Сойти с корабля

      После нескольких часов операции руки начали неметь. Лоб Уёна покрылся испариной, и Сонхва часто вытирал его. Ёсан очень долго оставался в сознании, и этот факт ещё больше давил на Уёна. Слышать, как твой друг стонет и плачет, видеть, как он вот вот прокусит ветку у себя во рту, было невыносимо, и Уён даже обрадовался, когда тот потерял сознание от нестерпимой боли. Уён боялся, что сделает что-то не так, и Ёсан больше не очнётся, но он сделал всё возможное.       После операции Уён, не помня себя, встал перед тазом с чистой водой, который принёс Минги, намереваясь помыть руки, но они, почему-то, стали очень сильно трястись. В горле возник ком, который невозможно было проглотить. Уён всхлипывал, смотря на свои окровавленные руки. — Уён, присядь, — Сонхва усадил друга на стул. Сначала он отмыл свои руки, а потом принялся тчательно отмывать руки Уёна. Закончив, он помог Уёну подняться, и Уён сделал это с лёгкостью. Он не мог подняться сам, потому что стал безвольной куклой. Он делал всё по наитию, не осознавая, что конкретно делает.       Свет яркого полуденного солнца ударил в глаза, и Уёну пришлось прикрыться. Последние несколько часов он не видел перед собой ничего, кроме тела Ёсана.       Минги сидел возле костра и тупо смотрел в пустоту. Увидев вышедших из дома Уёна и Сонхва, он поднялся. Уён заметил, каким бледным было его лицо. — Что там? — Минги боялся услышать ответ, — Уён? — Сонхва сам не знал, как прошла операция. Он очень сильно старался сохранить спокойствие, по крайней мере внешнее.       Осознав, что к нему обращаются, Уён сконцетрировал всё своё внимание на вопросе, и, в конце концов, спустя долгую паузу, ответил. — Сейчас рано говорить. Если завтра ему не станет хуже, он проснётся, — в его голосе звучала тревога. — А какие шансы? — спросил Сонхва. — Не знаю. Я впервые делал что-то подобное. Я не знаю, выживет он или нет, — на последнем предложении голос Уёна дрогнул, и он опять стал плакать. Его ноги подкосились, но Сонхва вовремя его подхватил, а Минги помог усадить его перед костром. — Ты сделал всё, что мог. Не вини себя ни в чём, — сказал Сонхва. — Но, — шмыг, — Если он… — шмыг, — Не проснётся? — В любом случае ты молодец. Но мы должны надеяться на лучшее. Что понадобится Ёсану, когда он проснётся? — Уён ещё раз шмыгнул носом. Это «когда» придал ему, хоть немного, но надежды на хороший исход. — Ему нужно будет много обезболивающего. — Хорошо, что для этого нужно? — Пойдёшь со мной в лес? — Конечно, — Сонхва путился сохранить невомутимость и оптимизм, ведь он должен подать пример отчаявшимся Уёну и Минги, — Больше никогда не ходить в лес без меня, — добавил он. — Хорошо, не будем, — Уён крепко обнял Сонхва. — Минги? — Не будем, — отрешённо ответил Минги. Сонхва потрепал его по голове. — Последи за Ёсаном. Мы быстро. — Хорошо.       Уён и Сонхва ушли, а Минги осмелился заглянуть в дом. На столе стоял таз с красной водой. Там же в куче валялись красные полотенца. Минги решительно не хотел смотреть на кровать, но пришлось. Ёсан лежал прямо, до груди прикрытый одеялом. Его грудь была обмотанна тканью, которая уже приняла красный окрас, но совсем немного.       Минги вынес таз, убрал полотенца, все прочие не нужные предметы, чтобы дом не напоминал место убийства. Он сел на стул рядом с кроватью. Глаза Ёсана опухли, а в уголках рта виднелись красные следы (от ветки), но сейчас он мирно спал, иногда содрогаясь. Его и без того светлая кожа стала ещё светлее, принимая синеватый оттенок. Минги склонился над кроватью, опустив голову на руки. С его губ сорвалось тихое «прости».       Минги винил себя за то, что когда на Ёсана напал тигр, он ничего не сделал. За то, что пострадал только Ёсан, а единственное, что сделал Минги — позвал Сонхва. Он чувствовал себя ничтожно, поражаясь храбрости Ёсана. Сейчас, когда жизнь Ёсана висит на волоске, он может только сидеть и тихо плакать.