Август
Напряжение возрастало с каждым днём, а Белов не прекращал изнурять себя тренировками. Ссоры, мои просьбы прекратить и скандалы, приводили лишь к испорченному настроению, из-за чего мы закрыли эту тему. Я продолжила работать из дома. Мне приносило это лишь удовольствие и радость. Сама себе начальник. Не спорю, это намного тяжелее, чем ожидалось, но именно таким образом, я чувствую себя собой. Беременность Любы проходила отлично. — Всем привет! — Я здесь одна, — обнимает, — хочу рыбу солёную. — Вас уже двое, — трогаю животик, — интересно, кто там живёт? — Мы с Ваней думаем, что это мальчик, правда, Лариса хочет сестричку. Говорит, вместе с ней будет в куклы играть. — С братом тоже можно в куклы играть, — улыбаюсь, — поверь моему опыту. — Вы помирились? — Нет, — мотнула головой, — продолжаем здороваться и делать вид, что всё хорошо. Может, оно к лучшему? — Мне было бы грустно. — А мне нет. Он взрослый человек, пусть живёт так, как вздумается. Лучше расскажи про документы. — Получили, — кивнула, — теперь, мы все — Разумовские. — Какая величавая у вас фамилия, барышня. Поздравляю! Имена уже придумали? — Мне рожать завтра, Сонь? Возможно, где-то конец января, но думаю, что будет уже начало февраля. — Придумали? — Если мальчик, то будет Митькой. Дмитрий Иванович Разумовский, красиво, да? — Вполне. А если девочка? — Зинаида. — Ещё как? — удивляюсь, — Зинаида Ивановна Разумовская. Сразу бабушкой родилась! Куча же современных имён. — Каких? — Анна. Хорошее имя. — Лара Ивановна и Анна Ивановна? — фыркает. — Замечательно звучит! — Брось. — Хоть не Зинаида. Почему ты Ларису так называешь, если она — Лара? — Не знаю, — пожимает плечами. Произошло кое-какое важное событие. — Сонечка, — Серёжа вернулся домой, — ты сильно занята? — Нет! Что случилось? — Собирайся потихоньку. Пятнадцать минут. — Куда? — выхожу из кухни. Ответом стала тишина. Уже успел уйти. — Отлично. Быстро накинув на себя белое ситцевое платье и босоножки, закрыла квартиру, выбежала вниз. На лестнице собрала волосы в хвост. Перед подъездом стояла чёрная отполированная волга, а в ней довольно улыбался баскетболист. — Ты купил машину?! — ахнула. — Починил, — смеётся, — садись, красавица. Кожаный салон бежевого цвета и потрясающий аромат лимона. — Вау, — трогаю приборную панель, — круто! Почему не говорил про такое? — Хотел сделать сюрприз, — выезжает со двора, — нравится? — Спрашиваешь! Конечно нравится! — восхищаюсь. Как же он красиво, а главное уверенно ведёт машину. Настоящее наслаждение и услада для глаз. Прокатившись по Москве, мы приехали на какое-то огромное бескрайнее поле. — Будешь меня насиловать? — Буду, — выходит, — но позже, — подмигнул, — садись. — Куда? — отстёгиваюсь. — На моё место, — открыл двери. — Дашь порулить? — Научу, — шлёпнул, — ох, — прикрыл глаза, — хороша, чертовка. Я покраснела. Вроде бы, пора привыкнуть к тому, что с этим потрясающим мужчиной нас объединяет многое, в том числе и секс, но каждый раз, когда он прикасался ко мне, то щеки заливались краской, как у школьницы. — Прикольно, — сижу. — Так, — оглядел меня, — заводим двигатель. Поверни ключ. — Хорошо. Автомобиль заработал, от чего я вздрогнула. — Не бойся. Всё хорошо. Внизу есть три педали. Слева направо: газ, тормоз и сцепление. Понажимай их. — Так, — выполняю. — Молодец. На механике имеется коробка передач: первая, вторая, дальше тебе пока не надо, и задняя. Начинаем движение с первой. — Не идёт, — пытаюсь повторить то, что делал Серёжа. — Выжми сцепление, потом включай передачу. — Всё равно. — Это тормоз, — спокойно, — сцепление правее. — Извиняюсь, — выжимаю, — так, — включаю, — дальше что? — Газ где? — Слева! — Потихоньку отпускаешь сцепление, затем плавно и медленно нажимаешь на газ. Одновременно. Первая попытка стала провальной. Машина дёрнулась и заглохла. — Давай начнём сначала. — Мне уже не нравится. — Заводим двигатель. Бог помиловал мои нервы и, о чудо, мы двинулись с места. — Она едет! — кричу, — она едет! — Да, — кивает. — Магия какая-то! — радуюсь, подобно ребёнку. — Переключай передачу на вторую. Опять перепутала педали. Всё пришлось делать заново. Удивляло то, что Белов был абсолютно спокоен, в отличии от меня. Я злилась на себя за то, что не могу нормально сделать это. Успевала только орать как чайка. — Успокойся. Я рядом. Выдохнув, собралась с силами и попыталась ещё разочек. — Молодец! — хлопает в ладоши, — притормози немного. — Ага-а-а… — Вот видишь! Всё получается! Кататься по полю мне понравилось. Весело и людей нет. — Где ты её взял? — Папа пригнал из дома, — смотрит в окно, — ещё он на ней катался, а потом решил передать мне. Старенькая она, пришлось повозиться. — Пешком плохо? — Да нет, — пожимает плечами, — есть такси, общественный транспорт, но хотелось тебя научить водить. — Ты починил её ради меня? — удивляюсь. — Именно. Осенью отправлю на права учиться, а лучше зимой. — Зимой? — Узнаешь как ездить по гололёду. Полезный навык, кстати. Любовь проявляется в действиях.День вылета в Мюнхен
Открыв глаза, посмотрела на время и подскочила. — Серёжа, — бужу, — проспали! Половина девятого! — Блять, — открыл глаза, — вылет во сколько? — Через сорок минут. Хорошо, что ещё вчера собрали вещи. Этот день был очень важным для Белова. Он уснул где-то в начале третьего ночи. — Такси уже приехало! — выходит с чемоданами, — Соня! — Иду-иду! — застёгиваю юбку. — Лучше блузу застегни! Теоретически, мы успевали, но будто специально, в Москве пробки. Серёжу всего трясло. — Проще пешком дойти, — грызёт губу. Поток двигался крайне медленно, а минуты превращались в часы. Добравшись, как угорелые залетели в аэропорт. — Наконец-то! — прорычал Модестас, — без вас даже на регистрацию не пошли! Бегом! Регистрация окончена. — Извини, — прошептала, глядя на разъярённого спортсмена, — я будильник не поставила. — Ну, — Гаранжин тяжело вздохнул, — ничего страшного. Поменяем билеты на следующий рейс. — И через сколько он? — брат. — Четыре часа. — Софтинэ, вот ты как всегда, — начинает орать, — неужели сложно хоть что-то сделать нормально?! Мы из-за тебя опоздали на самолёт. У нас Олимпиада начинается, дорогуша, — щелкает пальцами перед лицом, — головой думай хоть иногда! Дура. — Рот закрой, — Белов схватил его за руку, — а то зубы вылетят быстрее, чем пули. — Твоя баба накосячила, а страдать всем! Зачем ты её таскаешь за собой? — Тебя ебёт? Страсти накаляются. — Мальчики, — тренер встал между ними, — тихо. С кем не бывает? Мы все люди. — Простите, — чуть ли не плачу, — я же не хотела. Сердце бешено стучит об рёбра. Так стыдно и неловко перед парнями, что аж кровь от лица отступила. — Всё нормально, — Мишико, — погуляем, проснёмся окончательно. — Нормально? — не унимается, — отпусти, — вырвался. — Да пожалуйста, — отходит. — Вот хули ты её защищаешь? — Ты чего озверел? — возвращается, — успокойся, Модестас. Открытие завтра утром, все всё успеют. — А чего она тупая, блять, такая? Двадцать семь лет и нет мозгов. Надо понимать всю серьёзность ситуации. — Парни! Всё, хорош. — У тебя мозгов, я как посмотрю, много, да? Вспомни, из-за чего мы проебались в Мадриде. — Началось. — Правильно, ты забухал и на игру не пришёл. Сука, тебе слова не сказали. Следовательно, будь добр захлопнуть свою пасть. — Мразь, — шепнул, — до её появления ты так со мной не разговаривал. — Надо было раньше так с тобой начать общаться. Может, понял бы многое. — Белов на ту скамейку, Модестас на улицу. Остынь, — похлопал брата по плечу, — хватит шоу устраивать. Я извинилась ещё где-то час, а спортсмены улыбались, говоря о том, что всё нормально и они даже рады этому. — Хоть поесть нормально, — Ваня посмотрел на витрины с булочками. Серёжа с трудом, но успокоился. — Не стоило ругаться с Модей, — подхожу. — Не стоило ему рот открывать, — пьёт воду, — и так говорить про мою женщину. Пусть радуется, что с зубами остался. Что он там всё базарит? Модес продолжал высказывать своё недовольство на литовском языке, попутно оскорбляя меня всеми возможными словами. — Без понятия, — вру, — что-то про политику, кажется. — Уважаемые пассажиры, рейс А522 Москва — Берлин, к сожалению, — замялась, — потерпел крушение. Выживших нет. Подробности авиакатастрофы уточняются. В аэропорту повисла тишина. — Это же наш рейс, — Алжан, — на который мы опоздали. — Охуеть, — Серёжа осознал происходящее. — Получается, Сонина забывчивость спасла нам жизни? — Зураб посмотрел на меня. Как сообщилось позже, у самолёта отпало реле напряжения, из-за чего необходима была срочная посадка, что и стало фатальной ошибкой. Он влетел в циклон и начал снижение, видимость упала до нуля, пилоты ориентировались только по времени. Не справившись с потоком ветра, самолёт занесло, из-за чего потеряли управление.Мюнхен
В двух странах был объявлен трёхдневный траур, а открытие Олимпиады, соответственно, перенесли. Моисеев и Терещенко даже не стали задавать вопросы о том, каким чудом мы не сели на тот злосчастный рейс. Перед отъездом в Олимпийскую деревню, нам предоставили номера в небольшом отеле. — Ты как? Серёжа переживал. Сильнее, чем требовалось. Признаться честно, я и сама не могла найти места. — С мамой разговаривал. — Что говорит? — То, что ты моё спасение. Представь, — запустил руки в волосы, — если бы мы оказались там? — Что с твоей рукой? — перевожу тему, глядя на ссадины. — Не хотел этого говорить. Поднявшись, он подошёл ко мне и обнял за плечи. Мне это не нравится. — Я сегодня с Гаранжиным разговаривал, — подбирает слова, — Модестас утром, пока меня ещё не было, заявил о том, что ждёт не дождётся, когда за ним приедут и он больше никогда не увидит наши рожи, — процитировал, — Петрович попросил подготовить тебя к возможной депортации. В ушах зазвенело. — Ничего не понимаю. — Помнишь, ты поставила Моде ультиматум, либо ты, либо Европа? — Помню, — взглотнула. — Он тебя не выбрал, и скорее всего, оставит команду где-то в четвертьфинале. — Как не выбрал? — пошатнулась. — Сонечка, — придержал, — любовь моя, я не позволю этого. Ты останешься в Москве, сделаю всё, что потребуется. Буду умолять Павлова, нашего председателя Госкомспорта СССР, но тебя не депортируют. Всё тело охватило огнём, когда до меня наконец-то дошло. Он меня предал. Знал же, что на кону стоит моё будущее, но всё равно выбрал деньги. — Только не переживай. Береги свои нервы. — Серёж, — шепчу, — меня не просто депортируют, а объявят ещё и предателем, как Модестаса. Собственный брат продал. — Я всё решу. — Где эта скотина? — отправляюсь к выходу из номера. — Соня, — остановил, — не надо. — Пусти, — дёргаюсь, — я придушу его. — Модестас может уйти прямо сейчас, и тогда, до финала будет крайне тяжело дойти, — сжал крепче, — выдохни, всё решаемо. — Он меня предал, — по щекам потекли слёзы отчаяния, — как так можно? — Тише, — целует в макушку, — тише, бусинка моя, я всё исправлю. Умоляю, не плачь.