Маленький лисёнок

— Тебе надо есть. — С волнением в голосе заметил Ён, — Иначе как ты собираешься мстить Имуги? Ран сердито посмотрел на брата, тот уже битый час уговаривал его съесть хотя бы четверть каши в тарелке. За каждую ложку они торговались, мелкий ни в какую не хотел принимать пищу. Понятно что он болен: температура, головные боли, хриплый кашель… Но все-таки! Три дня подряд держаться на одних воде и чае — не дело. Поэтому сегодня Ён решил убить свое время на кормление своего маленького лисенка с ложечки. Ран вел себя хуже любого ребенка, отворачиваясь всякий раз, когда старший брат подносил овсянку к его рту. — Ну же! Открой рот. Еще пять ложек. — Выжидающе посмотрел Ён на лисенка. — Не хочу… Тошнит уже от этой жидкой дряни. Может хватит, а? Меня скоро вывернет от этого запаха. — Ран поморщился, наблюдая за тем как брат нехотя убирает «жидкую дрянь» подальше, на край тумбочки. — Ладно, дай хоть губы тебе вытру. — краешек салфетки коснулся уголка рта. — И температуру померь, кажется опять поднимается. Почему ты болеешь? Почему у тебя всегда неприятности? Нельзя без этого? — Ён… Ты так говоришь, будто не понимаешь, что я не специально. Ран, пусть и сказал это со своей фирменной кривой улыбкой, подразумевал фразу серьезной. — Конечно же неспециально… — с иронией протянул дух гор в ответ. — И Имуги разбудил неспециально, и помогал ему потом, недолго конечно… но все-таки — неспециально! И моей смерти ты хотел неспециально… — Хватит. — У тебя в жизни все: либо «случайно», либо «я не подумал»… А теперь с недавнего времени эти две фразы идут в комплекте. Но я все равно люблю тебя. — разводя руками, улыбнулся Ён. — В чем подвох? — с интересом, блеснувшим яркой искрой в глазах, спросил лисёнок. — В том, что я обязательно найду способ наказать тебя за все то, что ты сделал. И уже кажется знаю как именно, отхожу тебя ремнем. — Что? — недоуменно округлил глаза Ран. — Думаешь позволю тебе? — почти прошипел он. — А ты думаешь, что это будет сделано с твоего разрешения? Оно мне не нужно, сам знаешь я… — Клянусь, если ты сделаешь это, я перестану с тобой разговаривать! Раз так хочешь наказать меня, возьми палку… Или плеть какую-нибудь… Зачем ремень? Я ведь не ребенок! — возмутился юноша. Обидно было слышать о таком в свой адрес. Ведь он правда был уже совсем не ребенком. — «О боже! Что же я буду делать, если ты перестанешь со мной разговаривать?!» — это во-первых. Во-вторых, я не хочу сделать тебе очень больно, лучший способ наказать тебя, значит сломать твою гордость. — у лисенка снова все поплыло перед глазами полными отчаяния и слез, стало до жути обидно. Сломать гордость? Почему это так невыносимо слышать? — И в-третьих: раз так хочешь, чтобы тебя воспринимали как взрослого, перестань творить хрень! — спокойно закончил Ён. — Бесишь! *** В комнате было темно, на улице лил сильный дождь, капли барабанили по железному подоконнику, но спать совсем не мешали. Наоборот — усыпляли своим грохотом. Весь город уже давно спал под покровом ночи. Почти невидимый свет в комнате был лишь от далеких уличных фонарей на дорогах и тротуарах. Ночь должна была быть спокойной, но все же Ён решил остаться в комнате с братом, на случай если тому станет плохо. И ведь опасения подтвердились, ему стало во много раз хуже, чем было днем. Температура подскочила до сорока и двух градусов, лисёнок буквально горел, дотронуться невозможно. Все кости болели, конечности буквально выламывало, а легкие, при кашле, разрывало на части, будто бы внутри сидела кошка и точила свои когти… Одновременно с этим боль проходила режущей волной и по животу, от чего лисёнок сильнее сжимался в клубок, дабы хоть чуточку заглушить жуткие ощущения. — Тихо, сейчас, подожди… — прошептал Ён, который раз меняя компресс на лбу брата. — Сейчас. Сейчас приду. Потерпи, ладно? — лисёнок слабенько кивнул. Ён добежал до ванной и быстро набрал теплой воды, но это для тех кто здоров… Подхватив мелкого на руки, донес его до ванны, куда и положил, вызвав при этом максимально бурную реакцию: — Ты, м-меня те-теперь зам-морозить решил? — застучал зубами Ран, тут же схватившись за локоть брата. — Холодно же… — Слушай, ты же сам видишь, у тебя уже три дня держится высокая температура, а сейчас она вообще стала практически смертельной! — Ён надавил на плечи лисенка, чтобы тело полностью погрузилось в воду, — Если это тоже не поможет, — он поднял руку со шприцом, — придется колоть жаропонижающее, таблетки тебе не помогли, ни сегодня, хотя ты выпил их уже полтора часа назад, ни во все предыдущие дни. — Поможет, мне уже лучше… — Что? Да неет. Быть не может! Боишься?! — С яркой улыбкой воскликнул лис, хотя до этого был хмурый. А Ран глядя на это округлил глаза. Вот еще из-за этого старший брат его не подкалывал… — Поверить не могу! Ты боишься уколов?! — Я боюсь тебя… Просто знаю, что у тебя не получится. Это не твое. Ты вообще не врач. — Да? — проверяя лоб, иронически улыбнулся Ён. — А мне вот кажется, ты боишься… — Смотри, паук! — крикнул лисёнок. — Где? — чуть не бултыхнувшись в ванну, спросил Ён, вызвав тем самым звонкий смех брата. — Нигде… Я пошутил. Тебе можно бояться пауков, а мне иголок бояться нельзя? *** — Ааай! Больно! — Да я еще ничего не сделал. Это просто ватка. Было уже четыре утра, когда они снова оказались в комнате. Температура упала на две десятых градуса, но все равно была очень высокой. Ран до сих пор горел. И братьями, в лице Ёна, было принято решение…: — Отпусти! Не хочу, оно само пройдет! Пусти! — отчаянно стал вырываться Ран из железной хватки брата, который положил его к себе на колени — Что, снова заплачешь, если не отпущу, или… Ооо… Ты уже плачешь. Заранее, да? — Может еще подождать, а? — умоляюще похлопал глазами юноша, поворачиваясь к брату. — Я живым тебе не дамся. — Так, — шлепнул Ён лисенка, на что тот громко ойкнул и спрятал голову под подушкой. — хватит сырость разводить, сам говоришь что уже не ребенок, а на деле все время ноешь жалуешься и как не то слово тебе кто-нибудь скажет, так ты сразу готов реветь как девчонка. Минуту спустя Ёну все же удалось уложить брата и даже набрать лекарство в шприц. Выпустив оттуда весь воздух, он быстро вколол иглу и начал вводить прозрачную жидкость. Ран зашипел, сильнее сжимая пальцами сбившуюся простынь, в глазах защипало. Лисёнок впился зубами в нижнюю губу, сразу брызнули слезы. Стало до не возможности больно, настолько, что хотелось кричать так громко, чтобы стекла полопались. — Терпи. Еще секунду… — Ён мгновенно вытащил шприц, поскорее отложив его подальше и сразу приложил спиртовую ватку. — Как ты, мелкий? Живой? Из-под подушки послышался тихий всхлип и шмыганье носом: — Ты самое злое существо на свете. — проскулил Ран.