scarlet trail

Чонгук усаживается на колени к Господину и уплетает блины с сиропом. Он замирает, когда Тэхён кладёт одну руку на его колени и сжимает, а другой продолжает что-то листать в ноутбуке. Саб снова засматривается, ведёт взглядом от ровных скул до носа. Они так близко… Внутри что-то буквально кричит: «Поцелуй его». Но он вовремя отбрасывает мысль, потому что эти порывы давно пора приструнить. Господин так и не рассказал ему, что он делал, когда выпил, и от этого стыд накрывает ещё сильнее. Ничего же страшного не произошло? Господин на него не сердится и не в обиде? Выглядит очень весёлым и улыбается. А может… Чонгук проболтался? Воображение рисует в голове пьяные признания, которых не было, вот только Господин сейчас выглядит безумно довольным. Чёрт… Может, серьёзно что-то ляпнул? Ну, там: «Я люблю вас, Господин». И ведь Тэхён ничего не говорит, только молча что-то печатает, изредка поглаживая его по ноге, и бормочет себе под нос что-то неразборчивое. Вроде как ругается на отчёты, слепленные косо-криво, а у Чонгука от собственных домыслов уже голова кругом, перед глазами всё плывёт. Сердце бесконечно «тудум-тудум» в груди. Он же ничего не рассказал? Не признался? Зачем он так много выпил, что теперь ничего не помнит… Но с другой стороны, его так сильно к себе прижимают, что думать о плохом — почти грех. Ему ведь с Господином так спокойно, что всё прочие заботы резко забываются или уходят на второй план. И всё-таки у него самый лучший доминант. Не то чтобы Чонгук сравнивал, просто он в этом уверен на все двести процентов. У него нет ни малейших сомнений, ему повезло с Тэхёном, когда тот написал ему. А поначалу было страшно и доверять не хотелось, но Господин быстро расположил к себе и аккуратно обломил все шипы, так что от «Колючки» осталось только прозвище, что ласково срывается с его губ. — Колючка, — наконец оторвавшись от ноутбука, Господин поворачивается к нему, почти застав саба врасплох, и встречается с ним взглядом. — Да, Господин? — Чонгук даже тарелку отставляет в сторону, складывает руки на коленях и выпрямляется. Это его поза — поза полной покорности, приятной, накрывающей каждый раз, как в первый. — У меня к тебе просьба. Всё что угодно! Что-то приготовить? Может быть, убраться? Или… Чонгук мысленно вырисовывает в голове не самые пристойные картины и тут же краснеет. — О чём ты там думаешь, бесстыдник? — Господин тихо шлёпает его по бедру, мягко, чуть болезненно. И ни о чём таком Чонгук не думал! Никаких извращённых мыслей! — Н-ни о чём, Господин, — а сам взгляд отводит. — У меня шея немного затекла, можешь… — Вам массаж? — Гук улыбается, качая ногами, ударяясь пальцами о ножки стола. — Да, пожалуйста, а то у меня сейчас что-то отвалится, — Господин покачивает головой из стороны в сторону, потирая шею. — Конечно, сейчас! — саб резво спрыгивает с его колен, отряхивает руки от крошек и, положив ладони на плечи Тэхёна, замирает. — Что-то не так? — Господин чувствует это помутнение, эти неловкие движения. Но Чонгук убеждает себя, что всё хорошо. Касается его шеи, несильно давит пальцами, а потом, услышав хриплый стон, отшатывается. — Господин?.. — Гук улыбается так по-детски, словно делает нечто невообразимое или ему доставляет удовольствие мысль о том, что дому приятно. Вот бы этот момент растянулся всего на каких-то пару часов… Тэхён в его руках то и дело тихо выдыхает, полностью отвлекшись от работы и закрыв глаза. — Всё хорошо, Колючка, — Господин отвечает, едва размыкая губы. Чонгуку нравится быть услужливым — это дарит чувство полного удовлетворения. Поэтому он продолжает, хоть изредка и мечтает о том, как бы незаметно поцеловать Господина в шею, или уткнуться в неё носом, или сесть к нему на колени и раствориться в объятиях. В руках Тэхёна всегда спокойно и сердце бьётся медленно, и момент кажется долгим, но всё равно каждый раз мало. Мало разговоров, за которыми они проводят по нескольку часов последние два дня. Мало прогулок, когда Господин берёт его за руку, будто хочет навсегда оставить себе. Мало взглядов — на себя, глаза в глаза, когда язык немеет и слова в голове только и делают, что рассыпаются, никак не складываясь в предложения. Тэхён резко отвлекается на звонок, неожиданно, но Чонгук больше этого не пугается, не отпрыгивает, а только замедляет движения рук. — Да? — его голос твердеет. Господин редко разговаривает с Гуком в таком тоне, но стоит сабу услышать этот тембр, как тело замирает. Тэхён скорее машинально, но кладёт свою ладонь на руку саба, разворачивает её ладонью к себе и мягко целует. Что это только что было? Чонгук смущён, но Господин понимает, что делает, поэтому в паузах разговора гладит его пальцы и прижимает к своей щеке. В ноги Чонгука точно свинца налили, или судорога свела, шагу ступить невозможно. Он застывает на месте, не вслушивается в разговор Тэхёна, может только по интонации почувствовать, что что-то не так, и по тому, как пульс под рукой на шее начинает биться всё быстрее. — Я понял, — первое, что удается разобрать. — Сегодня приеду. Что? Они едут домой? — Когда приеду, тогда и приеду, не беси меня, — Господин отбрасывает телефон в сторону, и тот глухо ударяется об стол. Но Чонгуку снова не страшно, он только обхватывает Господина руками, обнимая со спины, и падает лбом на плечо. — Господин?.. — наконец решается Гук. — Всё хорошо, Колючка, — Тэхён, придерживая его за талию, как всегда невесомо и аккуратно, усаживает к себе на колени. — Нужно собираться. Нарисовались проблемы. — На работе, Господин? — Гук больше не сдерживается, да и зачем? Всё уже давно ясно. Возможно, даже для Тэхёна. Он хочет быть с ним рядом, он себя иначе уже не представляет. — Где же ещё? — с грустью выдыхает дом. — Тогда я одеваюсь, — ни секунды не думая, отвечает Чонгук и машинально убирает выпавшую прядь за ухо Тэхёна. — Вам бы причесаться… — Это что… приказ? — Господин даже немного трезвеет, стискивая талию саба в руках. — Нет-нет! — Чонгук мотает головой. — Просто пучок у вас развязался, я и не думал, никогда бы не подумал о чём-то таком, Господин! — он выпаливает всё в одно предложение, готовый уже упасть на колени. Он ведь просто бездумно ляпнул! — Тише, тише, — Господин снова смеётся, зажмуриваясь. — Я пошутил, пошутил. Господи, эти шутки доведут бедного саба до инфаркта. Обязательно когда-нибудь доведут.

━❃━

— Оставляю квартиру на тебя, — Господин даже не раздевается — видимо, случилось что-то плохое. Чонгук на него такого смотреть не может, потому что желание как-то помочь сразу же овладевает им. — Да, Господин, — кивает Гук. — Я разберу сумки. Вы чего-то хотели бы? — Да, — Господин останавливается. — Когда я вернусь, будь, пожалуйста, в спальне. Я не хочу на тебя накидываться, но… — Я буду в спальне, Господин, — Чонгук улыбается, пряча руки за спиной, а сам вытягивается, будто хочет получить это «но» прямо сейчас. — Хороший мальчик, — Тэхён снова его целует, притягивает к себе, опуская руку на талию, невесомо и очень быстро. Но даже этого хватает, чтобы тело в секунду затряслось и захотело прижаться сильнее. «Хороший мальчик». От Господина это всегда звучит по-особенному. Чонгук не даёт ему и секунды, падает на колени, чтобы завязать кроссовки. Да, он торопится, но саб старается сделать всё быстро. Его треплют по макушке, оставляя стоять на коленях, а он смотрит, смотрит с ожиданием. Ему хочется быть самым хорошим, потому что это его успокаивает. Потому что даёт понять, что с Господином ему повезло и он бы не хотел никого другого.

за год до знакомства с Тэхёном

Чонгук всё-таки стягивает с себя брюки, хоть и делает это неуклюже. Он отворачивается, на доминанта не смотрит — может, он просто волнуется из-за первого раза. В голове он уже представил, как это будет. Небольшая порка или обычный секс? Но он почувствует на себе, каково это — отдаваться во власть кого-то другого. Кто знает, что делает. — Хорошо, — Хёнсо поднимается с места. — Хоть что-то ты делаешь правильно. Колкий комментарий не остаётся незамеченным, он словно впивается куда-то в грудь и проворачивается в сердце Гука, будто отвёртка. Неприятно. Разве Гуку сейчас должно быть неприятно от слов того, кому он полностью отдаёт своё тело, себя, кому доверяет, кто обещал познакомить его с темой ближе, чем обычный просмотр порно? Всё это неправильно. Всё это ужасно противно. Чонгука не должно так колотить, он не должен хотеть убежать, но отступать уже поздно. Где-то внутри он надеется, что сейчас всё пойдёт так, как надо. Он верит, что интуиция обманывает его. Хёнсо ведь доминант с опытом, он не навредит, не искалечит. — Так как, — Хёнсо обходит его тяжёлым шагом, — ты не знаешь ничего о практике, твоё стоп-слово «красный», не будем выдумывать ничего нового, но называй его только тогда, когда будешь на грани. — Когда буду на грани, — повторяет больше для себя Гук, а после охает — его хватают за загривок и тянут назад. — Значит, мальчику захотелось попробовать унижения, чтобы над ним доминировали. Это так? — волосы оттягивают с большей силой, дыхание сбивается, и получается только что-то невнятно скулить. Чонгук хочет схватить Хёнсо за руку, оттащить от себя, но никак не выходит. Он будто меж двух огней, но не предпринимает абсолютно ничего. — Да, Господин, — противоречит он своим ощущениям, ждёт момента, когда ему понравится. Но этого не происходит: он чувствует только страх, расползающийся по телу от груди до ног. Чонгук впивается ногтями в кожу на бёдрах, оставляя следы, и морщится от боли, остановить которую пока не решается. Он ведь не хочет выглядеть глупо? А именно таким он себя будет считать, если сбежит. Доверие и добровольность быстро улетучиваются из его головы. Он оправдывает это своей неопытностью — Хёнсо ведь ничего ещё не сделал, но назвать его «Господин» даже в мыслях не получается. — О, я дам тебе… — Хёнсо толкает его в спину так, что Гук ударяется ладонями о пол, едва успев себя подстраховать. — Всё, чего ты просишь. Может быть, сейчас самое время всё прекратить, пока его тело не покрылось синяками, а от беспомощности не потекли слёзы? Он поднимает голову и озлобленно смотрит в стену. Хорошо, что Хёнсо этого не видит. Чонгук должен быть хоть немного возбуждён, это как минимум, но кроме боли, прокатывающейся волнами по телу, не чувствует ничего. Бегает взглядом из стороны в строну, закусив нижнюю губу, тихо скуля. Он не думал, что может быть настолько уязвимым. Подчиниться. Он должен попробовать подчиниться. Чонгук ориентируется на слух, потому что не видит, что доминант собирается делать, и ему ничего не озвучивают. Саб вздрагивает, когда замечает верёвки на потолке, а после зажимается от вида цепей, висящих на крючках. Он знает, для чего их используют, и где-то внутри надеется, что до этого не дойдёт. Хёнсо же в курсе — это его первый опыт, он ещё совсем новичок, такое точно его спугнёт. Чонгук надеется хоть на толику благоразумия доминанта. Ему ещё рано такое пробовать. Он не готов. Выглядит всё жутко, совершенно не так, как он себе представлял. И даже если Хёнсо будет недоволен, он на это не согласится. Чонгука трясёт, но не от возбуждения — у него совершенно не стоит от страха, сковывающего тело, лишающего возможности трезво мыслить, — иначе почему он всё ещё здесь? Он пытается представить, что всё это не по-настоящему, что сейчас он откроет глаза и окажется у себя в квартире. Но его быстро возвращают в реальность резким, тяжёлым ударом вдоль спины. Чонгук подаётся вперёд и распахивает рот в протяжном крике. Жжёт, как же жжёт, разодрать бы себе сейчас спину ногтями! Пот, стекающий в свежие отметины, заставляет сжаться. — Я ещё ничего не сделал, — выплёвывает Хёнсо, — а ты уже кричишь. Чонгук шмыгает носом, пытаясь выровняться, но его то и дело кренит вбок. Каждый новый удар прошибает болью насквозь. Его точно режут, тело вспыхивает моментально, и сердце замирает, будто загнанное в угол. Это неприятно. Слёзы, стекающие по щекам, раздражают кожу, щиплют губы, их так и хочется утереть, но саб продолжает стоять, не шевелясь. Что-то в нём окончательно ломается, и он сдаётся, тихо хрипит, сорвав голос, уже не в силах кричать. Стоп-слово. У него есть стоп-слово. — Боже, — Хёнсо обходит его, опускается на корточки и заглядывает в заплаканные глаза. — Я ничего ещё не сделал, а ты разревелся. Ну, и какой из тебя сабмиссив? Чонгук выдержит. Он должен потерпеть — это лишь порка. Но… Сколько ещё будет таких «но», прежде чем его выпустят отсюда? — Я… — саб вертит головой, чтобы привести себя в чувство. — Я не могу больше. — Можешь, — звучит резко, так, будто Хёнсо всё равно. И пока Чонгук пытается добиться сострадания, ему всем видом показывают, что здесь этого ждать не стоит. — Нет, я не могу… — Чонгук плюхается на пол, отползает в сторону. — Давай прекратим, пожалуйста! Забиться в угол. Там его точно не достанут. Напрячь все мышцы, чтобы прижаться к полу и, если нужно, он даже руками замашет, чтобы защититься. Чонгук на грани, ещё немного — и его накроет истерикой. — Ты называешь стоп-слово? — дом наматывает ремень на кулак и смотрит свысока. От него никуда не спрятаться. Это всё было ошибкой, эта встреча изначально не должна была состояться. Чонгуку хочется домой — закутаться в одеяло и никогда сюда больше не возвращаться. — Ты же сказал, что ты хочешь познать свои желания, — Хёнсо будто специально растягивает каждое слово. — Глупый ребёнок. Ты совершенно не годишься в сабы. Посмотри на себя. Разве так ты должен реагировать на происходящее? Ты считаешь это поведение подобающим? Ты заставляешь меня сомневаться в самом себе, хотя я ничего не сделал. От его речи — может, и правильной — веет холодом и отвращением. Чонгук хочет отмыться от всего, что здесь происходит. Он тянется рукой за спину, нащупывает что-то теплое и липкое. Окидывает окружение пустым взглядом. Гук цепенеет, не может кричать, и слёз практически не осталось. Он подносит ладонь ближе к лицу. Кровь. Это кровь. — К-красный, — звучит неуверенно. — Пожалуйста, красный! Зуб на зуб не попадает, ему приходится постараться, чтобы сказать хотя бы это. — Пф… — Хёнсо отбрасывает ремень и отряхивает руки, будто от грязи. — Даже полчаса не продержался. Стоило время на тебя тратить? Возвращайся домой и продолжай дрочить на порно. Чонгук не слышит. У него в ушах белый шум, и слова Хёнсо через него не пробиваются. — Вы… Поможете мне? — наконец решается спросить Гук после второй попытки подняться. — А сам не можешь? Или мне с тобой нянчиться? — Хёнсо всё же подходит и одним рывком поднимает Чонгука с пола, чуть только руку ему не выворачивает. Но Чонгук уже ничего не чувствует, на ощупь находит одежду и кое-как натягивает её на себя. Он хочет уйти убежать. Запереться в квартире, забиться в угол и проплакаться, потому что он ещё держится, он не хочет перед ним унижаться. — Свободен, — бросает ему вслед Хёнсо. Гук со второго раза открывает дверь, не оборачиваясь. Нужно попросить помощи, вызвать такси, но ему стыдно. Он не хочет никого обременять. Всё это было ошибкой. Чонгук не темат. Ему показалось. На выходе из клуба он тихо всхлипывает, закусывает палец, упираясь плечом в стену. Водолазка противно липнет к спине, каждое движение даётся с трудом. У него внутри страх — страх и ненависть. Он не заслужил этого. Совершенно точно не заслужил.

настоящее время

Доминант и сабмиссив одинаково несут ответственность за то, что происходит в рамках сессии. Чонгук падает на диван в гостиной и залпом выпивает стакан с водой. Он уже третий раз вытирает вспотевший лоб краем футболки, но легче не становится. Забравшись с ногами, он притягивает к себе колени и сворачивается клубком. У него жар. Ощупав лоб, Гук сипло кашляет. Заболел? Боже, Господин ему точно задницу надерёт за его валяние в снегу… Прежде чем удаётся открыть диалог с Тэхёном, он несколько раз роняет телефон на пол. Вот откуда все эти воспоминания, вот почему его вдруг начало тревожить то, что он, казалось, давно забыл. Но сейчас ему страшно, как в тот вечер. Он набирает текст, одновременно борясь с паникой, от которой руки трясутся, а пальцы мажут по сенсорной клавиатуре. Написать получается не сразу. Чонгук отправляет недописанные сообщения, чтобы Господин просто их увидел, прежде чем он завернётся в плед и окончательно отрубится.

J: Госп…

J: Господи

J: Господин, у меня жар.

Господин: Чонгук, ты чего? Господин: Блядь, я скоро буду. Господин: Выпей лекарства, они на тумбочке на кухне, в верхнем ящике. Господин: Колючка? Господин: Скоро буду. — Господин, — шепчет Гук сквозь полусон-полубред. — Господин… — всё повторяет и повторяет. Его морозит, лоб горит, а одежда становится непомерным грузом на мокром от пота теле. Желание прижаться к груди Тэхёна накрывает его с головой. Тогда точно станет легче.

━❃━

— Что же ты так меня пугаешь, Колючка? — Господин прикладывает холодное полотенце ко лбу Чонгука и им же протирает лицо: щёки, нос, губы — всё такие же местами искусанные. Его не слышат. Едва-едва, где-то на периферии шелестящий шёпот, и только. Слов совсем не разобрать. Чонгук в ответ мычит что-то несвязное, прижимает к себе плед. Так ему теплее и легче. Он и не заметил, когда Тэхён вернулся, после сообщения уснул практически сразу. Или просто дремал? Думать выходит плохо. Если честно, вообще не выходит. Господин оставляет холодное полотенце у него на лбу. — Не шевелись, — Тэхён поднимается. — Я принесу лекарства, их нужно будет выпить, потом и поспишь. Тэхён не пытается перенести его в спальню, потому что поднять сейчас Гука с места будет невыполнимой задачей. Но саб протяжно мычит и вообще разворачивается спиной, утыкается носом в спинку дивана и поджимает ноги к груди. Вот Чонгука снова беспокоят. Он может просто выспаться, и вся болячка сразу же отвалится, но его тянут вперёд, приподнимают за плечи. — Открой рот, — Господин выглядит взволнованным, когда саб наконец-то поднимает на него взгляд, — Давай, Колючка, один раз. Чонгук не сразу понимает, что поменялось в Тэхёне, но чувствует себя как-то иначе. Кажется, что он может накинуться на своего Господина с объятиями, сесть на колени и долго говорить ни о чём — и ему за это ничего не будет. — Господин… — отклоняясь назад и морщась, противится Гук. — Оно невкусное. — Я тебе сейчас дам! — Тэхён легко шлёпает его по ноге. — Пей сироп, давай. Колючка, пожалуйста. Может, болеть стоит чаще? Это очень резонное решение, если за это с ним всегда будут обходительно себя вести, беспокоиться и подушку поправлять под спиной. — Ну, раз пожалуйста… — ёрничает Гук и открывает рот. Боже, гадость какая. Так и хочется выплюнуть это вязкое горькое месиво, похожее на бензин. Чонгук никогда не пил бензин, но похоже точь-в-точь, он уверен. — Умница, — Тэхён убирает лекарства в сторону. — Останешься здесь? Это звучит как «я не буду против». — Тяжело встать, — у Чонгука нет никаких сил, даже чтобы голову повернуть. Смотрит перед собой, и глаза едва приоткрыты. — Хорошо, и пока что я просто Тэхён, — Господин едва касается губами его лба. — Так что — Пьета, мой дорогой. Дорогой? Чонгук улыбается, пряча лицо, натягивая одеяло по самый нос. Он и так красный из-за температуры, но не хочет, чтобы заметили его излишнее смущение. — Что такое? — Тэхён, закручивая крышку на банке, поглядывает на Гука вопросительно, а после вертится, будто ищет, на чём тот заострил своё внимание и что вызвало его растерянность. — Ничего, — Гук даёт заднюю, даже сейчас обдумывая каждое своё слово. Выходит плохо. — Тэхён. И сам не замечает, как ласково произносит его имя, растягивая его по буквам. — Спи, Колючка, — Господин поправляет ему одеяло, потому что нога немного вылезла. — Попозже примем лекарства. Если легче не станет, я вызову врача. А можно без этого? Там же сразу уколы в попу и не только, а он этого не хочет. Сейчас отлежится и поправится. Он морщится от одной только мысли о том, что кто-то будет тыкать в него иголкой. Чонгук надеется, что обойдётся.