***
Чонгук резко открывает глаза и отрывает голову от взмокшей подушки, вытирает пот со лба и ловит на себе пристальный взгляд Тэхёна, потягивающего чай. Тот покачивает ногой и не сводит с него взгляда. Что-то уже произошло? Саб хочет поскорее спрятаться, но Тэхён улыбается, успокаивая. Вот уж эти его улыбочки… Никогда не поймёшь, недовольный он или спокойный. Чонгук потягивается, притягивает к себе гуся поближе и вжимается в него носом. — Ты выглядишь встревоженным, — Тэхён поднимается с кресла, ножки которого со скрипом отъезжают назад. Чонгук смотрит с непониманием, хлопает ресницами. Встревоженным? Да вроде обычным, немного простуженным и расклеившимся, в груди жжёт, а в горле будто что-то выпускает острые шипы и впивается в стенки, а в остальном с ним всё хорошо. — Я говорю о твоих глазах, — Тэхён накрывает его ладонь своей, сплетает пальцы. — Что тебя беспокоит? — и тянется к щеке, невесомо поглаживает. Чонгуку хотя бы начать думать — голова такая тяжелая, что он даже имени своего не произнесёт. — Ты всегда можешь поделиться со мной, — звучит обеспокоенно. Тэхён ему в душу смотрит без стеснения. — Я… — губы пересохли, поэтому Чонгук их облизывает, нащупывая засохшую корочку, которую так и хочется содрать. Нельзя. Тэхён так старательно отучает его от этой привычки, и это не должно быть зря. — Чего ты, Колючка? — шепчет Тэхён, пока Гук ластится, трётся о ладонь щекой, прикрыв глаза. Сейчас он чувствительный, но не телом, душой, эмоциями, открытый настолько, что ещё секунда — и нелепое признание само слетит с покусанных губ. Он смотрит на Тэхёна, буквально таращится, едва выдерживает его взгляд и снова утыкается носом в раскрытую ладонь, выше подтягивая одеяло. Слова, которые крутились в голове всё это время, как-то быстро улетучились. — Мне… Я вспоминаю… Вернее… — Чонгук прячется и сам не замечает, как делает это, на Тэхёна совсем не смотрит и поджимает губы. — Хорошо, — Тэхён забирается на кровать. — Я не буду давить на тебя, никогда не буду. Поделишься, когда захочешь. У Чонгука охрипший голос, он шмыгает носом и то и дело утирает его ладонью. Жар постепенно спадает, но волнение никуда не исчезает. — Я хочу, — звучит искренне. — Хочу рассказать! Но боюсь твоей реакции. Он сам хотел забыть тот вечер, сбежать и навсегда выкорчевать из памяти, но не смог. Тэхён удивлённо вскидывает брови, опускает руку на плечо Гука, притягивает к себе так близко, что слышно, как тихо бьётся его сердце, как он тихо выдыхает, иногда через рот и пахнет по-домашнему. На краю тумбы едва виднеется стакан с ещё теплым молоком, за окном тихо опускается снег, а иногда летит резкими вихрями, когда ветер сдувает его с крыш. Лицо Господина освещается тёплой полоской света, скользящей от носа к щеке. Чонгук ещё никогда не чувствовал себя настолько на своём месте, что внутри всё дрожит от необъяснимой радости и всё, что он может сделать и делает — это резко прижаться к Тэхёну, слыша задушенное кряхтение, и вцепляется в его бока что есть сил, будто хочет слиться воедино. Чонгук сжимает Господина так сильно, что руки сводит судорогой, и тихо скулит. — Чонгук, — тянет Тэхён и хрипло смеётся. — Ты меня задушишь. — Ой! — Гук ослабляет хватку, вжимаясь щекой в грудь. Если он сейчас не заговорит, не сделает этого никогда. Тэхён поймёт его, он всегда понимает. — Пока вас не было и мне было нехорошо, — тихо начинает Чонгук, водя пальцем по руке Господина, — я вспомнил свою первую сессию. Тэхён не перебивает, не задаёт вопросов, только гладит, ведёт рукой по спине, показывая, что он рядом. — Это был первый раз, — Чонгук громко сглатывает, пытаясь унять дрожащие губы. — Я пришёл на встречу в клуб, или это был бордель — я бы не удивился, если бы это был он. Но мы же не в фанфике. Он провёл меня в комнату… Чонгук замолкает, будто ждёт, что его остановят, Тэхён скажет, что не желает этого слушать, и с кем его теперешний сабмиссив первый раз познал БДСМ — не важно. Но не дождавшись, когда его остановят, Чонгук тихо продолжает. — …И выпорол. Он порол меня так сильно, что… — Гук утыкается лицом в Тэхёна, трётся им о пушистую кофту, лишь бы не заплакать. Не сейчас. — У меня пошла кровь. Мне было больно, ужасно страшно и казалось, что я был там совершенно один. Когда я произнёс стоп-слово… Он прокомментировал это, мол, я не готов быть сабмиссивом, что мой удел — это дрочить на порно. Он сказал, что сабы должны уметь служить своим доминантам, а если они этого не делают, они непригодны. Всхлип становится таким явным, что Чонгука окончательно накрывает и он трясётся в надежде найти защиту, которой тогда не нашёл. Тэхён молчит, смотрит на Гука, вытирая слёзы с его щёк подушечкой пальца. Волосы у Чонгука растрёпанные, лицо заплаканное и красное, его хочется расчесать, потому что слёзы щиплют. Этого всего не должно было произойти. Почему же произошло? — Когда у тебя поднялась температура, — наконец разбавляет затянувшуюся тишину Тэхён, — ты хотел, чтобы я пришёл и помог тебе. Ты искал защиты и поддержки. Тебе было страшно, плохо — дерьмово, короче говоря. С тем придурком ты чувствовал то же самое, поэтому от жара вспомнил момент, когда испытывал подобное, чтобы затем найти выход. Или же это просто лихорадочный бред. Чонгук заслушивается в который раз. Он не виноват в произошедшем, правда? Он просто повёлся на человека в сети. — Колючка, — Господин притягивает его ближе, заставляя лечь на себя всем телом. — Ты не виноват в том, что произошло. Мой мальчик, мой хороший, славный мальчик. Ты не виноват в этом. Это был твой первый опыт, хуёвый опыт, но ты не должен нести это дальше. Я знаю и понимаю, что тяжело забыть такое, что в тот момент тебе нужен был кто-то рядом, но это уже прошло, ты пережил это. Я не говорю тебе забыть, но прошу — не грызи себя. Чонгук на грани. Где-то словно обрывается первый трос. Он из последних сил пытается заставить себя не уснуть. Жар охватывает тело, снова и снова и голос Тэхёна где-то на периферии, томный и успокаивающий одновременно. Ему так хочется много всего сказать, но сил хватает только на неразборчивое бормотание. — Тэхён, — Чонгук смаргивает накопившиеся на веках слёзы. — Спасибо тебе. Большое, большое спасибо. Он бы хотел сказать: «Я влюблён в вас». Его мысли кричат об этом, в его глазах буквально искры, но он прикусывает язык. Не сейчас. В другой раз. Может быть, завтра? Когда Чонгук наберётся сил, он скажет. — Ты прекрасный сабмиссив, Колючка, — как уксус на свежую рану. — Другого я бы себе не хотел. — П-правда? — Гук каждый раз не верит в это, пытается, но получается не до конца. Тэхён мягко целует его в раскрасневшийся нос, вытирает взмокшее лицо. — Правда, Колючка, — и снова гладит, пытаясь успокоить. — Я никогда не солгу тебе, разве я уже не говорил? Ты эмоциональный, очень открытый и всегда говоришь то, что думаешь. Ты искренне стараешься для меня, как для своего доминанта и как для человека, и я всё это вижу. Разве ты не прекрасный, м? Чонгук дуется, но наигранно, и задумывается над словами Тэхёна, пока внутри него расцветает что-то тёплое. — Может быть, совсем чуть-чуть, но я делаю вас счастливым, — он утыкается лицом в чужую грудь, чтобы скрыть смущение, которое из-за температуры совсем не видно, но это уже как рефлекс. — Мой хороший мальчик, — Тэхён медленно проводит ладонью по его спине, бормоча где-то над ухом. — Самый послушный сабмиссив и самый милый из всех. Чонгук хочет это остановить. Потому что ещё немного — и он завиляет хвостом от радости, хоть никакого хвоста у него и нет. Но когда его хвалят, он буквально растекается и становится настолько податливым, что согласен на всё и со всем.***
Тэхён всё видит. Он не глупый и вряд ли Чонгук считает его таким, просто боится сказать или того, какая реакция после этого последует. Конечно, было бы глупо не заметить, каким Гук стал открытым, как рьяно он целовал Тэхёна, когда выпил вина, как произносил одни и те же фразы. Но вслух он так ничего и не сказал. Досадно. Тэхён с ним не играет, даже не думал. У него к своему сабу искренние чувства, желания, он ведёт его в теме, несёт за него ответственность, и за его чувства тоже. Тэхён помешивает суп. Чонгук должен выздороветь как можно скорее, поэтому он сам взялся за готовку и игнорирует все сообщения, по работе они и нет. Терпение. Главное — терпение. Совсем скоро до них дойдёт, что человек недоступен, и они перестанут названивать, тем более, что Тэхён всех предупредил об уходе и проектные чертежи сдал в отдел. Да твою ж мать… С каждым новым дребезжанием телефона всё больше хочется разбить его о стену и сверху попрыгать. Иногда люди безмерно тупоголовые, а ещё любят перекладывать свою работу и ответственность на других, что чертовски бесит. Тэхён скрипит зубами, добавляя приправу в бульон, а потом протяжное: «Бля-я-ять!» — разлетается по всей кухне, когда он роняет ложку из-за очередного резкого сообщения. Тэхён — в одну сторону, ложка — в другую. Он смахивает сообщение и проклинает буквально каждого в своём отделе. А когда видит имя отца, протирает запотевшие от пара очки и несколько раз пробегается по тексту. Отец: Ты почему ушёл домой? У нас сроки горят. Я знаю, что ты всё сдашь, но мне не нравится твой подход к работе. Началось… Тэхён уже давно доказал, что может разработать проектный план сам, сам его привести в человеческий вид, подготовить чертёж и внести правки от заказчика. Его на это понатаскали за три года работы, а теперь он должен просиживать время в офисе, когда на дому сдаёт проекты намного быстрее. А сейчас вообще не до проектов. У него Колючка болен и несёт бредни, постоянно стонет во сне: «Господин» и плачет. Тэхён уже три раза менял ему полотенце на лбу и столько же приносил тёплое молоко, воду и таблетки. Так что пошли бы вы куда подальше со своим «посидеть в офисе ради галочки». Отец: Я у твоего дома. Открывай. Тэхён думает, что ему показалось, но когда видит в окне припаркованный тонированный «Хаммер», вслух матерится и старательно пытаясь не поскользнуться на луже из бульона, идёт к двери. Отец не в лучшем виде, похож на шарпея, взвинченного и обозлённого на весь мир. Не здоровается даже. Тэхён окидывает его оценивающим взглядом, закрывая за ним дверь. — Что-то срочное? — и косится на кастрюлю с супом. — Какого чёрта, Тэхён? — отец не сдерживается в выражениях, глаза красные, так и брызжет слюной. Только не на паркет, пожалуйста, ещё расплавит. — Что на этот раз? Уже даже предполагать не хочется. Тэхён на все двести процентов сейчас состоит из переживаний о Чонгуке, поэтому играть в шарады ему некогда. — Ты ушёл из офиса, — Чэвон проходит в гостиную, но его взгляд нервно бегает из стороны в сторону. Что он хочет увидеть или кого? Тэхёну это совершенно не нравится. Он отбрасывает ложку на стол и идёт вслед за отцом. — Я сдал проект, — Тэхён говорит фактами практически всегда, никогда не оправдывается и не придумывает красивых речей. — Молодец, — на лице Чэвона проскальзывает язвительная усмешка. Тэхёну эта игра определённо не нравится. Он уже понял, зачем отец приехал к нему, не трудно догадаться. Чонгук живёт у него уже несколько недель, и за это время они разговаривали об этом с Чимином на работе раз десять. Чэвон не подслушивает разговоров, не лезет в жизнь сына, но мог услышать случайно, когда проходил мимо его кабинета. — Чонгук спит, — снова отрезает Тэхён, закидывая ногу на ногу. Он не пытается загнать отца в угол, но усмехается, когда видит на его лице растерянность. Бинго. Именно поэтому он и здесь. — И с чего ты решил… — Ты предсказуем, отец, — чеканит Тэхён, стараясь сохранять самообладание. — У вас… — У нас всё хорошо, Чонгук заболел, поэтому я ушёл с работы. У него сильный жар, — чёрт возьми, зачем он вообще об этом рассказывает и оправдывается? Но этого разговора всё равно не избежать. Тэхён много раз пытался объяснить отцу, что у них с Гуком всё хорошо, не нужно лезть к нему и что он совершенно не такой, как Минхен. Взгляд Чэвона тяжелеет. Он не привык, что сын разговаривает с ним в таком тоне, но Тэхёну правда не до этого. У него нет сил выяснять отношения снова и снова. Он больше смотрит на суп, который уже закипел, поэтому подрывается с места, игнорируя чужое «Тэхён!» и выключает плиту. — Это для Чонгука? — Чэвон подходит ближе, так близко, что можно разглядеть все морщинки на его лице и сетку капилляров под глазами. Но больше Тэхёна интересует удивление в голосе. — Да, я же сказал, — он не оборачивается, — Чонгук заболел. — Он в твоей спальне? Что за допрос? — Да… — выдыхает Тэхён, надеясь, что не звучит так же раздражённо, как чувствует себя сейчас. — Удивительно, — звучит саркастично. — Что? — Тэхён наконец разворачивается и скрещивает руки на груди. — Ты готовишь для него, — размышляет Чэвон, — пустил к себе в постель, сорвался с работы… Хм… Что в этом такого? — Раз этот парень так важен для тебя, что ты делаешь то, чего я раньше за тобой не замечал, — Чэвон поднимает руку, когда Тэхён хочет возразить, — я не буду тебя трогать, — он косится на коридор, в сторону спальни. — Вас не буду трогать. Что это за небывалая щедрость? И лекций тоже не будет о том, с кем и когда Тэхёну спать? — Не понимаю, — Тэхён смотрит удивлённо. — Всё ты понимаешь, — Чэвон усмехается, но уже по-доброму. — Лечи своего Гук-и, а я пошёл. Какого ещё «Гуки-и»? Прямо по ушам режет. И с чего Чэвон так раздобрел? Даже глаза теперь не стеклянные, а весёлые, и смотрит он на Тэхёна мягче. Тэхён ещё долго не может прийти в себя — пока закрывает дверь, думает над словами отца и снимает суп с плиты. Что он должен понимать? Радует то, что отец теперь больше не будет сидеть над ним, как наседка. Но у этого должны быть причины, Чэвон никогда не отступается — он буквально стал озабочен отношениями сына после случая с Минхеном. А тут такая щедрость… Чертовщина. У Тэхёна много вопросов к самому себе. Суп и суп, пустил к себе в спальню и ладно, что в этом такого? Голова тяжелеет и думать об этом совершенно не хочется, но он думает, не может никак это контролировать. Тэхён идёт в спальню, но застывает в проходе, скользит взглядом по мирно спящему Гуку, что подмял гуся под живот, вцепился в него и пускает слюни. Выглядит очаровательно, разморенным и уставшим. Больше всего хочется лечь рядом и прижать его к себе, показать, что Тэхён действительно рядом, что это не пустые слова. Но Чонгук и так это знает.