Сто йен

      Хитто явно не ожидал, что я выйду к нему при полном параде: в толстовке, потёртых трениках и в тапках. Сам-то юноша был одет во всё чистое и свежее, даже выглядел как-то живо и ярко, не то что я со своими глубокими синяками под глазами и опухшим после сна лицом.       Чтобы хоть немного прийти в себя и избавиться от головной боли, пришлось выпросить у маман таблетку обезболивающего. Прокручивая в голове варианты нашей встречи, не заметил, как меня вырубило. Проснулся я за пятнадцать минут до назначенного времени, думая, что не так уж мне и нужен телефон на самом-то деле.       Но я всё же вышел на придомовую парковку, что плохо просматривалась из окон квартиры. Взрослые вовремя решили прогуляться по магазинам, устроив себе вечером мини свидание. Мин Кю же свалил куда-то где-то часа два назад. А на Кейске никакой надежды не было из-за его травмы ноги. Так что оставалось только надеяться на себя.       — Это тебе, — Какучё протягивает мне маленький пузатый горшок с фиолетовыми фиалками.       За его спиной стоит новенькая Yamaha темно-синего цвета. Я такую только видел в журнале месяца два назад.       — Мой телефон, — не вынимаю руки из карманов штанов, сжимая пальцами пластиковую зажигалку, — отдайте мне его, Какучё-сан, пожалуйста.       — Мы можем поговорить, Широ?       — О чём? — смотрю на него исподлобья. Хорошо, что успел в подъезде натянуть капюшон на голову.       — О том, что произошло, — Хитто делает шаг вперёд, ко мне, я — инстинктивно назад, — о нас.       — «Нас» уже давно нет, Какучё-сан.       — Ты так считаешь? — смотрит устало.       Мне хочется возразить, что не считаю. И что веду я себя, как последний еблан из-за жгучей обиды. Но вместо этого прикусываю щеку изнутри, отводя взгляд.       — Хорошо, — сдается он, доставая из внутреннего кармана ветровки мой телефон и протягивая его мне вместе с растением, — я забил свой номер телефона на всякий случай, мало ли что может случиться.       — Почему ты не навестил меня в больнице? — сжимаю ладони в кулак, до красных отметин от ногтей на тонкой коже. — Даже Курокава нашёл время, чтобы навестить меня, но не ты. А я же ждала тебя, Какучё, — горло сковывает невидимой рукой до хрипоты, — каждый день спускалась в фойе.       — Знаю, — его взгляд полон тоски и сожаления, — я, — шумно сглатывает, — я приходил каждый день, Широ.       В ушах резко зашумело.       — Как я мог прийти к тебе после всего, что случилось? После того, что я сделал с тобой? — не понимает Хитто.       Сердце болезненно сжимается в груди, и я задыхаюсь, не в силах протолкнуть воздух дальше, вытаращившись глупо на юношу. Хватаю ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, сжимая пальцами ткань толстовки, одергивая.       — Широ? — Какучё бросается ко мне, не зная, что делать, бросая горшок с фиалкой на асфальт. Хочет провести ладонью по моей спине, но я отпихиваю Хитто.       Горшок лопнул пополам, обнажая пожелтевшие, грязные корешки растения.       Мотаю головой, пытаясь прийти в себя, а после хорошенько извернувшись, бью Какучё прямо в нос, не чувствуя глухой боли, что импульсом проходит по пальцам левой руки.       Удар вышел слабым, никаким. Из-за слёз всё плывет перед глазами. Хитто даже не вздрогнул.       — За что ты так со мной, Какучё? Что я тебе сделала такого, что ты меня так сильно ненавидишь?       — Я же люблю тебя, Широ, — он хватает меня за руку, притягивая к себе, чуть не сталкиваясь со мной лбами. — Как же ты этого не поймёшь? Я же ради тебя… — мотаю головой, пытаясь вырваться.       — Неправда, — наступаю ему на ногу, всхлипывая.       Не замечаю, как слетает капюшон с моей головы и хватка Какучё ослабевает. Падаю назад, запнувшись, распластавшись у ног Хитто. Тру ладонями глаза, убрав очки на лоб.       — Ты всё это делал ради себя и родных, — надрывно, — ради Изаны и остальных. Меня же вообще не должно было быть здесь. Я же умерла! И та Широ умерла ещё прошлым летом! Знаешь, что ей пришлось пережить? Знаешь, почему она погибла, Хитто? Почему ты не спас её? Не помог?       Какучё опускается на колени, осторожно обнимая меня за плечи, притягивая к себе. Ничего не говорит, гладя по спине. Целует нежную кожицу шрама.       — Я так скучал по тебе, — шепчет он, — боялся, что мы никогда больше не встретимся. Неважно сколько раз мне пришлось бы прыгать по временным линиям, плевать сколько бы жизней я прожил, — Какучё нежно улыбается, стирая большими пальцами слезы с щек, — скольких убил, — дотрагивается осторожно, будто боясь спугнуть, своими губами моих губ, — но я бы нашёл тебя так или иначе.       Я задыхаюсь в его жарких объятьях. Даже сердце перестало стучать, качая кровь по венам.       «Хорошо, если это было так».       — Два года, семь лет или десятилетия, — шепчет между поцелуями Хитто, — я буду любить тебя.       — Правда?       — Правда.       Назойливая мелодия сейчас звучит чуждо, как-будто во сне. Какучё морщится, игнорируя свой телефон, но тот продолжает звонить не переставая. Минуту. Вторую. Нервируя всё больше.       — Прости, — Хитто отпускает меня, доставая телефон из кармана ветровки. Принимает вызов.       «Вечно занятой что в той жизни, что в этой», — хмыкаю я, качая головой. Рукавом вытираю лицо, чувствуя, как покалывают губы. Слышу чей-то приглушённый, но довольный голос через динамик телефона.       — Я занят, — произносит грубо Какучё, покосившись на меня. Пальцами чешет мне под подбородком, улыбаясь. — Это никак не может подождать до завтра? Хорошо. Скоро буду, — завершает вызов. — Мне нужно идти.       — Я всё понимаю, — похлопываю его по плечам, а после встаю, опираясь на юношу.       — Я могу приехать, как закончу, — предлагает Хитто, — или могу отвезти к себе. Мама с братом всё равно останутся у Мичи, а отцу всё равно кого я привожу.       — Не нужно, — качаю головой, — мы ведь можем встретиться потом ещё? — и почему так неуверенно?       — Тогда я позвоню тебе вечером?       — Да, конечно, — стараюсь, чтобы мой голос опять не дал петуха от переполняющих эмоций.       Ойкаю, хватаясь за Хитто и роняя тапок.       — Больше ни за что и никогда не отпущу тебя.       — Мне кое-кто нравится, Какучё, — почему я сначала говорю, а уже потом думаю? — но ты не переживай, у нас всё равно ничего не получилось бы.       — Почему? — хрипло.       — У меня же ледяное сердце, — уныло, — а ещё персональный гарем и проблем выше крыши.       Хитто хочет что-то ответить мне колкое, но в этот раз зазвонил мой телефон.       — Ши Ро! — кричит Мин Кю. — Ты же уже забрала телефон, да?       — Что случилось?       — Ты не могла бы подняться на шестой этаж, к Кавата? И хорошо, если ты сделаешь это прямо сейчас, — в его голосе я слышу зараждающуюся панику.       — Что случилось? — повторяю я раздражённо.       — Мы чего-то тут с краской напутали и, возможно, знаешь… Это проще увидеть, чем так объяснить.       — Сейчас подойду, — завершаю звонок первым, — мне тоже нужно идти.       Хитто опускает меня обратно и утягивает в нежный поцелуй, не отпуская до последнего, пока наши телефоны разрывались от входящих звонков.       — Значит, — тянет он довольно, — ты свободна?       — В каком смысле? — не понимаю я.       — Ты будешь встречаться со мной, Широ?       А? Очумело киваю, не в силах выдавить из себя хоть слово. Подбираю с асфальта черенок горшка, уложив на него цветок. Машу рукой на прощание, а после бреду к подъезду, поднимаясь на шестой этаж. Стучу в дверь квартиры Кавата и не дожидаясь приглашения, тяну ручку на себя, заглядывая в квартиру. Стучу ещё раз, проходя в квартиру. Из ванной доносятся громкие, взволнованные голоса мальчишек.       — Ши Ро! Наконец то, — замечает меня первым Коко. — Ты же знаешь, как это исправить? — в его руках чужие, выцветшие пряди волос.       — Здоров, — широко улыбается мне Нахоя, указывая пальцем на выкрашенные в белый цвет волосы. — Поможешь?       Соя стоит рядом с ним, переминаясь с ноги на ноги.       — И давно уже так?       — Да час где-то, — хмыкает Кавата, — чешется просто жуть, ты даже себе не представляешь.       Пиздец.       — Зря мы её пригласили, — дёргает плечом Соя.       — Подержи, — осторожно вручаю цветок брату, закатывая рукава. — Не думаю, что нам удастся что-то спасти, — предупреждаю я сразу, заходя в ванную.       По планировке она была точно такой же, как и у нас. Даже ящички висели там же.       Тянусь за душем, велев Нахое упасть на колени перед ванной и свесить голову. Регулирую воду, под едкие смешки юноши.       — Надеюсь, ты меня не утопишь?       — Надейся, — усмехаюсь я, начиная осторожно промывать голову Кавата.       «Такую красоту испортили», — качаю головой я, сожалея о кучерявых волосах Нахои, что засасывало в водопровод.       — Чего в салон не пошли? — спрашиваю достаточно громко, чтобы было слышно.       — У нас денег нет, — отвечает мне хмуро Соя.       Он-то в отличие от своего брата пока ещё не испортил себе волосы окислителем.       — А ты тут каким боком, Мин Кю?       — Да чисто поржать.       И не поспоришь.