Невинность и янтарь

      Кристофер Моррис поставил свой кожаный портмоне рядом со стулом и подтянул темно-синий галстук, который еще минуту назад был завязан так туго, что не давал ему в полной мере отдышаться. Хоть адвокат и успел остыть, он все равно выглядел как после какого-нибудь километрового забега на скорость: тяжелая темная прядь волос выбилась из идеальной укладки с зачесом назад, а лоб покрылся мелкими капельками пота. Я видела его часто, но ни разу таким растрепанным, и, судя по напряженному взгляду Мадса, насторожен он был не меньше моего.       Приведя прическу в порядок и вытерев лицо бумажным платочком, теперь Моррис полноценно вошел в роль правозащитника и вежливо предложил Мадсу присесть за стол первым, после чего сам опустился на стул. Я же как стояла, прислонившись к кухонной стойке, так и осталась стоять в стороне с чашкой чая в руках.       — Теперь по порядку, — Моррис деловито сложил руки в замок. — Откуда у тебя на лице такой синяк? Ответ «поскользнулся на лестнице» или «ночью ударился об угол двери» не принимается.       — Не подружился с раковиной, — все же отшутился Мадс, покручивая в пальцах красную зажигалку.       — Где, в гангстерском подвале? — поджав губы, дополнил Моррис. Он не был недоволен, в то же время назвать его настроение веселым было сложно. — Давай серьезно. Только честно, как клиент адвокату. Грешник богу, если угодно. Мне нужно понимать как, где и почему ты получил его. Произошло ли это по случайности, в чем я сомневаюсь, или же ты встрял в неприятную ситуацию, о которой мне нужно знать?       Ложкой приминая заваренный пакетик ко дну прозрачной чашки, я посмотрела на мужчин. Моррис всерьез хотел узнать правду, и Мадс точно не собирался врать. Смысла в этом никакого не было. Только почему-то с ответом он не спешил.       Взгляд опустился на губы Мадса, и на моем лице мелькнула непроизвольная улыбка. Я тут же опустила глаза и задумалась, помешивая сахар в чае, растворяясь в сладких воспоминаниях о поцелуе. Всего несколько минут назад я стояла перед ним на коленях, а он склонился надо мной. Привкус его нежности еще оставался где-то на нижней губе, и я прикусила ее, ненадолго позволив себе представить, как могли развернуться события, если бы в дом не вломился Моррис.       Но это случилось. Он буквально вломился. И вот мы собрались здесь, на кухне.       Все произошло слишком быстро. Настолько быстро, что казалось странным сном. Естественно, чего еще ожидать после новостей о переносе заседания? Не говоря уже о том, что Оливер прямо сейчас лежал в больнице с серьезной травмой. Неизвестно, что конкретно с ним произошло, но, признаюсь, благодаря нашей единственной и незабываемой беседе на ум не приходило ничего хорошего. Только угрозы, угрозы, угрозы…       Одно слово проецирует в мысли тысячи возможных сценариев — все с печальным концом. Розовые мечты вмиг испарились, оставляя за собой холодом отдающееся в животе беспокойство.       Мадс тяжело выдохнул, и, дважды стукнув зажигалкой по столу, наконец, сказал:       — Я виделся с Оливером два дня назад.       — Что? — от возмущения Моррис заелозил на стуле. — Ты?..       Мне захотелось зажмуриться. Я сделала глоток горячего чая с мятой, продолжая настороженно наблюдать за ходом разговора.       — Не может быть… — недоумевающе мотая головой произнес Моррис. Он заколебался, в глазах адвоката мелькнуло нечто похожее на переживание. — Твоих рук дело? Это ты его так?       — Как так? — не менее удивленно спросил Мадс. Неожиданный намек на обвинение ввел его в замешательство, и он сразу же пресек волнение Морриса на корню, твердо заявив: — Если ты всерьез думаешь, что я как-то причастен к случившемуся, то нет. Я Оливера и пальцем не тронул.       Мышцы на лице адвоката расслабились, но взгляд беспокойно забегал, будто мужчина начал производить в голове какие-то новые вычисления, теперь уже с другой информацией.       Сложив руки на груди, Мадс спросил:       — Скажи уже, что с ним случилось. Почему он в больнице?       — Шел с работы домой и не дошел. Нанесли увечья в окрестностях бара, — холодно констатировал Моррис. — Сначала я намеревался навестить его, но меня бы не пустили в палату. Вообще он в здоровом-то состоянии на контакт плохо шел, а в больнице и подавно меня видеть не желал. Но вот удача! — он щелкнул пальцами, и приложил указательный палец к нижней губе. — В коридоре у двери самой палаты я заметил девушку. На переднем кармане ее рубашки висел бейджик с фамилией «Родригес».       — Как у Оливера.       Моррис коротко кивнул на замечание Мадса. Удивительно, с каким поразительным хладнокровием он пересказывал события, от которых по спине то и дело пробегали мурашки. Я не сводила с него глаз, внимая каждому будоражащему нервы слову.       — Именно. Собственно, я не ошибся, это была его родственница. Адвокатом я представляться, очевидно, не стал. Ввиду тонкости моей профессии и нашего дела в целом, в больнице мог начаться ор, который с большой вероятностью перерос бы в скандал. Девушка и без того выглядела несколько потрясенной. Пришлось сказать, что я являюсь приятелем Оливера, после этого я задал пару вопросов о случившемся.       Бедный Оливер. Как бы я не злилась на него, сколько бы не винила в трусости, жалость все равно сдавила горло. Я ведь так не хотела, чтобы мои догадки оказались правдой. Никто, ни один человек в этом чертовом мире не заслуживает быть жертвой обстоятельств. Особенно, когда ситуация может обернуться жуткой трагедией.       — И что она сказала? — облокотившись на стол, Мадс подался вперед.       — В общем-то ничего поразительного. Если не брать в расчет тот факт, что она, похоже, совсем ничего не знает о жизни брата. Или кузена — не имеет значения.       — То есть? — Мадс нахмурился.       — Его семья даже не в курсе, что по идее завтра Оливер должен был бы явиться в суд, — с тем же непоколебимым спокойствием сказал Моррис. — Девушка сказала, цитирую: «Никогда не пойму, почему Оливер устроился на работу в этот свинарник». Стал бы говорить такое человек, знающий почему Олли уволился из отеля? — вскинув черную бровь, Моррис задал вопрос, ответ на который был и так ясен. — После этого она выругалась, обвинив Оливера в глупости.       — Вот дерьмо… — незаметно для других прошипела я.       — Она уверена, что это просто уличный разбой, коих в нашем городе каждый день десятки, а то и сотни.       — А если это все-таки просто ограбление? — во взгляде Мадса сквозила надежда на то, что его предположение окажется верным. — В это легко поверить, зная, в какой дыре находится бар.       Адвокат скептически скривился и отрицательно помотал головой.       — Дело в том, что кошелек у Оливера не забрали, а просто вытащили наличку и вернули. Зато два сломанных пальца правой руки и сотрясение третьей степени прилагаются. С каких пор грабители промышляют бессмысленным насилием? Два пальца рабочей руки? Или считаешь, это случайность? Сам подумай, — откинувшись на спинку стула, адвокат постучал пальцами по столу. — Вообще, деньги забрали только со слов Оливера. Я же думаю, у него вообще ничего не крали.       Однако Мадс не был готов проститься с мыслью о том, что нападение случайное.       — Психов везде хватает, как и изощренных преступлений, — пытаясь стереть с лица напряжение, он провел по нему рукой и устремил взгляд в сторону сада за окном.       — Да, но мы-то знаем…       В воздухе повисла короткая пауза. Если бы не шелест папоротников, листья которых затрепетали во власти внезапно поднявшегося ветра, тишина бы оказалась катастрофически гнетущей. В ту секунду я не могла не задуматься о том, как бы сама поступила на месте Оливера. Рассказала бы семье? Или, может, обратилась в полицию? Как быстро: сразу или спустя время, когда угроза станет реальной? Стала бы я придумывать историю об ограблении, если на меня напали умышленно? Если да, то почему? Все гораздо, в тысячу раз сложнее и запутаннее, чем я могла себе представить.       Чем больше я их слушала, тем понятнее становилось, по какой причине Мадс хотел, чтобы я держалась в стороне. И даже подальше от него. Ведь, выходит, именно это он и имел в виду, когда позвонил после Рождества, верно?       «Нам придется перестать видеться».       «Потому что ты ввяжешься в большие неприятности, о которых позже пожалеешь. Потому что так правильно».       Как раз когда в клочья разорвавший сердце звонок врезался в память, Мадс многозначительно посмотрел на меня. Не нужно долго думать, чтобы догадаться, что его взгляд толковался как: «Видишь, Агнес, все очень-очень плохо».       Да. Я давно пришла к выводу, что за картинкой по телевизору есть нечто большее, чем лживая история Мисти. Но даже представить себе не могла, что за ней кроется целая афера.       «Кто, черт подери?.. Кто способен на такую откровенную жестокость?»       Сдавив челюсти, я опустила глаза на чашку, не позволяя другим заметить, как удушающая досада сдавила грудь.       — Кстати, я так и не понял: зачем ты вообще туда пошел? — голос Морриса стал гораздо тише, будто он открыл тему не для посторонних ушей. — Ты ведь в баре подрался?       Мадс тут же отвел от меня взгляд, обращая внимание на адвоката, и моргнул в знак согласия.       — А если там были люди Дилана? Что, если он подсиживает Оливера?       — Это уже слишком, — разминая виски, Мадс устало закрыл глаза. — До смешного. Делать Дилану больше нечего, кроме как высиживать Оливера на работе.       — Я бы тоже счел это глупостью, однако есть одно «но».       — Какое же?       — Когда ты подрался в баре?       — Позавчера.       — Как раз позавчера Оливеру нанесли увечья. После смены, — Моррис негромко шлепнул ладонью по столу. — Тебя видели, а ему вправили мозги.       Получается, все произошло через несколько часов после того, как Мадс забрал меня домой. Слабость ударила по ногам, и я присела на неподалеку стоящий барный стул. Если слова Морриса — правда, то я даже не знаю, какие последствия могли ждать меня той ночью. Мне стало нехорошо при мысли об Оливере и том, что я была возможной причиной его нахождения в больнице. Черт, я еще долго не забуду тот день и никогда не перестану винить себя в опрометчивости.       И кто такой, мать его, Дилан?       — Мадс, пусть это окажется случайностью, и все, что я думаю — чушь. Но ты понимаешь, что если я прав, то в суде Дилан может обыграть ситуацию против тебя? Если Оливер все-таки окончательно решит плясать под его дудку, а после нападения так, скорее всего, и будет, то… ох, — Моррис беспокойно выдохнул. — Кто скажет, что не ты набил ему морду до сотрясения?       — Я скажу, — мои слова прозвучали увереннее, чем ожидалось.       — Ты? — выразительные глаза адвоката расширились, как если бы он услышал голос призрака. По-моему он вообще впервые обратил на меня внимание. Моррис повернулся ко мне, расправив плечи, всем своим видом требуя объяснения. — Тебя-то каким ветром туда занесло?       Меня-то? Пф. Он спрашивает, словно я не больше, чем попавшая в глаз песчинка, мешающая ходу дела.       Я оперлась правым локтем о стойку позади себя и закинула ногу на ногу. Может, я и оказалась занозой в заднице, но это не значит, что мою значимость можно так просто принижать. Однако следовало успокоиться. Я сделала глубокий вдох и выдохнула. Как бы меня не раздражало предвзятое отношение адвоката, своевольничать я не собиралась.       — Я пошла в бар первой, — начала я, — но Оливер не захотел иметь со мной дела. Потом, как раз когда местные байкеры дружно решили избавиться от меня, появился Мадс, — я посмотрела ему в глаза. Он внимательно наблюдал за мной. — Если вдруг возникнут вопросы по поводу возникшей перепалки, я смогу выступить в качестве свидетеля.       — Только в самом крайнем случае, — встрял Мадс, возмущенно взмахнув ладонью.       — Есть ли кто-то еще, кто может подтвердить, что в энный час энного дня ты пошла в «Хейвен Грин»? — адвокат действительно хотел знать, что мои слова можно чем-то подкрепить, но его тон все равно прозвучал обвинительно.       — Без сомнения, — сказала я, подумав о Рике, поскольку именно он дал мне наводку. — У меня только один вопрос.       Моррис вопросительно изогнул брови и принял такой серьезный вид, как будто его сейчас попросят выдать конфиденциальную информацию, но отказать он не в праве. Я плавно соскользнула со стула на пол и, раз уж ввязалась в разговор, подошла к столу, за которым сидели мужчины.       — Как я поняла, Оливер не планирует выкладывать правду в суде?       — В свете последних событий я все больше сомневаюсь в этом, — признал Моррис, после чего махнул кистью, чтобы глянуть на электронные наручные часы. — Это не помеха.       — Как? — дернув головой, почти требовательно воскликнула я. — Но если он не хочет говорить в пользу Мадса, то зачем он вообще нужен на суде? Звать кого-то, кто на стороне Мисти, кажется нелогичным.       — Назовем Оливера этакой точкой давления, — пояснил адвокат, спрятав часы обратно под рукав черного пиджака. — Он — мой шанс вывести Дилана на чистую воду.       Настал самый подходящий момент узнать, что за хрен этот Дилан. Я не могла упустить его и, сев напротив Морриса, обратилась к нему:       — А Дилан это?       Вздохнув, Моррис без малейшего энтузиазма, в пределах понятия «коротко и ясно» сообщил:       — Дилан Шрейдер — это агент Мисти, занимающийся ее карьерой с самый ранних времен. Он пропихнул ее в фильм «Над пропастью», который в позапрошлом году стал номинантом на Оскар. Благодаря Шрейдеру она стала популярной, позже он стал ее любовником, но их отношения сложно назвать публичными.       Я повернула голову на Мадса. В моей груди болезненно щемило, в то время как его лицо выражало ледяное безразличие. Он всю эту историю знает вдоль и поперек. Мадс устал, и несколько минут назад он признался в этом напрямую.       Вывести на чистую воду. О, боже.       Услышанное собиралось по частицам, преобразуясь в полную картину, и сердце сорвалось в галоп. Моя ладонь машинально потянулась ко рту.       — Вы намекаете на то, что когда Мисти вернулась из отеля, дома ее побил этот?.. — нужного слова, которое достоверно описало бы кошмарное прозрение, не нашлось.       — Только прямых доказательств тому нет, — Мадс смотрел куда-то сквозь дальнюю стену напротив.       — Косвенные есть, — подметил Моррис, обратившись к Мадсу. — Как раз хотел тебе сообщить, что поговорил с соседом, видевшим его Мерседес у апартаментов Мисти тем ранним утром.       Мадс громко фыркнул.       — Толку от этого Мерседеса? — он пожал плечом. — Не сложно придумать, что тот приехал поддержать свою возлюбленную. Все что угодно можно сказать.       — Так же просто можно придумать, что ты вернулся в «Хейвен Грин» и дождался окончания смены Оливера, чтобы надрать ему зад, пока никто не видит, — раздраженно пояснил Моррис. — Знаешь, как легко многомесячная работа может полететь псу под хвост из-за одного, одного проступка? Чем ты вообще думал?       Я положила обе ладони перед собой на стол и наклонилась вперед.       — Мадс здесь не причем. Я пошла туда первая и до сих пор жалею об этом, но сейчас с этим уже ничего не поделаешь. Вина на мне.       — Это мы уже поняли.       — Крис, — резко осек его Мадс. Он предупреждающе сверкнул карими глазами.       — Ладно, — адвокат недовольно хмыкнул носом. — Что есть, то есть. Возвращаясь к теме, придумать можно многое, и это не отменяет того, что мы обязаны явиться во всеоружии. Не забывай, что помимо защиты, моя работа — правильно задавать вопросы. Исходя из опыта, могу заверить тебя, что бывают случаи, когда не знаешь, какой свидетель станет картой в рукаве. Не всегда можно предугадать их поведение, равно как и аргументы противной стороны.       Не обращая внимания на то, как явно Моррис проявлял антипатию в отношении меня, я воспользовалась случаем и продолжила допрашивать адвоката.       — Почему она винит Мадса? Почему не Дилана?       Он посмотрел на меня так, словно я сказала самую глупую вещь на свете.       — Нужно ли ломать голову, гадая, почему она защищает Дилана, учитывая, что они до сих пор в отношениях. Полагаю, когда Голдберг опубликовала фото с синяками, Дилан пригрозил ей.       — Но он же жестокий, мерзкий ублюдок, лжец…       — Этот вопрос уже не ко мне.       В голове не укладывается. В тот момент жутко захотелось провалиться под землю, но нет. Мне просто требовалось время, чтобы переварить информацию, к которой я была не совсем готова.       Столько дерьма, столько интриги оказалось за завесой разбирательства. В груди снова давящее неприятное чувство. Надоело. Сколько можно это терпеть?       Хуже только то, что снова придется сидеть и выжидать, пока назначат новую дату.       После шалости с битым стеклом, вина, улыбок и безумных танцев я почувствовала, как внутри воспламеняется протест: если судьба насильно насаживает на иглу страдательного ожидания, то пришла пора воспротивиться.       Больше так продолжаться не может.       — Через сколько будет известна дата заседания? — поинтересовалась я.       — Сложно сказать точно. Оливер в больнице, ему потребуется около недели на восстановление.       — Отлично.       Поймав на себе вопросительные взгляды, я пояснила:       — Думаю, будет лучше, если мы переждем где-нибудь в другом месте. Как считаешь, Мадс? Мы можем улететь куда угодно, — я тепло улыбнулась ему, после чего вновь обратилась к адвокату: — У него же нет запрета на выезд из страны?       Моррис помотал головой.       — Нет.       — Раз уж ситуация такая хреновая, в каком-то смысле опасная, и ловить здесь нечего, то можно и уехать на время, — закинув руку на спинку стула, я повернулась всем телом вправо, к Мадсу. — Если ты, конечно, этого хочешь.       Он не пустился в отрицание, как сделал бы две недели назад, но и не согласился так быстро, как того хотелось.       — Я только за, — неожиданно и невероятно своевременно поддержал меня Моррис. — Тебе это пойдет на пользу. Насчет упомянутой «опасной ситуации», — он просто не мог отказать себе в удовольствии придраться к моим словам, — я не думаю, что Шрейдер настолько глуп, чтобы бросаться и на… Как тебя зовут?       — Агнес.       — На Агнес. Насчет даты не переживай, я буду на связи и дам знать, как только меня проинформируют насчет дня следующего заседания, — заверил адвокат Мадса.       — Я тебя понял.       Моррис хлопнул себя по груди.       — Только, пожалуйста, давай не как сегодня. Решишь уехать или нет, держи телефон при себе.       — Мы уезжаем сегодня же.       Наши взгляды встретились, и я кивнула. Уголки моих губ выдали искреннюю радость за принятое решение. Возможно, в глубине души я чувствовала, что он согласится. Мадс и сам прекрасно знал: оставаться в этом доме на неизвестно какой период равно умышленному самоуничтожению. Просто невыносимо.       В тот день околосудебная тема больше не поднималась. Когда Моррис ушел, мы избавились от разбитого стекла на полу второго этажа и начали собирать вещи, в основном первые попавшиеся под руку. Шмоток у меня было не много, и Мадс для удобства предложил вместо рюкзака сложить их в его чемодан. Так я и сделала.       Спустя два часа, когда вечер протянулся по небу оранжево-розовой дугой, мы отправились в аэропорт, чтобы купить билеты на ближайший международный рейс.       Не важно куда, лишь бы подальше от Лос-Анджелеса.       «А что до поцелуя… Знаю, нам придется поговорить о нем. Не сегодня, может, даже не завтра. Однажды обязательно».