Ничего, кроме лжи

Дилюк выкуривает уже третью за сегодня. Четвертую. Пятую. Пачка закончилась. Это раздражает. Он же купил ее только утром, так какого хера? Пустая пачка быстро летит в мусорку, а Дилюк без сил падает на диван. У него болит голова, и трясутся руки — сообщение приходится печатать раза в два дольше — а еще он не ел, кажется, со вчерашнего вечера, но его это абсолютно не волнует. «есть новости?» Дилюк пялится в горящий в темноте экран пару минут и выключает телефон. Джинн наверняка уже спит. По крайней мере, Дилюк надеется на это. Через пару секунд экран вновь загорается, а у Дилюка почему-то сердце уходит в пятки. Плохое предчувствие. «Пока ничего.» Очень плохое предчувствие. «Он не выходил на связь с прошлого месяца. Прости.» Дилюку хочется кричать. Сломать что-то — как минимум лицо этому придурку, который заставляет его так волноваться, а как максимум дорогущий стол, купленный только в прошлом месяце (предыдущий Дилюк сломал). Дилюку хочется сорваться на Джинн за то, что она опять работает по ночам и забывает отдыхать, но он сжимает кулаки изо всех сил и вместо этого плетется на кухню. Ему не помешает успокаивающий травяной чай. И еще пачка сигарет. Хорошо, что у него есть запас на такие случаи. «не извиняйся. иди спать.» Руки не слушаются, но Дилюк уже свыкся с этим. Свыкся и с леденящей тишиной в пустой квартире, и с едким запахом табака, ставшим теперь заменой всем его дорогим одеколонам. Дилюк может ко многому привыкнуть, но только не к отсутствию одной особо вредной занозы в его заднице. Они с Кэйей уже давно не были так близки, как в детстве, но, по крайней мере, Дилюк не чувствовал себя одиноко, когда мог поворчать на непутевого офицера полиции. Мог вредничать и не наливать ему еще вина, мог слушать его пустую болтовню, и тогда казалось, что все не так уж и плохо. Мог. Но больше нет. На циферблате горят красные цифры «2:00». Ночную тишину нарушает только кипящий чайник, и Дилюк только сейчас осознает, насколько устал. Часы-дни-недели бесконечного беспокойства, попыток разузнать что-то полезное по старым связям и пять чашек кофе вместо сна давали о себе знать. Жизнь бежит в бешеном темпе, и Дилюк еле поспевает. Мысли в голове — крепкими узлами сплетенные — мешают постоянно, как назойливые мошки. Надо еще покурить. Вместо этого Дилюк пьет чай — ромашка, мята и черт знает что еще — и медленно плетется к кровати. Сон ему будет очень кстати, особенно если на этот раз обойдется без кошмаров. Экран телефона загорается без предупреждения и слепит глаза, и Дилюк, чертыхаясь себе под нос, выкручивает яркость на минимум. «привет» Дилюк в ярости. Чашка звонко падает на пол, и остатки чая растекаются по паркету. Телефон вот-вот норовит треснуть в руках, Дилюк стоит на месте и тупо пялится в экран. Одно единственное и максимально раздражающее — а что бы его сейчас не выбесило? — сообщение. Очень в его стиле. «какого хера» Телефон хочется разбить о стену также, как и нос Кэйи. Уму непостижимо, как только Дилюк еще держится и почему вообще несколько минут назад волновался из-за этого придурка. «вижу, ты очень рад моему сообщению, как мило» *** Кэйя выглядит на удивление привлекательно с кучей ссадин и крови на лице — своей? чужой? — и растрепанными волосами, так и норовящими залезть в единственный целый глаз. Даже настолько избитый, уставший, голодный и бедный-несчастный он умудряется глазом хитрым улыбаться, мельком, будто невзначай, поглядывая на Дилюка. У Дилюка раскалывается голова и сдают нервы, чтоб его этот несчастный чай с ромашкой, который ему всунули в аптеке. Его взгляд цепляется то за бинты на плече, то за криво зашитую — у Кэйи тогда руки дрожали, торопился — рану на боку, то плавно перетекает на гематомы по всему телу, наливающиеся синевой и разбитые — недавно — губы. Дилюк сжимает невольно кулаки — до белых костяшек и ссадин от собственных ногтей — и стискивает до скрипа зубы. — Так и будешь стенку подпирать? Дом не упадет без тебя, знаешь ли. У Кэйи голос тот же, что и пару месяцев назад — прокуренный, с хрипотцой от сигарет, острый и нежный, родной, но холодный иногда чересчур — и у Дилюка в груди что-то вдруг больно, хрупко и тепло. Маленькое что-то, но очень важное надламывается и кулаки разжимаются сами собой. Он все еще готов придушить Кэйю за то, что не выходил на связь за то, что так долго пропадал за то, что вернулся весь в таком виде как дворовый котенок, что и злиться на него не получается. За все хорошее хотелось придушить в объятиях, до хруста костей сжать и не отпускать — ближе, не уходи, будь рядом — защитить и не позволить больше так исчезать. — Заткнись, — бурчит Дилюк. — Как грубо! Кэйя по привычке делает театрально-трагичное лицо и откидывается на спинку дивана. На кухне кипит чайник. Дилюк все еще с трудом верит во все происходящее и обреченно плетется за успокаивающим чаем. — Завари мне тоже, Люк! — доносится из гостиной. С трудом ухватив две горячие чашки с чаем Дилюк возвращается и садится на диван рядом с Кэйей, но не достаточно близко чтобы случайно коснуться его плечом. Кэйя ведет бровью и ничего не говорит. Они пьют чай в полном молчании — обиды и недосказанность в вязком воздухе — и в какой-то момент Дилюку кажется, что Кэйя и не пропадал никуда. Он достает из кармана домашних штанов новенькую пачку сигарет и ловко подцепляет одну зубами. Машинально протягивает пачку Кэйе, и тот тоже берет сигарету. Курят они в чуть менее напряженном молчании, разбавляя густой воздух едким табачным дымом. — Где ты пропадал? Дилюк не смотрит на Кэйю. Он крепко сжимает обжигающую чашку и едва дышит. — Ну, у меня была миссия под прикрытием, забыл? — небрежно бросает Кэйя, будто он всего лишь задержался на работе. — Ты не выходил на связь в нужное время целый месяц, — Дилюк хмурится — злость внутри кипятком ромашкового чая — и между бровями проступает глубокая морщинка. Он хмурится слишком часто. — А тебе-то откуда знать? — хитро щурится Кэйя, делая очередную затяжку. — Ты же больше не работаешь в нашем спецотделе. — Не работаю, — эхом повторяет Дилюк, смотря куда-то в пустоту. — Но Джинн все еще моя подруга. — Так ты у нее выведал все? — усмехается Кэйя. — Неужели волновался? — Заткнись. Когда сигарета заканчивается, Дилюк достает еще одну, но на этот раз Кэйе не предлагает. Наверное, он умрет от рака легких, если продолжит в том же духе, пронеслось у Дилюка в голове. Ну или от импотенции, тут уж как повезет. — И опять он грубит, — закатывает глаза Кэйя, еле сдерживая улыбку. Он любит Дилюка с его манерой общения и всеми его замашками. — Ворчишь как старый дед. — А ты ведёшь себя так, будто ничего не случилось, — фыркает Дилюк, выдыхая горький дым. Дилюку почти физически плохо от этой неизвестности, ему нужно знать, что случилось с Кэйей и почему он так долго пропадал. Дилюк знает, что Кэйя, хоть и не подает вида, ужасно уставший и сейчас бы с радостью поспал, а не сидел на бессмысленном допросе. — Ничего и не случилось. — Если тебя там раскрыли и отпиздили, так и скажи, я и без того знаю, что коп из тебя никудышный. Дилюк едва улыбается, пока Кэйя осознает, что это его сейчас, вообще-то, подкололи. Дилюк съязвил ему в ответ не в первый раз, но Кэйя всегда тепло удивляется этому. — Кто бы говорил, мистер «я ушел в отставку, потому что вы меня все заебали». — Все было не так, ты же знаешь. — Ты тоже знаешь, — ухмыляется Кэйя. — Дай сигарету. — Мы живем вместе, но это не значит, что все в этой квартире наше общее, — вдруг протестует Дилюк. Ему не жалко еще одной сигареты, но хочется поиздеваться над Кэйей, поговорить ни о чем и делать вид, что он не сидит рядом с ним весь в пропитанных кровью бинтах. — Ты такой вредный, Люк, — вздыхает Кэйя. — А ты просто заноза в заднице, знал? — Рад, что ты заметил, я старался. Они пару секунд смотрят друг на друга, сдерживая улыбки, а потом тихо смеются — тепло по квартире разряжает воздух летними лучами солнца в середине ноября — смеются, как когда-то давно смеялись в детстве, пока все еще было хорошо. Пока не было дождя, крови, аварии, предательства, черного костюма и похорон через неделю после дня рождения. Не было трех лет разлуки, обиды, одиночества. Смех натянутой тетивой по больным местам, от него саднят старые шрамы, недавно совсем затянувшиеся и почему-то от смеха не так радостно, как должно быть. — Почему ты не вернулся сразу в отдел? — спрашивает Дилюк, выныривая из бесконечного потока воспоминаний, которые сейчас были совсем ни к чему. Существовали проблемы более насущные. — А должен был? Я подумал, что ты волновался за меня, братишка, — ведет бровью Кэйя, опять дразня Дилюка. — Просил же не называть меня так, — тяжело вздыхает Дилюк и жмурит глаза. Ему хочется спать. Он был на ногах последние тридцать часов и, кажется, превысил суточную норму кофеина в три раза, поэтому сейчас еле держал глаза открытыми. Но возвращение блудного засранца-копа было куда интереснее сна. Дилюк убеждал себя в этом. — Да ладно тебе, Люк, — Кэйя не сдерживает тихий смешок, смотрит куда-то в окно, и в серебристо-голубой радужке бликами играет луна. — Не будь таким занудой. — А ты не будь таким бесячим. Иди спать. — Хорошо, мам, — тянет Кэйя и со старческим кряхтением поднимается с дивана. — Спокойной ночи. — Ночи. Но завтра ты не отвертишься и все мне расскажешь. — Так точно, капитан! — Кэйя отдает честь и скрывается за дверью своей комнаты. Дилюк снова вздыхает и прикрывает глаза. Он хотя бы жив. *** Джинн тяжело вздохнула, сбросив на стол очередную кипу никому не нужных бумажек. Заботливо заваренный Лизой кофе успел остыть, и это тоже особо не поднимало настроение. Джинн работает в специальном отделе полиции с тех пор, как выпустилась из академии, и как же ее все это уже заебало. Она правда завидовала Дилюку, которому хватило смелости уволиться и заняться чем-то другим. Ну, относительно другим, учитывая, что он стал частным детективом и барменом по совместительству. Но Джинн боится не оправдать ожиданий строгих родителей, боится, что больше ни на что не годится и слишком любит эту работу. А еще ужасно радует, что этажом ниже в архиве сидит Лиза и обязательно задерживается до самой ночи вместе с ней. Все-таки у ее работы были свои плюсы. Жаль, без минусов бумажной волокиты тоже не обходится. Джинн едва успела взять первый документ, как в дверь кто-то легонько постучал. Даже по этому стуку она быстро определила своего гостя. Дилюк еще вчера ночью написал ей о возвращении Кэйи, но поначалу Джинн подумалось, что Дилюк впервые перебрал с алкоголем или с чем-то еще крепче. А после отвратительного размазанного селфи с очертаниями синей макушки, прилетевшего следом за первым сообщением, у Джинн вопросов больше не было. — Можно, майор? — Входи. Уголки губ Джинн поднялись в теплой улыбке, как только она услышала давно знакомый голос, но тут же опустились, увидь она знатно побитое смуглое лицо. — То есть ты явно не слинял втихую в отпуск? — протянула задумчиво Джинн, откладывая в сторону бумажки. Стальной взгляд блуждал по лицу подчиненного — друга — и в сердце ледяным скрежетом отдавалась каждая ссадина. Ты его туда отправила. Ты не смогла его защитить. — Какие все юмористы стали, — буркнул Кэйя, складывая руки на груди. — Меня всего-то месяц не было. — Да, я заметила. Джинн глотнула остывший кофе. Надо было что-то делать, но мысли в голове скрутились в путанный клубок, и она могла только молча смотреть на Кэйю. Через пару минут она поднялась из-за стола и подошла к нему. Джинн сжала Кэйю в нежных объятиях, выбив из его груди удивленный вздох. В следующее мгновение руки Кэйи мягко легли на ее плечи. — Я так волновалась, — тихо произнесла Джинн, отстранившись. — Что произошло? — Это очень долгая история, — Кэйя почесал затылок, слегка улыбнувшись. — Как хорошо, что моя работа — слушать долгие истории. В дверях стоял слегка — очень сильно — уставший Альбедо со стаканом кофе со льдом. Кофе со льдом в ноябре. Никто в спецотделе уже даже не удивлялся и не пытался остановить Альбедо. — Давно ты там стоишь? — поинтересовалась Джинн, делая вид, что совершенно не смущается. — Я только пришел, майор, — бесстрастно ответил лейтенант. — Была бы дверь закрыта, я бы обязательно постучал. Джинн метнула недовольный взгляд на Кэйю, который, видимо, родился в лифте, но быстро сменила легкое подобие гнева на милость. — Мы так давно не виделись, Альбедо, а ты даже не поздороваешься? — к театру одного актера капитана все уже тоже привыкли, поэтому Альбедо даже не обратил внимания на это. — Идем. В допросной расскажешь все свои сказки и кто тебя так знатно отделал, — он махнул рукой, приказывая следовать за ним, и вышел из кабинета. Кэйя кивнул Джинн и проследовал за старшим лейтенантом Альбедо по запутанному лабиринту коридоров в допросную. Альбедо даже не обернулся, чтобы удостовериться, что Кэйя идет за ним — он был абсолютно уверен в этом и не спеша попивал ледяной кофе. У Кэйи все еще болела голова и ему ужасно хотелось покурить, а еще лучше выпить то красное полусухое, спрятанное в ящике стола в его кабинете, но они прошли мимо заветной двери даже не замедлившись. В редкие окна, сплошь покрытые броней жалюзи, едва пробивался тусклый ноябрьский свет ленивого солнца, не гревшего больше землю. Кэйе вдруг почудилось, будто его ведут на допрос как преступника. Хотя почему как? Кэйя и сам знал, кто он. Главное только, чтобы об этом не узнал никто другой. Он судорожно прикусил губу, пытаясь успокоить вдруг взвинтившиеся нервы — натянутая струна виолончели. Натянул улыбку, как только Альбедо обернулся и открыл черную дверь допросной, пропуская капитана вперед. Кэйя уже готов был переступить порог, когда Альбедо осторожно взял его за предплечье. — Никто не считает тебя предателем, — ледяные глаза цвета чистого океана будто хотели просверлить в Кэйе дыру. — Это просто формальности. На самом деле, у всего отдела были основания полагать, что их капитан переметнулся на другую сторону — когда люди пропадают на таких заданиях, они возвращаются либо в черном мешке, либо в наручниках. Оставался вопрос, в чем должен был вернуться Кэйя. А вот он сидит в допросной как ни в чем ни бывало — не здоровый и очень избитый, но почему-то все еще живой. Кэйя выдохнул, и напряженные плечи слегка расслабились, а в его глазах вновь появилась привычная искра озорства. — А вот и зря, — уголки губ Кэйи растянулись в хитрой ухмылке. — Я бы точно себя подозревал. Тяжелая дверь резко захлопнулась, и Альбедо жестом указал Кэйе на стул с одной стороны стола, а сам сел напротив. — Давай ты будешь таким же болтливым, как обычно, — вздохнул он, потирая затекшую от бумажной работы шею. — Мне нужно знать все. — Как пожелаете, господин старший лейтенант, — усмехнулся Кэйя, садясь на стул. — Почему вы не выходили на связь в течение месяца, капитан? — бесстрастно спросил Альбедо. Он умел отстраняться и не давать эмоциям и личным привязанностям влиять на свою работу, поэтому в отделе его так сильно ценили. Кто-то в шутку называл его роботом и сомневался в его человеческой природе, и только самые близкие друзья могли увидеть искреннюю улыбку лейтенанта. Но даже для самых близких, как Кэйя, на работе Альбедо поблажек не делал. В повисшей на пару минут напряженной тишине сгустился вязкий воздух, не давая сделать глубокий вдох и собраться с мыслями, что бегали друг от друга в разные стороны и не хотели вставать в строй. Руку, которая была в кармане кожанки, Кэйя сжал так крепко, что, кажется, почувствовал проступившую на ладони кровь. Это помогло собраться. — Месяц назад меня раскрыли. Кэйя сглотнул. Он врал не впервые, но сейчас это ощущалось совсем по-другому. Как предательство, так ведь? На лице Альбедо не дрогнул ни один мускул, он лишь быстро черканул что-то в свой отчет. Кэйя наперед знал, что там будет записано — допрашиваемый нахмурился, отвел взгляд, нервно сглотнул. От Альбедо не укрывалась ни одна деталь, но сейчас Кэйе это было только на руку. — Не хочется вспоминать? — Альбедо посмотрел исподлобья — холод заснеженных гор в океане глаз — и слегка склонил голову набок. — Да так, — Кэйя натянуто рассмеялся, — знаешь, не особо хочется опять думать о том, как меня пиздили ногами по лицу, теперь даже в зеркало не посмотришься без отвратительных воспоминаний. — Расскажи об этом поподробнее. Кто, когда и за что? — Забавные вопросы, Альбедо. Я внедрился в самую опасную преступную группировку страны и попался, как думаешь, за что меня пиздили? — Кэйя оперся руками о стол и наклонился как можно ближе к лейтенанту. — Меня пытали, чтобы узнать засекреченные данные полиции, коды допуска и все, что могло бы помочь им. Кэйя не врал. Он знал это, и это знал Альбедо. Но напарник Кэйи не знал одного — все было далеко не так просто, как представлялось всему отделу. — И что же вы им рассказали? Кэйя горько усмехнулся. — Ничего. Он правда не сказал им ничего, кроме лжи. *** Потоки беспокойных людей текли по шумным улицам города, будто резвые горные реки, перевернувшие не один десяток лодок на своих порогах — Кэйя ловко лавировал между хмурыми мужчинами в костюмах и девушками с модными стаканами кофе в руках. Стоило лишь свернуть в грязный переулок — пристанище маленьких беспризорников и шаек преступников — и тут же стало легче дышать. — Эй, мелкий, — Кэйя окликнул десятилетнего мальчишку, на бегу нечаянно задевшего его. — Неправильно делаешь. Мальчик тут же застыл как вкопанный и со страхом обернулся на Кэйю. Капитан полиции лишь мягко улыбнулся. — Если будешь так продолжать, тебя точно поймают на таком неумелом воровстве. — Извините… Мальчишка, опустив взгляд, протянул Кэйе кошелек, который пару мгновений назад довольно ловко стащил из кармана его куртки, и тут же рванул наутёк. — Стой! Лови, — Кэйя кинул ему напоследок пару монет и озорно подмигнул. — Нужно больше тренироваться, малыш. От удивления мальчонка, казалось, проглотил язык, и, поймав деньги, на которые сможет прожить еще пару дней, смылся, не сказав ни слова. Высокие дома нависали над головой, закрывая серое небо и задевая облака, пока Кэйя быстро шагал в сторону заветного заднего входа в бар. Рядом с заведением слишком часто толпились стаи алкашей или подростков, тщетно пытавшихся выпить, поэтому Кэйя всегда заходил со стороны грязного и непримечательного переулка. Внутри «Доли Ангелов» играла привычная спокойная музыка, а за потрепанными столами уже лениво устроились завсегдатаи. Многие бы назвали это место той еще дырой, и были бы, наверное, правы, но Кэйя любил этот бар лишь по нескольким причинам: лучший алкоголь по не слишком заоблачной цене — а его зарплата не позволяла ходить в самые престижные места города с неоновыми вывесками и дорогими коктейлями — и самый приятный в мире бармен. Которого, кстати, Кэйя все не мог найти взглядом. Дилюк вышел из подсобки, толкая дверь ногой, с двумя ящиками красного полусухого, и даже не обратил внимания на еще одного посетителя, появившегося за барной стойкой. Кэйя ритмично постукивал пальцами по лакированному дереву, выжидающе поглядывая на Дилюка. Черный лак на ногтях за время «работы под прикрытием» успел сильно облезть, и он все ждал следующей встречи с Моной, чтобы попросить ее обновить его несчастный маникюр. Кэйе хотелось выпить, а Дилюку явно не хотелось его замечать, потому что он продолжал методично расставлять новенькие бутылки на полки, стоя к нему спиной. — Можно попросить вас налить мне этого замечательного вина, мистер Рагнвиндр? — наконец не сдержался Кэйя. Ждать еще вечность ради бокала вина он не был готов. Дилюк нехотя обернулся и посмотрел на посетителя полным энтузиазма (нет) взглядом. — Я занят. — А я твой клиент и очень хочу напиться. Дилюк вздохнул. — Скажи на милость, а когда ты не хочешь напиться? Кэйя выдавил из себя подобие смешка и ухмыльнулся. — Дай-ка подумать, — он нахмурил брови. — Когда сплю, полагаю? — Уверен, тебе снится вино. — О, да у вас хорошее настроение, раз вы снизошли до шуток, мистер Дилюк? Дилюк не ответил. Он вновь вернулся к расстановке бутылок по полкам, делая вид, что очень увлечен этим наинтерессейшим занятием. Кэйя был раздражен, но не удивлен, и полный решимости сам потянулся под барную стойку, ухватив бутылку красного полусладкого. Не полусухое, как он любит, но лучше чем пустой бокал и пустой желудок. — Куда ты полез? — не оборачиваясь, бросил Дилюк. Кэйя фыркнул. — В этом баре такое отвратительное обслуживание, что приходится самому себе наливать. — Ты невыносим. — Ты тоже, Люк, — Кэйя сделал пару больших глотков прямо из горла, на что Дилюк мог лишь закатить глаза. Кэйя просто был Кэйей, и Дилюк всегда спускал ему такие выходки с рук. Этот вечер шел по плану, и у Кэйи замечательно выходило напиваться в конце тяжелого дня. После выпитой в одиночку бутылки вина он ухватил из-за барной стойки открытый виски и стало еще веселее. Надо сказать, Кэйя никогда не был фанатом виски, но в такой экстренной ситуации и после пары месяцев без капли алкоголя во рту этот напиток был лучшим способом расслабиться и отринуть те самые назойливые и совсем непрошеные мысли, что так и роились в тяжелой голове. Вспоминать последний месяц не хотелось, также как и утренний допрос Альбедо. Не хотелось думать о предстоящих объяснениях перед Дилюком и необходимости врать снова и снова. Конечно, Кэйя давно привык к такой жизни в бесконечном потоке лжи, который затягивал его все глубже и глубже и не давал дышать, и Кэйе казалось, что он вот-вот утонет. Но он слишком часто думал о том, что не может доверять даже себе — как отличить ложь от правды, если они перемешались, сплелись в запутанную сеть, что не разобрать уже ничего. Кэйя сделал еще глоток и поморщился, виски неприятно обжег горло. У пьяных людей всего два состояния — не думать ни о чем и думать обо всем и сразу. В планах у Кэйи было оказаться в первом, но почему то он неумолимо скатывался во второе. Ему это не нравилось. Хотелось поговорить с Дилюком, но он знал, что Дилюк не захочет с ним разговаривать. Не на работе и не до того, как Кэйя ему все объяснит. И это была главная проблема. Кэйя не мог объяснить все даже себе. — С возвращением, — рядом неожиданно оказалась Розария — наверняка вновь бесшумно подошла и сидит рядом уже пару минут. — Ты явно не в духе, — заметила она. — Как проницательно, — съязвил Кэйя, сам не ожидая от себя такого раздражения. — Давно не виделись. — Кто тебя так разукрасил? — Я весь день всем подряд об этом рассказываю, давай без этого, — взмолился Кэйя, допивая виски. — Знаю. Альбедо мне рассказал о допросе. Кэйя молча пил. Алкоголь горячил голову и разносил по телу приятную негу, расслабляя напряженные мышцы и притупляя постоянную последний месяц боль во всем теле. Ему хотелось разговаривать с Розарией, но почему-то сейчас было сложно даже пошевелить языком, а сказать хотя бы одно слово казалось непосильной задачей. Он чертовски устал. — Поднимайся, — вдруг велела Розария, подхватывая размякшее тело под руку. — Покурим. Сопротивляться сил тоже не было, да и покурить Кэйя всегда был рад, поэтому, слегка пошатываясь, поплелся за Розарией в сторону заднего выхода. Перед глазами едва заметно плывет марево, люди-стулья-бутылки размазываются на периферии и сливаются в одно ненужное и незначительное. Он держится за крепкую руку Розы, чувствует, как от нее пахнет табаком и вином, слышит, как звенят при каждом движении рук кольца-кастеты на ее изящных пальцах. Кэйя считал шаги. В лицо ударил прохладный ночной воздух и растрепал раскиданные по лбу пряди волос. Мир покосился, и он очутился на небольшой скамейке, стоявшей в переулке. — Будешь? — Розария машинально протянула ему пачку. — Спрашиваешь, — улыбнулся Кэйя, цепляя зубами сигарету. После бутылки вина и бутылки виски табак неплохо бодрил и собирал мысли в кучу, горький дым заполнял легкие — заветное спокойствие в душе. Пепел сигареты улетает за пределы вселенной, жизнь застыла в монолите и стала проблемой. — Знаешь, я устал очень, — на выдохе произнес Кэйя. — Знаю. — Спасибо. Он любил Розарию за то, что она всегда была рядом и всегда знала, что ему нужно. Лишние вопросы не сотрясали воздух, они затягивались и выдыхали сигаретный дым, приближаясь к смерти маленькими шагами с каждым вдохом, и оба знали, что именно этого и хотят. Думают об этом, выкуривая каждую сигарету и выпивая каждый бокал вина. Розария знала Кэйю, а он знал ее. Они были похожи внутри, потому и сидели молча, но зато не в одиночестве. — Поговори с Дилюком, — бросила невзначай Розария. Она видела, как Кэйя весь вечер пялился на «брата» и ее уже тошнило. — Знаю, знаю, — пробубнил в ответ Кэйя, чуть не подавившись дымом. — Это тяжело. — Что бы там с тобой не произошло, знай, ты всегда можешь выговориться хотя бы мне. Я никогда не осужу. — Спасибо. Правда спасибо за это, — вздохнул Кэйя. Ему думалось, что ничего конкретного с ним и не произошло. Точнее произошло слишком много всякого дерьма, так что понять, из-за чего именно он такой, какой есть, уже не получится. Родился не в то время, не в том месте и не в той семье, много ошибался и не понимал ничего в жизни до первых потерь, которые случились чересчур рано. Доверял не тем людям и обманывал любимых. Все по классике, таких как он половина мира, а все равно ему казалось, что он на самом дне и даже глубже. Дилюку думалось, что Кэйя специально избегает его после возвращения и неуместного ночного допроса. Возможно он слишком давил, хотя просто хотел узнать, в порядке ли Кэйя. Дилюк ловко разливал вино, коньяк и изощренные коктейли из миллиона составляющих по бокалам и все не мог выцепить взглядом Кэйю из толпы. Он видел его болтающим с Розарией, и хотел верить, что она как обычно вправит ему мозги и все будет хорошо. Будет как раньше? Уже точно не так, как в детстве. Дилюку надо было чем-то занять руки, чтобы успокоиться, но успокоиться не получалось все равно. Он со вздохом вспомнил о бесполезном травяном чае и не впервые задумался о том, что хочет выпить. Коньяк должен работать лучше чая. Дилюк налил себе виноградного сока. Он еще не настолько потерян, чтобы решать проблемы методом Кэйи. Тот уже очутился в самом углу барной стойки, но видимо где-то потерял Розарию. Хотя она вряд ли потеряется, скорее просто опять незаметно исчезла, как своевольные кошки иногда исчезают и никогда не знаешь, вернутся ли они вновь. Зато Кэйя всегда возвращался. Из открытых окон бара тянуло прохладой ноябрьской ночи, и редкие лучи лунного света, вылезшие из-за облаков, падали на деревянный пол. В такое время в баре уже не оставалось людей, и Дилюк неохотно собирал бокалы и кружки со столов. Чарльза он уже отпустил домой, поэтому в зале сейчас они с Кэйей остались вдвоем. — Если так и собираешься тут сидеть, то хотя бы помоги мне, — окликнул его Дилюк. Кэйя только улыбнулся и взял лежавшую на барной стойке тряпку. Работа пошла куда быстрее, и вместе они управились уже через полчаса, когда стрелки часов показывали два часа ночи. — Люк… — протянул Кэйя, расплываясь от усталости на стуле. — Чего тебе? — зевая, откликнулся Дилюк. Он вытирал последние бокалы и хотел как можно скорее подняться наверх и завалиться спать. Сколько он там проспал прошлой ночью? Часа четыре от силы, так что сейчас еле держался на ногах. — Ты мне доверяешь? Дилюк нахмурился и посмотрел на Кэйю. В голубых глазах читалась вселенская усталость и безразличие, кажется, ко всему на свете. Когда-то яркие живые глаза сейчас выглядели совсем потухшими, и Дилюку стало не по себе. Кэйя закурил. — К чему такие вопросы, Кай? Я простил тебя за то, что произошло тогда… Горький запах табака напомнил Дилюку, как сильно ему самому хотелось курить. Его отец курил, сколько Дилюк себя помнит, и каждый раз этот родной запах будто возвращал его в те дни беззаботного детства, которые уже не вернуть. — Не стоит. Не стоит доверять мне. — Что. Кэйя улыбнулся, склонив голову набок, и глубоко затянулся. Пепел упал на пол. — Просто шучу, Люк. Он поднялся со стула и быстро вышел из бара, оставив Дилюка один на один с сигаретным дымом и недосказанностью.