хоть и выглядел, как чертов раздолбай, предпочитающий всей этой шелухе походы в бары, сауны, на концерты, но уже в отношениях с Филом раскрыл свою истинную личность - настоящего альфы, такого, какого написал бы средневековый классик - рыцаря с благородной кровью и такими же намерениями, который оберегает и любит свою омегу, защищает ее, приносит ей все, что она попросит, и кладет у ее ног, в ответ ожидая от своей омеги соответствия портрету той же самой классической омеги - покорной домохозяйки, работа которой - это дети. Около кофемашины в комнате отдыха как обычно пасся Фисенко - альфа не начинал день свой день без дозы кофеина, в то время как Филипп предпочитал с утра выпивать чашечку чая с бергамотом. Михаил коротко кивнул Филиппу - альфа, еще не совершивший свой утренний ритуал, выглядел не очень дружелюбно, и сам это хорошо понимал, поэтому предпочитал не начинать даже разговор с кем-либо, пока не сделал пару глотков кофе. Чайник был полным и горячим, и Филипп сразу же, разорвав упаковку пакетика, заварил себе чай, кидая в чашку несколько кубиков сахара и помешивая ложкой. - Там снег пошел, - сказал зачем-то Филипп, смотря на хмурого альфу. - Ты вроде не из южный стран, не видел что ли никогда? - огрызнулся Фисенко, тут же виновато поглядывая на Майе, мол, ты сам знаешь, что ко мне сейчас лучше не прикасаться, и нырнул в телефон, окунаясь в бездумное листание ленты социальных сетей. Филипп только и пожал плечами, приземляясь на диван и тут же скидывая тапочки с ног, закинув их на мягкий пуфик около дивана. Слабость и желание поспать одолевали все его тело, глаза сами по себе смыкались - последний раз он спал прошлой ночью, а значит вот-вот настанут сутки, как он на ногах; а мягкий диван так призывно обнимал велюровыми подушками его напряженное тело, умоляя прилечь на него и расслабиться, подремать, отдохнуть, Филиппу даже пришлось отказать себе в удовольствии откинуться на спинку, чтобы не отрубиться мгновенно. Как же хорошо, что сегодня не игровой день, а это значит, что сейчас нужно просто пережить утренний зал и вечерний лед на арене, а уже после всего этого можно вдоволь выспаться и с правильной ноги встать и начать свой день. Фисенко пах очень своеобразно для альфы - сладко. Обычно альфы пахли чем-то терпким и глубоким, а сладким пахли омеги; но даже эта сладость в запахе Миши была какой-то прогорклой, словно варили карамельно-молочный сироп, но передержали кастрюлю на огне и получили жженую твердую сахарную массу, тем не менее, Филипп редко встречал альф со сладким запахом. Самым близким в команде по запаху был Яр Хабаров - он пах перезрелыми и подгнившими грушами, которые лежали в сочной зеленой траве, но его запах был больше травяным, чем грушевым; и Филипп в этот момент вообще задумался, почему он слушает запах своего одноклубника, а не пьет чай и не идет в спортзал. - Ой, блять, опять с утра эти тренировки, - в комнату отдыха ввалился Артем Минулин, - ну нельзя было на часик подвинуться, - он вещал куда-то в пустоту, вынимая из холодильника бутылку изотоника, и напевая песню, которую Леша часто включал с утра в раздевалке, строчки в ней были что-то вроде "доброе утро, мои родные люди" - такие пробки с утра, выпало две снежинки, и все сразу резко водить разучились, олени ебучие, - он плюхнулся на диван между Филиппом и Мишей - альфа допивал кофе, ковыряясь в телефоне, омега ловил чувствительным носом тонкие нотки бергамота в горячем чае, - вы что-то помятые какие-то, парни, все в норме? - Тема, иди нахуй, - безэмоционально сказал Фисенко - одной чашки кофе Фису явно не хватило, и Михаил снова отправился к кофемашине. - Ебать, какая честь, - Артем отвернулся от альфы, - а ты как, Фил? - Пока не родил, как рожу - скажу, - отшутился Майе, но интонация его голоса была такой жуткой и темной, что Филипп сначала даже и не узнал свой голос. - Вот вы пидоры, - фыркнул Минулин, поднимаясь с дивана и легонько пиная тяжелый пуфик, на который Филипп сложил свои ноги, - к вам приходишь, желаешь вам доброго утра, песни вам тут бесплатно поешь, а вы, два гандона, не цените ничего, - Артем с улыбкой вышел из комнаты, захватив с собой изотоник, - бутылка кефира, пол батона! - он уже откуда-то издалека начал петь раздражающую песню из рекламы какого-то российского сотового оператора. - Майе с Фисенко - два гандона! - Минулин положил свой текст на музыку, громко смеясь. - Но ходит слушок, что все будет хорошо-о-о! - Ненавижу жаворонков, - заключил Миша, делая глоток свежего кофе. Филипп притворился, что он не понимает по-русски, выпил оставшийся чай залпом и тоже поднялся на ноги. Фис как-то резко развернулся, прищурившись, посмотрел на Филиппа и снова отвернулся к столешнице. Сладкий запах альфы был таким странным и интересным, что Фил как-то несдержанно и резко вдохнул его, пытаясь понять, что за нотки так украшают запах Фисенко. Течка Филиппа была довольно близко, и принимать подавители по графику он должен был начать с завтрашнего дня, чтобы как раз через три дня перетерпеть ее - Филипп как-то напрочь забыл, что у него так-то есть альфа - и свеженьким сыграть с "Трактором" последний домашний матч в серии, а затем отправиться на длительный выезд. Все стандартные действия Филипп совершал на автопилоте целый день. Утром это были разминка со всей командой, во время которой всем было плевать на Филиппа, растяжка рядом с молчаливым Паскуале, велотренажер и бег между загруженным Керанном и уставшим Карри, физические упражнения в небольших кучках рядом с кэпом, к которому тренер по физподготовке не подходил, надеясь на его ответственность, баскетбол и настольный теннис, которые были уже больше развлечением и тимбилдингом, нежели частью основной тренировки, где тренер по ОФП стоит над тобой коршуном и без остановки корректирует твои действия. Под кольцом Филипп чувствовал себя уверенно, ему нравилось пристреливаться и бросать мяч в корзину. Рядом с ним бегал туда-сюда Лайпсик, такой же молчаливый и неприветливый, как и все его компаньоны сегодня, и обычно ощущающий некую вину за плохое настроение или самочувствие своих одноклубников Филипп сегодня был так рад такому раскладу событий, что даже продержался всю тренировку, не делая вид, что если он сейчас окажется на горизонтальной поверхности, то мгновенно уснет. Тренер определенно заметил его состояние, но многие сокомандники Фила приезжали на утренние тренировки заспанными, так что Филипп надеялся, что сегодня жертвой отчитываний за нарушенный режим станет кто-то типа Фисенко, а не он. В целом, Фил даже как-то смог отвлечься от бесконечных размышлений об Архипе - организм, оставшийся без привычного здорового сна, завтрака, вымотанный ночными истериками и волнениями, сейчас эгоистично требовал внимания к себе, а не к какому-то Архипу, и Фил с ужасом отметил, что ему нравится это состояние - когда что-то болит физически, у тела не остается резервов на поддержание боли моральной. В раздевалке Филипп зачем-то какое-то время сидел в своей ячейке и просто смотрел в стену, хотя мог бы принять душ и отправиться спать, но какая-то магическая сила держала его здесь и не давала ему уйти, клеем приклеив его к сидению. Филипп здоровался со своими одноклубниками, прощался с ними до вечера, разговаривал о чем-то, хотя его мозг совершенно точно уже спал; долго ему этого делать не дали, конечно - громогласный Ярослав, переодевающийся рядом, громко засмеялся над чем-то, пока они разговаривали с Чиби, а затем, присев в своей ячейке, прислонился плечом к стенке и внимательно посмотрел на Филиппа. - Новые подавители, Фил? - спросил он, откровенно вдыхая воздух носом. Филипп сначала не понял вопроса и, нахмурившись, посмотрел на альфу. Сегодня утром он задумался и забыл после душа нанести хотя бы крем с подавителями, и сначала он подумал, что чувствительного Хабарова раздражает природный запах Филиппа. - Бро, прости, я сегодня утром не с той ноги встал, - Филипп тут же потянулся к спортивной сумке, вынимая из нее спрей для тела с подавителями, - прости, я сейчас, - он скинул колпачок с флакона, но тут же наткнулся на непонимающий взгляд Яра. - Я думал, ты уже использовал их, - сказал альфа, провожая взглядом облако спрея для тела. - Я забыл, чувак, - Майе все еще не понимал, к чему Ярослав это говорит. - Тогда почему ты не пахнешь? - Хабаров качнул головой и нахмурился. Филипп смотрел в глаза Ярослава максимум секунды три - но за это время в его голове очнувшийся мозг прогнал через сознание целый спект эмоций, начиная от удивления и заканчивая страхом. Яр был из тех альф, которые могли учуять омегу за километр, и запах Филиппа определенно точно постоянно доставлял неудобства Хабарову, но они были отличными друзьями, и Яр получил негласное разрешение так или иначе сообщать Филиппу о его проблемах, так что на защитника Фил всегда мог положиться - однако сейчас Фил не понимал, что происходит. Фил мог только примерно понимать, чувствуют ли окружающие его запах - в такие моменты обычно он был возбужден, смущен, взволнован или излишне эмоционален, и тогда запах пробивался даже через подавители; течка была через четыре дня, и сейчас было не время для организма омеги, чтобы повыебываться. - Ты уверен? - спросил Филипп. - Может быть у тебя нос заложен или... - Филипп, ну какой мать его нос, ты о чем, - Хабаров демонстративно вдохнул и выдохнул носом. - Ты в норме? Может, приболел? Хотя обычно у жены запах не пропадает, когда она болеет, - буднично рассказывал Ярослав, натягивая кроссовки, - а у нее запах интенсивный, такой же, как у тебя, - Ярослав зашнуровал обувь и, выпрямившись, посмотрел на Филиппа, - давай кого-нибудь из парней попросим, вдруг у меня приборы шалят? - предложил он, и Филипп даже не успел его толком остановить. - Пацаны! Филиппа понюхайте, он пахнет или мне кажется? - Яр, блять! - Майе покраснел, дергая альфу за руку. - Филипп что у нас, кокаин что ли, чтобы его нюхать? - фыркнул капитан - и тут же получил по щиколотке мотком ленты от Хабарова. - Егорка, не пизди, - пригрозил Ярослав. - Кто у нас с более-менее нормальными рецепторами, окажите услугу. В раздевалке было не так много ребят, но помочь вызвался Паскуале. Эдди подошел к Филу, наклонился к нему, опираясь рукой о стену, невесомо вобрал воздух рядом с шеей Филиппа - и Фил увидел, как его соотечественник непонимающе нахмурился. Вратарь уже смелее вдохнул, случайно касаясь носом шеи Филиппа, от чего омега вздрогнул, испуганно смотря на Эдварда. Короткими вдохами Эдди сначала поднялся к уху Фила, затем спустился к ключицам, двумя пальцами осторожно оттягивая футболку Майе, а потом выпрямился - его обычно безэмоциональное или улыбчивое лицо сейчас были припылено смесью удивления и беспокойства. - Ну так что, нашел что-нибудь запрещенное? - Яковлев сегодня был полон шуток. - Ты не пахнешь, Фил, - Паскуале вряд ли бы понял хоть слово из предложения, произнесенного, капитаном, поэтому не стал обращать на него внимания. - Сходите чеснока поешьте, - Майе вдруг понял, что все эти разговоры о его запахе - вернее, о его отсутствии - его бесконечно раздражают, - водки с перцем выпейте, и шапку натягивайте на уши плотнее, чтобы не болеть, снежок на улице, кстати, - Филипп решил отступить, спрятавшись в своем логове, потому что здесь альфы будут обсуждать его до тех пор, пока их отсюда с метлой не погонит работник базы. - Всем до вечера! Уже в комнате Филипп, стоя около зеркала после душа, разглядывал свое обнаженное тело и думал, что же случилось. Вариантов было немного - болезнь или беременность, и оба отметались сразу же. Болезнь спровоцировала бы температуру, тошноту, плохое самочувствие, боль внизу живота и еще огромное количество симптомов, которые Фил как-то по молодости и по глупости перенес, каким-то образом застудившись. Беременность была невозможной - Филипп использовал оральные контрацептивы, а уж равных в дисциплинированности, когда дело доходило до приема лекарств, Филиппу не было. Майе был уверен - что Яр, что Эдди явно гонят, может быть сами приболели, может быть таким остроумным способом шутят, но с ним явно все нормально; и он никак не мог заболеть где-то, потому что всегда одевался по погоде, строго следил за гигиеной, не нарушил диету и не принимал ничего запрещенного, в последнее время даже не выпивал алкоголь; и никак не мог забеременеть, потому что своим контрацептивам Филипп доверял порой больше, чем себе - они были с ним уже больше десяти лет и ни разу не подводили его. На теле Филиппа было много отметин, синяки проглядывали даже из-под татуировок на руке и бедре, царапины тонкими браслетами обрамляли конечности, сечки острыми укусами короновали выступающие косточки на бедрах, коленях и локтях. Фил ласково называл все эти следы "поцелуями", потому что был уверен - они появляются только от большого старания на льду и тренировках, а таковых большой хоккей вознаграждает любовью и "поцелуями". Филипп так любил рассматривать их, вспоминая, откуда они появились на его коже; его глаза наткнулись на совсем крошечный красноватый след от зубов на блестящем от воды плече - этот след был оставлен Архипом. Архип обычно никогда не кусался, не оставлял засосы, не щипался, даже его шлепки были легкими и невесомыми, Архип был бесконечно нежен с телом Филиппа, предпочитая всем этим грубостям поцелуи, но во время одной из последних ночей, когда Фил и Архип были вместе, Филипп впервые полностью рулил процессом в постели - сам ласкал Архипа, сам раздевал, снимал свою одежду, неуклюже танцуя в темной комнате, сам смазывал себя и сам подготавливал к проникновению, раздвинув под жадным взглядом Неколенко ноги, а когда он наконец оседлал альфу, садясь на его член до самого основания, Архип застонал - но не так, как он делал это обычно, а тонко, надрывно, почти визгливо, закатывая глаза и закусывая дрожащие губы. Филипп, завороженно наблюдая за ним, сделал одно неуверенное движение, приподнимаясь и снова медленно опускаясь на члене Архипа - и картина повторилась. Майе нашел нужный темп - медленный, тягучий, как жвачка, играл с альфой, полностью влавствуя над ним, пока Архип, до побеления костяшек вцепившись пальцами в спинку кровати, плаксиво стонал, отдав свое сильное тело на растерзание эмоциям, которые очевидно переполняли его. Филипп, казалось, кончил уже несколько раз только от этого зрелища, но не мог остановиться, хотя ноги с непривычки даже начали дрожать; Архип начал часто-часто дышать, умоляя Филиппа не останавливаться, и у Фила даже открылось второе дыхание. Альфа, громко вскрикнув и распахнув глаза, оторвал руки от кровати, крепко обхватывая Майе руками и кусая его за плечо, и кончил в Фила, не переставая надрывно и тонко стонать, стискивая острые зубки на нежной коже Филиппа. Потом Архип прижимал Фила к себе еще часа полтора, не спуская узел, а Филипп разве что не мурлыкал, подставляя щеки, шею и лоб под теплые поцелуи Неколенко. Каким бы усталым Фил не был, сразу заснуть у него не получалось - всегда нужно было немного позаниматься самокопанием. В качестве темы для сегодняшнего диалога со своими демонами Филипп выбрал "Архип и почему ему стало резко похуй на меня". Все эти эмоции были свежими, сырыми, вчерашними, все эти сочные поцелуи и горячие признания в любви Филипп себе не придумал и не нафантазировал, но почему-то пропасть между ними разрослась так резко и так неожиданно, что Фил, перебирая в своей голове все возможные причины, по которым это могло случиться, словно забыл, что это могло произойти по причинам, которые никак не были связаны с Филиппом. Ну если так подумать - это нормально? Нормально исчезать в середине рабочей недели, выключать телефон, не брать трубки, не приезжать на работу, не появляться дома, не общаться со своими друзьями - кстати, Филипп не был уверен в том, что кто-то из парней не поддерживал контакт с Архипом - и самое главное, не общаться со своим парнем. Нормально игнорировать человека, зная, что он в нем нуждается. Нормально быть эгоистом. Нормально же? Вдруг эта выходка была нормальной в цикле отношений с Архипом? Вдруг ему нужно раз в несколько месяцев исчезать и перезагружаться? Вдруг у него какие-то проблемы с ментальным здоровьем, о которых ничего не знал Филипп, и такое поведение для него - это привычное положение дел? Вдруг у Неколенко случились какие-то проблемы в семье, о которых он пока не был готов говорить с кем-либо еще? Но разве не Архип говорил Филиппу, что он для него - самый дорогой, близкий, любимый человек, с которым он хочет провести всю свою оставшуюся жизнь? Филипп думал, что с такими людьми делятся всем, даже самым сокровенным, и с течением времени Филипп был готов поделиться с Архипом теми вещами, которые он утаивал от него. Вдруг Архип придерживался такой же тактики? В конце концов, Майе любил Архипа больше жизни и хотел, чтобы он был счастлив, здоров и в безопасности. Альфа, наверное, даже не понимал, сколько он привнес в жизнь Фила за такой короткий срок, но омега все прекрасно понимал - отношения с Архипом, пусть даже пока еще маленькие и ветренные, сделали его уверенным в себе, взрослым, понимающим, а главное - показали ему, что он может быть любим кем-то; и как минимум из-за этого Филипп не мог считать Архипа мудаком конченным больше нескольких часов. Однако превосходство физической боли и усталости над душевной все равно очень нравилось ему. Снова набрав номер Неколенко и уже привычно не получив никакого ответа, кроме как "абонент временно недоступен", Филипп усмехнулся и закрыл глаза, погружаясь в сон. Филипп знал в русском языке одно прекрасное слово - "терпила" - но не знал, что оно значит. Точного перевода у него не было, а разговаривающие по-английски русские игроки могли лишь примерно объяснить Филиппу, что оно означало. Но спустя какое-то время Филипп понял, что это слово означало. В данный момент оно означало его поведение, то есть он сам, Фил Майе, был ебанным терпилой. Дни были совершенно однообразными и скучными, снег завалил город и окрестности. Снег был таким чистыми, светлым, искрящимся, таким... канадским. Серый город сталеваров начал напоминать уютный Лашене, в котором Филипп вырос, и когда его соотечественники после тренировки играли в снежки, Фил был только рад присоединиться к ним. Брей уже валял Коди в сугробе около какой-то стелы на площади перед ареной, пока Керанн орал и плевался, Джош лепил снежки и прятался от Паскуале за урной, но двухметровый вратарь все равно был гораздо более ловким, закидывая Карри снежками. Филипп как-то бесконечно долго стоял в стороне, пока Эдди не начал терпеть поражение, и тогда Майе, смеясь в голос впервые за последние дни, побежал помогать Паскуале, на ходу загребая голыми ладонями снег и тут же кидая внушительный ком снега в Джоша. Керанн и Лайпсик приняли сторону противника, и вот уже Эдди и Фил оказались окружены, пока соперник оттеснял их с занятой позиции к аллее за ареной. Паскуале выразительно посмотрел на Филиппа, кивая Филу и улыбаясь щербатой улыбкой, и они вместе сорвались с места, убегая от улюлюкающий соотечественников с Карри во главе. Пальто Эдди расстегнулось, полы развевались в разные стороны, шапка Филиппа съехала на бок, и когда они наконец остановились, понимая, что от преследования им не оторваться, Фил снова засмеялся, глядя на счастливого Эдварда, на снег вокруг, на белое небо, белую землю и белые скамейки вокруг. В этот момент мелочью казалось даже то, что Коди, что-то неразборчиво кричащий по-французски, с разбега влетел в Фила, опрокидывая его в мягкий пушистый сугроб, и уселся на нем сверху, занося над его головой подтаявший от тепла его ладоней снежок. - Я сдаюсь, сдаюсь! - Филипп попытался спихнуть Керанна с себя, но альфа скомандовал Джошу и Брендону завалить в снег сопротивляющегося Эдди, а сам размазал снежок о лицо Фила. - Вот ты мудак, Коди, я же сказал, что сдаюсь! Керанн слез с него и подал Филиппу руку, вытягивая его из сугроба. Замерзшими ладонями Филипп стряхнул с себя снег, понимая, что от холода рукам становится даже больно - кожа сильно покраснела. В спортивной сумке было полотенце и запасная шапка, но она уже была в машине водителя, и Филипп просто наспех отряхнулся, сразу же засовывая руки в карман куртки, чтобы хоть немного согреть их. Коди сильным движением руки развернул Филиппа к себе спиной, широкими мазками ладони отряхивая его спину и спортивные штаны от налипшего снега, снял с омеги шапку, с размаху ударяя ею о свою ладонь все с той же целью, а затем вдруг прижался носом к загривку Филиппа на какие-то секунды, пока Майе не понял, что происходит, и не отстранился. - Ты все еще не пахнешь, - сказал Керанн, отдавая шапку Филиппу. - Тебе нужно обратиться за помощью, Филипп, это не нормально. - Это подавители, - соврал Фил - хотя за последние дни ради эксперимента он ни разу не воспользовался ни одним, кроме привычных таблеток. - Кому ты пиздишь, Майе, я прекрасно знаю, как они пахнут, - фыркнул Коди, - когда у тебя течка? - Какого хрена ты мне вообще такие вопросы задаешь? - Филипп даже немного опешил, когда Керанн спросил у него это. - И кто давал тебе разрешение нарушать мое личное пространство? Керанн, ты подохуел немного, я смотрю, - Фил засунул руки в карманы и нахмурился. - Твое личное пространство заканчивается там, где начинается наша команда, - Коди выглядел довольно серьезным, - и сейчас я вижу, что ты не в норме. Я тебе не мамочка-Кошечкин и не папочка-Неколенко, - при упоминании Архипа внутри все предательски сжалось, - я не буду церемониться с тобой и бегать за тобой по пятам. Я просто солью тебя Воробьеву, который уже сам решит, какому врачу тебя отдать на растерзание. Потому что когда омега за день до течки не пахнет - это не нормально, Филипп, и ты, человек, повернутый на своем здоровье, прекрасно это знаешь. - Спасибо за заботу, Коди, но я о ней тебя не просил, - Майе закусил щеку изнутри, - и откуда ты нахрен знаешь, когда у меня должна быть течка? - Братан, открою тебе секрет - это знают все в команде, - Керанн развел руками, - тебя даже в состав завтра не поставили по этой причине - по графику у тебя завтра выходной. Странно, что я знаю об этом больше, чем, мать его, ты. Ты на собрании каким местом слушаешь? - Каким надо, таким и слушаю, - Филипп огрызнулся, однако уходить почему-то не собирался - как будто эта спонтанная забота, которую проявлял Коди, была ему не то чтобы приятна, но необходима. Коди пах душистым осенним открытым полем где-нибудь в Испании, где травы под палящим солнцем и морским бризом источали такой сильный аромат, что голова кружилась, а на языке оставалась горечь. Среди сугробов, в промокшей шапке и легкой куртке этот запах окутывал теплом и заставлял льнуть к его обладателю, но Филипп давно - пару дней назад - потерял интерес к запахам. Он где-то читал, что когда у человека депрессия, и в период этой депрессии он на какое-то время отвлекается от этого угнетающего состояния, расслабляется, веселится и успокаивается, потом депрессия возвращается с двойной силой, принося с собой вину за эту минутную радость. Филипп стоял посреди пустой аллеи, в окружении одновременно и чужих, и близких ему людей, сзади его спину подпирали своды уже такой родной ледовой арены, и это состояние как раз в этот неподходящий момент упало на плечи Филиппа. - Не говори ничего Илье Петровичу, - попросил Филипп, - я схожу к врачу, - Майе лгал Керанну - он никуда не собирался, но альфа поверил ему и коротко кивнул. На следующее утро Филипп заявился в раздевалку команды, хотя там его никто не ждал. Ему нужно было кое-что проверить. Он просто буднично сел в своей ячейке, смотря, как переодеваются его одноклубники, суетятся сервисмены, тренеры ходят туда-сюда, инструктируя игроков и переговариваясь друг с другом. В помещении было больше тридцати альф. Но не пахло ничем, кроме как чужим мускусным парфюмом, свежим дезодорантом, пролитым виноградным изотоником и пластиковыми вставками с новых шортов Лайпсика, который висели в его ячейке рядом с Филиппом. Филипп, наверное, выглядел полным идиотом, пока ходил по раздевалке туда-сюда, здороваясь и обнимаясь с альфами, но Майе все-таки узнал кое-что новое - к исчезновению его запаха в подарок шла аносмия к запахам альф. Филипп ударился кулачками с Кошечкиным, на мгновение прижимаясь к вратарю, и Вася пах своим парфюмом, а от морозного природного запаха не осталось и следа. Видимо, Коди был прав - о надвигающейся течке Филиппа знали все, поэтому концентрация косых взглядов и перешептываний за спиной резко подросла с нуля до возможного максимума, но Филипп как-то не волновался по этому поводу. Тренер, зашедший в раздевалку, тоже с удивлением обнаружил Филиппа на своем месте, но не произнес ни слова. Майе думал, как далеко может зайти то, что сейчас происходило с ним, потому что с ним случалась потеря запаха по причине каких-то несерьезных, но неприятных болезней и травм, но вот полная аносмия к чужим запахам и задержка - впервые за всю его жизнь. Вперемешку с бесконечными попытками дозвониться до Архипа, Филипп потратил всю ночь в поисковике, читая статьи об этих симптомах - там, само собой, было сказано, что Филиппу осталось жить три дня, и вместо врача ему придется ехать в ритуальное агентство и подбирать себе гроб; но Филипп решил, что не будет лишним немного подождать и не паниковать раньше времени. Перед выездом на арену Филипп вымазался в подавителях с ног до головы, чтобы создать видимость попыток скрыть запах, и, кажется, это сработало. Интернет говорил, что у Филиппа инфекция, венерическое заболевание, что он застудил себе яичники или перетрудился и заставил затаившуюся опухоль лопнуть - и это еще при условии, что это не была раковая опухоль, в таком случае история поворачивалась в совершенно другом ключе. Ну и первым советом во всех этих статьях был поход к репродуктологу для сдачи крови на ХГЧ - для исключения беременности. Филипп понимал головой, что звезды могли сойтись так, что в какой-то момент контрацептивы подвели его, но он не чувствовал каких-то изменений в своем теле, которые должно было привнести это положение. Но Филипп все равно очень сильно переживал. Он хотел подойти к Новикову еще после игры, однако услышал разговор - скорее подслушал - главного врача и тренера по физической подготовке в коридоре около медкабинета, делая вид, что собирается зайти в комнату отдыха. Новиков держал в руках черную папку с эмблемой клуба и игровым номером - в такой обычно хранились медицинские карты игроков - и в этом случае это был номер двенадцать - номер Архипа. Филипп зацепился за папку глазами, затормозил за углом и прислушался, напрягая все свои знания русского языка, которые он накопил за время проживания здесь. - Он так и не появился на осмотре у травматолога, звонил только что нашему ортопеду - его там тоже сегодня не было, хотя сегодня должен был быть прием, - Новиков покачал головой, - вот и договаривайся потом за таких, как Неколенко, а люди в Москве занятые, так-то. Звонил мне всю игру, я перезвонил ему, он орет, требует, чтобы я ему его медицинскую карту отправил вот прямо сейчас, сию секунду, а то он не успеет. - Хуйни натворить всегда успеет, - поддакнул собеседник, - давай уж, поспеши, Михаил Григорьевич, а то завтра он на уши весь клуб поднимет, он же скандалист тот еще. - Давай, Петрович, доброй ночи! - они пожали друг другу руки. Филипп скрылся в комнате отдыха, даже не пытаясь придумать себе какую-то деятельность для отвода глаз. Его руки дрожали, а паника накрыла с такой силой, что Филипп понимал, что если он сейчас не умоется холодной водой - он умрет прямо здесь от сердечного приступа. Ледяная вода в кухонном кране отрезвляла, оживляла, и Фил по привычке сунул голову под кран полностью, пытаясь убрать паническую атаку болевыми ощущениями - проверенный способ сработал и в этот раз. Так значит, Неколенко в Москве, поехал туда по заданию клуба, но в необходимых точках так и не отметился. Травма Архипа, которую врачи "Металлурга" неправильно лечили несколько месяцев, мучала Архипа на предсезонке, затем затихла благодаря стандартным методам восстановления в начале сезона, а потом небольшой силовой прием спровоцировал рецидив, что и посадило Неколенко на скамейку снова. Конечно, Архипу это не нравилось - он был недоволен тем, что врачи клуба ничего не могут сделать с тем, что Неколенко выпал из состава; он много раз проходил дополнительные обследования за свои деньги, чтобы ускорить процесс, и видимо в этот раз Архип добился диагностики в Москве. Только вот зачем ему оригинал своей медицинской карты? Куда он так торопится? Филипп стянул с себя толстовку и накинул ее на мокрые волосы, промакивая их. Руки все еще дрожали, внутренние органы трепетали, а по венам и артериям болезненно текла паника - но она уже не била гулким набатом где-то в самом центре головы, и Филиппу было достаточно того, что его сопровождало легкое чувство боли внизу живота - так называемые "бабочки" - а еще было достаточно того, что Архип хоть с кем-то на связи и был в порядке. *** Задержка Филиппа достигла трех дней, когда на утреннем собрании Илья Петрович назвал имя Филиппа, перечисляя состав третьего звена на игру с "Трактором". В зеркале, которое висело в туалете, Филипп впервые за несколько дней рассмотрел свое отражение не мельком - усы и борода некрасиво отрасли и противно топорщились в разные стороны, не уложенные сухие волосы кудрявились как попало, падая на глаза, щеки впали, уголки губ опустились, а из глаз пропал блеск, пропал огонь, пропала улыбка. Майе так хотел снять с ноги кроссовок и запустить им в свое отражение, но он только разбил бы ни в чем не повинное стекло, а не исправил бы ситуацию. Так хотелось обрить голову, сбрить усы, бороду, рассмотреть свое лицо, рассмотреть каждый пушной волосок, морщинку, каждую царапинку, а потом, запомнив это лицо, снять его и выбросить. Вся ситуация была настолько сюрреалистичной, что Филипп, задумывавшийся над тем, чтобы пойти к Акользину или Кошечкину и пожаловаться на свою тяжелую жизнь, пересказывал все происходящее прямо сейчас в своей голове, когда оставался в одиночестве - разговаривал сам с собой, и просто смеялся - безмолвно или в голос, понимая, что его товарищи будут крутить пальцем у виска. Архип не отвечал ему уже неделю, сегодня пошел седьмой день. Филипп, если честно, уже начал забывать, что он в отношениях, что в принципе у них все было нормально до какого-то определенного момента, что они не расставались, не ругались, не ссорились. Архип как будто был кусочком матрицы, пикселем в компьютерной симуляции, в которой жил Филипп, и создатель этого зоопарка то ли забыл, куда дел Архипа, то ли потерял его фигурку, то ли посчитал персонажа Неколенко очень скучным и стер из истории. Вот только в голове Майе Архип все еще был на месте, жил, не платя за аренду. Был теплым, объемным, живым, любящим, искрящимся, настоящим, улыбчивым и главное - рядом. Филипп так много думал об Архипе, что Неколенко стал для него что-то вроде воображаемого друга, и это было так странно - ведь еще полторы недели назад они просыпались в объятиях друг друга, ездили вместе на завтрак и целовались часами напролет. Фил определенно понял, что он сошел с ума, когда главный тренер произнес его имя на собрании, перечисляя стартовый состав, и Филипп вдруг так разозлился, что даже несдержанно топнул ногой - как же хорошо, что все вокруг были такими уставшими, такими умиротворенными и такими спокойными, что не обратили на это внимание. Но тот факт, что у Филиппа потекла крыша, был уже давно известен всем и был известен хорошо - просто никто не знал, что с этим делать. Филипп начал замечать, что ему очень многое сходит с рук - но он не пользовался этими привилегиями; хотя так хотелось. Факт оставался фактом - Филипп сегодня был в своем родном третьем звене, где играл с Лайпсиком и Голдобиным, а значит пришло время наверстывать упущенное в прошлой игре - очки, игровое время, коэффициент полезности. Сегодня все съедающие Майе мысли остались на пороге арены, дрожь в руках, непрошенные слезы, обида, бесконечные вопросы - крутились на детской карусели где-то далеко от сводов ледового дворца, где свежесть искусственного льда отрезвляла и холодила, позволяя Филиппу хотя бы на несколько часов вернуться в тонус, разогреваясь перед игрой. Времени было более чем достаточно - Фил совершил легкую пробежку в коридоре, сделал несколько циклов на велотренажере, покружил с мячом под баскетбольным кольцом - и все это ему довелось делать в одиночестве, что помогло Майе окончательно собраться с мыслями и вернуться в раздевалку к команде таким, каким он любил себя видеть - злым, замотивированным, голодным, разгоряченным. В конце концов, ни один альфа в этой жизни не может заставить его расстаться со свой самой главной страстью, и Фил и без этого уже пропустил без видимой причины целый матч - а значит сегодня стоит ожидать возвращения "артиста из Франции". - Вася, блять, я из Канады, - когда Кошечкин назвал так Филиппа впервые, Майе сначала не понял шутку. - Ну все, ну все, не дуйся - лопнешь, - смеялся вратарь, поправляя на Филиппе шапку, которую они передавали друг другу в качестве награды лучшему игроку матча, - раз из Канады, то и говори по-канадски. - Нет такого языка, Кэт, - Филипп фыркнул, сдувая со лба упавший локон волос, - к твоему сведению, в Канаде два государственных языка - французский и английский. - А канадский? - Василий выглядел удивленным. - Вася, ты меня пугаешь! - Майе оставил без внимания большую теплую ладонь голкипера, которая сползла с его затылка на его шею - удивление на лице Кошечкина быстро сменилось гулким басистым смехом, а обрамляющие глаза глубокие морщинки разгладились. Филипп пихнул голкипера в грудь, улыбаясь. - И кто тут у нас еще артист?! В подтрибунном помещении перед самым началом матча Яковлев как обычно заводил своих игроков, прикрикивая на них и подбадривая - с каждым из них у него была какая-то своя предматчевая традиция, ею считалось даже молчаливое переглядывание, короткий кивок, выразительная улыбка или невесомое прикосновение. Обычно в коридоре под трибунами, перед самым выходом, Филиппу нечем было дышать - запахи альф, волнующихся и настраивающихся, концентрировались в крошечном коридоре; но сегодня Филипп ощущал только две вещи - запах острого свежего льда, к которому тянуло прикоснуться свежезаточенными лезвиями коньков, и запах аммиачной соли, которую Филипп нюхал буквально мгновение назад и коснулся бумажного пакетика, спрятанного в объятиях краги Андрея Чибисова, усами. - Давай-давай, Минула! - Яковлев, чуть прищурившись, хватал каждого проходящего мимо него игрока своей команды за руку, останавливал, цеплялся крагами за перчатку и подтягивал к себе, чтобы плотно удариться плечами. - Чиби, давай-давай! - кэп выглядел сосредоточенным и спокойным - Карри и Карпов - его альтернативные капитаны - также повторяли движения капитана с каждым, кто останавливался рядом с ними, подбадривая и раздразнивая. - Деня, Деня, давай-давай! - энергия Егора была такой положительной и заразительной, что когда он ударил по краге хмурого с самого утра Зернова, Денис встрепенулся и, улыбнувшись, отправился ко льду. - Филя, покажи класс, давай, все соскучились! - Яковлев с силой подтянул Филиппа к себе, ударяясь с омегой плечами, на мгновение заглянул в его глаза и улыбнулся. Джош, расслабленный и улыбчивый, выставил перед Филиппом кулак, и Фил отбил его, подхватывая его волну расслабленности, Макс, серьезный и нахмуренный, вытянул перед Филом ладонь, и Майе осторожно накрыл ее своей, легонько хлопая по ней. Сине-оранжевый свет, скользящий по льду, завораживал, эмоции и кураж били через край, клюшка сама нетерпеливо билась крюком о бетонный пол. Филипп глубоко вздохнул, закрывая глаза и на мгновение отвлекаясь от всего - настраивал связь с космосом. Кэп громко скомандовал выбегать на лед, и Филипп, дождавшись своей очереди, наконец выскочил на площадку - такое ощущение, что он не стоял на коньках целую вечность. Смены шли очень активно и быстро - Илья Петрович пока только подбирал тактику под сильного соперника. Филипп злился все больше и больше с каждой секундой - противник играл жестко, много нарушал, эти нарушения очень часто оставались незамеченными; это заставляло всю команду играть грязно, ошибаться, ругаться, лезть в драки и менять привычные сочетания, чтобы достичь результата. Воробьев кричал, размахивал руками, фыркал, выплевывал жвачку в мусорное ведро и тут же лез в карман за новой подушечкой. В звене Фила тоже не все было гладко - Голди, натянуто улыбаясь, то и дело потирал рукой саднившее колено, которое врач команды замораживал, накладывал мазь и вообще колдовал как мог, а Лайпсик, упустивший уже как минимум две возможности открыть счет, выслушивал от тренера указания с недовольным видом. Для Филиппа отправной точкой стал силовой прием Карпухина - игрок "Трактора" вылетел на Филиппа откуда-то из-за спины Акользина, пока Филипп мирно ждал, придерживая шайбу, смены защитников, а Карпухин со всей силы влетел в омегу, опрокидывая его на лед и падая сверху на Филиппа. Майе был так растерян и зол, больно ударился головой - шлем от удара улетел куда-то к борту, а челябинский игрок еще и со всей уверенностью и громогласностью обругал Филиппа, словно это канадец влетел в Карпухина на полном ходу, а не наоборот, и Фил не сдержался, крагой пихая альфу в грудь. Арбитры не дали им закончить начатое - игрок "Трактора" также был готов скинуть краги и начать драку, но судьи решили, что еще рано выпускать на волю эмоции. Экипировка Филиппа была не на месте, а значит ему нужно было вернуться на скамейку и привести себя в порядок, что также подкинуло дров в костер разгорающегося гнева в груди Майе - крича оскорбления оппоненту, Филипп, зайдя на скамейку, не придумал ничего лучше, чем бросить свой шлем о пол - пластик с треском отлетел под ноги удивленному Земченку, а затем под руку попалось стекло двери, ведущей на скамейку - Филипп со всего размаху ударил по нему, сотрясая плотный материал. Пока специалист по экипировке спешно клеил на новый шлем Фила цифры его игрового номера, а врач обрабатывал свезенные костяшки пальцев, Фил пытался успокоиться, ожидая новой смены - однако адреналин бежал по венам вместо крови уже не первую минуту, вымывая все инстинкты - самосохранения в первую очередь. Сдавленным голосом поблагодарив сервисмена и врача, Филипп, прищурившись, посмотрел на тренера - на смену как раз бежали Юров, Фисенко и Акользин, и Илья Петрович коротко кивнул Майе - тот выскочил на лед, перепрыгивая через борт, стоило Паше зайти в калитку. Словно какая-то рука взяла его за ворот свитера и несла его надо льдом между звеном габаритный челябинский игроков, которые не могли установить над ним контроль, Голдобин, увидев крошечный коридор между игроками "Трактора", сделал точный пас на клюшку Филиппа, и Майе, распихивая черно-белых, размахнулся и щелкнул по воротам Хэммонда - шайба со свистом пролетела прямо надо ловушкой вратаря и оказалась в воротах. Фанатские розы по всему дворцу взлетели в воздух, Филипп глубоко вздохнул, опускаясь на льду на одно колено и празднуя шайбу - такую простую, долгожданную и неожиданную, а у противоположного борта его уже ждали его ассистенты - Коди и Коля. - Не пас, а конфета, Голди, - Филипп положил руку на голову Николая, чуть похлопывая его по шлему. Уже сидя на скамейке, Филипп понял, что не ощутил никакого удовлетворения от того, что забил, не ощутил никакой усталости, а ждать свою новую смену было таким мучительным и долгим занятием, что Майе даже начал скучать. Лайпсик рядом с ним безэмоционально жевал протеиновый батончик, а когда увидел, что Фил мельком взглянул на него, протянул шоколадку Филу, предлагая попробовать и не произнося при этом ни слова. Филипп снял крагу, вытер лицо полотенцем и осторожно укусил край батончика одними зубами, разжевывая рассыпающуюся шоколадную массу с отчетливым и характерным вкусом. Лайпсик улыбнулся, пригладил свои растрепанные волосы, надел шлем и встал на ноги, подгоняя задержавшихся на льду членов первого звена. Фил тут же уселся на борт, ожидая Карпова, и стоило Максиму оказаться на скамейке, Фил спрыгнул на площадку и тут же кончиком крюка принял передачу Никонцева Толи, откатываясь к воротам Эдди и ожидая, пока у всех будет возможность смениться. Свежими и отдохнувшими, Майе, Лайпс и Голди снова выдвинулись на голкипера черно-белых по старой, но верной тактике - Филипп в центре площадки, Брендон колдует около бортов, Голдобин где-то на остром углу ждет удачного момента для того, чтобы совершить пас на Фила, которого до сих пор предпочитали выпускать не для борьбы, а для завершения атаки. При помощи Егора и Валеры нападающие третьего звена смогли вернуть себе владение шайбой, на мгновение утерянное, и переместить углы импровизированного треугольника чуть к краю площадки - Филипп ловко обогнул ворота Хэммонда, сталкиваясь плечами с Телегиным, который выглядел так, словно искал драки с кем-либо из игроков "Металлурга", и подобрал шайбу, потерянную челябинцами во время активной борьбы Хохрякова и Голдобина около борта. Дело оставалось за малым - просто прицелиться, и в этот бросок Филипп вложил все, что он хотел бы также стремительно выбросить из своей жизни - шайба оказалась в воротах, только вот весь этот ненужный багаж, от которого Майе хотел так красиво и метафорически избавиться, все еще лежал на его плечах. Пока его в объятиях держали Орехов и Голдобин, Филипп непроизвольно бегал глазами по трибунам в поисках знакомого лица - вдруг Архип приехал из Москвы? Интересно, а он смотрит сейчас матч - если не на арене, то хотя бы онлайн? Он рад за то, что Филипп сделал дубль? Догадывается ли он, что все свои шайбы Фил посвящает ему? - Филька, ты бы хоть улыбнулся ради приличия, - кэп заметил, что Филипп даже не сделал попытку отметить заброшенную шайбу, и когда парня спрятали его за своими плечами в тесных объятиях, Яковлев не упустил возможности наклониться к Филу и шепнуть ему пару слов. Но Филипп уже не слушал. До конца первого периода оставались считанные секунды, а сирену Филипп встретил, пряча свое лицо за спиной Джоша и вытирая глаза от непрошенных слез, которые застлали его глаза, стоило ему хоть на мгновение пустить Архипа в свои мысли. Фил с облегчением вздохнул, бросил полотенце на скамейку и ушел в раздевалку один из первых, где тут же скрылся в душевой, скидывая краги и шлем по дороге, и засунул голову под холодный душ, пытаясь сбить состояние панической атаки, которая накрыла его, пока он шел по темному проходу. Чувствуя, что организм начинает потихоньку посылать сигналы о своем не самом хорошем состоянии, Филипп даже усмехнулся - столько стресса, большая задержка, литры пролитых слез, бессоные ночи, отсутствие нормального питания и тренировки до упаду - и он хотел, чтобы сейчас с ним все было нормально? Стиснув зубы, Фил завалился обратно в раздевалку, быстро усаживаясь на свое место и съеживаясь в ячейке так, чтобы его никто не видел и не слышал. Лайпсик удивленно посмотрел на него и дал ему свое сухое полотенце, которое Фил с молчаливой благодарностью принял и накинул на голову. - Паника? - Коростелев наклонился к нему, не смотря на Филиппа, и как обычно точно угадал состояние Майе. Фил коротко кивнул, понимая, что страх сковал все мышцы на его лице и он даже толком не может пошевелиться. - Давай дам таблетку, отпустит к началу второго периода. - Не буду ничего во время игры пить, - Фил покачал головой. - Но спасибо за предложение, Ник. Коростелев осторожно пихнул Филиппа рукой в колено, провожая беспокойный бегающий взгляд Майе своими глазами, и отвернулся к Голдобину, оставляя Филиппа наедине со своими мыслями, которые так и лезли в голову, раздирая такой ветренный и такой необходимый сейчас настрой на игру, который Фил долго собирал по кусочкам и по кирпичикам, подготовливая себя к игре с самого утра. Тренер что-то долго рассказывал об особенностях игры соперника, потом залез на стол, свесив ноги, сложил руки на коленях, и, выделяя каждого игрока, так или иначе отличившегося в периоде, называл сильные и слабые стороны всех его действий, утешал и подбадривал парней, у которых были проблемы с моментами в прошедшем отрезке. Филиппу были знакомы все эти взгляды, которые сейчас были направлены на него - украдкой или прямые, ищущие зрительного контакта; так альфы всегда выражали свое недовольство, несогласие, опаску - и страх. Вот только если Филипп ловил свои панические атаки из-за того, что его нервная система за последние несколько дней была им же самим похоронена, то вот одноклубники боялись... соперничества? Филипп был не до конца уверен. Они все здесь уже давно привыкли к тому, что Филипп только делает вид, что пытается утереть им нос, но никогда не принимает ничего за чистую монету, всегда уступая членам своей команды хоть немного, чтобы не ущемить их хрупкое эго. Не церемонился Филипп, пожалуй, только с соперниками, в чужой половине площадке чувствуя себя полноправным хозяином ситуации, но вся эта психология сейчас уходила на второй план. Если бы Филипп действительно в ней хорошо разбирался - его блядский парень бы не игнорировал его без причины целую неделю. Весь второй и половину третьего периода Филипп был тенью своих одноклубников на льду, делая какие-то бездумные передачи, совершая неточные пасы и попадая прямо во вратаря, но когда Карпухин, по которому Фил уже успел соскучиться, в середине третьего периода громко послал его на кухню делать ему бутерброд, когда Фил в очередной раз пробросился и ехал на смену, в Майе снова зажглась эта искра, которую он потушил после двух своих голов - пока единственных в этой игре. Он подъехал к игроку челябинской команды почти вплотную и попросил повторить сказанное ранее, и Карпухин, расплывшись в глупой улыбке, понимая, что его провокация удалась, с большой радостью повторил, однако не договорил - Филипп остановил его на половине слов, скидывая краги перед его лицом и бросаясь в бой, и пусть даже выиграть его не удалось - соперник быстро посадил его на лед, Филипп все равно с гордо поднятой головой собрал свою разбросанную экипировку и под аплодисменты трибун и щелканье клюшек одноклубников поехал отбывать свой штраф. Сидеть на скамейке штрафников всегда было очень стыдно для Филиппа - если до этого он мог быть хоть как-то полезен своей команде, то сейчас его бесполезность и никчемность выделялась особенным образом, ведь он сидел в душном лепрозории с сервисменом, который отсчитывал секунды на табло до выхода Филиппа, и когда позорные две минуты закончились, а Филипп выскочил на площадку, в последний момент натягивая крагу, ему так захотелось показать этому злоебучему Карпухину и всему его пидорскому звену, которое сейчас как раз было на льду, что он не то что не собирается заниматься делами омег - готовками, родами, хозяйством и удовлетворением альфы, он собирается быть тем самым альфой, который сейчас соберет всю их черно-белую компашку и отправит отдыхать домой, в Челябинск, с пустыми руками. Пас Акользина, идеально принятый Филиппом в центральной зоне, оказался прекрасным шансом сделать это здесь и сейчас, и когда Фил вышел один на один с Хэммондом, ему понадобилось несколько секунд, чтобы завалить массивного канадского вратаря на бок, создавая видимость опасного броска в левую девятку, а затем поменять руку на неудобную и легонько, нежным осторожным касанием забросить красивую шайбу в совершенно пустой правый угол. Акользин и Фисенко были ассистентами третьей шайбы Филиппа в этом матче, и именно Паша легким, но волнующим касанием голой руки - крагу он потерял где-то по дороге - первый поздравил Майе, приглаживая спутанные волосы на его шее. Фил, обычно трепетно прикрывающий глаза при таких прикосновениях, в этот раз не ощутил ничего, кроме сухого прикосновения кожи к коже. Издевки Фила на этом не закончились - тренерский штаб "Трактора" по каким-то причинам принял опрометчивое решение снять вратаря за минуту до конца третьего периода - Фил никогда не понимал, чего некоторые команды хотят добиться такой тактикой, особенно когда разрыв в счете больше двух шайб, и как раз на поле шестым полевым игроком появился обожаемый Филом Карпухин - Майе, практически глядя ему в глаза, принял шайбу, которую в игру выбросил Паскуале, не видя никакого смысла в том, чтобы останавливать игру за несколько секунд до ее окончания, и отправил ее в сторону пустых ворот, забивая четвертый гол. - Парни, ну что я могу сказать, сегодня молодцы, да, - Воробьев совершенно буднично ходил по раздевалке, размахивая руками, вырисовывая какие-то круги и другие геометрические фигуры, - Эдди, поздравляю с сухариком, ты сегодня отлично поработал, парни, бригада большинства и третье звено - вы отлично сработались, собрались, да, считаю, что Филипп, Коля, Коди заслуживают похвалы в полной мере, - главный тренер обходил высокую колонну посреди раздевалки и осматривал своих подопечных. - Ну и конечно отдельно поздравляю Филиппа с первым покером в нашей лиге, Фил, ты большой молодец, что собрался, надеюсь, это не последний твой покер, - тренер начал хлопать в ладоши, поздравляя ребят с победой, и они начали хлопать в ответ, поздравляя друг друга. - Парни, Эдди, поздравляю с сухим матчем, - на прошлой игре шапка досталась Василию, и сейчас он поднялся на ноги из своей ячейки, вытаскивая шапку с полки, - все сегодня отлично сыграли, но я видел, как горели глаза у Филиппа и с каким огнем он забивал сегодня свои голы, так что он сегодня достоин был этого достижения в полной мере, ну, и шапка тоже сегодня достается ему, - Вася посмотрел на Фила, и под улюлюкание и радостный смех парней подошел к нему, крепко обнимая Майе, обхватив руками его шею и грудь, надел на него шапку, осторожно поправляя. Филипп сказал несколько слов благодарности, перечислив всех своих ассистентов с улыбкой на лице, еще раз поблагодарил одноклубников за прекрасный матч и на этом их маленькая традиционная церемония по передаче шапки закончилась - Филипп наконец увидел, что оператор их клубного влога выключил камеру, опуская ее объективом в пол, смахнул с лица натянутую улыбку и рухнул в свою ячейку, стаскивая с себя нагрудник. В раздевалке было шумно - Леша Маклюков тут же включил какую-то дрянную попсу, которую они вечно слушали, парни, пританцовывая, раздевались, скидывая грязную и мокрую экипировку в корзину для белья. Фил стащил нательный лонгслив, взъерошил свои волосы, смотря в пол пустыми глазами, и бросил его на пол рядом с собой. - Эй, артист, ты как? - Вася очень оперативно избавился совершенно от всей своей спортивной одежды и экипировки, а так как игрового времени ему сегодня не перепало, то Вася просто переоделся в уличную одежду и гулял по раздевалке, переговариваясь с одноклубниками и поздравляя их. - Отлично, Кошка, а ты как? - Фил посмотрел на Василия снизу вверх, развязывая шнурки на своих коньках. - Да я тоже неплохо, знаешь, - с улыбкой сказал Кошечкин, приглаживая волосы, - Лайпс, я присяду тут у тебя? - он обратился к Брею. - Валяй, я все равно в душ, - сказал Лайпсик, поднимаясь на ноги и стаскивая с себя нижнее белье. - Филипп, ты меня извини, конечно, - Вася выждал время, пока Брендон, насвистывая мотив песни, которая играла сейчас в раздевалке, ушел в душ, размахивая над головой полотенцем, и наклонился к Филу, Майе до сих пор возился со своими шнурками, - но я кое-что заметил. Твой запах куда-то пропал. - Я приболел, Васька, он вернется, - если бы Фил где-то мог поставить ставку на то, с каким разговором к нему припрется Вася, то Филипп бы поставил все деньги со своего банковского счета именно на этот исход, - забей. - Я не могу, - возмущенно прошептал Кошечкин, - ты был у врача? На тебе последнее время лица нет совершенно. Как ты кушаешь, как ты спишь? - Вася вдруг начал задавать вопросы так быстро и в таком количестве, что Филипп даже запутался в них. - Ты гуляешь, ходишь куда-нибудь? Или только сидишь у себя в этой комнатушке? Архип тебя не водит никуда что ли? - Стой-стой, Кэт, - Майе выпрямился, стаскивая коньки с ног, - во-первых, я ни на один вопрос из твоей викторины отвечать не хочу, а во-вторых - я не уверен, что Архип сейчас в Магнитогорске, а даже если и в Магни, то я понятия не имею, где он находится, - сказал Филипп, наблюдая за тем, как на лице Кошечкина сменяется весь спектр эмоций от удивления до неопнимания. - Как это "не в Магнитогорске"? - Кошечкин прищурился, но Фил ожидал немного другого вопроса. - Я ж вот только минуту назад с ним около тренерской за руку здоровался, говорит, пошел в машину, будет ждать тебя, а то здесь душно. Филипп, наверное, еще никогда в жизни так быстро не раздевался, не принимал душ, не сушил голову - все равно не высушил толком, не надевал одежду и не собирал свои вещи, он бы точно успел сделать все перечисленное до того момента, как прогорела бы зажженая спичка. Как назло, со своими совершенно ненужными поздравлениями лезли одноклубники - Филипп честно искренне каждого из них обнимал, ожидая, пока они потреплют его волосы, пригладят футболку, похлопают по спине, но в голове у него была только одна мысль - увидеть Архипа; сердце билось часто-часто, высохшие губы поджимались от непрошенных слез, и когда Филипп наконец попрощался со всеми, кто желал этого, он вылетел из раздевалки и побежал с такой скоростью, которую не развивал сегодня на льду, выбегая через служебный вход на среднюю парковку. Знакомый BMW блеснул серым хромом под ярким уличным фонарем. Филипп как будто не видел Архипа тысячу лет - альфа выглядел похудевшим, его пальто очень несуразно сидело на нем, волосы были аккуратно уложены на бок, но главное - стоя около открытой двери машины и опираясь на крышу, Неколенко курил электронную сигарету, хотя всегда презирал курильщиков. Майе сорвался с места, пересекая довольно большое расстояние между лестницей, на которой он стоял, и машиной альфы, поскальзываясь и время от времени теряя равновесие, Архип заметил его, быстро убирая айкос в карман пальто и отталкиваясь от корпуса автомобиля. Филипп подскочил к Неколенко, и последние метры, разделяющие из, Филипп выбирал, какой шаг ему стоит предпринять дальше - вцепиться в полы пальто Неколенко и притянуть его к себе, жадно целуя любимые губы, или же ударить его так, чтобы он лишился парочки зубов. Стрелка отчаянно металась между двумя вариантами, и остановилась на втором, но Майе все равно не смог позволить себе что-то серьезнее пощечины - его ладонь разрезала воздух и оставила звонкий шлепок на щеке Неколенко, который тут же согнулся пополам, прижимая руки к лицу и вскрикивая. Для Фила это было что-то вроде капли крови для акулы - ему хотелось вывалять Архипа в сугробе, отпинать его ногами, задушить - причинить ему столько же страданий, сколько тот причинил ему, но Майе снова оставил свои кровожадные фантазии при себе, лишь бросая на пол сумку, хватая Архипа за воротник пальто и прижимая к двери машины. - Где ты был, сукин сын? - сквозь зубы процедил Филипп, крепко сжимая воротник пальцами. - Филипп, ты весь мокрый, сядь в машину, ты заболеешь, - просипел Неколенко - его тело было ватным, а в глазах не осталось совершенно ничего - даже привычной альфам надменности. - Иди ты нахуй со своей заботой, ебанный твой рот, отвечай, где ты был, Архип, где ты был, когда ты был так нужен мне, Архип, где ты был... - Филипп даже не чувствовал, что он сильно замерз, не чувствовал, как подтаявший снег промочил легкие кроссовки, не чувствовал, что слезы катятся по его лицу, не чувствовал, что его трясет от истерики, которая накрыла его и вроде так внезапно, и вроде была с ним последнюю неделю рука об руку. - Где ты был, Архип, где...? - рыдая, Филипп заглядывал в глаза Архипа, который жалостливо зажмурился, легко прижимая омегу к себе и укрывая его полами пальто. Обнимая альфу, прячась в его верхней одежде от холода, снега и ветра, Филипп плакал и понимал - он испытывает умиротворение, спокойствие, которое потерял и никак не мог найти в последние дни. С Архипом все хорошо, он цел, жив, здоров, все такой же большой, сильный, красивый - немного осунувшийся, похудевший и круги под глазами словно стали чуточку темнее, но вдруг это все результат яркого света фонарей над их головами. Архип обнял Фила, прижимаясь губами к его переносице, то и дело оглядывался на служебный вход позади себя, откуда выходил Филипп, просил Майе поскорее сесть в машину, чтобы согреться, и когда омега наконец немного успокоился и согласился, Архип, все также укрывая Фила своим пальто, проводил его до двери переднего пассажирского сидения, открыл ему дверь и посадил Фила в машину, обходя ее, закидывая сумку Филиппа на заднее сидение и садясь на водительское, тут же включая печку. - Архип... - задыхаясь от слез, прошептал Фил. - Я тут, я тут, - Неколенко обнял Фила, поглаживая омегу по волосам, - что же ты даже волосы-то после душа не высушил, Фил, давай я отвезу тебя домой, ты заболеешь сильно, солнышко, - Архип поцеловал Филиппа в висок и отпустил его из своих объятий. - Архип, просто ответь мне - я чужой тебе человек? - Майе все никак не мог успокоиться и не переставал плакать, однако пик истерики уже прошел и он мог связно разговаривать - а с Неколенко ему предстоял очень серьезный и долгий разговор, Филипп ощущал это. Архип молчал, не отвечая на вопрос Фила - альфа выглядел виноватым. - Тогда почему ты просто развалил все, что мы с тобой строили, за какую-то ебанную неделю? Почему ты не брал трубки? Почему ты не отвечал на сообщения? Неужели ты не понимаешь, что я всего себя извел за то время, что тебя не было? - Фил смотрел на свои руки - они дрожали, и ему становилось страшно от понимания, что он довел себя до изнеможения всем происходящим. - Было так сложно один раз позвонить мне и сказать "Фил, со мной все хорошо, мне просто нужно время, я пропаду, не переживай"? Было сложно, скажи мне, Архип? - У меня новый номер, - глухо сказал Неколенко, не поднимая глаза на Майе. - А почему я об этом не знаю?! - Фил, наверное, ожидал какой угодно ответ, но никак не этот. - Филипп, я очень голоден, - Архип положил руку на рычаг коробки передач и посмотрел в зеркало заднего вида, - поехали поужинаем куда-нибудь? Ты тоже после игры, очень устал, нам обоим это нужно, там и поговорим. Я понимаю все твое негодование, солнце, но давай просто поедем и покушаем в нашем любимом месте, хорошо? - Ты серьезно предлагаешь мне поехать поесть так легко и буднично, словно ты только что не вернулся после недельной пропажи? - удивленно спросил Филипп. - Я вообще не был в курсе, куда ты делся, не имел никакой возможности спросить хоть у кого-нибудь, где находишься, чтобы не навевать на нас с тобой подозрения. Случайно подслушал разговор Новикова с тренером, он говорил о том, что ты был в Москве, но не появился у врача, к которому тебя отправил клуб. Это какой-то секрет, Архип, который нужно было держать от меня подальше? Я не понимаю. Я ничего не понимаю. - Я правда был в Москве, - сказал Неколенко, - я правда не пошел на прием к врачу, которого мне назначил Новиков, потому что в этом клубе не понимают, как лечить мои травму, - он потер бедро невесомым движением руки, - я воспользовался временем, которое они мне выделили для диагностики, и потратил его на посещение специалиста, которого нашел сам - у него есть нужный мне аппарат и принимает он только в Москве, - Архип посмотрел на Филиппа, - я прошел пробный курс и он оказался рабочим, Фил, я получал неправильное лечение хуй знает сколько времени, а теперь у меня появился шанс быстро реабилитироваться и вернуться в игру. - Но почему ты мне этого не сказал до того, как улетел? - Филипп смягчился, услышав хорошую новость. - Это же просто супер! Я бы поддерживал тебя на каждом этапе и был бы с тобой все это время, Архип, я так рад, что ты смог найти доктора, который поможет тебе. - Я тоже рад, Филипп, - Неколенко удивительно ловко лавировал между вопросами Майе, отвечая только на то, на что хотел ответить. - Не могу по тебе этого сказать, - Фил даже слегка усмехнулся, - лицо у тебя такое, словно кто-то умер. - Я просто устал, - наконец Архип сдался - отпустил руль, в который вцепился пальцами крепко-крепко, убрал руку с рычага коробки передач, откинулся на сидение и глубоко вздохнул, - я хочу поужинать и принять ванную, я только сорок минут как прилетел в Магнитогорск. Я хочу обнять своего любимого малыша, извиниться перед ним за свое мудаческое поведение, - Неколенко легонько похлопал Фила по коленке, но руку на его ноге не оставил, - я не хотел тебе говорить о своей поездке, потому что боялся, что у меня ничего не получится и я вернусь в Магнитогорск ни с чем. Наверное, Филипп должен был растаять от слов и кривых извинений Неколенко, но этого не случилось - короткое и сухое прикосновение добило Фила окончательно, и он просто смотрел на виноватую натянутую улыбку Архипа, который пытался спрятать свои пустые глаза в потемках машины. Перед Филиппом сидел уже не тот Архип Неколенко, который несколько месяцев назад осыпал омегу поцелуями, нежностями, ласками, приятными словами, это был не тот альфа, с который Фил полностью раскрылся, как омега, которому доверял себя целиком и полностью, которому вверил все свои чувства и эмоции, перед которым был готов стоять на коленях. Не с этим человеком Филипп был готов встречать рассветы и провожать закаты, не с ним был готов работать и играть плечом к плечу, не с ним любил проводить каждую секунду своего времени. - Почему ты разговариваешь со мной, как с дурачком? - Филипп понимал, что кричать и истерить нет никакого смысла - правды истерикой он не добьется. - Ты что, не понимаешь, что тот факт, что ты что-то утаиваешь от меня - просто меня уничтожает? - Майе не торопился заглядывать альфе в глаза, понимая, что там ответа он не найдет. - Я терпел тотальный игнор от тебя, а ты даже не удосужился позвонить мне со своего нового номера? С кем я встречаюсь, Архип, с пубертатным подростком, у которого проблемы с тем, чтобы пересилить свое желание превратить отношения в драму на равном месте? - Фил посмотрел в окно - снег мягко падал на асфальт пустой темной парковки. - Ты больше не любишь меня, не хочешь отношений? Тогда так и скажи мне, Архип, зачем ты пытаешься вытрясти из меня всю душу? - Майе повернул голову к Неколенко - но на лице альфы ничего не изменилось, словно Фил говорил сам с собой. - Я не могу больше нервничать, я не могу держать это в себе, все вокруг замечают мое состояние и задают вопросы, на которые у меня нет ответа! - возможно, Филипп переборщил в плане того, что в этот момент говорил только о себе, но ему было плевать - он чувствовал себя брошенным. - Почему ты молчишь, Архип? - Я сожалею, что причинил тебе столько боли, - Неколенко говорил так, словно его заставляли - в этих извинениях не было ни капли искренности, - я не хотел этого делать. Очень много событий произошло за последние дни. - А почему я все еще ничего не знаю о них? - вскрикнул Фил. - Почему я должен сидеть на иголках и быть в полном неведении? Ты мой парень или чужой мне человек? - Филипп, не кричи, послушай меня, - попросил сиплым голосом Архип, вытаскивая из кармана пальто электронную сигарету и делая короткую затяжку. - Я бы в Москве по нескольким делам. Я проходил осмотр, медицинский осмотр в "Спартаке". - Что? - только и смог выдавить из себя Филипп, понимая, что это означает только одно. - Я попросил своего агента попросить "Металлург" обеспечить "Спартаку" уступку прав на мой контракт, денежную компенсацию за меня также выплатят москвичи, - вздохнув, сказал Неколенко, снова затягиваясь, - я уезжаю в Москву, буду там жить и играть. Я продал здесь квартиру, забрал все свои вещи, уже почти все перевез в столицу, заключил с красно-белыми предварительное соглашение, они готовы включить меня в тренировочный процесс сразу же после того, как я пройду курс лечения полностью, - Неколенко затягивался после каждого предложения, выпуская дым в сторону заднего сидения, - я больше не могу здесь находиться. Фил знал несколько языков, и все их он сразу же забыл, просто беззвучно открывая рот и смотря на Неколенко - наконец что-то живое блеснуло в глубоких глазах альфы, и это что-то было сожалением. Осознание доходило до Фила волнами, каждое сказанное Архипом слово отдавалось в голове гулом, но картина все никак не сходилась по кусочкам, которые Филиппу заботливо подкинул Неколенко, вопросов становилось только больше, а паника, не отпускавшая Фила ни на мгновение, замерла увесистым булыжником где-то на сердце. Он не мог поверить ни единому его слову - не хотел верить. - Я не понимаю... - с трудом процедил Майе, пытаясь собраться с мыслями. - Настя беременна, - Неколенко сделал настолько глубокую затяжку, что даже закашлялся, - и отец этого ребенка - это я. Я узнал о этом несколько недель назад, когда срок у нее уже был около двух месяцев, я заставил ее сдать тест ДНК, он подтвердил, что этот ребенок - мой. Я хочу сделать ей предложение, хочу, чтобы этот ребенок родился в законном браке, а ее и мои родители - москвичи, поэтому я посчитал, что самым разумным решением будет перевести мою работу в Москву, чтобы быть с ней там... Неколенко еще какое-то время что-то рассказывал, но Филипп его уже не слушал, а просто пытался понять, бьется ли еще его сердце или оно уже остановилось. Свет белого фонаря вдруг стал таким тусклым и таким серым, что Филипп перестал видеть вообще все за стеклом машины - началась метель, свидетелем которой Филипп еще пока ни разу не был, живя в Магнитогорске. Слезы на глазах высохли, плакать не хотелось совершенно - хотелось рвать на себе волосы, одежду, кричать, крушить все вокруг - но вместе с этой злостью и напало какое-то оцепенение, паралич, с которым Филипп никак не мог справиться, сжимая ткань спортивных штанов на ногах. Вот и настал конец всему, что Филипп так глупо надеялся воскресить. Он ведь всерьез думал простить Архипа, жить дальше как ни в чем не бывало, закрыв глаза на этот темный момент, просыпаться в его руках и дальше, целовать его губы и дальше, прикасаться к его телу и дальше, готовить ему завтрак и дальше - но сидящий перед ним Архип Неколенко и правда уже был не тем Архипом, в которого Фил так сильно влюбился - он уже был чужим. - Я отрицал все, когда она позвонила мне и рассказала об этом, - сказал Архип, - я плакал и переживал, я сорвался на нее, ударил ее, я сомневался и за волосы притащил ее в кабинет репродуктолога, который подтвердил беременность, а после сдачи анализов и мое отцовство. Филипп, я... - Не утруждай себя, Архип, - стальным голосом сказал Фил. - Я все услышал, я больше не хочу с тобой ни о чем говорить. - Погоди, дай я довезу тебя до базы... - Неколенко уже было начал регулировать свое сидение, чтобы тронуться, но наткнулся на холодные глаза Филиппа. - Это не твое дело, куда я поеду, - Майе не узнавал интонацию и голос, которые вырывались из его горла, - всего хорошего, Неколенко. - Филипп, остановись, уже очень поздно, на улице очень холодно, ты в легкой одежде, - Архип зачем-то начал суетиться, - я не могу отпустить тебя одного - это очень опасно. - Зато ты сможешь спустить в трубу три месяца наших отношений, мою любовь, мои чувства к тебе, мое доверие! - вскрикнул Фил, не желая больше терпеть эту лицемерную заботу, которой его пытались окружить. - Я так и знал, что все эти твои секретные чаты в телеграмме, все твои звонки, из-за которых ты убегал в другую комнату, все твои постоянные поездки куда-то - это не моя шизофрения. Я все это время, блять, был прав - а ты сам-то хоть понимаешь, что ты натворил, Неколенко? - Я не могу поступить по-другому, - тихо ответил Архип. - Ты хоть на секунду задумался, что сейчас творится внутри меня? Скольких нервных клеток мне стоило получить этот звонок и узнать, что я стану отцом? - Это же именно то, чего ты хотел, Неколенко, - Филипп нервно засмеялся, понимая, что этот гандон еще и пытается оправдаться. - Не строй из себя жертву обстоятельств. Ты не просто, скорее всего, не был шокирован или удивлен, ты шел на это намеренно. Блять, каким же идиотом я был, - Филипп схватился за голову, - ты же мне буквально тогда в парке сказал, что не видишь со мной никакого будущего, кроме как создание семьи и рождение детей, а я просто должен был обратить на это внимание и понять, что это были не просто слова, Господи, да как же я не понял... - пальцы Филиппа не гнулись и не слушались его. - И ты, поняв, что я не собираюсь кормить чьи-то амбиции после таких коротких отношений, просто пошел и выебал свою бывшую. Просто охуенно, Архип, я даже и не знаю, что добавить. - Все, что ты сейчас сказал - это полный бред, - Архипу больше ничего не оставалось делать, кроме как пытаться защитить себя. - Что именно, Архип? Что ты изменщик? Или что любящий тебя партнер по щелчку пальцев идет нахуй, стоит тебе только этого захотеть? Чего такого я не дал тебе в этих отношениях, из-за чего ты побежал на сторону, Неколенко? Детей? После пары месяцев свиданий и поцелуев? Ты в норме вообще? - вспылил Майе, застегивая куртку под самым горлом и уже занося руку над дверной ручкой. - Фил, я хочу стать отцом, - надрывно произнес Неколенко, - у меня появился шанс создать семью, я много раз тебе об этом говорил. А если ты меня любишь - значит отпустишь, потому что я люблю и отпускаю тебя. Я буду радоваться за каждый твой шаг в карьере, которая так важна тебе. - Значит, вот так вот все просто между нами и закончилось? - Филиппу нужно было одно короткое слово, чтобы забрать свою сумку и уйти - пока только непонятно, куда. - Я не хотел, чтобы все получилось именно так, - голос Архипа сорвался - он был готов расплакаться, но его слезы никак не повлияли на Фила, - мне очень тяжело, Фил. Я не просто был привязан к тебе, не просто хорошо проводил время, я любил тебя. Но Настя родит мне ребенка... - А я - нет, и, знаешь, я не жалею о своем решении не поддаваться тебе, - холодно заключил Филипп. - Было приятно иметь с тобой дело, Архип. Желаю тебе удачи в новом клубе, счастья в личной жизни. Надеюсь, мы с тобой больше никогда не увидимся. Всего хорошего, Неколенко. *** Время недавно перевалило за полночь, когда Филипп, едва не выронив бутылку "Джека" - в местном круглосуточном магазине все менее дорогое разобрали, да и в качестве и оригинальности этого напитка Фил был вообще не уверен - очень громко постучал в знакомую дверь квартиры на втором этаже одной из новостроек Магнитогорска. Дверь подъезда ему открыла милая девушка с крошечной собачкой, которая возвращалась с прогулки, Филипп придержал ей дверь, скромно улыбаясь, и не без труда поднялся по ступенькам наверх, подходя к синей стальной двери. Он поступал очень эгоистично и очень самоуверенно, навязываясь в гости в такое позднее время, однако Майе растерял всю свою скромность после нескольких глотков виски - который скорее всего был палью, но вставлял очень даже хорошо и вроде как не был метилом, так что в принципе сойдет, еще и ночью, когда нормальный алкоголь в надежном магазине не купишь. Минуту спустя за дверью послышалось шуршание, щелчок крышки дверного глазка, и Акользин, совершенно бодрый - Фил облегченно выдохнул, обрадовавшись, что он не разбудил Пашу - открыл перед ним дверь, удивленно глядя на омегу. Майе даже и не знал, что сказать Паше, не знал, как объяснить свое появление на его пороге в час ночи, но Акользину хватило взглянуть на красные от слез глаза и на дрожащие пальцы, сжимающие горлышко бутылки с янтарной жидкостью, чтобы, глубоко вздохнув, обнять Майе за плечи и затащить в квартиру, закрывая за ним дверь. - Блять, Фил, что случилось? - он закрыл дверь на щеколду и тут же бросился к Филиппу, который уже развалился на тумбе для обуви в прихожей, потеряв равновесие. - Ты что, пьян? Где ты взял эту дрянь, фу, Фил, - Акользин потянул Майе за руки на себя, втягивая аромат дешевого алкоголя, который остался на ладонях Филиппа, - давай, я помогу тебе снять обувь, - Паша крепко прижал Фила к стене, опускаясь перед ним на корточки и стаскивая с него кроссовки, - блять, они мокрые все, Фил, какого хуя? Фил глупо улыбался и смотрел на Акользина, чуть прищурившись. Павел суетился, снимая с Фила промокшую верхнюю одежду, и Филу было приятно, что о нем кто-то заботится; пусть и его сердце было разбито вдребезги, а все осколки выпотрошены и выброшены на ветер. Филипп всерьез думал, когда сидел на лестнице около арены и ждал водителя, что у него случился сердечный приступ - так сильно болело в груди, но боль прошла, стоило ему сделать несколько глотков алкоголя, и теперь Фил мог блаженно улыбаться, сидя на обувной полке в теплой квартире Акользина, к которому он пришел... а зачем он пришел? На что он надеялся, что Паша ему чем-то поможет? Захочет выслушивать, какой Архип мудак и как плохо поступил с ним? - Филипп, расскажи мне, что случилось, - Паша наклонился к Филиппу так, чтобы их лица были на одном уровне - он выглядел довольно взволнованным. - Пашенька, - Фил всхлипнул, - мне очень больно, - он поставил бутылку на свое колено, свинчивая крышку с горышка и притягивая ее к губам, чтобы сделать глоток, но Акользин отнял у него бутылку. - Нет, не пей это, это подделка, ты можешь отравиться, - Паша убрал бутылку куда-то вне поля зрения Филиппа, - почему тебе больно, Фил, мне вызвать скорую? - Нет, Паша, вот тут больно, - Майе положил руку на свою грудь - прямо туда, где сейчас огнем горело от невыплаканных слез, обиды, страха и злости. - Он бросил меня, Паша. Он, блять, кинул меня, как какого-то щенка, Паша, он... Филипп не смог договорить, потому что Акользин крепко прижал его к себе, приподнимая с полки так, чтобы Фил крепко стоял на ногах, и Майе не выдержал - разревелся, утыкаясь лицом в грудь альфы и сжимая холодным руками его футболку. Паша терпеливо ждал, пока Фил хоть немного успокоится и перестанет висеть на нем, но время шло, а Филипп все плакал и плакал, как капризный безутешный ребенок, и Акользин, помогая Филиппу обрести равновесие, потащил его в зал, куда дверь до этого была плотно закрыта. Филипп, вытирая лицо краем своей футболки, не сразу понял, что у Паши гости - на диване сидели Голдобин и Коростелев, при чем Никита сидел на коленях Коли, который крепко обнимал его со спины. Парни играли в приставку, на столе стоял ароматный кальян, бутылки безалкогольного пива, коробки с пиццей - они явно хорошо проводили время. Филу стало безумно стыдно, что он отвлек их от празднования сегодняшней победы - или по какому там поводу они собирались; он пьяно пошатнулся, поворачиваясь к Паше, который держал его за локоть и не давал ему упасть. Акользин с нажимом надавил на плечи Филиппа, усаживая его на край дивана, но Филипп тут же попытался встать, сопротивляясь - он совершил большую ошибку, приехав к Паше, и теперь ему хотелось уехать как можно скорее, чтобы не портить никому настроение. - Паш, ты не сказал мне, что у тебя Ник и Голди, - пробормотал Филипп, - я не хочу вас тревожить, мне надо домой. - И куда ты поедешь в мокрой обуви и в таком состоянии, а? - фыркнул Акользин. - Искать себе на задницу приключения? Я не отпущу тебя, не хочу потом испытывать вину до конца жизни, если с тобой что-то случится, особенно если учесть, что с тобой постоянно что-то случается! - Паша посмотрел на Ника и Колю. - Да сидите вы, он никому не расскажет, - сказал Павел, видя, как удивленные ребята отстраняются друг от друга и пытаются сесть отдельно. - Водку будешь? - Акользин мягко потряс Фила за плечи, пытаясь переключить его внимание на себя. Филипп кивнул головой, и Паша, потрепав его по волосам, ушел на кухню. Коростелев, опешив, смотрел на Филиппа, Голдобин спрятался на спиной Никиты и курил кальян, выпуская дым в потолок. Фил чувствовал себя максимально неловко, нарушая их личное пространство, но Паша уже предложил Филиппу алкоголь, поэтому Майе просто надеялся, что несколько стопок полностью переключат его внимание на что-то другое. Неловкая тишина никем не прерывалась, Фил, откинувшись на спинку дивана, поджал ноги, вытирая лицо футболкой, Никита смотрел в пол, иногда переводя взгляд на телевизор, Голди с легкой улыбкой курил, пуская колечки дыма, и даже не думал отпускать крепко прижатого к своей груди Коростелева. - А вы двое... ну, - Филипп шмыгнул носом, вырисовывая рукой какую-то непонятну фигуру в воздухе. - Встречаемся, да, - сказал Голдобин, наконец расплываясь в улыбке. - Коля, блять, - Коростелев ударил Николая по ноге и отнял у него трубку кальяна, - все карты на стол, а он может быть вообще не это имел ввиду. - Да что еще можно иметь ввиду, когда ты вот так вот недвусмысленно сидишь у меня на коленях, Никита, - фыркнул Голди, утыкаясь носом в плечо Ника, - Фил, что приключилось у тебя, рассказывай. Ничего серьезного хоть, все живы? - Голдоба, отъебись от человека, - в комнате наконец появился Акользин, который принес Филиппу холодную бутылку водки, стопку и коробку виноградного сока, - ты хоть запивай и закусывай, раз пить собрался. Компанию не составим, прости, мне завтра за руль рано, а этим домой скоро, - Паша сел рядом с Филиппом, открывая бутылку и наливая водку в рюмку, - он хоть не трогал тебя, просто сказал и все? Что случилось вообще? - Да похуй на него, Паш, - Филипп одним глотком осушил рюмку, морщась и закрывая лицо руками, - я тебя обидел очень сильно, я не должен был так делать. Ты, черт возьми, был прав, и я должен был послушать тебя. - Ну-ну, ты меня не обидел, Филипп, я все понимаю, - благо, Акользину не нужно было объяснять дважды, и выпивший Майе несказанно был рад тому, что альфа не требует от него прыгнуть выше головы, - я тоже тогда не хотел сказать тебе лишнего, уж извини, что я все не так правильно понял, - Паша налил сок в какой-то стеклянный стакан и протянул его Филиппу, - запивай водку, Фил, я же сказал, тебе очень быстро станет плохо, - Акользин поднес его к губам Майе, некрепко прижимая кромку посуды. - А что случилось-то? - влез Коростелев, протягивая кальян Голдобину. - Тебя парень бросил, Фил? - Как же тупо это звучит, - просипел Филипп, наливая дрожащими руками себе еще одну стопку и тут же выпивая ее. - Слушайте, вы двое, не хотите там, ну, в спальню пойти, пообниматься там, потанцевать, мне нужно с Филом поговорить, - Акользин, хитро прищурившись, посмотрел на Никиту. - Еще как хотим, да, Никита? - Голдобин, казалось, только и ждал этого предложения, в то время Никита хотел послушать, о чем говорят Фил и Паша. - Так, не ломайся, а то шевелюра твоя пострадает, - Коля засмеялся, поднимаясь с дивана и убирая на стол трубку кальяна. - Акол, у тебя гандоны есть? - они уже уходили в спальню, когда Коля наклонился к Павлу и довольно громко задал свой вопрос. - Блять, в тумбочке рядом с кроватью, - Паша закатил глаза. - А смазка? - Голди разве что не смеялся в голос. - Да я плюну и разотру, что ты пристал к человеку, в самом деле, - Коростелев потянул его на себя. - Так я за тебя переживаю, что как не родной-то! - Коля поддался Нику, и они скрылись в спальне Акользина, плотно закрывая за собой дверь. - Фил, извини меня за них, они полные мудаки, - сказал Акользин. Будь Филипп трезвым и не в таком угнетенном моральном состоянии, он бы наверняка задал Паше тысячу и один вопрос, связанный с этими двумя - но сейчас ему было не до этого. Вид двух счастливых парней, которые открыто ласкались друг к другу, веселились и получали удовольствие от взаимных ласк, выбивал почву из-под его ног только сильнее, но о таком вслух говорить определенно не стоило - они и без этого испортил им вечер, пусть парни и спустили все на тормозах. Холостяцкая квартира Акользина была вся украшена неоновыми лентами, которые сейчас светились нежно-сиреневым цветом. Филипп все еще чувствовал болезненное жжение в глотке, откашлявшись, он поставил стопку и бутылку на стол и сложил руки на груди, сгорбившись. - Я понимаю, как это выглядит, Паша, - он невесело усмехнулся, - сначала я отвергаю тебя, вываливаю на тебя довольно обидную тебе информацию о том, что я в отношениях, а потом, когда эти отношения заканчиваются, прибегаю к тебе искать поддержки, - Филипп виновато посмотрел на Пашу, - я просто хочу, чтобы ты знал, что я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал и делаешь сейчас. Я не хотел даже думать о тебе что-то плохое, когда ты так прямо мне вывалил все свои предположения по поводу... него, я просто надеялся, что у нас с ним все будет хорошо, потому что я люблю его, но то, что случилось сегодня, оно просто за рамками безумия для меня, я просто не знаю, к кому я еще могу пойти, Паша, прости меня. - Филипп, ты сам не оставил меня в тот момент, когда я очень нуждался в твоей поддержке, - Паша положил руку на спину Фила, - и даже если бы того разговора не случилось, я бы все равно открыл перед тобой дверь и выслушал бы тебя, утешил и помог, потому что ты, ну, мой братан, Филипп, какие бы странные у нас с тобой не были отношения. Я даже рад, что ты приехал ко мне, твое доверие много значит для меня. - Спасибо тебе, Паша, - Филипп закрыл лицо руками, всхлипывая. Акользин не дал Филиппу замкнуться в себе, сел на диван так, чтобы опираться на спинку, и подтянул Фила к себе, усаживая его на свои колени лицом к себе. Филипп не чувствовал ничего отвратительного в прикосновениях знакомых и умелых рук, а даже если и чувствовал, то алкоголь притуплял это ощущение. Паша смотрел на Фила с привычным ему обожанием, от которого у Филиппа все внутри сворачивалось в узел; Акользин мягко положил руки на спину Филиппа, прижался носом к его шее и провел им до самых ключиц, что торчали из-под съехавшего лонгслива. - Парни весь день трепались о том, что с тобой что-то не так, а я все не мог понять, что они имеют ввиду, - прошептал Паша, - сказали, что ты потерял запах, а я еще подумал, мол, как так, это возможно вообще? Но ты действительно не пахнешь, даже под алкоголем. - Если честно, я не думал, что ребята будут разговаривать о такой мелочи, - смутился Филипп. - Да брось, это не мелочь, - покрепче обняв Фила, Паша потянулся к столу и взял банку безалкогольного пива, - Семка даже сказал, что скучает по твоему запаху. А так в целом они обсуждали причины, по которым это могло случиться. Боятся, что ты забеременел. - Боятся? - фыркнул Фил. - Ну да, это выбьет тебя из большого спорта на долгое время, а ты сейчас ценный игрок в команде, сегодня снова это доказал, - Акользин усмехнулся, - ты знаешь, я все эти разговоры не понимаю. Ты взрослый парень и сам разберешься, что для тебя лучше, но у меня только один вопрос - а ты сам-то в курсе? Ты был у врача? - Я не понимаю, почему всех это так ебет, порой даже больше, чем меня, - Майе выпрямился, сидя на коленях Паши, - был я у врача, не был, кому какая разница. Даже мне нет никакой разницы. В какой-то момент просто мне так или иначе придется сходить к доктору и разобраться в проблеме, но сейчас я пока не готов слышать очередные плохие новости. - Я понимаю, Фил, просто... не затягивай с этим, ладно? - Акользин подмигнул ему, и Фил коротко кивнул. - Обещаешь? - Обещаю, - сказал Филипп, слезая с колен Павла и наливая себе еще водки. Осушив рюмку, Фил пригладил свои волосы и сел рядом с Акользиным - Паша тут же перекинул руку через плечо омеги, прижимая его к себе, и Филипп подумал - да к черту все происходящее - ему нужно выпить и забыться, и первая часть задуманного пока шла строго по плану. Алкоголь сильно приглушил всю бурю, которая разрасталась внутри Фила, заставил раствориться паническое состояние, и Фил просто мог спокойно сидеть, смотря в одну точку без каких-либо тревожных мыслей, отвлекаясь то на красивые мягкие линии неоновых лент, которыми Паша украсил полоток, подоконник, зеркало и телевизионную тумбу, то на густой сиреневый дым кальяна, который из своих легких выпускал Акользин, то на заставку NHL2020, в которую парни играли до его прихода. - Эй, Фил, - Паша осторожно тронул шею Филиппа, и Майе повернулся к нему, - сегодня на игре ты был большой молодец. Я знаю, что тебе об этом уже все сказали, но я так до тебя и не дошел, а ты так быстро уехал, что я... ну, ты понял. - Ты отдал мне передачу, так что если бы не ты, я бы не был таким молодцом, - Фил похлопал Пашу по ноге. - Просто хочу, чтобы ты знал, что ты - великолепен, на льду и в жизни, - рука Акользина скользнула вниз, - и что ни один альфа на земле не должен заставить тебя думать об обратном. - Опять ты со своими этими фокусами, - прошептал Филипп, чувствуя, как рука Павла забирается под лонгслив, - знал бы ты, как мне важна твоя поддержка, Паша, я серьезно. Несколько твоих слов действительно заставляют меня чувствовать себя самым лучшим. - Я не хочу пересечь черту, Филипп, - также тихо шепнул Паша, останавливаясь на пояснице Фила и не двигая рукой, - и я правда не понимаю, есть она или нет. Я просто хочу утешить тебя, но я знаю немного способов, а свой словесный запас я уже исчерпал. Не хочу показаться тебе грубым и неуместным. - Пашка, - Филипп улыбнулся, видя, как краснеет альфа, - ты такой классный, я обожаю тебя. Спасибо, что ты есть. Акользин аккуратным касанием губ тронул ухо Филиппа, нежно обводя языком ушную раковину, и Фил, закусив губу, закрыл глаза и полностью отдался ощущениям. Ему было стыдно признаться даже самому себе, что он соскучился по умелым рукам Паши, но сейчас все было так запутанно, так ярко и так неважно, что Майе не думал останавливать Пашу - альфа отлично знал, что ему делать с телом Фила. Омега уже напился, при чем хорошая водка накрывала его немного по-другому - снова набрасывала на глаза припыленные ярко-розовым цветом очки, которые не давали Филиппу окончательно осознать, что все их с Пашей нежности - это план, выгодный Акользину, который определенно испытывал к маскулинным омегам особую любовь. Но что нужно сделать сразу после расставания? Напиться и заняться сексом, конечно. Паша никуда не торопился - легонько кусался, тут же зализывая укусы проворным языком, целовал нежную кожу за ухом, широкими мазками языка поднимался по шее и снова целовал ушную раковину, терзая клычками мочку уха и тихо постанывая. Майе положил руку на колено Акользина, но Паша легко засмеялся, убирая руку Филиппа и целуя омегу в губы. Фил сдался под натиском альфы, пуская его ближе к себе, покорно открывая рот и переплетая с ним языки, Акользин обнял лицо Фила ладонями, притягивая его к себе, но вдруг услышал что-то и резко отстранился от Фила - через секунду открылась дверь спальни и оттуда вывалились Голдобин и Коростелев. - Быстро вы, - фыркнул Акользин, облизывая мокрые губы. - А мы помешали, как я погляжу, - усмехнулся Коростелев, отзеркаливая движение Павла. Они рухнули на диван, на тоже самое место, где сидели до этого, просто поменялись местами - теперь Коростелев сидел снизу, а Коля сел на его колени, поворачиваясь к нему лицом. Акользин усмехнулся, а затем повернулся к Филиппу и подмигнул ему - правда, Майе так и не понял, что это означало. Извинившись, он встал с дивана и отправился куда-то в сторону ванной, оставляя Фила наедине с Голди и Ником. - Филя, так что приключилось у тебя? Что за безумец решил с тобой расстаться? - Коростелев совершенно бессовестно положил руку на ягодицу Голдобина, пока тот тянулся за кальяном. - Да так, вы его не знаете, - буркнул Майе, смешивая несколько стопок водки в стакане с виноградным соком и делая небольшой глоток. - А Паша знает? - спросил Голдобин, затягиваясь и выпуская дым в лицо Никиты, Фил кивнул. - Вот гандон этот твой бывший, конечно, некрасиво так поступать. У тебя с ним близкие отношения были? - Ну, мне казалось, что да, - сказал Фил. - Но мне просто казалось. - Это из-за него ты был такой поникший все эти дни? - Никита тепло посмотрел на Фила. - Мне жаль, что ты это заметил, - только и сказал Майе, пряча лицо за своим стаканом. - И еще парни, я прошу вас особо не говорить об этом никому, я бы не хотел, чтобы, ну... вы поняли. - Эй, Фил, ты же знаешь, я вел себя с тобой, как мудак, но я все равно на твоей стороне, - Коростелев улыбнулся. - Особенно после той ситуации с Лайпсом у нас в номере, я понял, что тебя нужно просто защищать от подобного. - Вы не помирились с ним? - Голдобин вертелся в руках Никиты, не имея возможности установить зрительный контакт с Филом из-за неудобной позы. - С Брендоном? - уточнил Майе, и Голди кивнул. - Мы вряд ли с ним когда-нибудь теперь помиримся. Не деремся каждый день и уже достаточно. Хотя, на самом деле, я не злюсь на него, но мне легче просто не общаться с ним, нежели снова поругаться из-за какой-то мелочи. - Я бы не сказал, что это мелочи, Фил, - Коростелев поджал губы, - но тебе виднее. В любом случае, ты знаешь мою позицию. - Эй, а как так получилось, что вы двое - вместе? - с усмешкой спросил Филипп, делая глоток напитка. - Я никогда за вами не замечал ничего подобного. - Смотрел плохо, Филя, - раздался голос Паши из спальни, - эти двое с прошлого сезона вместе, но свою конечную форму обрели вот только пару недель назад, да, парни? - он вышел из комнаты, выключив за собой свет. - Я, кстати, очень рад за них, на двух несчастных геев на планете меньше. - Мы бисексуалы, вообще-то, - обиженно фыркнул Голдобин, швыряя в Павла подушку с дивана. - Все люди по своей природе бисексуальны, - Паша сел рядом с Филиппом и приобнял его за плечи. - Эй, Паша, - Коростелев хитро улыбнулся, - между вами с Филом тоже что-то есть, да? - Пизда, - недружелюбно ответил Акользин, кидая пойманную подушку в обратную сторону, - время уже позднее, кстати, не пора ли вам собираться домой? Когда Голдобин и Коростелев одевались в коридоре, Филипп вышел к ним, слегка пошатываясь, и Голдобин, сделав к нему шаг, крепко обнял его - Ник обхватил их обоих прижимаясь к Филиппу со спины. Николай никогда не делал так раньше, ограничиваясь объятиями лишь во время игры, и сейчас Фил чувствовал себя немного смущенным и лишним в этой комнате, но Голди и Коростеля лишь в унисон прошептали Филу, чтобы он ни о чем не переживал, скорее восстанавливался и был уверен, что достоин самого лучшего для себя - а затем попрощались с Пашей, также трепетно обнимая своего друга, и ушли. Акользин закрыл за ними дверь и повернулся к Филиппу. Майе почувствовал, как от плотоядного взгляда Паши у него приятно тянет внизу живота. - Хочешь честно, Фил? - Паша подошел к нему вплотную, приподнимая его голову за подбородок, и Майе чуть прикрыл глаза, потому что от такого резкого движения у него закружилась голова. - Я соскучился по тебе. Я даже на мгновение приревновал тебя к Архипу. Но я не желал вам разлада в отношениях, мне жаль, что так вышло, - Акользин почти касался губами губ Фила, - но я все равно соскучился по тебе просто пиздецки. - Ты хочешь меня? - не открывая глаз, спросил Филипп. - А ты не чувствуешь? - Павел усмехнулся, прижимаясь твердым членом к животу Филиппа, от этого прикосновения Майе даже вздрогнул. - Как ты хочешь поиграть сегодня, Филипп? - А ты, Паша? - закусив губу, прошептал Фил. - Ты же знаешь, я больше всего люблю, когда меня не спрашивают, как я хочу и как мне нравится, - Акользин провел большим пальцем по губам Майе, - но мало ли, вдруг у тебя появились какие-то особые предпочтения за время длительных отношений, ты лучше узнал свое тело и все такое. - Он не знал мое тело даже наполовину так хорошо, как знал его ты даже в наш первый раз, Паша, - вдруг сказал Филипп, распахивая глаза и понимая, что он сказал глупость. Но Паше так не казалось - в его глубоких глазах горел демонический огонек желания. Он улыбнулся, осторожно целуя щеки Фила, и Майе прижался к нему в поисках большей ласки, с которой Паша пока не торопился. Стоя в полутемном коридоре, Филипп тяжело дышал после внушительного количества выпитого алкоголя, и каждый его вздох губами ловил Паша - эти робкие прикосновения казались Филу самым сексуальным на свете, он чувствовал, как сильно намок. - Я кончал только от его блядского узла, - продолжил Филипп. - А еще всегда, когда он сосал, он цеплял меня зубами. И трахал он меня недолго, потому что почти всегда быстро кончал. - А ты как любишь, Филипп? - прошептал Паша. - Любишь, когда сосут глубоко и безупречно? И когда секс длится долго и без узла, чтобы ты мог кончить лишь от члена в заднице? - Да, Паша, - дрожащим голосом сказал Фил. Акользин усмехнулся, прижимая Филиппа к стене и крепко целуя омегу в губы, Фил с остервенением отвечал на этот поцелуй, сжимая футболку Паши на боках и пытаясь стянуть ее с альфы, но между их телами не было совершенно никакого расстояния, так что как Фил не старался, у него ничего не выходило. Павел подхватил Филиппа за бедра и поднял, медленно передвигаясь в сторону спальни и не разрывая поцелуй. В темной комнате Акользин осторожно опустил омегу на кровать, щелкнул выключателем, и фиолетовая неоновая полоса под потолком мягко осветила комнату. - Поворачивайся, - приказал Паша - у Филиппа даже на мгновение закатились глаза от удовольствия, потому что приказной тон в исполнении Паши был таким возбуждающим и вызывающим, - сними штаны, оставь только нижнее белье, - Майе выполнил его поручение так быстро, как только смог, встал на край кровати и прогнул спину. - Как красиво, - Паша погладил ягодицы Филиппа двумя руками, чуть сжимая их через хлопковую ткань. - Хочу отшлепать тебя, Фил, можно? Филипп засмеялся и призывно вильнул бедрами, раздвигая ноги еще шире и выгибая спину сильнее. Сзади послышался сорвавшийся вздох, и Акользин, крепко сжав пальцами ткань на боксерах Фила, порвал их, обнажая ягодицы омеги и тут же оставляя легкий шлепок на одной из них. Филипп застонал, чувствуя, что от такого резкого и грубого действия со стороны Паши смазка начинает струиться по ногам и капать на простынь прямо на глазах Акользина. - Отшлепывание отменяется, - прорычал он, - потому что я впервые вижу, что так можно течь, Филипп. - Лжец, - закусив губу, простонал Майе, чувствуя, как влажный язык скользит между ягодиц и нарочно обходит дырочку стороной, собирая смазку кончиком. - Не дразни меня, Паша, я хочу твой язык, пожалуйста, вставь его. Акользин тут же поцеловал самый вход, осторожно прикусывая кожу рядом, и через мгновение ввел внутрь кончик языка, нежно разводя им стенки податливого влажного отверстия, Фил застонал в голос, насаживаясь на напряженный язык Павла так глубоко, насколько это было возможно. Паша быстро поймал нужный ритм, трахая Филиппа языком и хлюпая его обильно стекающей смазкой, а Майе вдруг заметил, что большое зеркало шкафа сбоку от них открывает ему всю картину происходящего - Акользин стоял перед кроватью на коленях, одной рукой сжимая ногу Фила, а второй поглаживая себя через штаны, и наклонился к почти севшему на шпагат Филу, вылизывая его - когда Майе увидел это, он резко отстранился от Паши, понимая, что сейчас кончит, а этого ему никак не хотелось. - Я хочу, чтобы ты трахнул меня, Пашенька, - попросил Фил, снова виляя бедрами. - Фил, ты уверен? Ты не будешь потом жалеть об этом? - спросил Акользин, и Майе сел на кровати, поворачиваясь к нему. - Я о том, что это уже что-то гораздо серьезнее минета и римминга, может быть, для тебя это что-то значит. Ты пьян, может быть, ты не понимаешь, что ты говоришь. - Я пьян, но я в адекватном состоянии, Акол, - сказал Филипп, - ты сказал одну фразу какое-то время назад про особые предпочтения, и они определенно появились, скорее даже оформились - я сто процентов люблю быть снизу. Смотри, что со мной случается, стоит мне подумать о том, как ты трахнешь меня, - Филипп скинул на пол почти промокшие от смазки порванные боксеры, - о чем ты переживаешь? - Я не переживаю, - Паша скинул штаны и нижнее белье, стянул футболку, - я просто давно не был сверху. Последний раз это было с таким же, как ты, и я хрен знает сколько лет назад это было. - Не гони, Паша, ты же был в отношениях, - удивился Фил. - С той же самой Анной, например. - Она бета, а не всем бетам нужен секс, - Акользин погладил крепко вставший член, жадно рассматривая обнаженного Филиппа. - И вообще, если для тебя это не так важно, то для меня - да, Фил. Боюсь расчувствоваться, - он усмехнулся, вставая на кровати на колени. - Выходит, это в какой-то степени и для меня, и для тебя будет знаменательный первый раз в разных смыслах, - хихикнул Майе, - но я все равно хочу, чтобы он случился, Паша. Мне так нужно это, нужен ты сейчас. Ты не можешь себе представить. - Не уговаривай меня, Фил, я все равно уже готов, - улыбнулся Павел, - просто хочу немного поболтать с тобой, поцеловаться, пообниматься, а не просто бездумно отдолбить тебя, хоть я вижу по твоим глазам, что тебе этого хочется, - Паша облизнул губы и притянул Филиппа к себе, помогая ему обхватить ногами его торс, - так странно никуда не торопиться с тобой и не бояться, что нас застанут. Как будто нет этого адреналина, но он словно и был всегда лишним. Тобой хочется наслаждаться бесконечно долго. Черт, я и правда очень много разговариваю, - он усмехнулся, видя, как постепенно опадает член Филиппа. - Нет, все нормально, мне нужен был небольшой перерыв, - Фил обхватил шею Павла руками и приблизился к нему, заглядывая в его глаза, - потому что ты доводишь меня до экстаза просто в одно мгновение. - Тебе нравится видеть меня доминирующим над тобой, м, Фил? - Акользин проложил дорожку влажных поцелуев по шее Майе, останавливаясь на яремной впадине. - Ты такой горячий, Филипп, ты так заводишь меня. Паша положил Филиппа на спину и широко раздвинул его ноги, любуясь открывшимся перед ним видом, Майе покорно двигался в том направлении, которое задавал Паша. Потянувшись к прикроватной тумбочке, Акользин достал оттуда бутылочку смазки и презерватив, зубами стаскивая колпачок с флакона и выдавливая содержимое на свои пальцы. Смазка была довольно холодной и липкой, Паша мягко ввел один палец внутрь до самого конца, совершая несколько резких поступательных движений, от чего дыхание Фила сбилось, и он тихонько застонал; Паша стащил с изголовья кровати подушку и подложил ее под поясницу Филиппа. - Не больно? - спросил Акользин, вводя второй палец и медленно погружая его до самого конца. - Я хочу больше, - прохрипел Майе, понимая, что пальцы совершенно не удовлетворяют его. - Я чувствую, - Паша улыбнулся, открывая презерватив. - Хотел спросить, а он нам так обязателен или...? - Акользин выплюнул уголок фольги на пол и остановился, не вынимая резинку из упаковки. - У меня есть свежие справки, я проверялся неделю назад, у меня никого не было после этого. - Я доверяю тебе, Паша, - Филипп нащупал большую подушку и подтянул ее к себе, подкладывая под голову, - хочу тебя кожа к коже, без препятствий. - Окей-окей, - Акользин наклонился к Филу и поцеловал его, отнимая его ладони от груди и заводя их за голову, крепко вжимая в подушку, - контролируй процесс, хорошо? Я буду настолько медленным, насколько смогу сдержать себя. Филипп почувствовал, что головка члена Паши с нажимом давит на его анус, и постарался максимально расслабиться - он вошел в него головкой и частью узла, когда Филипп наконец несдержанно застонал, глядя умоляющими глазами в глаза Павла, темные от возбуждения. Акользин отлично понимал свои габариты и понимал, что первое проникновение до самого конца - самое неприятное, а дальше все будет отлично смазано и растянуто, и он медленно двигался, заполняя Филиппа до самого конца. Майе закусывал губы и стонал, сминая руками наволочку подушки, тяжело дышал и закатывал глаза - ощущения переполняли его. Акользин, наконец войдя до самого конца, отпустил руки Филиппа и нежно поцеловал омегу, словно утешая его, но Филиппу не было больно. Спустя какое-то время Паша сделал первый толчок - и все тело Фила прошибло током. - Блять, Паша, - омега застонал, хватаясь за Акользина и прижимаясь к нему. - Какой же ты узкий, - прошептал Павел, отрывисто целуя его губы и жмурясь, - узкий и мокрый, господи, все аж хлюпает, - Филипп жадно ловил глазами каждую эмоцию Акользина, - Филипп, какой же ты сочный. Фил положил руки на его грудь и расслабился, полностью отдавая себя во владение альфы. Акользин двигался сначала медленно, выскальзывая из Майе, затем начал ускорять темп, заставляя Фила откровенно и громко постанывать в голос. Филипп чувствовал на своей шее и лице отрывистые влажные поцелуи, нетерпеливо требовал целовать его снова и снова, растворяясь в этой нежности, а Павел покорно выполнял его просьбы, не переставая равномерно двигать бедрами, выбивая из Фила новые громкие стоны. Омега, наверное, впервые занимался сексом вне течки с кем-то, кроме как с Архипом, и Паша, умелый, внимательный, ласковый, не мог сравниться с Архипом - он был в разы лучше, эти мысли и это осознание вгоняло Фила в эйфорию, он словно доказывал сам себе, что Неколенко - это мусор, который вынес сам себя, а он сейчас не испытывает ни одной негативной эмоции и продолжает жить даже после болезненного расставания. Акользин закинул ноги Фила на свои плечи и наклонился к нему, почти складывая омегу пополам - проникновение в этой позе было таким глубоким, Фил распахнул глаза и выгнулся, задушено простонав что-то неразборчивое. Паша усмехнулся, одной рукой обнял омегу за шею и нашел опору второй, упираясь ею в кровать, принялся грубо вколачиваться в Филиппа, от чего Майе просто потерялся в ощущениях. - Кому-то нравится, как я погляжу, - надрывно усмехнулся Паша, кусая Фила за шею, - давай, Фил, кричи, я же знаю, что ты очень громкий мальчик. Хочу, чтобы ты кричал мое имя и просил меня не останавливаться. Было сложно кончить из-за довольно внушительного количества алкоголя, и Филипп завис где-то на самом пике, а Паша, не останавливаясь ни на мгновение, не давал ему расслабиться - эти ощущения были необыкновенными, Филипп дышал через раз, чувствуя, как его тело перестает слушаться его и дрожит от возбуждения и наслаждения; он послушно стонал во весь голос, забыв, что у Паши могли быть соседи, дрожащим голосом на ломанном русском просил его быть жестче, грубее, "вытрахать из Филиппа всю дурь", "выебать его, как последнюю суку" - Паша лишь также громко и гортанно стонал куда-то в шею Майе, ускоряя и без этого бешенный темп, и этих резких толчков как раз не хватало Филу, чтобы, впившись пальцами в волосы Акользина, кончить, болезненно сжимая находящийся глубоко внутри член Паши сокращающимися стенками. Было так хорошо, что Филу показалось, что он потерял сознание от оргазма - или от алкогольного головокружения, но в себя он совершенно точно пришел спустя какое-то время; Акользин, посмеиваясь, целовал лицо Филиппа, поглаживая его волосы, а его твердый объемный узел находился в Майе, пульсируя. Филипп попытался что-то сказать Паше, но ни его губы, ни его язык совершенно не слушались его, как и руки с ногами, который Фил просто не мог переместить по кровати в другое место - все тело словно опустело и лишилось возможности контролировать себя. - Ты что, смеешься надо мной? - прошептал Майе, видя, что Паша не перестает хихикать. - Ни в коем случае, - сказал Акользин, - просто ты настолько влажный, что я могу сделать вот так, - он наполовину вышел из Филиппа, вытягивая свой узел, и обычно так сделать было практически невозможно без болезненных ощущений, но у Майе было все настолько смазано и растрахано, что узел легко скользил туда-обратно совершенно беспрепятственно. - Верни на место, - ахнул Филипп, обнимая Акользина дрожащими ногами. - Просто подержи его во мне немного, пожалуйста. Я принимаю контрацептивы, не переживай. - Подержу столько, сколько попросишь, - прошептал Паша, удобнее устраиваясь между ног Филиппа, - мне самому очень приятно, такое классное и почти забытое ощущение. Признаю, что соскучился по нему. Они лежали, обнявшись. Филипп водил пальцами по жестким кудрям на затылке альфы, прижимаясь к нему, как в последний раз, чувствовал, что алкоголь начал отпускать его, появилась легкая головная боль. Глубоко вздохнув и спрятав дрожащие губы на переносице Паши, Фил стиснул его плечи, потому что никак не мог насытиться этим моментом - он боялся, что у него отнимут это тепло, эту нежность, которой ему так не хватало; и вполне возможно, что завтра все будет не так радужно, как сейчас, потому что Филипп оставил необдуманными десятки моментов - с ними ему предстоит встретиться лицом к лицу завтра. А пока сверху на нем лежал Акользин, лениво целуя его шею и едва шевеля узлом внутри, и Майе чувствовал себя нужным и любимым - что и было необходимо ему, как доза наркотика.