На меня резко напала апатия.
Муто выбрал лучшее время, чтобы доебаться до меня. Именно в тот момент, когда я шинковал морковь для салата, переодетый в его объёмную футболку и шорты. На руках неудобные резиновые перчатки, а во взгляде всепоглощающая пустота.
— Что за дела у тебя с Хяку?
— Издеваетесь? — не выдерживаю я, бросая тёрку и кочерыжку от марковки. — У меня нет никаких дел с Хитто. Я. Его. Не знаю, — интонацией выделяю каждое слово.
Будущее изменилось — это факт. Или лучше сказать, что изменилось настоящее? «Да, так правильно». Дергаю головой, пытаясь собраться с мыслями. Я больше не мог с уверенностью предугадать, что будет дальше.
Кокосик перелопатил прошлое и настоящее. Значит, он здесь больше моего находится. И как давно? Раз, Акане жива, а Изана не в колонии — то год или даже больше. Намного. Я точно не помнил, когда случился пожар. Не мог же он сам его устроить? Или мог? Не сомневаюсь в том, что Хитто мог устроить пожар в доме Инуи и вытащить брата с сестрой оттуда. Но откуда он узнал, где именно они живут? О таком я ему не рассказывал, а больше и не у кого было спросить.
Сложно. А ещё Муто чего-то смотрит на меня косо, пылесося пол. Вот чего ему от меня надо?
— Скажите прямо, чего Вы добиваетесь, — говорю я, потирая нос и пытаясь перекричать рокот работающего пылесоса, — и разойдемся с миром. Если так бесит, что я рядом кручусь — могу вообще не приходить больше. Буду бабуле по вечерам звонить.
Ясухиро молчит, поджимая недовольно губы. Выключает пылесос, ставя его на специальную подставку.
В маленькой квартире, в которой проживали бабуля и Муто-сан было довольно уютно и комфортно. Глядя на Ясухиро и не скажешь так, что у него в комнате полный беспорядок. Он с большим трудом вытащил из кучи белья довольно чистый комплект сменной одежды, я же никак не прокомментировал увиденное. Пятно с топа и юбки удалось стереть с большим трудом.
— Я тебе не доверяю.
Пожимаю на данное заявление плечами и продолжаю шинковать овощи для салата. Про яблочный пирог, который я так хотел приготовить, можно смело забыть. В квартире не было муки и яблок.
— Если Вам будет легче, — говорю я через некоторое время, — то я тоже Вам не доверяю. Возможно, узнай мы друг друга получше что-то да изменилось бы, но мне это не нужно. Впрочем, как и Вам, Муто-сан. Я здесь только из-за бабули и вашего глупого шантажа. Мне плевать. Вам всё равно никто не поверит, — смотрю открыто прямо в глаза юноше, не боясь и не скрываясь.
Мне и правда было плевать на то, расскажет ли Ясухиро кому-то о той мелкой драке или нет. Неожиданно, конечно, и неприятно, что он решил именно так воздействовать на меня, но какая теперь разница? Будущее изменится так или иначе.
— Я тоже кое-что о Вас знаю, — вижу, как он напрягся, — например, что Вы являетесь членом банды Чёрных Драконов, хотя я с трудом представляю Вас в фиолетовой фирменной робе. Не подумайте, я не осуждаю. Мне всё равно. Вы не трогаете меня, а я Вас. Все счастливы и довольны.
Стоило мне только отвлечься, кидая тёрку в раковину, как Муто оказался рядом, вставая неприлично близко ко мне. Приходится развернуться к нему лицом и скрестить руки на груди, чтобы между нами было хоть какое-то мнимое препятствие.
— И откуда ты это узнала, Коконой? — от его проникновенного голоса хочется сжаться в комочек.
Моё тело действует само по себе, как некогда в больнице, ладонями упираясь в широкую грудь Ясухиро. По позвонкам прошёлся ток, и мне стало страшно.
— Не скажу, — упрямо мотаю головой. — Отойдите и не наседайте так, пожалуйста, — прошу я.
— А то что? — ухмыляется Муто.
— А то уебу сейчас сковородкой, — мне быстро вернулся контроль, — что мало не покажется, — вытягиваю резко руку вверх, ладонью вперёд, заставляя Ясухиро клацнуть челюстью от неожиданности и прикусить язык.
Коленом целюсь в пах, но Муто быстро просёк мой замысел, ставя блок. Хватаюсь за столешницу, используя её как опору. В маленькой кухоньке было почти не развернуться. Но мне удалось достать до носа юноши, точным ударом. Тот смотрит на меня ошарашенно, хватаясь пальцами за кровоточащий нос. Я же бочком пытаюсь сбежать из кухни. Понимаю, что Муто-сан ничего мне бы не сделал. Ну запугал бы, поколотив слегка. Или попытался поцеловать. Ничего критичного, так какого мне так страшно?
Хватаю лежавшую на диване сумку. Всовываю не до конца ноги в свои кроссовки, чуть не запнувшись. Дверь открываю с трудом, выскакивая в коридор общежития, будто за мной разъярённая толпа с вилами бежит или вся Токийская Свастика в полном составе. Я не помню, как преодолел лестницу, выбегая на улицу. Когда пришёл в себя, у станции, я держал кроссовки в руках, весь взмыленный. Сев на скамейку, с трудом смог натянуть на гудящие ноги обувь. Носки смело можно было выбрасывать.
В поезде долго пялюсь на своё отражение в окне, не понимая, что не так. Поправляю сползшую с острого плеча ткань, думая, что если обрезать волосы, то буду полной копией своего брата. И что юбки и короткие майки — это не та одежда, к которой я привык. «Она же женская». Сейчас у меня не выйдет стать своим парнем на районе просто обрезав волосы и облачившись в мужскую одежду. И это грустно.
Уже в родном районе, прячусь в небольшом закутке между мусорными баками, доставая из сумки пачку сигарет и зажигалку. Меня не беспокоило, что меня могли найти и отругать. Я всё равно бы продолжил курить так или иначе. Беру телефон, находя в контактах номер бабули Ио. Долго извиняюсь перед ней, скидывая всю вину на Муто-сана.
— Я ему не нравлюсь, — начинаю жаловаться я, опираясь спиной на холодный камень.
— Дай ему время, Коко-чан, — просит меня бабуля. — Жалко, что мы с тобой не увидимся.
— Я с радостью приеду, когда Муто-сана дома не будет, — заверяю женщину я, — и приготовлю пирог. Дома только потренируюсь. Прости меня, бабуля Ио.
— Не расстраивайся так, Коко-чан, — пытается подбодрить меня бабуля, — тут нет твоей вины, что мой внучок такой, — она пытается подобрать правильное слово. У меня же в голове крутится единственное и верное «еблан», — подозрительный. Он ещё с детства всё воспринимал в штыки, особенно новых людей. Ясухиро нужно привыкнуть к тебе.
— Он у вас прям как кот какой-то, — фыркаю я.
— Я передам ему твои слова, Коко-чан, — и пока я не успел что-либо возразить, женщина скомкано прощается со мной, пообещав позвонить после.
Вот же ж.
До дома дохожу быстро, особо не поглядывая по сторонам. Зачем? И так все было мне смутно знакомо. Открываю дверь своими ключами, зная, что отца дома нет. Сбрасываю обувь, хмуро поглядывая на чьи-то белые кеды и начищенные ботинки отца. Специально хлопаю дверью, оповещая взрослых о своем приходе и рысью добегаю до своей комнаты, опустив голову. Мне не хотелось никого смущать. Все мы люди взрослые. Захотелось отцу потрахаться, так я только за. Сделаю потом вид, что ничего не видел и не слышал. «Мог бы и в отель отвести свою пассию», — проносится ревнивая мысль в голове.
В комнате зашториваю окно. Снимаю грязные носки, бросая те в корзину для белья. И забираюсь под одеяло, не переодевшись. Телефон прячу под подушку.
«Ему, наверное, было тяжело», — думается мне. — «Одному. Интересно, он смог спасти своих родителей?» — все мысли у меня о Хитто. Я старался не думать о нем, боясь вновь впасть в унынье. День и без того был довольно тяжелым.
Рука сама тянется за телефоном. Яркий свет режет глаза, но я быстро привыкаю. Переворачиваюсь на бок, открывая выходящие сообщения. Открываю чат с Хитто.
Откуда ты меня знаешь?
Это как-то связано с дневником?
Логично, что Хитто вел дневник. Невозможно так помнить все, без подсказок.
Ха-х. Не понимаю зачем я всё ещё пишу тебе
Ты мне всё равно не поверишь
Я не помню шести лет своей жизни. Словно кто-то вырезал часть моей жизни
Пролистываю сообщения бегло, не в силах контролировать свои эмоции. Шесть лет. Шесть, чертовых, лет. Как он так смог переместиться? Почему такой отрезок времени, а не на двенадцать лет, как Ханагаки?
… не знаю этих людей. Не помню места, что запечатлены на фотографиях
Я не понимаю, как должен вести себя
В голове полная мешанина
Попытался расспросить своих «друзей», но те только посмотрели странно да посмеялись надо мной
У меня, оказывается, есть младший брат
Последнее, что я чётко помню, как мы ехали куда-то, а потом темнота. А когда я открыл глаза, мы с тобой целовались
Прости если напугал тебя
Надеюсь, что ты удалишь эту переписку, не читая
Я богат, представляешь?
И популярен
А ещё у меня есть татуировка
Странная какая-то
Не понимаю, что она значит
Фотография загружалась медленно. Видно, что фото делали с телефона да ещё у горе-фотографа рука тряслась. Змея, что пожирает сама себя. Уроборос. Эмблема моей банды.
… кот. Страшный
Зузу. Какучё не забыл про него, забрав из приюта. Не такой упитанный, всё ещё без одного глаза, но это был мой Зузу.
Сохраняю каждую фотографию, глотая слезы. Хитто сделал всё возможное, чтобы это будущее было… А каким именно? Хорошим? Достойным? Но ведь, Ханагаки совершит прыжок только через три года. Если вообще сделает. Время циклично. С Такемичи все началось. Не полезь я тогда в драку и не предложи ему свою помощь — всё сейчас было бы по-другому.
Почему «Хяку»?
В дневнике сказано, что это имя дорогого мне (?) человека. Но почему я взял его? Кто этот человек?
Заставляю себя дочитать оставшиеся сообщения.
Я не знаю тебя, но чувствую, что ты как-то причастна ко всему этому
Мучи сказал, что ты не стоишь моего или чего-то ещё внимания, но меня же почему-то волнует твоё состояние
Как ты? Тебя больше никто не обижает?
Прикусываю губу, не чувствуя острой боли, как и вкуса крови. Даже сейчас Хитто переживал обо мне. Незнакомца по сути дела. Сейчас я ему никто и нас ничего не связывает. «Это не тот Хитто, которого я знал». Но черт. Как же меня тянуло хоть кому-то рассказать обо всем. Теперь я понимаю Ханагаки, оказавшись в его же шкуре.
Будущее так или иначе уже изменилось.
Я проспал весь оставшийся вечер и следующий день. Казалось, что все силы покинули меня разом.
— Я не хочу есть, — говорю я сипло, когда выполз из своей комнаты, чтобы сходить в туалет, — прости, пап.
— У тебя что-то случилось? — видно, что его гложет моё состояние.
— Просто нет настроения, — пытаюсь хоть немного оправдаться.
Наш разговор произошел утром, перед тем, как отец направился на работу. Ничего в доме не указывало, что вчера у нас была гостья. Даже посуда была вся перемыта. А коробок или пачек с готовой едой в мусорке я не увидел.
Весь день прошел у меня в прострации: я тупо глядел в телевизор, переключая лениво каналы и старался ни о чем не думать. Вот только мои мысли крутились вокруг Хитто. Расскажи я ему сейчас обо всем, что изменится? Ничего. Я даже к телефону больше не притрагивался, боясь сорваться и написать Кокосику сообщение.
В дверь неожиданно позвонили. Сделав вид, что ничего не слышу, включил погромче звук на телевизоре, закинув на подушку-думку ногу. Кто-то позвонил еще раз. Да еще так настойчиво, что я мысленно проклял визитера, пожелав, чтобы у того отсох палец или ебнуло хорошенько током. Вот только в батарейках, что засунуты в звонок, тока курам на смех.
Приходится встать и плестись к входной двери.
— Если вы мне что-то хотите продать, — зло говорю я, открывая широко дверь, — то я вам… А, это ты, — смотрю устало на Тетту, что продолжал насиловать звонок, — чего хотел?
— Ты не отвечаешь на сообщения, — опустив руку, говорит тот, — почему.
— Не хотел, — дергаю плечом, — заходи что ль, раз пришел, — и сам ухожу обратно в большую комнату, падая на диван.
Тетта чего-то помялся на пороге, но в дом все-таки зашел. Слышу, как захлопнулась входная дверь.
— Если хочешь чай или еще чего, давай сам? Мне лень, — бросаю я, зевая.
— Ты одна? — спрашивает ребетенок, проходя в комнату и оглядываясь.
— Ага, — опять зеваю, — отец на работе, вернется только вечером. Он, кстати, хотел с тобой познакомиться. Переживает.
— Обо мне? — удивленно спрашивает Кисаки, садясь в одно из кресел.
— Почему о тебе? — не понимаю я. — Ты-то тут причем? Он беспокоится, чтобы со мной опять чего не случилось.
— А с тобой что-то случилось? — поглядывает на меня настороженно Усо-чан.
— Я пытался покончить с собой, — честно отвечаю я, — перерезал себе вены и наглотался таблеток, чтобы наверняка. Но как видишь, у меня ничего не получилось, — тяну за крючок, что держит бинт, аккуратно расспутывая.
Шрамы выглядят ужасно. Но Тетта даже не поморщился, когда я вытянул руку, показывая ему все это великолепие.
— Было больно?
Я не ожидал такого вопроса. Все что угодно, но не этого. Почему-то кольнуло низ живота, куда сначала вонзили мне нож.
— Неприятно.
— Зачем ты это сделала?
— Надо мной издевались в школе, — говорю я то, что узнал от отца, — но если честно, — смотрю на него в упор, — я не знаю, зачем я это сделал.
— То есть? — хмурится он.
— Что ты думаешь о путешествиях во времени, Усо-чан?
— Это невозможно.
— А если я расскажу тебе, друг мой, — сажусь, — что это реально?
— Я отвечу тебе, что твой мозг был поврежден из-за гипоксии в результате клинической смерти, — завернул умно тот, блеснув очками.
— Ты явно с детства такой, — смеюсь я, — невыносимый зануда. Но в этом явно что-то есть. Чтобы не случилось, оставайся самим собой, Те-чан. Хорошо?
