Натаниэль подходит к университетскому общежитию в тот самый момент, когда машина Мэтта Бойда, полная Лисов, с визгом шин отъезжает со стоянки. Он знает, что сподвигло их нестись куда-то сломя голову, пока за высотками медленно рождается рассвет — они мчат в клуб «Райские Сумерки», чтобы отодрать от пола накачанное шмалью тело Аарона Миньярда.
Летиция позвонила сразу после того, как Нат отправил Рико отсыпаться, и вкратце объяснила, что произошло. Из-за шума и криков на том конце провода Нат едва разобрал её слова, но суть уловил.
Главное, что Атлант предупреждён. Значит, даже если Лисы успеют убраться из «Сумерек» и не привлечь особого внимания, ситуация всё равно всплывёт. Свои роли сегодня каждый отыграл отлично.
В кармане толстовки звенит связка ключей. Его пальцы сжимают один из ключиков, давят подушечками на металлическую бородку. Нат решает подняться по лестнице просто из вредности, чтобы не спеша побродить по этажам и осмотреться. Ступенька за ступенькой, пролёт за пролётом. И он бессовестно врывается в девственную тишину, лопает невидимый вакуум, как мыльный пузырь.
Этаж Лисов куда менее обжит, чем этажи других студентов. Голые полы, холодные стены. Разнообразных бытовых мелочей, формирующих личность или представление о ней, Лисы на публику не выставляют. Эти люди защищают свою приватность так страстно, что зашедшему сюда впервые покажется, будто этаж и вовсе заброшен.
Один только Натаниэль знает, что самое интересное скрыто за дверьми.
Он тихо бродит по коридору, останавливаясь то у одной двери, то у другой, насмехаясь над этими барьерами из множества слоёв железа и дерева. Тихонько постукивает по наличникам, будто ждёт, что кто-то ответит. Но хозяев нет, ведь Лисы умчались спасать свои шкуры и право быть допущенными до чемпионата. Они бросили свои крепости без охраны и ловушек, предоставив Натаниэлю полную свободу действий.
Какая удача.
Вскрыть замки — плёвое дело. Пара отточенных движений его личным набором отмычек, и Натаниэль уже внутри.
Первая комната прямо-таки пестрит хаосом. Ничто не сложено аккуратно, ничего не лежит на своих местах. В воздухе витает застоялый смрад немытой посуды, под ногами — песчаные дюны. Эта комната походит на место убийства сильнее, чем подвал в его особняке.
Мне здесь даже нравится.
Натаниэль, не стесняясь, открывает шкатулки, вертит в руках вилки и ложки, а потом швыряет всё обратно, не заботясь о первоначальном их месте. Спальню от общей комнаты отделяет шаткая дешёвая дверь. За ней — лабиринт из одежды, устилающей немытый пол. Жильцы так спешили одеться и уйти, что не позаботились ни о кроватях, ни о раскрытых настежь шкафах.
Спальное место человека способно многое о нём рассказать. Для сна важно чувство безопасности. Никто не сможет уснуть, если будет дрожать от страха, вглядываясь в темноту и прислушиваясь к дыханию спящего напротив. Но Лисы — это особый случай. Нат представлял, что найдёт у них под подушками пистолеты и ножи, которыми они защищают свой покой, но на деле обнаружил на одной кровати личный дневник, а на другой — пакетик с травкой.
— Ай-ай-ай, — протягивает Нат, пихая пакетик в карман. В дневнике ничего интересного: просто парнишка переживает, что его девушка скачет на члене другого парнишки.
Перешагивая через университетские тетради, подписанные именами «Сет Гордон» и «Мэтью Бойд», Натаниэль уходит. Дверь не закрывает: Лисы собирались впопыхах, поэтому вряд ли придадут значение такой мелочи, как незакрытая дверь. Если повезёт, ещё и глотки друг другу из-за этого перегрызут.
Комната девушек понравилась ему больше. Она чище, в ней полно индивидуальности, в которую он может сунуть свои порочные ручищи.
Натаниэль зависает в центре их спальни, всё-таки не в состоянии отказать себе в маленькой шалости. Эта чумовая идея проскальзывает совершенно неожиданно, но от неё по шее бегут мурашки, а лицом расползается улыбка.
Натаниэль всё же не любитель психологических пыток. Ему куда приятнее ощущать в руках тяжесть предмета, потенциально способного расколоть череп, чем тренировать силу внушения или запоминать типы человеческого темперамента.
Но кое-что он умеет.
Начинает с мелочей: бросает себе в карман одну серёжку из пары, переставляет с места на место флаконы духов, меняет местами крышечки помад. После бесцеремонно влезает в ящик с нижним бельём и подменяет пару вещичек одной девушки на вещи другой. Из ванной комнаты Натаниэль утащил чей-то гель для душа. На кухне находит самую миленькую кружечку и не торопясь заваривает себе кофе, да покрепче. Попивая, бродит вдоль дивана, слегка сдвигая выстроенные под линейку декоративные подушки.
С виду всё как прежде, но живущие здесь люди изменения заметят. Гармония комнат нарушена, будто кто-то незваный влез и потревожил ожидающий своих хозяек мирок.
Конечно, один раз эффекта может не дать.
Будет повод заглянуть ещё.
У последней двери его начинает бить мелкий озноб. Возможность подобраться к Кевину ближе, чем сейчас, Натаниэлю не представится ещё долго. Ковыряется в замке он неторопливо, оттягивает удовольствие, мучит себя, как самый грязный мазохист. И, переступая порог комнаты, Нат врывается в стерильную операционную, занося с собой смертельную заразу. После него придётся всё вымыть, демонтировать пол, перекрасить стены, откачать кислород и заменить его на новый. Его присутствие — кислый яд. Прямо сейчас Натаниэль может установить прослушку в каждом углу, и ни один Миньярд не остановит его. Прямо сейчас он может обшарить личные вещи каждого Монстра, разворошить клубок их секретов и прибрать к своим рукам то, чем можно уничтожить каждого разом.
Натаниэль допивает кофе до гущи, швыряет броскую кружку в раковину Монстрам и движется в спальню.
Уголок Дэя находит легко, ведь только его вещи сложены так, будто это святыня. Эту привычку он принёс с собой из Гнезда, где его часть комнаты до сих пор стоит нетронутая, застывшая в стазисе и ожидающая своего хозяина. Среди ряда книг на полке Натаниэль очень быстро находит синенький блокнотик — ещё одну вещь, которую Кевин забрал с собой из Гнезда. В нём бережно хранятся записи о всех командах первого дивизиона. Кевин ведёт статистику, просматривая старые и свежие матчи, отмечая сильные и слабые стороны игроков, анализируя взаимодействия внутри команды и, что самое главное, тотально критикуя свою собственную игру.
Может быть, именно это делает его таким потрясающим игроком.
Натаниэль всегда знал, что как бы Рико и Кевин ни старались считать себя братьями, они никогда ими не станут. Возможно, в попытках Дэя была искренность, но вот Рико разъедала зависть. О таких игроках, как Кевин Дэй, говорят, что они рождены, чтобы играть. Противостояние Мориямы и Дэя — это борьба усердной работы против фантастического врождённого таланта. Рико не был одарён с рождения и не смог развить в себе талант, но он смог выработать навыки и мастерство. Однако правда в том, что он уже достиг своего потолка и не сможет подняться выше. Именно поэтому Рико старается удержать Дэя на том же уровне, ведь стоит только Кевину показать свой настоящий потенциал, и их разделит непреодолимая пропасть.
А Натаниэль... эх, ладно.
Смена обстановки без всяких сомнений позволит Кевину взглянуть на себя иначе. Лисы не будут ограничивать его, а значит, эта звезда всё-таки засияет.
Натаниэль смачивает губы языком, берёт со стола ручку и открывает первый попавшийся чистый лист. Он не зацикливается на построении предложения, а пишет, как думает. Закончив, ломает корешок и швыряет блокнот в самую нижнюю шкатулку тумбочки Хэммика. Если судьба, в которую Нат так не верит, даст шанс, то Кевин найдёт свой драгоценный клад.
Вещи остальных не представляют для него никакого интереса. Всё постыдное, что может предложить семья Миньярдов, ему уже известно, а остальное — дело времени.
Выйдя в общую комнату Монстров, Натаниэль достаёт телефон.
5:42
Пора закругляться.
Ещё раз пристально оглядев помещение и не найдя, за что уцепиться, он выходит, решив всё-таки запереть дверь на замок. Два поворота влево, щелчок, и он идёт дальше.
Дверь в самом тёмном углу в конце коридора он открывает ключом, входит как к себе домой, швыряя рюкзак на пол. Комната совсем пустая, только тут и там лежат расчёска и новые тарелки. Мебель дремлет под толстым слоем пыли. Тихо, будто вор, Натаниэль пробирается в спальню, где на новых простынях безмятежно спит Алекс. Он зависает над ней, ждёт и гадает, почувствует ли она его присутствие.
К её стремительному появлению в университете никто не был готов, поэтому на начальном этапе оформления документов возникли проблемы с общежитием. Комнаты уже были заняты, подселить её к кому-то не представлялось возможным и шло вразрез с планами Натаниэля. Сошлись на том, что Алекс отдали пустую комнату на этаже университетской команды экси. Она въехала тихо, без приветственной вечеринки или шумного сопровождения. Скорее всего, Лисы даже ещё не знали, что уже какое-то время живут не одни.
Он стоит над спящим телом долго. Упивается беззащитностью, продумывает вереницу сценариев, в которых она, задыхаясь под подушкой, испускает свой последний вздох.
Окна в комнате выходят на запад, поэтому лучи рассвета не могут побороть полумрак. Натаниэль уходит по теням на кухню, обыскивает ящики и ставит чайник. Шум и дребезжание посуды разбудили Алекс быстро. Она выходит из темноты через пару минут, держа над головой железную швабру.
Натаниэль наблюдает за ней холодно, поднимает бровь в немом вопросе. Девушка, одумавшись, опускает свой штык и неуверенно топает босыми ногами по пильному полу ближе. Благоразумно держит дистанцию ровно в пять шагов.
— Почему ты без своей маскировки? — её первый вопрос. Она знала, что рано или поздно он явится, но будь ей известна точная дата и время, всё равно бы она была не готова. К нему невозможно быть готовым.
— С маскировкой, — он кивает на рюкзак, из которого торчит кончик розового парика.
— Ты понял, о чём я.
Нат действительно явился без парика, одетый как Натаниэль, а не Абрам. Алекс не перестаёт удивляться: один и тот же человек, но такой кардинально разный в каждой своей роли. Одно лицо, одно тело, но они вмещают в себе столько вариаций личностей и мыслей, что она бы давно треснула по швам от такого количества лжи, забрызгав всех стыдом и кровью.
— Не от кого маскироваться, — отвечает он. — Какие планы на день?
— Какие у меня могут быть планы?.. Ты хочешь мне что-то поручить? Поэтому пришёл?
— Нет, — Натаниэль подходит ближе. — Твои задачи немного поменялись. К Лисам не лезь, учись себе спокойно, ходи на пары, подружись с кем-то. Я дам тебе знать, когда ты понадобишься.
Алекс пятится назад, сбитая с толку внезапным напором. Он идёт и идёт, пока не зависает над ней, внимательно вглядываясь в глаза.
Натаниэль сегодня странный. Куда страннее обычного. Нет чокнутой улыбки, развязности в движениях. Он не шатается на месте, не повторяет бездумно каждое слово, а стоит себе тихо, о чём-то думает.
Как будто бенгальский огонёк внезапно погас, искры исчезли, и остался только дымок, напоминающий, что эта красота была огнём, способным выжечь поле.
— Кстати, хотел напомнить.
Его рука разрезает воздух за никчёмное мгновение. Пальцы вцепляются ей в горло с такой силой и скоростью, что нервные окончания не успевают послать мозгу сигнальный импульс об испытываемой боли. Алекс дёргается, шипит и бьётся, пытается оттащить руку, царапая его запястья, но он вдавливает пальцы глубже. Кажется, будто подушечки его пальцев погружаются глубоко в мышцы и мягкие ткани, просачиваются к шейным позвонкам.
— То, что ты остаёшься одна, не означает, что за тобой не наблюдают, — она ещё никогда не слышала
этот его голос, но от него становится страшнее, чем от нехватки кислорода и запредельной боли. — Если ты хоть подумаешь рассказать кому-то о том, что происходит, или посмеешь попросить у кого-то о помощи, я верну тебя туда, откуда взял. Даже твоему мёртвому телу там найдут применение.
Он швыряет её на диван. Из бедняги поднимается облако пыли, закрывая обзор и сливая Натаниэля с пространством как хамелеона. Залитые слезами глаза отказываются видеть, уши — слышать, а дрожащее тело не может успокоиться.
— Извини, — шепчет Натаниэль одновременно из ниоткуда и сразу отовсюду. — Но запомни: ты не осознаёшь и половины того, что происходит. В моих силах сделать так, чтобы даже в сложившейся ситуации ты жила относительно спокойно. Но если обманешь, если отважишься предать...
Натаниэлю не нужно договаривать. Никогда в жизни она ещё не понимала людей так легко по одному только взгляду.
Он достаёт из кармана телефон и небрежно швыряет его на стол.
— В контактах сохранены мой личный номер и номер Летиции. Никому их не разглашай. По любым вопросам звони мне, а ей — только в случай крайней необходимости или если я не выхожу на связь дольше двенадцати часов. Свой старый телефон отключи, достань симку и выброси. Только без глупостей.
И уходит, не сказав больше ни слова.
***
Как и всякий человек, Дэвид Ваймак часто сомневается в принятых им решениях. Например, сам того не желая, он иногда не уверен в выборе одежды на день. Стоя на кассе с пачкой кофе арабики, он думает, не лучше ли было взять робусту? А делая Эбби неловкий комплимент, он жалеет о сказанном в ту же секунду, как слова необратимо срываются с губ.
Но когда дело касается чего-то по-настоящему важного, Дэвид непоколебим. Зачастую ответ и решение сформированы еще до того, как они потребуются. Ваймаку льстят слова Эбби о его хладнокровности и уверенности. Быстрая реакция важна, особенно когда у тебя под опекой девять неблагополучных детей, которые, к сожалению, уже сформировались и не подлежат перевоспитанию.
Когда-то он сказал, что даст им столько шансов, сколько потребуется, лишь бы на один больше, чем все остальные, и был твёрдо верен своему слову.
С Лисами нужно быть аккуратным. Засовывая ладонь в открытую крокодилью пасть, важно всё продумать и вовремя среагировать. Не успеешь — оттяпают руку по локоть. Сомнения стоят жизни.
Он не сомневался, когда с мясом вырывал Элисон из лап её родителей, не сомневался, кода подобрал брошенного всеми Сета, не сомневался, когда узнал о семейной истории Миньярдов, и ни на секунду не задумывался, когда похищал сломанного Кевина из вороньих когтей.
Короче говоря, когда дело касалось его ребят, Ваймак всегда знал, что нужно делать.
До этого самого момента.
Глядя на бледное лицо Аарона, тренер не мог продумать свой следующий шаг. Что сказать? Он молчит с тех пор, как заволок Монстров в машину Мэтта. Что делать? Раньше он покрыл бы всех трёхэтажным матом и дал день-два отлежаться. Что случилось? Аарон же слез с дури. Ну, так ему казалось. Если вспомнить его состояние при первой их встрече, те пустые глаза и налитые кровью белки, то в тот момент его зависимость была очевидна. Он помнит долгий путь реабилитации Аарона так хорошо, будто это было вчера. И вот перед ним лежит вероятность, что это будет и завтра.
Дома у Эбби все: и Монстры, и старшие. Они вынесли ей дверь на рассвете, одетые в пижамы и клубные рубашки. Ничего не объяснив, протянули тряпичную куклу с лицом Аарона. Женщина не задавала вопросов, только показывала, куда его положить, велела принести аптечку и закрыть рты. Даже постоянно имея дело с отбросами общества, к таким выходкам сложно привыкнуть, но женщина пытается. Пытается вот уже много лет, но каждый раз, как первый.
О надобности отвезти Аарона в больницу никто даже не думает.
Эндрю мечется. Он в три круга обходит весь дом, считает расстояние от подоконника до дивана, от холодильника до входной двери и обратно. Его остервенелое
чтопроисходит выражение лица, невольно, но к большому облегчению для Ваймака, избавляет от мысли, что он знал о происходящем, но скрывал.
— Что произошло? — спрашивает наконец мужчина.
Его голос, как удар гонга в тишине, сотрясает всех вокруг. Даже стены дрожат, а окна жалобно позвякивают.
Эндрю вылетает из соседней комнаты. В три огромных шага преодолевает разделяющее их расстояние и хватает брата за загривок.
— Да, Ники. Что случилось?
Николас морщится и ёрзает. Лучи играют с его блестящей рубашкой, отбрасывая на стены разноцветные солнечные зайчики. Они бегают по обоям, а потом замирают вместе с Ники над кроватью Аарона. А тот лежит, опоясанный светом, как Белоснежка в хрустальном гробу.
— Н-не знаю. Я танцевал и вдруг из толпы вышел Аарон. Он позвал меня, а потом сразу потерял сознание.
— А ты что?
— А я сразу же позвал тебя. Пока вы с Кевином шли, Роланд помог мне оттащить Аарона за бар, подальше от толкучки.
— Ты видел, что он принял? — спрашивает Мэтт, за что получает
взгляд от Миньярда. Он хочет спросить сам, узнать всё сам, лично устроить самосуд.
— Он бы не стал ничего принимать без нас, — Кевин сидит на полу, окруженный Элисон и Дэн. — Мы это обсуждали много раз.
От кислого взгляда Ваймака всем хочется провалиться сквозь землю. Даже тем, кто этой ночью мирно спал в своей кровати, больно бьет по совести.
Сказано же было, один промах — всем конец. Прямо не говорил, но глазами просил, умолял не подводить. Тренер может дать своим ребятам столько шансов, сколько будет нужно, но другие не Дэвид Ваймак. КРЭ не будет терпеть их выходки и ждать, как верная жена, пока они перетерпят ломку. Комитет не станет идти на уступки ради кучки нариков. Если Лисы снова подадут запрос на отсрочку, их вышвырнут пинком под зад не только с чемпионата, но и из спорта.
— Воронам даже стараться не придётся, — шепчет Дэн. Она сидела напряжённая, кусала ногти и только сильнее вздыбилась, когда слева от неё примостился Сет. — Мы сами себя уничтожим.
Крыть было нечем.
— Эбби, как он? — спрашивает Рене, концентрируя общее внимание на другом.
— Жить будет. Но я не знаю что он принял, поэтому предсказать последствия не могу. Организм может повести себя как угодно, особенно после такого длительного воздержания... Ох, зачем же он...
— ...не принимал...
Все подрываются и обступают кровать. Глаза у Аарона заплывшие, кожа сухая. Он смотрит в потолок, протянув руки вдоль тела, и тихо дышит.
Слышал. Слышал весь их разговор и обливался стыдливым потом. Он проснулся ещё в машине, но открыть глаза не решился. Тело ещё не слушалось, а язык прилип к нёбу, поэтому он слушал, впитывал их диалоги и продумывал для себя наиболее правдоподобный фундамент, на котором построится ложь.
Нельзя говорить, — думает Аарон. —
Не простят. Я бы и сам не простил.
— Я... я ничего не принимал. Мне подсыпали.
— Кто? — спрашивает Эндрю. — Ты видел?
— Со мной за стойкой сидел какой-то мужик... Они с барменом вроде были знакомы, дружно очень общались... Предлагали мне какой-то десерт, а я отказался.
—
Аарон, — закипает его двойник. В его карих глазах разгораются угли, на зубах блестит слюна. Он — бешеная собака, готовая сорваться с цепи. — Что за мужик?
— Здоровый такой? В коже? — головы поворачиваются в сторону Рене. Она зависла у окна. Солнце к тому времени уже взошло, село высоко в небе прямо за её головой и не давало рассмотреть выражение лица.
Аарона начинает морозить. От страха колотит даже те части тела, о существовании которых медицины умалчивает.
— Да, он.
— Откуда знаешь?
В этот момент хрупкая дружба Уокер и Миньярда истончается. Он смотрит на неё злобно, одними глазами винит в случившемся. Она напрягает ноги, готовая бежать, если кинется.
Он на эмоциях станет злиться на кого угодно. Не принимай на свой счёт, Рене, — шепчет голос в её голове
.
— Я видела такого у чёрного выхода. Он курил и наблюдал, как мы все садимся в машину. Вспомнился почему-то.
Да.
Почему-то.
Это не мог быть он. Я оставила его позади, в Мичигане. Он бы не стал проделывать такой путь, просто, чтобы поймать меня, — повторяет как мантру. —
Да, мне просто почудилось.
— И что планируешь с ним делать? — спрашивает Ваймак.
— Найду и убью, — отвечает Эндрю.
И всё. Щёлкнуло. Искра загорелась.
Ваймак поднимается, возвышается над командой как туча. Редко можно было увидеть его настолько злым. Обычно он дожидался до последнего, закрывался в квартире и наконец отпускал себя, швыряя в стены посуду, бумаги, одежду — что угодно, лишь бы не перед Лисами, лишь бы не напугать.
— Убьешь? — шипит тренер. — Вперёд. Никто тебя держать не будет. Но тогда забудь об Аароне, потому что тебя упекут за решётку и никто уже не поможет. Я не всемогущ, Эндрю.
Вратарю хватило совести промолчать. Но волчий взгляд не исчез. Знает, что тренер прав, но страшно упёртый, до последнего это не признает. За семью укусит даже руку, которая его кормит.
— Значит так. Больше никакой Колумбии. Никаких попоек, никаких скандалов. До официального начала сезона вы сидите тише воды ниже травы, тренируетесь и учитесь работать вместе. Вы для чего вообще здесь все собрались? Нервы мне трепать?
— Побеждать, — бубнит Мэтт.
— Так побеждайте. Вороны лучшие игроки страны не просто так. Они хоть и уёбки, каких поискать, но пашут как лошади. Рвут себе жопы на корте с утра до ночи, оттого и результат.
Тишину можно было резать ножом. Лисы потупили взгляды, моментально утратив запал. Ваймак никогда не говорил им подобного. Носился, как курица с яйцами, намекал и отшучивался, но чтоб так прямо — никогда.
— Так, ты, — мужчина смотрит на Аарона. — Даю тебе неделю оклематься. Потом, хреново тебе или нет, ломает или нет, выходишь играть. Я с вами сюсюкался очень долго. Если хотите выиграть чемпионат и трахнуть в рот лучшую команду первого дивизиона, начинайте что-то для этого делать.
Ваймак уходит, захлопнув дверь со страшной силой.
Как и всякий человек, Дэвид Ваймак часто сомневается в принятых им решениях. И этот день не стал исключением.
Послевкусие слов больно жжет язык. Он пробует повторить их шепотом, но ничего внятного не выходит, слоги и буквы тянутся, как резинка, искажаются... Это кричит, воет о том, что на холодную голову такого не сказал бы. Будь он собран и терпелив, подобные мысли и вовсе не пришли бы на ум.
С наступлением дня город ожил. Проезжие машины и проходящие мимо люди даже не подозревают о нём, побитой собакой сидящем на пороге дома Эбби.
А внутри тишина. Эбби скрылась где-то наверху, благоразумно смолчав.
— До начала сезона остался месяц, — бубнит Кевин, когда команда остаётся наедине.
— Нужно было ковать железо, пока горячо, — говорит Мэтт. — Не успеем мы за месяц исправить всё, что натворили. У нас херовая тактика, ужасная техника, нерегулярные тренировки, а про командную работу я вообще молчу. Мы проиграем.
— А может прокатит. Новичкам везёт, — предполагает Элисон.
Дэн невесело улыбается.
— Да, только мы не новички, а лузеры.
Ссора разрастается как снежный ком. Лавина из стресса только подпитывает её, и уже скоро каждый Лис в комнате скалит зубы.
Кевин притаился в углу. Он опёрся на стену, скрестил руки, чтобы согреть тело, и тихо наблюдал. А в голове назойливо жужжала мысль:
«...кем Вороны заменят меня?»
***
— Как всё прошло?
— Порядок, — отвечает Натаниэль, отталкивая телефон дальше по полу.
Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать...
— А что Натали?
Восемнадцать, девятнадцать, двадцать...
— Ало-о-о?
Натаниэль рычит, прекращает отжиматься и хватает телефон, шипя в трубку:
— Всё идёт по плану, Том. Жди. Будет она тебе на блюдце с голубой каёмочкой.
Он бросает трубку раньше, чем это сделает Том.
Блять, ничего не идёт по плану.
После визита к Алекс весь оставшийся день Нат сидел в дешёвой съемной квартире рядом с Пальметто, дожидаясь поручений от Ичиро. Он танцевал с бубном над крошечной банкой с таблетками, не решаясь принять их. На трезвую голову все чувства обострились, поэтому больное тело ныло, а на скуле жгла татуированная цифра три. Прошло много лет с его последней игры, но он не стал смывать или перекрывать её. Замазывал самым плотным тоном или клеил пластырь.
Буду помнить. Будет мне уроком.
На пятый час одинокого бесконечного вращения по кухне начало ломить. Сначала он кусал губы до крови, потом хотел рвать себе волосы. Решил проблему иначе — упал на пол, сложил руки за головой, напряг живот и принялся качать пресс.
И так по кругу. Пресс, отжимания, приседания. Приседания, пресс, отжимания. Отжимания, приседания, пресс. И снова, и снова, и снова... пока в глаза не поплывёт, пока спина не затрещит.
Швырнув телефон на кровать, Натаниэль встаёт в планку. Тело бьёт крупной дрожью, руки едва держатся. По коже ручьём сбегает пот, капает с кончиков волос на грязный пол. Живот напряжён до такой степени, что и гвоздём не пробьёшь.
Терпи, терпи, терпи... Сейчас так, а потом приму лекарства. Потом буду улыбаться, смеяться, потом буду психом.
И снова звонок.
Он слушает басистый рингтон пока левая рука не подкосится и тело не упадёт навзничь.
— Да?
— Натаниэль.
Нат лежит на полу и смотрит в грязный потолок, пока его Лорд мурлычет в трубку:
— Ты мне нужен.
