Невинность и янтарь

      Нагая девушка, переминаясь с ноги на ногу, плетется по лесной тропинке из гнилых листьев. Выстроившиеся в ряд незнакомцы гибкими ветками безжалостно бьют ее по намертво связанным рукам. Шум хлестких ударов теряется в позорном гуле самозваных судей. От бессилия она с истошным криком падает на мокрую землю, и расплескавшаяся вонючая грязь порочит белоснежность волнистых волос. В конце пути бесчестия в почву демонстративно криво вбита хромированная статуя мужчины с изуродованными крыльями вместо рук. Со слезами обиды девушка оборачивается через плечо и испепеляет меня взглядом. Она видит только меня.       Деликатный стук выдернул меня из кошмара, заставив содрогнуться от неожиданности. Я очнулась в глухой тьме и села на постель. Послышалась громкая речь на иностранном языке, за которой последовала еще одна короткая серия легких постукиваний по двери. После нескольких тщетных попыток найти выключатель я перестала метаться вдоль мрачных стен и наугад нащупала дверную ручку. Вцепившись, я лихорадочно дергала ее вниз, пока в комнату не проник свет из ослепляюще чистого коридора.       Представшая датчанка, которая ранее помогла найти номер, измерила меня неоднозначным взглядом. Маска пластиковой услужливости не смогла полностью спрятать просочившееся неодобрение. Однако дремота все еще не до конца покинула сознание, чтобы плохо скрытое презрение со стороны женщины хоть как-то задело меня.       — Господин Миккельсен, ваша фрёкен, — сообщила она, не отводя от меня свои делано непорочные сверлящие глаза. Интересно, эта женщина специально выразилась на знакомом мне языке?       Датчанка учтиво кивнула и отошла. На ее место встал Мадс. Обоняние уловило едва слышный и оттого еще сильнее манящий запах мужского парфюма, свежего и бодрящего как первосортный мятный ликер. Справедливое недовольство мужчины кольнуло мою совесть. Я прижалась к двери и виновато уткнулась в нее лбом.       — Мадс, — имя бесконтрольно сорвалось с языка. Беря во внимание мою усталость, решение дать себе ненадолго расслабиться было в высшей степени безответственным. Мне как гостье, которую практически приютили в чужой стране, не стоило разочаровывать принимающую сторону. Он этого не заслуживал.       — Скорее собирайся, не то опоздаем, — невозмутимость в его побуждении поторопиться насторожила меня. На его месте я бы, по крайней мере, говорила чуточку громче.       — Прости, меня как из розетки вырубило.       — Знаю, — он сложил руки в замок. Хоть в чем-то мои догадки оказались правдивы, у него правда есть кожаные перчатки. — Я это понял, когда снова не смог до тебя дозвониться. Поэтому приехал пораньше.       — Немного — это сколько? — «Черт, я проспала слишком долго». — Сколько у меня времени на сборы?       Мадс сдвинул рукав пальто и сверил время на платиновых наручных часах.       — Двадцать минут достаточно?       «Нет».       — Вполне, — пришлось изобразить уверенность. Утверждение прозвучало как завершение заклинания, по волшебству которого я в турбо-режиме принимаю душ, сушу волосы, крашу хотя бы ресницы и чудо-как-быстро надеваю свое обтягивающее черное платье. Вот бы и вправду было так просто.       — Буду ждать тебя внизу, — все так же легко сказал мужчина и неспеша пошел в сторону лестницы. Я не поспешила сорваться с места.       — Мадс, — я окликнула его еще раз, и он озадаченно оглянулся. — Ты на меня сильно злишься?       Уголки поджатых губ приподнялись. Он точно не держал на меня зла и так же точно не хотел, чтобы я все-таки стала причиной опоздания.       — Глупости, — мужчина удивленно сдвинул брови, — но если хочешь успеть на первый фильм, надо поторопиться. Поверь мне, оно того стоит.       — Хорошо, — я шутливо отдала честь, и звук хлопнувшей двери карикатурным эхом разнесся на весь этаж. Уже лучше соображая, я обнаружила выключатель, скользящим движением ткнула кнопку и кинулась к лежащему у кровати багажу в поисках самого необходимого.       Я ожидала увидеть арендованный кинотеатр. Или театр, в котором на всю стену натянули экран. На крайний случай огромный ресторан, оснащенный навороченными проекторами. Но когда городской разноцвет за окном машины начал постепенно меняться на ряды бесконечных фонарных столбов, я поняла, что даже здесь плоды моей фантазии подвели меня.       — Господин Миккельсен, ваша фрикен не понимает, куда мы едем, — я посмотрела на исчезающий в зеркалах заднего вида Копенгаген.       — Фрёкен, — Мадс поправил меня по-наставнически ласково.       — Как-как?       — Фрё-кен, — его губы очень выразительно округлились. Как бы я не старалась уловить артикуляцию, датское произношение оставалось для меня загадкой. Признаюсь, я могла бы причислить то, как он произносит это слово для меня, к вещам, на которые можно смотреть вечно.       — Уверена, у меня получится лучше, если я постараюсь сказать это с таким же противным высокомерием, — я фыркнула и спрятала руки в карманы куртки. Почему-то выражение лица этой женщины было гораздо неприятнее в воспоминании.       — Со мной она была просто душка, — Мадс ответил на мое возмущение с наигранным самолюбованием.       — Еще бы! — я недовольно развела руками. — Представляешь, какова могла быть ее реакция, если бы вместо меня дверь открыл Генри Кавилл? Так и вижу очаровашку, сдерживающую всю свою сущность, чтобы не растечься по дорогому отельному ковру.       — Тебе нравится Генри? — он даже отвлекся от дороги, чтобы посмотреть, что и как я отвечу.       — Ну а что? Он красивый, веселый, холостой, — я загнула три пальца и продолжила перечислять, — кажется, любит животных. Ты вообще видел его собачку?       — Так может, вас познакомить? — создалось впечатление, что он не хотел слушать, как я нахваливаю другого актера.       — Да сдался он мне. Лучше администраторше его номерок подкинь, — я пренебрежительно махнула рукой в сторону и уставилась на бегущие стволы высокого соснового леса.       Непроглядная вечерняя чернота, образовавшаяся за поворотом, напомнила о вопросе, с которого начался наш разговор.       — Ты так и не сказал, куда мы едем. Кажется, речь шла о фестивале?       — Этот — закрытый. Я везу тебя на приватный некоммерческий показ, — фары осветили дорожный знак с названием пригорода, Мадс притормозил и еще раз свернул, — к одному продюсеру.       — Что-то новенькое.       — Мы так собираемся каждый год. Мне он приглашения уже не шлет, знает, что я всегда прихожу.       Я не горела желанием влезать в очередную закрытую тусовку. Неоднозначные впечатления, оставленные после «Морадо», выстроились в «кислый» стереотип о встречах среди высших слоев общества. Не думаю, что в этот раз мне будут рвать волосы или подсыпать наркоту. У приглашенных наверняка другие планы, например, обсудить киноновинки, но никак не накидаться до беспамятства. Бесспорно, Мадс не имеет цели заставить меня переживать это снова. Ему и самому хочется спокойствия.       Мы подъехали к железному забору, огораживающему большую территорию с высоким симметричным домом. У обочины накопилось множество машин, в том числе такси. Дамы в дорогих шубах и сопровождающие их кавалеры в присущей светской манере обменивались поцелуями в щеку и рукопожатиями. Поток празднично одетых гостей рос на глазах, что значило, что мы прибыли вовремя.       Мадс заглушил двигатель и убрал ключи в карман своего серого пальто. Я застегнула куртку и уже была готова выйти, когда он остановил меня, положив руку на плечо. Ничего не сказав, он вышел из джипа, обошел его и открыл для меня дверь. Протянутой ладонью вверх мужчина предложил помочь спуститься.       — Джентльмены еще не вымерли, — моя голая рука коснулась холодной перчатки.       — А ты как хотела? — улыбка, сияющая в мерцании первых северных созвездий, дробила прозрачные айсберги, служившие расстоянием между нами.       Я встала на порог автомобиля и, немного оперевшись на сжимающую руку Мадса, уверенно поставила ноги на землю, которая, как оказалось, покрылась скользкой коркой льда. Моя подошва не была предназначена для таких случаев, и поэтому ступни своевольно заплясали на месте. Я в паническом испуге зацепилась за шею мужчины. Он тоже чуть не упал, но успел одной рукой подхватить меня за талию, другой упереться в машину. Мы замерли в позе танго. Еще один сантиметр, и наши носы соприкоснутся. Еще один миллиметр, и на меня обрушится метеорит. Я чувствую, как в меня проникает его воздух, и от этого голова идет кругом. Щепотка смелости, и я бы уничтожила жалкую дистанцию между нами, прильнув к его манящим губам.       — Так и убиться можно, — пар, выходящий из его легких, прикоснулся к моему лицу. От крепко впившихся пальцев Мадса мои ребра пронзила боль. Я знала, что даже пух в куртке не убережет меня, завтра на боку неизбежно появятся синяки.       Убедившись, что я крепко стою на ногах, Мадс медленно отпрянул и взял меня за локоть:       — Тихонько. Иди со мной, — он выставил ногу назад, потоптался в небольшом слое снега у самого края забора и сделал аккуратный шаг. После того как я встала рядом, Мадс снова протянул мне руку и повел за собой.       У открытых ворот мы слились с небольшой группой гостей, которая двигалась к главному входу. Знакомые один за другим сначала приветствовали актера, потом как бы невзначай бросали на меня взгляд или здоровались. Затем их внимание обязательно приковывало то, как я держусь за Мадса. Среди этих людей оказалась одна пожилая женщина, лет так точно за восемьдесят. Она заметила Мадса издалека и остановилась, чтобы подождать, пока мы приблизимся к ней. Крупнокаратные бриллианты красовались на иссушенных временем пальцах низкой старушки, разодетой в норковые меха. Она выглядела просто потрясающе. Как выяснилось позже, это была признанная артистка Дании, англичанка по происхождению. Накрашенные вишневой помадой тонкие губы растянулись в улыбке, обнажая идеально ровные зубы.       — Золотко, я так давно тебя не видела, — она потянулась к Мадсу. Длинные ногти, покрытые вызывающе красным лаком, вцепились в щеку актера. Женщина затискала его как самого милого сердцу любимчика.       — Здравствуй, Лаура, — Мадс поцеловал ее руку с оттопыренным мизинцем, и только тогда блекло-голубые глаза пожилой леди заметили меня.       — А вы, должно быть? — она слегка запрокинула голову. — Ваше лицо кажется мне знакомым. Простите, вы ведь не модель?       — Лаура, это Агнес, — произнеся мое имя, он улыбнулся мне глазами.       — Тогда я вас точно не знаю, — после этих слов я перестала быть объектом интереса. — Ну, Мадс, голливудский ты проказник! Насмотрелся на американцев и теперь тоже только с молодыми особами на вечера ходишь. Так держать! — женщина закряхтела со смеху и вытащила мундштук из сумочки на золотой цепи.       — Вероятно, ты не так поняла, — поспешил оправдаться Мадс. Кажется, старуха сочла меня за шлюху, работающую по дикаприевской схеме. От накатившего раздражения мои пальцы сжали ткань его пальто сильнее.       — Ну что ты, я тебя совсем не упрекаю. Еще моя бабка говорила, что хорошие мужчины на дороге даже после развода не валяются. К тому же, мы всегда рады новым знакомствам, — блеск драгоценностей на вальяжно вскинутой кисти ударил по глазам, — не сомневайся, мальчик, твоей белой птичке окажут гостеприимство.       — По-другому быть не может, — его ответ прозвучал уступчиво.       — С тобой, сладкий, точно нет, — напоследок сказала она и отвлеклась на другую гостью.       Элегантная королева в мгновение ока превратилась в ведьму с подвешенным языком. Позже я узнала, что вредность и вседозволенность этой дамы не нравились никому. Люди, знавшие ее достаточно, не воспринимали дерзкие высказывания близко к сердцу. В силу преклонного возраста и из уважения ей практически никогда не возражали. Мадс и сам не придавал значения тому, что она говорит. Он попросту был вежлив. Все равно, ни один из аргументов в ее пользу не помог избавиться от налипшей на подкорку слизи, образовавшейся после разговора с Лаурой. Она говорила о гостеприимстве, но сама же у порога сделала подстилкой.       Я решила отцепиться от Мадса, чтобы не ставить никого в неловкое положение, и он, кажется, понял, почему я так сделала.       — Не отходи от меня далеко, хорошо? — я почувствовала невесомое касание к пояснице, и Мадс повел меня ко входу. — И, прошу тебя, не обращай внимания. Я серьезно.       — Ладно, — я качнула головой, хотя неприятное ощущение продолжило маячить где-то внутри.       — Агнес, — он остановил меня у перил, загородив собой от проходящих мимо людей, и взял за плечи, — мы ведь пришли смотреть кино. Хорошее кино. Заранее прошу прощения, если тебе придется выслушать еще больше неприятных вещей. Хуже комментариев Лауры навряд ли что-то будет, но все же, просто дай мне слово, что мы проигнорируем чужое мнение, если таковое появится.       — Я попробую.       — Смотри мне, — он пригрозил указательным пальцем, — иначе придется вызывать «Генри-один-один».       — Вот же противный!       Издевка раззадорила меня. Я слепила снежок из небольшой горки, которую не успели счистить с гладких бетонных перил, и ловко увернулась от хватки Мадса. Он сразу понял мое намерение и хотел поймать меня, но не успел. Снежок со снайперской точностью полетел в его грудь.       — Сама напросилась, — просияв от азарта, он закусил нижнюю губу. Мужчина был настроен настолько серьезно, что даже снял перчатки.       Мадс сделал сразу три шарика и поочередно запустил их в меня, не промахнувшись ни разу. Крики и смех раздавались по всей улице. Нам не было дела до изумления находящихся рядом знакомых и незнакомцев. Мы устроили бои у самого крыльца. Когда я запустила последний рыхлый клубок снега, Мадс сдался. Порозовевшие щеки и растрепанный вид делали из него веселого сорванца, заигравшегося во дворе после школы.       Отдышавшись, я подошла к нему, чтобы помочь смести следы зимней забавы. Он не просил меня этого делать, а я не просила разрешения. Пока я тщательно смахивала прилипший снег с высоких плеч и груди, не сопротивляющийся Мадс с нежностью наблюдал за порывистыми движениями. К этому моменту на улице почти никого не осталось.       — Ну вот, — напоследок я поправила воротник.       — Ну вот, — тише повторил он, а затем снова подставил локоть как знак, приняв который я соглашусь, что чужое мнение не должно быть препятствием. Взяв его под руку, я безоговорочно приняла условия «игры», и мы поднялись по уличным ступенькам, ведущим во внутрь здания.       Судя по вестибюлю, здесь жил очень зажиточный любитель классики. Только человек при деньгах может позволить себе такие роскошные шторы из бордового шелка и шикарные массивные люстры, камешки которых отражались в полированном блеске плиточного пола. Подсветка на карнизах и узкие арочные окна в пол придавали изящество и без того богатому убранству. Что уж говорить, здесь есть частный кинотеатр.       — Сюда, — Мадс указал на коридор, стены которого были увешаны крупноплановыми фотографиями, по всей видимости со съемок старого кино. В одной из позолоченных рамок я заметила кадр, на котором Миккельсен и еще трое мужчин в охотничьих костюмах разводят огонь у палатки. Я не успела посмотреть год на подложенной под стекло бумажке, но предположила, что снимок был сделан давно. На нем Мадс выглядит непривычно молодо.       Нашей первой остановкой в этом дворце творчества оказалась самая главная — кинозал. На с виду удобных креслах лежали таблички с именами каждого приглашенного, в том числе мое. Я не увидела ни одного пустого сиденья. Все было рассчитано на точное количество человек. Нам достались боковые, на мой взгляд самые лучшие места, расположенные у лестницы.       Ждать долго не пришлось, так как буквально через пять минут в зале потухли лампы. Кликнувший свет прожекторов нарушил зрительскую тишину. На низкую платформу перед экраном под громогласные аплодисменты вышел организатор фестиваля, он же хозяин, он же продюсер и режиссер, в разных проявлениях приложивший руку к каждому произведению. Ради разнонациональной аудитории он заговорил на английском языке.       — Есть нюанс, — Мадс тихо отвлек меня.       — Что за нюанс? — удивилась я.       — Не все фильмы будут на английском.       — А субтитры?       — Йенс ненавидит, когда текст отвлекает от кадра, — он беспомощно пожал плечами, — не переживай, тут диалоги — не самое главное.       — В таком случае я слишком обыденная для таких фестивалей.       — Брось. Ты еще ничего не посмотрела, а уже делаешь такие выводы, — он успокаивающе притронулся к моему локтю, — я тебе подскажу.       Не знаю, на что я рассчитывала, когда летела смотреть кино в другой стране. Этот вопрос не волновал так, как по идее должен. Не приведи бог, если здесь положено собираться где-нибудь у камина для коллективного обсуждения высокого искусства. Я под шумок сбегу через трубу, лишь бы не стать символом фиаско.       Когда начался первый фильм, я сразу же поняла, о чем говорил Мадс. Визуальное удовлетворение от картинки убило всякую предвзятость и пробудило во мне эстета-любителя. Завораживающие переходы и необыкновенные фильтры погрузили в сюжет на языке эмоций. Разнящиеся по стилю пленки и правда были на другом уровне, отличном от того, к которому я привыкла. Без сомнения, даже самый заурядный зритель проникнется прекрасной атмосферой, как и весь зал.       Я несколько раз пыталась погрузиться в события на экране, но не могла сосредоточится. На протяжении всего сеанса мне приходило осознание того, что я начала переживать нечто новое. Мы находились рядом много раз, но этот казался совершенно иным. Не потому, что раньше нас сводили обстоятельства, а сегодня мы сами запланировали пойти куда-то вместе. Здесь было другое.       Вот он, сидит справа от меня. Величественно ровная спина и точеный профиль не говорят ни о чем. Они кроют его истинные чувства, как доспехи прячут рыцаря от стрел. Могу всю жизнь гадать, что именно у него на сердце, но буду безуспешно тыкать пальцем в небо. И все же мне не давало покоя исходящее от него неуловимое, но так и стремящееся бешено залезть под мою кожу волнение.       К концу последней картины он заметил мой прикованный взгляд, наполненный радостью и восторгом, и прислонился ко мне. На плече почувствовалось касание подбородка.       — Я знал, что тебе понравится, — мое ухо уловило очень близкий мужской шепот. Скрещенные ноги заерзали. Бедра сжались нещадно тесно. Оказавшись во власти его томного голоса, тело перестало мне принадлежать. Я стала жертвой, желающей угодить в жадные лапы хищника. Меня тянет к нему мучительно, дьявольски, чрезмерно сильно.       В этот самый момент зал поднялся с оглушающими возгласами «браво», мы тоже вскочили. Хоть я и знала, что он стоит в полуметре от меня, его присутствие до сих пор фантомно ощущалось на моей шее. Мадс одобрительно переглядывался с окружающимии и хлопал в ладоши. Я натянула съехавшее платье на колени и зааплодировала вместе со всеми. После рукоплескательного одобрения публика целенаправленно двинулась к выходу, а затем к вестибюлю.       Пока приглашенные наслаждались кинопросмотром, здесь подготовили все необходимое для фуршета: музыку, столы с напитками и закусками, в основном из морепродуктов. Несмотря на большое скопление людей и дополнительную мебель, помещение все равно казалось просторным и светлым.       В центре стоял Йенс, за полтора часа открывший и покоривший новые вершины моего визуального экстаза. Я дала себе обещание, что когда вернусь домой, тщательно ознакомлюсь с его творчеством. Возможно, устрою марафон прямо на Рождество, если заняться больше будет нечем.       Вблизи он выглядел в разы старше. Его рубашка и брюки подобраны с выдержанной лаконичностью. Очки с толстыми линзами — не изъян, а изюминка на постаревшем лице с редкой щетиной. Держа в руках бокал игристого, продюсер болтал со своими друзьями. В нем читалось неподдельное счастье принимать всех и каждого. Когда он увидел Мадса, его руки широко раскинулись.       — Миккельсен! — мужчины сердечно обнялись как соскучившиеся друг по другу приятели. — И, полагаю, Агнес? — хозяин вечера протянул мне веснушчатую руку.       — Верно, — подтвердила я. Он, вероятно, хотел поцеловать тыльную сторону ладони, но я уже пожимала его руку. Неожиданный жест потешил и как будто бы растрогал пожилого мужчину.       — Вы как свежий листочек-лепесточек в нашем царстве старых лиц! — брови режиссера сдвинулись, и морщины на лбу стали выразительнее.       «Только сегодня: от проститутки до цветочка за час».       — Мне так безмерно приятно, что вы пришли. Надеюсь, вам понравилось кино?       — Не сомневайся, она в восторге, как и все, — Мадс похлопал Йенса по лопаткам.       — А ты, юноша, мог бы почаще заглядывать.       — Юноша? — недоумевающий актер рассмеялся.       — Я тебя таким заряженным и энергичным лет пятнадцать не видел, — продюсер неосторожно хихикнул, снял очки и протер их салфеткой, которую вытянул из кармашка на груди. — Вот и говорю, прямо как юноша.       — Может быть, — допустил Мадс, — прости, раньше зайти никак не мог.       — На то оно и Рождество, чтобы встречаться и проводить его с близкими. Не зря я собираю вас всех каждый год, — Йенс призадумался, а потом спросил: — Ты в этот канун со своими отмечаешь?       — Нет. Виола и Карл решили уехать к матери.       — Непорядок, — старик почесал лысину заушником очков, а потом снова нацепил их на переносицу, — ко мне вот все внуки съезжаются, а ты будешь один в своей хижине торчать. Как прикажешь веселиться, если другу даже стопку поднять не с кем? — он перевел обеспокоенный взгляд на меня. — А вы?       — Я уже завтра улетаю.       — Мадс, надо что-то делать. Нет ничего хуже, чем праздновать в одиночку, — он цыркнул и пошатал головой. — Как ты такую драгоценность отпускаешь?       — Не могу же я заставить ее остаться.       — Так ты и не предлагал, — ради забавы упрекнула я. К нам подошла официантка. Мадс молча отказался от предложенного шампанского.       — Если он надумает, то знайте, что у нас в Дании неприлично отказывать, когда зовут в гости, — Йенс подмигнул мне, взял с подноса бокал и предложил мне.       — Я учту, — я взяла наполненный фужер за ножку.       — И ты тоже не забывай, что мои двери всегда для тебя открыты, завтра тоже, — продюсер несколько раз ткнул в Мадса пальцем и воскликнул: — Skål! Все будет хорошо! — его настроение передалось через звонкое пение стекла, Мадс стукнулся с нами кулаком.       — Спасибо, — актер поблагодарил своего товарища, — если что, я обязательно приду.       — Дай знать, — после этого Йенс горячо пожал его руку и отошел к другим гостям, оставив нас наедине.       Я знала, что предстоит задеть тему моей бестактности и объяснить, что я не приехала с намерением остаться у Мадса на рождественский ужин. Более того, я даже не мечтала, что такой случай может подвернуться. Полет оплачен, на завтра запланирован обратный вылет. Я до невозможности не хотела возвращаться в серую обыденность, где он не защищает меня, не умиляется над моими шутками, не смотрит на меня как на лебедя из тонкого хрусталя, где придется вариться в котле однообразия. Но другого не оставалось. Неизвестно, увидимся ли мы еще раз.       — Что же, спасибо за вечер, — сказала я и опустила глаза вниз, чтобы стряхнуть невидимую пыль на юбке, — официально заявляю, что твой долг с успехом выплачен. И еще, — я через усилие посмотрела на Мадса, — это была шутка, я ни в коем случае не напрашивалась к тебе.       Он приблизился на полшага и осторожно накрыл мою ладонь своими. Внимательно всматриваясь в мое лицо, он с нерешительностью произнес одно слово:       — Останься.       Окончательная и бесповоротная фраза, после которой окружение стало призраком, а на планете осталось два человека. Сердце одного из них бешено заколотилось в груди. У другого в голосе впервые за очень долгое время мелькнуло волнение. Карее сияние слилось с голубым.       — Билет уже не сдать.       — Я возьму тебе другой на любой день. Когда захочешь.       Многолетние принципы разнеслись в щепки. Я буду рядом, чего и сколько бы это не стоило. Пусть он купит мне билет. Пусть он увезет меня хоть на край света. Пусть мы навечно останемся в горах, запремся в его хижине. Только, пожалуйста, пусть он будет рядом.