У богатых свои причуды

— Доброе утро, Вэл. — Доброе, – как будто бы нехотя соглашается Валентино и сонно зевает, лениво прикрыв рот рукой. Обстановка в кухне кажется как никогда мягкой и домашней. Сквозь большие панорамные окна, занимающие чуть ли не всю стену, ненавязчиво пробиваются легкие полупрозрачные лучики ещё не успевшей подняться высоко в небо пентаграммы. Свет рассеивается едва заметными розовыми бликами, создавая некую природную подсветку и золотя края мебели. Это не идёт ни в какое сравнение ни с висящими над барной стойкой светильниками, ни с отчего-то стоящей на барной стойке закатной лампой, частенько используемой для фотосессий. С какой стороны не посмотри, а даже в освещении естественность превзошла любые технологии, насколько бы современными они не являлись. Скрывать или же отрицать то, что Валентино любил свет было глупо. Такова уж природа мотыльков – летят на притягательно-манящую, сверкающую в кромешной темноте яркую точку, даже не задумываясь о том, насколько пагубными будут последствия. Поддавшись влечению, бабочки теряют последние крупицы и без того малого разума, находящегося в их крохотной головке. Самозабвенно приближаясь к столь желанному теплу и сиянию, насекомые попадают в ловушку, тем самым обрекая себя на кратковременные муки и быструю, практически моментальную смерть. Благо, в его посмертии всё по-другому. Во всяком случае, теперь. Появился свой лучик, дарящий ему счастье и заставляющий маленький, успевший разгореться за это время где-то глубоко в душе огонёк трепетать. Чувства, которые он испытывает – вовсе не ошибка, а Энджи – не свет, сулящий одну погибель. Отнюдь нет. Он, скорее, слепящий, до боли в глазах яркий, но в то же время прекрасный луч маяка – его спасение. Путеводитель средь океана жестокости и бездумно прожитого им времени, задающий правильный курс кораблю его покалеченного рассудка. Чудесная нить Ариадны, способная вывести из любого, даже самого запутанного лабиринта мыслей и предубеждений. Жаль только, что он сумел понять и оценить это по заслугам лишь сейчас. Вопреки своей любви к свету, у Валентино имелся один маленький секрет. Длительное время он не мог признаться в это даже самому себе. Некоторые моменты не нуждались в освещении. Сладковатый аромат дорогого парфюма с терпкими нотками розы, который так приятно вдыхать с закрытыми глазами; смазанная от его напористых и местами грубых поцелуев помада; порванное в резко нахлынувшем порыве страсти коктейльное платье, брошенное куда-то на диван, сотоящий в глубине комнаты; дизайнерская сумка и мешающие процессу розовые очки-сердечки, размазанная по девственно белой простыне тушь, осыпавшиеся тени... Похоть, разврат и грязь определённо хороши, в некоторых случаях даже уместны. Только вот отнюдь не они являются главной составляющей отношений. Есть ещё кое-что... Совместно проведенные вечера, выкроенные из плотного графика пару часов для просмотра очередной киноленты. Расслабляющий массаж после длительного трудового дня, заляпанное в ванной из-за брызг друг в друга мыльной водой зеркало; сон на их общей кровати. Бархатистый смех и искренняя улыбка. Неловкие, но в то же время такие тёплые, уютные объятия поздно вечером на балконе. Подобное хотелось хранить за семью замками, и далеко не из-за боязни насмешек или падения репутации. Пусть у них будут маленькие, сокровенные тайны лишь для них двоих. Полумрак помогал в этом как нельзя лучше. Ни Валентино, ни Энджел не нуждались в такие моменты ни в словах, ни в свете. Выводить мощность осветителя на максимум, тем самым открывая свои слабости всему аду, отдавая себя на порицание алчных, не знающих никаких чувств, кроме порочных, взоров не стоит. Лично подписывать себе приговор, своими руками вручать после стольких лет наконец немного оттаявшую душу на беспощадное растерзание. Сумрак ночи, сгущающийся в запрятанных от посторонних глаз дальних комнатах особняка надёжно скрывал секрет сутенёра. Прятал едва ли единственную брешь, имеющуюся в кровавом беспощадном образе, столь тщательно выстраиваемом им годами. Кто бы знал, что в один из дней многое покатится к чертям из-за одной выходки его любимой, временами несносной детки. Тьма сулила загадочность, безраздельно давала понять, что Энджел всецело отдан лишь одному ему. Добавляла некой интимности, возможно, романтики. Он ещё до конца не выяснил, чего именно. Впрочем, для этого у Валентино впереди ещё целая вечность. Блики практически везде. На дверце шкафа, на краю плиты, на всклокоченном после сна, пока что еще не уложенном пушке Энджела. Светло-розовые занавески колышатся от редких порывов утреннего ветерка. Вэл зевает и, зажмурившись, трёт глаза для того, чтобы покинуть мир сновидений. На этот раз окончательно. Обычно излучающие глумление с примесью неуёмного самодовольства глаза Валентино категорически против пробуждения – напрочь отказываются открываться, слипаясь, тем самым завлекая их и без того уставшего, невыспавшегося хозяина обратно в постель. Сутенёр садится на стул и медленно массирует кажущиеся свинцовыми, тянущие голову вниз виски. Энджел наблюдает за этим с легкой улыбкой, стоя спиной к плите и оперевшись верхней парой рук на зазор между ручкой для сушки полотенец и электронной конфоркой. Даст решает первым нарушить повисшую после приветствия тишину: — Не спалось? – спрашивает Энджел, вздёргивая брови и глядя на беспощадную борьбу сутенёра с сонливостью. К слову, практически успешную. — Ты же знаешь, кексик, – ещё один зевок, – у меня очень много работы. Куча документов, которые нужно разгрести, контрактов, которых нужно подписать. При всём при этом я не разбирал почту уже неделю, – бормочет сутенёр, устало положив голову на скрещенные на поверхности стола руки, – про отчёт, который я должен был отослать Люциферу ещё два дня назад, я вообще молчу. Голос Валентино немного приглушён то ли из-за того, что он опустил лицо вниз, уткнувшись лбом в одну из собственных ладоней, то ли из-за того, что сутенёр знатно не выспался. Энджел качает головой и нежно улыбается: — Однако, при всём при этом тебе хватает времени допоздна резаться в видеоигры, смотреть фильмы на Voxflix, пока ты не начнёшь отключаться. Ты себя не жалеешь. Во сколько ты вчера лёг? – Тон Энджи полон заботы. В голосе нет ни капли агрессии или же сарказма. Скорее, это попытка ласково пожурить Валентино, взывая к здравому смыслу. Сутенёр даже не пытается возразить. Подобное в его особняке с некоторых пор не редкость. Вот уж дожили, партнёр заботится о здоровье Валентино гораздо больше самого властителя. Впрочем, хозяин дома не имеет ровным счётом ничего против. — Надеюсь, это риторический вопрос? – безэмоционально интересуется Вэл и слегка приподнимает голову, поудобнее устраивая подбородок на тыльной стороне левой ладони. Взгляд сутенёра медленно скользит по практически обнажённому телу Энджела. Чертовски привлекательно... Несмотря на то, что он уже давно исследовал его вдоль и поперёк, знает каждый, даже самый незаметный шрам – этого всегда будет недостаточно. Соблазнительные изгибы, острые, немного выпирающие ключицы, хрупкие плечи – Валентино может бесконечно любоваться своей деткой, прибывая в блаженном экстазе от любимого образа и ещё более любимой улыбки. Сейчас Энджел всё же решил на себя накинуть хоть какую-то деталь одежды, поэтому изящная фигурка прикрыта незапахнутым, наспех наброшенным на плечи полупрозрачным пеньюаром чёрного цвета. По сравнению с халатиком и кружевным бельём Энджи растянутая, помятая серая футболка Вэла, кажется чем-то ужасным. Кошмаром абсолютно любого стилиста и дизайнера. Пх, а их одежда довольно гармонично смотрится, можно сказать, дополняет друг друга. Красавица и чудовище, кто бы мог подумать. Придуманное им сравнение вызывает у сутенёра сдавленный смешок. — Вовсе нет, – шутливо хмурится Энджел и отзеркаливает позу Валентино нарочито рассерженно скрещивая руки, – Вэл, тебе бы стоило отдохнуть, расслабиться... — Вот сегодня и отдохну, и расслаблюсь, – вмиг отрезает Валентино, давая понять, что разговор на эту тему окончен. Энджи лишь немного печально качает головой. Слышится шорох, постепенно приближающийся цокот коготков по зеркальному покрытию пола, и перед сутенёром с глухим стуком оказывается чашка горячего напитка, вкусно пахнущего молотыми кофейными зёрнами. — Я сделал тебе кофе, – Энджел становится позади Валентино, положив тому верхнюю пару рук на плечи. Сутенёр готов поспорить, что Энджи сейчас улыбается. Даже не поворачиваясь, он абсолютно уверен, что прав. — С каких пор нажать пару кнопок на электронной панели кофемашины называется "Сделать кофе"? – беззлобно парирует Вэл, делая маленький глоток из чашки. Напиток еще не успел остыть, от него исходит тонкая струйка пара. — Обижаешь, – Энджел наклоняется и быстро целует вечно чем-то недовольного любимого в висок, – он только что из турки. — Ммм, – одобряюще мычит Валентино, отхлёбывая ещё один глоток, – как бы там ни было, это и вправду вкусно. Спасибо, детка, – благодарит Энджела Вэл. Сев в пол оборота, сутенёр тянет ладонь к щеке любимого, тем самым заставляя его слегка наклониться. Валентино не любит ждать и накрывает слегка пересохшие губы своими. Поцелуй – неторопливый, мягкий, приятный, со вкусом наполовину выпитого Валентино утреннего кофе. Руки Вэла нагло и беспорядочно блуждают по телу Энджела, пользуясь тем, что пеньюар не запахнут. Пальцы ласкают пушок, периодически сдавливая его и массируя. Энджи блаженно постанывает. Вэл в свою очередь тоже доволен. Кажется такое "спасибо" им обоим определённо нравится. Нужно будет взять на заметку, почаще выражая признательность подобным образом. Отстранившись и разорвав поцелуй, Вэл, пытаясь восстановить дыхание, смотрит на Энджела. Тот тоже не отрывает очаровательного в своей простоте красоноречивого взгляда. Минуту погодя Валентино вновь притягивает его к себе в объятия. Сутенёр сжимает волосы на макушке Энджела. Они пушистые и гладкие, пахнут бергамотом. Тот неприлично дорогой шампунь определенно стоил своих денег. Валентино зарывается в них носом, закрывает глаза и вдыхает пьянящий его аромат, нежно поглаживая пышную шевелюру ладонью да периодически пропуская сквозь пальцы непослушные пряди. — Кексик, как насчёт поездки в Хеллфилд? Глаза Даста тут же загораются лукавым блеском. С грацией кошки Энджел оказывается на коленях у Валентино и, прижавшись к его груди, обвивает его шею. — Ого, в чём подвох, папочка? Неужели есть повод? – Игриво тянет Даст. Во взгляде Энджи читается лёгкое удивление, которое тут же увядает на фоне пляшущих дьявольских искорок. Оба знают, к чему идёт дело. Губы Энджела расплываются в азартной улыбке. Видя такую реакцию, сутенёр всё-таки давится приготовленным кофе. Откашлявшись и стукнув пару раз по груди, Валентино сипло выдаёт. — Детка, мы богаты. Какой, нахрен, тебе нужен повод? Реакция была весьма предсказуема. Кое-кому уже давно пора отвыкать от нищебродской жизни. Его состояние может позволить не смотреть на ценники, просто скупая всё, что нравится. В этом, собственно говоря, и заключается прелесть безбедного существования и высоких зарплат. Намёк на то, что подарки делаются лишь в честь грандиозных событий, неприятно царапал ранимое по вине чрезмерной гордыни самолюбие. Чёрт возьми, вот к чему эти идиотские, неоднозначные вопросы! Энджи ссылался на времена, когда Вэл, пытаясь заполучить внимание, любовь или выгоду своей детки, откупался пачками хрустящих купюр. Если он хочет сделать Энджи приятно, это не значит, что грядёт праздник или же предвидится какой-нибудь лютейший пиздец. Подобное отношение уже давно в прошлом. Всё круто изменилось, и Валентино это уже не раз доказал. — Хорошо, хорошо, – звонко смеётся Энджел и вскидывает руки в примиряющем жесте, – у меня и в мыслях не было попытаться тебя задеть или же усомниться в размерах твоего кошелька. — Поднявшись с коленей Вэла, паучок запахнул полы халата и весело уточнил: — Так что, мы едем? Я тогда пойду переоденусь, ибо высовываться в таком виде на улицу далеко не самая лучшая идея. Предложение ведь ещё в силе, верно? — Разумеется, – кивает Валентино, – дай только допью кофе.