Вначале их было двое. Как на шахматной доске, только без ферзя, ладьи, слона, коня и пешки. Был Король и Двойка.
Рико и Кевин.
Два сводных брата.
С Рико Кевин познакомился на похоронах своей матери. На пышную прощальную церемонию мальчика привёл Тетсуи, и там же мужчина объявил, что берёт юного Дэя под опеку на правах единственного близкого человека покойной. Восьмилетний Кевин, только что потерявший мать, не спорил.
Дом Морияма находился в префектуре Фукуй у берега Японского моря. Это было большое здание в сдержанном традиционном стиле с бумажными дверями фусума и мягкими татами. Кевину там совершенно не нравилось. Он просыпался в полной тишине на неудобной заземлённой кровати, коротал пасмурные дни на веранде, выходившей в бамбуковый сад. Мальчик пытался дружить со слугами, но те исчезали, словно растворяясь в воздухе, стоило только выполнить поручение. А в их с мамой доме было очень светло и живо. Кевин не мог взять в толк, почему ему не позволяют вернуться туда. Он плакал и кричал, требовал невозможного, пока дядя Тетсуи не сказал:
— Твоя мать умерла. В том доме тебя больше никто не ждёт.
Дядю он видел редко. Обычно Тетсуи просыпался раньше, чем встанет солнце, и приходил домой уже после заката, а иногда и не приходил вовсе.
Коридорами дома гулял ветер. В интерьере не было излишеств: никаких вычурных ковров, позолоченной мебели или расписного потолка. Только пустые стены, тонкие двери и строго необходимое количество мебели. Первое время Кевина сопровождали слуги, но когда он научился ориентироваться, исчезли и они. Вот так он и бродил туда-сюда, пока ломаное детское:
— Давай играть? — не перевернуло его мир.
Рико не говорил по-английски, а Кевин плохо понимал японский, поэтому первый год жизни под одной крышей прошёл в ломаных попытках понять друг друга. Когда им всё-таки удалось, они страшно привязались друг к другу. Их комнаты находились напротив, поэтому после приезда Кевина они не расставались. Ели с одного стола, делились игрушками и вещами, вместе обучались языку. Они сцепились как колючки и носились всюду парой.
Кевин безмерно восхищался Рико. Мальчик был очень умён: хорошо читал, неплохо понимал математику и мог на ходу составить простенький хайку. Он показывал Кевину, как делать жабок оригами, рассказывал легенды и учил выводить иероглифы «дерево» и «дом».
Брат всегда придумывал интересные развлечения, например, пытаться голыми руками выловить из пруда карпов или рисовать палками что-то замысловатое на песке. Кевин соглашался на всё, лишь бы не сидеть на месте. В их с мамой доме они всегда чем-то занимались.
Но Тетсуи это не нравилось.
Когда они возвращались из сада чумазые, дядя нежно их журил. Но по ночам в этом мёртвом пустом доме Кевин слышал, как он наказывал Рико.
«Ты ведёшь себя как ребёнок», — говорил Тетсуи.
Со временем, когда Кевин стал понимать диалекты, он узнал, что странное слово, которое служанки часто шептали за его спиной, означает «мальчик-сирота».
И говорили так не о нём, а о Рико.
Из их перешёптываний Кевин понял, что отец Рико вовсе не Тетсуи, а его старший брат — Кенго. И тогда маленький Дэй окончательно запутался. У Рико ведь нет только мамы, а у Кевина — ни мамы, ни папы.
Он спросил об этом брата, но тот только улыбнулся и сказал, что папа слишком занят на работе и редко бывает дома. На следующее утро свежую одежду ему принесли другие служанки.
Когда им исполнилось десять лет, дядя рассказал про экси. Командный спорт, придуманный лично им и Кейли Дэй. На день рождение в подарок они получили две клюшки: гладкие, чёрные, идеально сбалансированные, с высеченными на рукоятях инициалами и номерами. Рико был первым, а Кевин — вторым.
Кевин ухватился за мамино творение, как утопающий за соломинку.
Они тренировались с утра до ночи, забывая о еде и отдыхе. Тетсуи отвозил их на маленький частный стадион, где кропотливо вбивал в головы все тонкости правил игры и последовательность действий. Братья играли друг против друга, учась отнимать и передавать мяч, и не заметили, как беззаботная жизнь двух десятилетних мальчиков стала чем-то иным. Не было места учёбе, а широкий пруд забылся на заднем дворе.
На маленьком любительском стадионе зародились Первый и Второй номер.
Когда им исполнилось одиннадцать, Тетсуи сказал, что они переезжают в США. Дядя поставил их перед фактом во время безмолвного завтрака, подкрепив свои слова приказом собирать вещи.
Кевин не знал другой жизни, кроме консервативного и неспешного существования в доме Морияма. Но впервые увидев Америку, Кевин понял, что для него нет большей радости, чем шум, гам и вечная спешка. Если Япония — штиль, то Америка — шторм, в который он прыгнул с головой.
Их новым домом стал Замок Эвермор — стадион университета Эдгара Аллана и национальный стадион США. Корт, вмещающий семьдесят тысяч человек, с четырьмя смотровыми башнями, уходящими высоко в небо, и многоуровневыми линиями трибун. Их тихие «вау» разносились по полю с эхом, от которого подкашивались ноги.
Кевин мог только представлять, какой гул стоял там во время игр.
На этом самом стадионе Тетсуи Морияма создал «Воронов» Эдгара Аллана. Команду, обречённую быть лучшей командой в стране.
— Придёт время, и вы станете её частью. И успех будет зависеть от того, сколько самих себя вы готовы отдать игре. Упорство и решимость — вот что приведёт вас к вершине. А когда вы окажетесь там, продолжайте двигаться вперёд несмотря ни на что. Иначе упадёте и разобьётесь.
Рико и Кевин тренировались со старшей командой до тех пор, пока не была сформирована Малая Лига. С началом серьёзных тренировок их жизнь стала совсем другой, сменила свой ритм и настроение. Сформировался чёткий график, были введены нормы питания и физической активности. Экси перестал быть плёвым увлечением.
Под прицелом телекамер их называли сыновьями Экси, и Тетсуи заставлял доказывать это звание делом.
Когда им исполнилось двенадцать, они встретили Натаниэля Веснински.
Рыжего голубоглазого пацана привела женщина по имени Лола. Он был первым претендентом на отбор в Малую Лигу, поэтому жалеть его не стали. На просмотре Рико и Кевин лупили и швыряли парня по корту как в последний раз, кружили над ним, как стервятники над падалью. Кевин видел по глазам: Натаниэль хотел огрызаться, хотел рычать и рвать зубами, но молчал. Сцепил зубы и терпел каждый новый пинок и прилёт клюшкой в морду.
— Нам слабаки не нужны, — сказал ему перед игрой Рико.
Натаниэль оборонялся и уворачивался, не пытаясь ударить в ответ.
Но в один момент Кевин начал наседать так яростно, что Натаниэлю сорвало крышу. Прижав Веснински к бортику, Дэй уже было потянулся, чтобы вырвать мяч своей клюшкой, но Натаниэль, остервенев, позабыл о игре и что есть силы врезал ему ракеткой по плечу. Удар был настолько мощный, что прочные наплечники Второго треснули.
Лола Малкольм, усмехнувшись, обратилась к Тетсуи:
— Младший весь в отца. У него проблемы с гневом и подчинением.
— Поправимо, — ответил мужчина. — Но мне нравится его выдержка и настойчивость. Беру.
Когда Тетсуи узнал, что Натаниэль способен пробежать милю за четыре минуты, ему был присвоен номер Три.
— Ты хорош, — сказал Рико после игры. — Молодец. Скорее всего, тренер будет рассматривать тебя на роль защитника, — улыбнувшись, добавил: — Уж извини, что мы тебя так отметелили.
Виноватым Морияма точно не выглядел.
— Ерунда, — буркнул Натаниэль, — Бывало и хуже.
— У тебя и правда неплохо выходит. Ты быстрый и удар у тебя что надо, — Кевин сморщился, потирая плечо. — Это она тебя тренировала? — он кивнул на мисс Малкольм, которая что есть силы манерничала перед тренером.
Натаниэль весь разом вздыбился. Сморщившись в отвращении, выплюнул:
— Нет. Она… личная помощница моего отца.
— Пом-о-ощница, — протянул Рико. — Он большая шишка, что-ли?
— Вроде того, — усмехнулся Веснински. — Работает на твоего отца и брата.
Кевин замер. Нахмурившись, повернулся к брату. Рико, побледнев, как покойник, посмотрел в ответ.
В тот день они впервые поругались. Это была ссора без криков и обвинений, но молчание по дороге до общежития было красноречивее любых слов. Кевину всегда казалось, что сердце Рико для него — открытая книга. Как оказалось, он читал её невнимательно. Он не обманывался и понимал, что Рико не мог просто забыть рассказать о своём брате. И обижало Кевина не его существование, а секреты, которые они зареклись хранить друг от друга.
Тогда Кевин впервые позволил себе пойти брату наперекор. Он не повёлся на пустые «забудь» и «это не имеет значения», а нашёл больную мозоль и давил на неё, пока пузырь не лопнул. Рико, свирепея с каждой минутой, выложил всё: об отце, об Ичиро и семейном деле, суть которого Дэй не до конца понял, но переспрашивать не стал, чтобы не спугнуть этот злобный поток правды.
— Но я докажу, — шипел Рико, сжимая челюсти до скрежета костей. — Докажу, что они ошибаются, и я достоин быть частью семьи не меньше, чем Ичиро.
С того дня Рико молчал. Он старался поддерживать видимость нормальных отношений, но перестал оставаться с Кевином наедине дольше необходимого. Он ускользал у Дэя из рук как северное лето, оставляя только мороз и темноту.
Они тренировались с восьми утра до того времени, которое посчитает нужным Рико. Чаще всего уходили с корта далеко за полночь, с отбитыми коленями и немеющими руками. Натаниэль, разумеется, был с ними.
Рыжий раздражал Кевина до крайности. Дэй не мог не злиться на него, не мог не считать его виноватым в их с братом ссоре. Парой неосторожных слов Веснински обвалил их карточный домик, в котором Кевин прятался от внешнего мира. Вдобавок ко всему, он позволял себе исчезать куда-то на выходных вместе со своей Лолой, а по возвращении продолжать играть, как ни в чем не бывало.
В отличие от Рико, всегда сохраняющего хладнокровие, Натаниэль был лёгким на подъём. Он цокал языком, закатывал глаза, фыркал и рычал как дворняга, когда делал что-то через не хочу. Рико это не смущало. Он смотрел на Веснински с клиническим интересом и на все его выходки снисходительно посмеивался. А Кевин давился ревностью.
Их поселили в одной из комнат Красного крыла, прямо под стадионом. Рабочие внесли третью одноместную кровать, поставив её у платяного шкафа. Вещей у Натаниэля толком и не было: он спал на врученных ему простынях, а из личного имел только один рюкзак с одеждой. Превозмогая гордость, Кевин признал, что на поле Натаниэль незаменим. Тренер поставил его на позицию атакующего полузащитника, и с тех пор Дэй всё реже поворачивал голову назад. Он знал, что спину ему прикроет Третий, поэтому сосредотачивался на мяче, позволяя отбивать противников более сильному игроку. И всё же, личный конфликт они принесли на поле, что хорошо бросалось в глаза, когда нужно было передавать мяч. Они упрямо отказывались пасовать друг другу, что тратило не только время игры, но и терпение тренера.
— Это всё из-за тебя, — прохрипел Кевин, заканчивая четырнадцатый круг вокруг стадиона. Ноги одеревенели где-то на втором километре, но Тетсуи даже не думал давать им передышку.
— Из-за меня? — Натаниэлю было не лучше: он промок от пота, а кроссовки натёрли ноги в кровь. — Это ты не дал мне мяч.
— Два тайма назад ты сделал то же самое.
— Два тайма назад я в рот тебя ебал.
— Спи с одним открытым глазом, сука, — Кевин остановился, чуть не упав замертво. — Иначе я тебя во сне придушу.
Ровно через неделю, в воскресенье, Кевин лежал в своей постели, безуспешно пытаясь уснуть. Он дёргал ногтем заусенец, отодвигая кожу до крови, пока часы отсчитывали ещё два часа до подъема. Парень и не услышал бы, как открылась входная дверь, если бы комнату не разрезал луч света из коридора. Мгновенно закрыв глаза, Кевин прислушался. Натаниэль в потёмках забрёл внутрь, бросил свою сумку у кровати и упал на матрас. Он пролежал несколько минут совершенно неподвижно, а потом встал и принялся раскладывать вещи.
Это была его обычная рутина. Сейчас он всё приберёт, а потом стянет толстовку и будет тихо спать до рассвета.
— Дэй, — шепнула темнота.
Кевин вздрогнул, но продолжил лежать.
Что ему надо?
— Я знаю, что ты не спишь.
Цокнув, нападающий открыл один глаз. В черноте ночи он мог различить только силуэт стоящего над ним Натаниэля, но и этого хватило, чтобы заметить, что тот ему что-то протягивает.
— Что это? — ещё более тихо спросил Кевин.
Ответа не последовало. Они смотрели друг на друга как два барана на новые ворота, пока Кевин не сдался и не протянул руку. Он не видел, что взял, но на ощупь определил, что это плитка шоколада. С орешками.
— Ешь, — приказал Натаниэль. — И не ной, как маленький ребёнок. Я не виноват, что у Рико были от тебя секреты.
Веснински улёгся на свою кровать и мгновенно уснул. А Кевин вертел в руках шоколад, глядя на спину спящего Рико. Они с тренером были неумолимы в вопросе питания. Из сладостей в столовой Гнезда давали только пару горьких конфет с высоким содержанием какао, чтобы улучшить когнитивные функции и немного снизить уровень стресса. Но то, что дал ему Натаниэль, несомненно, было дешёвым молочным шоколадом из магазина на заправке.
Кевин уплетал шоколадку с аппетитом, растягивая удовольствие до рассвета.
Вечером того же дня после тренировки он нашёл на своём столе жабку оригами, сложенную из листа бумаги, на которой было выведено «прости». Это был первый и последний раз, когда Рико Морияма перед ним извинился.
В тринадцать лет они втроём не могли представить жизни друг без друга.
— Я открыт!
Мяч отскочил от каркаса клюшки Ната, прлетев почти всё поле. Ухватив его сеткой, Рико спасовал Кевину. Свист ветра, скрип паркета, красный свет — мяч забит.
Все обиды как-то разом забылись, утонув в потоке дней. Когда тело ломит от нестерпимой боли, думать о старых разногласиях не хочется.
Однажды Рико сказал, что они связаны
«акай ито» — красной нитью, переплетающей судьбы. Связь, которую не разорвать. Чтобы подкрепить свои слова, он выпросил у дяди дозволения сделать татуировки с номерами. Этой кровавой подписью трое мальчиков скрепили договор быть вместе до самого конца.
По воскресным ночам Кевин давился шоколадом, который приносил ему Натаниэль, а утром они попадали в день сурка. Завтрак, разминка, тренировка, ужин, тренировка, отбой. И так до тех пор, пока они не забыли, когда в последний раз выходили за пределы корта. Скорее всего, это был тот самый день, когда они его впервые увидели. С тех пор утекло много воды, а Тетсуи отобрал еще шестерых игроков в Малую Лигу.
Все знали, что когда сформируется новая команда, Рико станет её капитаном. Знали, но когда этот день наступил, никто не улыбался. В глазах нового капитана выла стужа. Вместо того чтобы принимать поздравления от ребят, Рико командовал:
— Все на поле! Наша первая игра полным составом состоится менее чем через два месяца. На нас будет смотреть весь мир. Я не приму ничего, кроме победы.
Играли они против «Троянцев» из Южной Калифорнии. Играли и победили, причём с небывалым триумфом. Разрыв по очкам был настолько колоссальным, что отдай они Троянцам последние три забитых мяча, Вороны всё равно были бы далеко впереди.
Истекающие потом и кровью команды обступили журналисты.
— Игра была потрясающей, — сказал Джереми Нокс, вытирая лоб полотенцем. — Я очень рад, что моим ребятам предоставили возможность соревноваться с такой сильной командой. Пусть мы и проиграли, но мне бы очень хотелось встретиться с вами ещё.
— Согласен, — сказал Кевин, и все камеры вмиг переключились на него. — Надеюсь, что в будущем мы снова сойдемся на одном корте, но уже более опытные.
Они пожали руки, и Кевин трусцой отбежал к Рико и Натаниэлю, стоящим поодаль.
— Вы слышали? Они хотят снова играть с нами... фух, я устал.
— В следующий раз мы снова победим, — сказал Натаниэль. У него была рассечена бровь от мощного столкновения с защитницей Альварес, а сама девушка хромала на правую ногу.
— Посмотрим, — сказал Кевин, потянувшись к Рико с улыбкой. — Ну как, капитан? Мы справились?
Но Рико не дал к себе прикоснуться. От отдёрнул ладонь, будто рука Кевина могла обжечь его. Пальцы Дэя остались висеть между их телами, черпая воздух.
— Ты чего?..
Лицо капитана исказилось злобой.
— Они наши враги. Зачем ты разговариваешь с ними?
— А какая разница? Мы же победили.
— Не стоит дружить с соперниками, Кевин. Это может плохо кончиться, — Рико ткнул пальцем в свежую двойку на щеке Кевина. — Ты — Ворон, сын экси, мой брат. Нечего якшаться с неудачниками. Что скажет тренер, если из-за вашей этой дружбы с Ноксом ты будешь играть на поле в поддавки?
— Я-я...
— Твой капитан — я. Ты должен всегда быть на моей стороне.
Глаза Кевина метались в попытках уцепиться за что-то, что поможет ему. С трибуны на них бесстрастно взирал Тетсуи. От его холодного взгляда тело прошибло морозом. А Натаниэль стоял тихо, засунув руки в карманы, и смотрел на Кевина и Рико очень странно. Как будто выжидал что-то.
— Я... ты прав, Рико. Прости меня.
Морияма хмыкнул, задрав голову. Ещё раз пристально оглядев Троянцев, капитан Воронов лукаво улыбнулся.
— Но Нат прав. В следующий раз мы снова выиграем. А потом ещё раз, и ещё раз, и ещё раз... — повернувшись к ребятам, Рико вдруг весь переменился. Улыбнулся тепло, а потом закинул руки им на шеи, крепко обняв. — Хорошо сегодня сыграли, хвалю. Пойдёмте в душ, от вас воняет.
Рико ушёл вперёд, ни разу не оглянувшись на них.
Кевин глянул на Натаниэля. Третий номер уже двинулся за капитаном, отставая от него всего на шаг. А взгляд, который он бросил на Кевина через плечо был... разочарованным.
Когда им исполнилось четырнадцать, всё полетело к чертям.
***
Кевин Дэй проснулся в холодном поту. Зажмурил глаза до боли, вцепился кулаками в горячие простыни. После глубокого вдоха в лёгкие ринул запах кофе и омлета. Значит, Эбби уже встала и приготовила им завтрак. Женщина не позволила им свалить из дома вслед за Ваймаком. Она постелила каждому где нашла место, а сама так и не уснула, весь оставшийся день хлопоча над Аароном.
Снова... снова этот сон.
Он уже и не вспомнит ночь, когда ему не мерещится прошлое. Кевин предполагает, что именно из-за этих снов его так сложно разбудить. Мир грёз манит, давая возможность хотя бы на одно сраное мгновение оказаться там, где раньше он был так счастлив.
Обычно после пробуждения сны забываются, но его сны всегда обрываются на одном и том же моменте, будто пытаясь дать знак. Словно подсознание проводит границу, больно полоснув его по ногам, и не даёт шагнуть туда, где всё закончилось. Оно пытается отгородить Кевина от событий, которые отняли у него семью и дом.
Под закрытыми веками медленно растворяются образы самых дорогих ему когда-то людей. Он чётко помнит их лица, знает наизусть каждую родинку и шрам, помнит их запах. Если Кевин проведёт языком по нёбу, то даже почувствует вкус молочного шоколада.
Но он не в Гнезде. Он не спит в своей кровати в Красном крыле, а лежит на пропахшем сигаретами тренера диване в доме Эбби. Рядом похрапывает Ники. И его каштановые кудри, конечно, совершенно не похожи на чёрные волосы Рико, а загорелая кожа не принадлежит бледнолицему Натаниэлю.
Левую руку скручивает болью. Кевин знает, что она фантомная, ведь все кости давно срослись. Знает, что это всё игра больного воображения, но болит так до охуения сильно, что в глаза плывёт. Знает, что всё давно позади, но иногда может физически ощутить холодные пальцы, сомкнутые кольцом на локте.
— Ты чего на меня пялишься?
Кевин вздрагивает и мираж спадает, как снег с голых веток. Заспанный Николас смотрит на него с лёгким недоумением человека, не сообразившего где он находится.
— Та ничего. У тебя изо рта помойкой несёт.
— Я!.. Да иди ты на хер!
На кухне собрались почти все. Не хватает только заблудившего где-то Эндрю, но за него никто не парится. Зато вот Аарон с видом великомученика хлебает воду и морщится, будто его вырвет прямо на пол.
— Доброе утро. Садись, поговорим, — голос у Мэтта грубый, сонный, но напитанный такой уверенностью, что Дэй молча подчиняется. — Что думаешь делать?
— Я?.. — вылупился Кевин.
— Ну не я же. Слушай, давай на чистоту, ок? Мы хреновая команда. Нас девять человек, а это минимально требуемое количество игроков. На замену никого, — Бойд принялся загибать пальцы. — Командная работа в полной жопе, тактики у нас нет, стратегии тем более. Время поджимает. И против нас, девяти калек, команды «Большой тройки» и весь первый дивизион. Мне не надо быть спортивным аналитиком чтобы понять, насколько мы в дерьме.
— Но сдаваться мы не планируем, — говорит Рене. — Кевин, из нас всех лучший игрок это ты. Мы хотим попросить тебя помочь нам.
— Я и так вам помогаю.
— Нет, ты не понял. Тренируй нас так же, как тренируешь самого себя. В этот раз мы тебя не подведём и выложимся на полную, правда?
Все кивают. Даже Аарон и Сет, которым пришлось влепить подзатыльники.
Кевин молчит, рассматривая Лисов так внимательно, будто видит впервые.
— Я тренирую себя так же, как когда-то меня тренировали Вороны. Это не очень приятно, но эффективно. Времени осталось мало, поэтому нагрузку придётся увеличить... Выдержите?
И снова кивки, впрочем, немного менее уверенные.
— Хорошо, — Кевин морщит лицо кровожадной улыбкой. — Тогда десять кругов по району.
Сейчас же.
***
Ты мне нужен.
Слова не выходят из головы, сколько бы он ни старался думать о чем-либо другом. Их не заглушают ни наушники, ни короткий тревожный сон. Они прилипают к подкорке мозга и раздражают его нервную систему.
Весь полет Натаниэля терзает навязчивое желание всадить пулю в голову младенца, кричащего в ряде от него. Самолёт забит доверху. Эта кутерьма копошится как черви в банке, снуёт туда-сюда, пихает его в плечо один раз, два, три, четыре... Когда стюардесса спрашивает, как проходит его полет, Натаниэль едва не вгрызается ей в глотку.
Вдобавок ко всему, в Мэриленде идёт дождь. Покидая аэропорт, Натаниэль позволяет воде хорошенько пропитать одежду, чтобы, сев в машину Ромеро, залить там всё к чёртовой матери.
— Привет-привет!
— Давно тебя не было видно, — вонючие сигареты Малкольма ощутимы с двух метров. От них хочется блевать на его лакированные туфли. — Запрыгивай.
Только едут они не в дом Веснински, а в личные хоромы Ичиро. Основное седалище всех Морияма находится в Нью-Йорке, но Лорд любит трепать нервы важным гостям, вынуждая их тратить время и лететь хер знает куда. И тогда они, злобные и мерзкие, дают больше поводов пустить в ход ножи или 45 калибр.
— Сегодня Лорд встречается с тем бизнесменишкой и его женой, — объясняет Ромеро по дороге. — Опять явились пятки ему лизать.
— Они так мощно проебались, что лизать ему надо яйца, а не пятки, — говорит Натаниэль, шаря в бардачке. Там всякая мелочёвка: презервативы, жвачки, салфетки, но ищет он воду. Когда ничего не находит, вздыхает и закидывается таблеткой насухую. Она неприятно скользит по стенкам пищевода, но места назначения достигает.
Ромеро ничего не говорит.
Дом у Ичиро такой же, как и его собственный. Пустой, безмолвный, хранящий секреты. Натаниэля никто не встречает, да ему это и не нужно. Он сам без труда находит комнату, закрепленную за ним, переодевается в подготовленный черный костюм и неторопливо шагает в конец тупикового коридора.
Он зависает в сантиметре от двери. Смотрит на неё так, будто пытается выжечь изнутри. Проверяет карманы. В заднем — пистолет, которым можно прострелить Ичиро лёгкие, в потайном нагрудном — складной нож, которым можно перерезать горло или сухожилия, чтобы Лорд не сбежал. Тут и там Натаниэль пропихнул пару иголок. Если рыпнется, то получит остриём в артерию.
А комната за дверью — произведение искусства. Она разделена на две части полуметровой перегородкой. По одну её сторону — зона отдыха в чёрных цветах. Лишь два кожаных дивана и стеклянный стол, более никаких излишеств. А по другую — сад из кроваво-красного клёна. Вместо пола там чёрный грунт, а орошает всё искусственный ручеёк. Он сбегает по мшистым камням, гоняет листья и подпитывает корневище.
Ичиро заплатил сумасшедшие деньги за столь элегантную систему орошения и поддержания необходимой температуры.
Сам хозяин сидит на диванчике, потягивая из бокала янтарь. Но Натаниэль знает, что это чай. Ичиро никогда не пьёт, ведь алкоголь туманит разум и ослабляет бдительность. А в их мире это равняется подписанию себе смертельного приговора.
Кожу Лорда никогда не касался солнечный свет. Он бледен, но не словно мертвец, а как луна. Среди чёрного цвета он, кажется, сияет.
— Ты пришёл.
— Вы звали.
Движением руки ему предлагают сесть. Нет,
приказывают.
Натаниэль мягко опускается рядом с Ичиро, ведь диван напротив — для гостей. В глаза он Лорду не смотрит, потому что уже очень давно понял, что без разрешения этого делать нельзя. Иначе эти чернильно-чёрные бездны поймают в ловушку и не отпустят.
Ждать дозволения не нужно. Любое их взаимодействие пресекает стук в дверь.
— Войдите.
Гости мнутся у порога ровно столько, сколько хозяин не сочтёт оскорбительным. Супружеская пара идёт к ним словно на казнь.
— Господин Морияма, — мужчина почтительно склоняет голову.
— Мистер Рейнольдс. Прошу, присаживайтесь. Не вынуждайте свою супругу стоять.
У Джамайки Рейнольдс болезненный вид. Она безупречно ухожена и опрятно одета, но воняет страхом. Держит мужа за руку так крепко, что Натаниэль слышит скрип кожи. Она смотрит на Морияма ошеломлённо, будто становится свидетелем чудовищного святотатства, случившегося прямо перед ней. Даже порывается встать, чтобы немедля убраться, но под пристальным вниманием младшего Мясника не может позволить себе и лишнего вздоха. Огонь в глазах, да поджатые губы — её удел.
— Полагаю, — начинает Марк Рейнольдс, её муж, — вы уже знаете, почему мы здесь.
Прежде чем ответить, Ичиро отпивает ещё немного чая. Прикрывает веки, размазывает жидкость языком по нёбу, наслаждается палитрой вкусов. И вздыхает так томно, словно волны, лениво накатывающие на пустынный берег.
— Знаю.
— Так что вы решили?..
Лорд откидывается на спинку дивана и лениво смотрит на супругов сквозь ресницы, прежде чем его лицо расплывается в сладкой широкой улыбке. Натаниэль знает, как многих обманула эта улыбка. Она вселяет чувство безопасности, умаляя неизбежное, прежде чем стать последним, что люди видят в своей жизни. Ичиро красив, как лилия, и пленителен, как мухоловка. Сожрёт, перетравит, а вы и не заметите.
Морияма запускает пятерню в рыжие волосы на затылке палача, сжимает, разжимает забавы ради, а потом подпирает этой же ладонью свою щеку.
— Вы считаете, что заплатили мне сполна? Вы считаете, что я должен взять и простить то оскорбление, которое вы нанесли моему клану?
Рейнольдс поджимает губы, отчего морщины на лице западают глубже.
— Мы же отдаём вам шестьдесят пять процентов годовых доходов. Остатка едва хватает, чтобы покрывать расходы наших курортов. Такими темпами мы пойдём в убыток и... нам нечего будет вам предложить.
— Позвольте, я напомню, почему вы оказались в такой ситуации, — Лорд встаёт и неторопливо обходит диван, а потом присаживается на край перегородки. Теперь им виден только его точёный профиль, и отчего-то краснота клёна за его спиной становилась всё более похожей на кровь. — Когда моя семья стала полноправными хозяевами Нью-Йорка, именно вы пришли к нам с предложением сотрудничества. Именно
вы предложили нам свою дочь.
Джамайка хватает мужа за рубашку, уловив надлом в дружелюбном тоне Ичиро.
— Клан готовился к свадьбе, потому что, стоит признать, наш союз с Элисон Рейнольдс, наследницей богатейшей семьи штата, был крайне выгоден. Только вот...
А Нат уже давно стоит за их спинами, наблюдая, как Рейнольдс покрывается потом, пока Мясник бережно накручивает платиновый локон его женушки на палец. Он может опустошить обойму ей в голову, а это жирное алчное создание и пальцем не поведёт, чтобы защитить. Рейнольдс одел свою жену как проститутку, наверняка готовый предложить её дряблое тело в качестве подношения, если Лорд того пожелает.
— ...она сбежала. Пуф! Исчезла, будто её и не было. В этой самой комнате вы клялись моему отцу на коленях, что вернете её в ближайшее время.
Веснински царапает ногтем голую шею мужчины. Кожа белеет, краснеет, запах страха усиливается, а тело судорожно колотится. А затем он тянется вперёд второй рукой, чтобы схватить старческий подбородок и вынудить смотреть Лорду в глаза.
— С тех пор прошла нетодна зима. Мой отец успел покинуть этот мир, а я — перенять его регалии. Так скажите же мне, Марк...
Джамайка вцепляется ему в руку, пытаясь отодрать от мужа, угрожая вскрыть острыми ногтями вены. Будто несчастный вдох кислорода спасёт мудилу от смерти.
— ...где обещанная мне невеста? Где Элисон?
Нат швыряет мужчину как половую тряпку. Тот корчится у ног Ичиро, хватает Лорда за штанину, за что получает ботинком в нос. И кровь у него грязная, зловонная, сочащаяся ложью и ненасытностью. Продал дочь за тридцать сребреников, упивался своей властью и величием, а умничка Элисон, даже не зная кому её собирались отдать, взяла и сбежала с парой миллионов.
— Я!.. Мы знаем, где она! — верещит Джамайка, падая на колени и склоняя к полу лоб. — Мой Лорд, умоляю, мы вернём её! К концу месяца она будет здесь, я клянусь вам!
Лорд не перестаёт улыбаться. Он упивается, дрожит от кайфа. Нет человеческой души, которая выдержит искушение властью, и Ичиро — не исключение. Он осознаёт свою силу и использует её каждое мгновение каждого нового дня. Эта сила сносит крышу, парализует ум.
Но Ичиро и не больная бездарность, возводящая самовластие на заготовленном отцом грунте. Через семь дней после смерти Кенго Ичиро вырезал всю правящую верхушку, поставив на эти места своих людей. Он взращивает новую империю не только на крови своих врагов, но и на костях своих близких.
— В этом нет нужды, — говорит он, и в комнату входит охрана. — Я уже нашёл себе другую невесту.
Натаниэль может представить себе поражённый любовью взгляд Изабеллы, услышь она эти слова.
Рейнольдсов утаскивают по полу за руки и ноги, как безродный сброд. Их не станут убивать, ведь только дурак рубает курицу, несущую золотые яйца.
— Подойди.
И вот они снова вместе, снова только вдвоём.
Натаниэль останавливается всего в тридцати сантиметрах от Ичиро. Они смотрят на красный клён, пока по ногам им бьют брызги из ручейка. Тихая идиллия, фальшивое спокойствие. Это один из тех случаев, когда Натаниэль не может сообразить, зачем он здесь. Только ради Рейнольдсов он тащился из другого штата?
— Я давно тебя не видел, — говорит Ичиро, и теперь в его голосе нет лживой теплоты. Теперь там только скука и тоска. — Твои волосы стали длиннее.
Нет, наверное он здесь чтобы не забывал.
«Ты мой, поэтому переплывёшь океан, если я захочу, чтобы чашку чая мне налил именно ты», — вот что хотел сказать Лорд, отдирая его с мясом от насеста в Колумбии.
Его волос касается что-то мокрое. Нат поднимает глаза, только чтобы увидеть, как Ичиро фиксирует лист клёна в его волосах. Он поднял его из воды, поэтому одинокая капля срывается со стебелька и бежит по венах на шее Натаниэля под воротник. И тонкие пальцы на подбородке, и горячее дыхание прямо напротив его лица не остужают эту дорожку.
Ичиро внимательно рассматривает его глаза. Голубой против чёрного. Зрачки фамильных тёмно-карих глаз Морияма сужаются, оставляют только пустой кружочек пульсирующей радужки. А в них — грозовое небо. Все оттенки охры вращаются, совершая свой гипноз, отражаясь в бескрайних холодных ледниках Натаниэля. Мужчина оглядывает его бледное лицо вдоль и поперёк, и тут-то зрачок снова растёт, чуть сильнее растекаясь чёрной вязью по мелкому морю радужки.
В комнате тишина, но им так громко и дико.
И когда Нату кажется, что он раскусил его намерения, Ичиро говорит:
— Что же ты натворил, мой Натаниэль?
Он действует раньше, чем успевает понять. Выхватывает пистолет и пристреливает к чёртовой матери амбала, подкравшегося со спины.
Охрана, убравшая супругов, заламывает Веснински на колени. Он дёргается и выворачивает ближайшему руку, рычит как дикий зверь. Удар прикладом по затылку ощущает будто через барьер из адреналина.
Руки его крепко держат сразу двое, третий — шарит по карманам, пока четвёртый тычет дулом пистолета в затылок, прямо туда, где совсем недавно его кожи касался Ичиро. Словно специально наметил там мишень.
Лист красного клёна бесшумно опускается в лужу крови пристреленного охранника.
Лорд приседает перед нам на корточки, совсем не заботясь о том, что дорогущий костюм коснётся грязного пола. И когда достаёт из кармана пакетик, Натаниэль всё понимает.
Нет...
— Смотри, что у меня есть.
Нет-нет... сука, нет...
Изабелла. Эта ёбаная тварь... Нужно было убить её в первую же ночь в поместье, перерезать бляди горло, утопить в раковине...
Натаниэль лихорадочно думает.
Когда же, когда это случило... В её лаборатории... Я поскользнулся и...
И...
И тогда Изабелла подобрала выпавшие из его кармана таблетки и отдала их Ичиро.
