На следующее утро
Удивительно, но голова ни капли не болела. Чувствую себя потрясающе, но во рту будто кошки насрали. Белов почему-то спал на раскладушке свернувшись клубочком, под моим пальто и полотенцем. — Серёжа, — бужу, — Серёж… — М-м-м? — открыл глаза, — что такое? — Ты почему так спишь? — Кто-то меня выгнал с кровати и забрал все возможные одеяла, — поднимается. — Мамочки… Прости, пожалуйста. Сильно я буянила, да? — Нет, — улыбнулся, — просила закрыть балкон, ибо жарко, а пока я делал тебе сладкий чай, ты спокойно уснула. Правда, — потёр глаза, — меня на кровать не пустила, сказав, что тебе нужно пространство. — Стыдоба какая… Надо умыться сходить. Почистила зубы раза три точно. Я прекрасно помню весь вечер, но дорогу до дома нет. — Ты же тоже пил. — Всего четыре рюмочки, — убирает раскладушку, — Модя вообще не пил. А кто-то на двоих выпил литровую бутылку вишнёвой настойки. — Всё ещё этот вкус во рту. — Кстати, — поднялся, — подарок вчера не подарил. Всё да, а я нет. — Не стоило, Серёж. Вы и так с Модестасом мне фотик купили. — Стоило. Подойдя к комоду, он достал коробочку, внутри которой лежал серебряный браслет с подвеской-капелькой украшенной какими-то камушками. — Дорого же, — восхищаюсь. — Для тебя не жалко, — надевает на руку, — как тебе? — Шикарно, — целую в щёчку, — это чудесный подарок. Спасибо большое. Как ты узнал, что я не люблю золото? — Судя по цепочке и серьгам. Почему? — С золотом на цыганку похожа, — усмехаюсь, — и вот, — достала из-под кровати пакет, — вторая часть подарка. Я долго думала, чем бы ещё порадовать Белова. У него нет нормальной шапки. Свяжу комплект. — Серое для Серого, — довольно улыбнулся, — и шапка, и шарф с варежками, — примеряет, — идёт? — Красотища неописуемая! — Получается, когда тебя рядом не будет, меня будут греть они? — Да, — киваю. — Замечательная девушка, — обнимает, — готовит, любит, да ещё и рукастенькая. Я через пару дней уеду домой, в Нащёково. — Ты ничего не говорил, — отстраняюсь. — Из головы как-то вылетело, — опустил взгляд, — если хочешь, я съезжу на вокзал и куплю тебе билет. Как раз познакомишься с родителями. — С удовольствием, но, — смотрю на календарь, — у моего организма другие планы на эти дни. — Какие? — не понял. — Месячные. В этот период мне лучше быть дома. Сам понимаешь. — Да, — кивнул, — может, есть какая-нибудь таблетка, которая может избавить вас, девушек, от этих мучений? Вы истекаете кровью каждый месяц… — Есть, — хохочу, — называется «беременность», правда, действие краткосрочное. — Соня, — смутился. — Надолго уезжаешь? — Неделя. Расставаться было тяжело. Серёжа чуть ли не опоздал на поезд. — Всего лишь неделя. — Целая неделя, — грустно вздохнула, — иди. — Не скучай, — чмокнул и побежал к вагону. Братец тоже свалил. Решил новогодние праздники провести рядом с семьёй в Литве. Любка с дочерью у матери гостили, а я осталась одна. Несмотря на всепоглощающую скуку, эти дни пролетели незаметно. Я перегладила все вещи, перемыла обе квартиры, даже всю посуду и начала вязать себе кардиган. И да, ещё же потолки побелила. Серёжа вернулся на день раньше. — Привет! — запрыгиваю на него и целую в нос. — Ох, — пошатнуло, — привет, обезьянка моя. — Ты где был, когда тебя не было? — В деревне, — хохочет, — слезайте. — Не-а! Всю дорогу до дома, Белов мило ворчал по поводу бесконечного снега и холода. Из села он привёз очень много гостинцев: варенье, закрутки, картошки, даже замороженных ягод. — У вас там целая плантация? — Нет, — махнул рукой, — небольшой домик и пять соток земли. Мама хочет выкупить соседский участок, но папа против. — Почему же? — Не знаю, — пожал плечами, — летом, после Олимпиады, мы к ним обязательно съездим. Договорились? — Договорились. Ты родителям рассказал что-нибудь про меня? — Немного, — вышел из ванной комнаты, — иначе, они бы приехали вместе со мной. — Зачем? — Как зачем? Всё. Сваты, свадьба, дети. — Слушай, а пошли на каток? Опустив глаза, он попытался перевести тему. — Надо в душ сходить. — Ты не умеешь кататься на коньках? — Нет, — поджал губы, — вообще. Ого, Сергей Александрович Белов что-то не умеет. — Научу, — ухожу в комнату, — собирайся! — У-у-у, — хнычет. Взяв коньки в аренду, мы вышли на каток. — Господи, — держится за стену, — как в них ходить? — Попытайся найти точку равновесия и держать её. — Как? — чуть ли не падает. — Широко разведи руки в стороны параллельно льду или сведи их за спиной. — Если я перестану за что-либо держаться, то развалюсь прямо здесь! — Лезвия коньков должны стоять параллельно друг другу, а у тебя одна нога вперёд, другая назад. — Да не могу я! — психует, — всё, ухожу. Удачи. — Или нет! — вовремя схватился. — Пойдём на лёд, — протянула руку. — Сонь… — Белов. — Ладно, — схватился. — Надо аккуратно продвинуть одну ногу вперед, не отрывая ее ото льда, и вернуть ее в исходное положение. — Так? Рухнувшись, он утянул меня за собой. — Можно мне просто посидеть? — Давай ещё разочек? Все мои попытки научить Серёжу хотя бы стоять на льду, к сожалению, были провалены. Мы просто валялись. — Я баскетболист, а не фигуристка, — фыркнул, плюхаясь на скамейку, — они мне жмут! — Поехали домой, — вздыхаю, — с Любкой покатаюсь. — Извини, — скуксился, — правда не могу! — Идём, — смеюсь. Остаток вечера он бубнил о том, что весь в синяках и жутко замёрз. — Я же нежный! — закутался в плед с головой, после отвернулся к стене, — безобидный и добрый, как можно было такое сокровище вытащить на такой мороз? — Не плачь, — принесла ему горячий чай с малиной и шоколадными кексами, — кушай. — Пытаешься меня задобрить сладким? — поднялся, — коварная женщина. — Нет. — А у тебя это получилось, — поворачивается, — давай. Он бесподобно выглядит в пледе с растрёпанными волосами. Ещё и кексами на коленях. Надо сфотографировать это. — Улыбочку. — Титьки! — хохочет. — Потрясающий снимок. — Модя когда прилетает? — Послезавтра, кажется, — думаю, — одиннадцатого или двенадцатого числа. — Ты чего не полетела с братом? — Желания нет. Почти каждую ночь, я расплачивалась за свои грехи, просыпаясь в три или четыре часа. Снимала окровавленную простынь, сонно застирывала пятно, меняла одежду, мылась, а после стелила новую простынь. Ненавижу быть женщиной. — Потом как-нибудь, — включаю телевизор, — что новенького в мире? — Чилийскую экономику буквально заставили визжать — не только в связи с американскими санкциями, но и благодаря простым гражданам. Сразу после выборов, чилийские вкладчики забрали из банков около ста миллионов долларов, а Фондовый рынок немедленно рухнул. Инфляция к концу сентября достигла тридцать два процента, при том что за весь шестьдесят девятый год она составила двадцать девять процентов. — Офигеть. — В стране начался дефицит продовольствия: мясо продавалось по карточкам только три дня в неделю. Проблемы усугубило то, что в феврале прошедшего года в два раза упали мировые цены на медь, дававшую семьдесят процентов чилийских валютных поступлений, и на импорт продовольствия перестало хватать денег. На данный момент, в стране проходят грандиозные забастовки шахтеров национализированных меднодобывающих предприятий и водителей грузовиков. — Новый президент лишь усугубляет ситуацию, — вздохнул, — Сальвадор Альенде сколько у власти? — Год с небольшим. — Мало ему осталось, — отпивает чай, — такими темпами. — Думаешь, народ устроит переворот? — Конечно. Людям есть нечего. Импорта почти нет, как и экспорта. — Они устали работать за бесплатно… — Давай фильм какой-нибудь посмотрим, а?Две недели спустя
Модестас вернулся через несколько дней, после приезда Серёжи. — Ну, — заварила чай, — слушаю тебя внимательно. — Начну с главного, — зловеще улыбнулся. — Я — дура, потерявшая лучшего мужика в своей жизни? — Тупоголовая, — кивнул. — Сильно обосрали? — Мама больше плакала, — закатил глаза, — переживает, мол одна с кошками состаришься. — Ты им что-то про Белова рассказал? — Нет! Мне про себя рассказывать страшно. Она не хочет, чтобы ты тут оставалась. — Не может простить Москву? — Не-а, — фыркнул, — я же в Литве остался, а ты уехала и испортилась. — Помнишь тот день, когда я улетела? — смеюсь, — веселуха была. — Этот кордебалет никогда не забыть. Я отвлекал маму, пока вы с отцом ждали рейс в аэропорту. Ох, как же она потом орала, — закрыл глаза руками. — Надо было и тебе со мной лететь, Модестас. Почему остался? — Дома как-то спокойнее, Соф. Даже возвращаться сюда не хотелось, — смотрит в окно. — Я останусь. — У тебя нет гражданства. — Подала документы. Белов всё же уговорил меня на этот поступок. Всю плешь проел. — Если не успеешь к играм? — Отправят вместе с тобой. — Почему? До появления Серого в твоей жизни, у тебя не было такого рвения. Всё из-за него? — приревновал. — Вовсе нет. Видишь ли, ситуация с Маттиасом, начало дружбы с Любой, работа, баскетбол и Белов — совокупность событий, которые повлияли на мой выбор. Признаюсь, думала, что ты пожертвуешь Европой ради меня… — Пойми… — Как и я однажды, — продолжаю, — пожертвовала чем-то важным для себя, — усмехаюсь, — во благо тебе. Ты меня о помощи не просил, это был мой выбор, следовательно, требовать не имею права. — Мы были детьми. — Нам было по двадцать. Ладно, — махнула рукой, — не будем ворошить прошлое. — Сравнила. Побрякушку и карьеру. — Бабушкин медальон — единственное, что осталось после неё. Ты прекрасно знал, как я любила бабулю, — голос дрогнул, — и берегла эту вещь, но сдала её в ломбард, чтобы ты заплатил карточный долг гопникам, которые могли тебя убить. — Не убили бы. — Ага, — кивнула, — Весю они приласкали? Выбиты зубы, сломаны обе руки и два удара ножом в живот. Чудом выжил, хотя, задолжал меньше, чем ты. Надо было родителям рассказать. — Меня бы точно придушили. — Ума схватило пойти играть в карты, не зная элементарных правил. — Я куплю тебе точно такой же! — Нет больше таких. У брата были весёлые деньки в Литве: тусовки, женщины и алкоголь. Он заглушает свою боль, и хорошо, что это работает. Надолго ли его хватит? Работа приносила только радость. Начальница с отпуска не вышла, якобы, находясь на больничном. Мы все знали, что Владиславовна отдыхает на море. — Любаня, — вешаю сумку, — свет моих очей, рассказывай. — Что рассказать? В последнее время, у девушки не сходила улыбка с лица и не пропадал блеск в глазах, который мне очень знаком. — Кто он? — Соня, — хохочет, — как? — Я экстрасенс. — Мама даже ничего не знает. — Выкладывай. — У меня подруга в школе была, — вздохнула, — первая красавица и мечта любого парня. Они бегали за ней толпами, а я, — улыбается, — та самая страшненькая подружка. — Так… — С парнем хорошим встречалась. Звали его Ваня. Рыженький такой, с веснушками, кудрявый и симпатичный мальчик. После школы свадьбу сыграли, да уехали в Польшу. Осенью мы с Ларкой гуляли около парка, и он каким-то образом узнал меня. Как оказалось, прожили они вместе меньше года, а Ванька вернулся в Москву к родителям и теперь, работает в нашей школе учителем русского языка. — А чего развелись? — Не спрашивала, — смутилась, — малышка от него без ума, поладили хорошо. Мы уже на два свидания сходили. — Когда свадьба? — Брось, какая свадьба? — Он тебе нравится? — Да, — опустила взгляд, — очень. Вообще не изменился, всё так же по-доброму относится ко мне. — А ты ему? — Скорее всего. Ваня провёл с нами все праздники. — Совет да любовь, моя дорогая Любовь. — Думаешь, что-то получится? — мнет подол платья. — А почему бы и нет? — Аргумент. Сколько можно одной быть? — Верные мысли. В ателье зашла девушка невысокого роста, без шапки и русыми короткими волосами, худощавая. — Кто из вас Соня? Переглянулись. Вот это приветствие. — Я, — подаю голос, — какой у вас вопрос? — Сказали, что ты вяжешь хорошо и можешь пряжу посоветовать. — Мы с вами на «ты» не переходили, — улыбаюсь, — давайте всё же придерживаться определённых правил. — Ладно, — рявкнула. Девушка оглядела меня с ног до головы несколько раз. Обслужив и проводив наглую клиентку, которая дерзила мне как могла, я выдохнула. — Странная девка, — Люба задумалась, — она уже приходила, но во время твоего отпуска. — Тоже пряжу хотела? — Нет. Со мной даже разговаривать не стала. — Не обращай внимания. Хорошо, что у всех все хорошо. Почти. Мы с Серёжей жили славно. Ругались, как и все, но через полчаса мирились. По приходу домой, сварила уху по просьбе Сергея Александровича, и устроила себе праздник в виде расслабляющей ванны с огромным количеством пены. — Тук-тук, — Белов открыл двери, — я дома. — Ужин готов, — улыбаюсь, выходя из комнаты, — как тренировка? — Коленям пизда, — смеется, еле снимая обувь, — кстати, почтальон не приходил? — Не знаю, — пожала плечами, — на работе была. А что? — Писем в ящике много, — указал на стопку, — ещё и телеграмма какая-то пришла. — Поешь, спортсмен. Пока мужчина принимал душ, я разобрала письма. Квитанции, какая-то ерунда. — Серёж, — стучусь в ванную, — тут написано, что это тебе. — Так, — вытирает голову полотенцем, — сейчас прочтём. Сонь, у тебя что-то бежит там. — Уха! — рванула на кухню. Разлив уху, взяла тарелку с овощами и хлебом, а после позвала Белова. В ответ лишь тишина. — Уши водой залило? Он выглядел так, словно ему ударили чем-то тяжёлым по затылку и оглушили. — Серёжа? — прошептала, — всё нормально? — Телеграмма пришла из дома, — баскетболист устало закрыл лицо руками, — папа умер.