Солнце вышло покурить на балкон Солнце, милое, скажи, где твой дом? Смотришь карими глазами на юг Не печалься, мой друг Небо движется, светлея к утру Солнце ясное влюбилось в луну Но рассвет луне висеть не дает Убивая ее Солнце плачет и не хочет светить Золотые слезы ярче чернил Прожигают солнцу щеки и нос Не касаясь волос Принесу тебе цветов полевых Мы разделим эту грусть на двоих Незаметно так закончится день И луна выйдет в тень Вместе солнцу и луне не светить Как же больно им друг друга любить А я выйду покурить на балкон Позабыв где мой дом Солнце вышло покурить на балкон Солнце, милое, скажи, где твой дом? Смотришь карими глазами на юг Не печалься, мой друг
***
— Они там уже очень долго, — Сирена капризно надула губы, нетерпеливо перетаптываясь с ноги на ногу, плясала вокруг Слепого. — Ты можешь находиться хоть секунду в статичном состоянии? — Вожак ничем не выдавая раздражение, резко притянул девушку к себе, зажимая её между своим телом и подоконником. — Мне не нравится, как Ральф всё разнюхивает, он и так из всех взрослых подобрался слишком близко, — грозовые глаза щурились от яркого солнца, что видимо решило мешать рассматривать лысую макушку у дуба и знакомый чёрный пиджак напротив — это, знаешь ли, не сулит нам ничего хорошего. — Даже если и подобрался, — Слепой флегматично вздохнул, устраивая свой подбородок на взъерошенной макушке и переплетая их руки. — Это значит лишь то, что он был внимателен к стенам и разговорам. Всё, что у него есть, только домыслы. Сирена насупилась, сильнее сжимая его пальцы своими: — С тех пор, как завершилась Самая Длинная ты прибываешь в омерзительном благодушии. Это на тебя не похоже. Неужели так радуешься, что всё идёт по плану? — Ты ошибаешься, несносная женщина, — он будто нарочно пытался её раззадорить. — я в напряжении, в Доме неспокойно, и ты сама это знаешь, позволь мне секунду умиротворения у этого гребанного подоконника. Ради приличия Сирена помолчала минуту, но не сдержавшись всё-таки спросила: — Хочешь поговорить ещё о чём-нибудь? — Я бы лучше воздержался, — устало ответил Слепой. — Думаю, ты мне больше нравишься, когда молчишь. — Ты не первый такого мнения, и всë-таки я хочу дать понять, что негодую. Слепой процедил ругательство, шумно выдыхая сквозь сжатые зубы и не меняя позы рыкнул в шумный коридор: — Призрак. Практически мгновенно, прорываясь сквозь людской поток, рядом материализовалась светлая макушка. Сирена довольно улыбнулась, прислушиваясь к тихим инструкциям Слепого, которые он выдавал робеющему перед ним ребенку: — Подойди к Ральфу и скажи, что в коридоре драка, и что без него никак не обойтись. Будь убедительным. Призрак спешно кивнул и унëсся в сторону лестницы, ведущей во двор и меньше, чем через минуту уже бежал в сторону дуба, что-то выкрикивая. И выглядел он безумно убедительно. Через секунду он и воспитатель уже спешно возвращались в Дом. Как только они скрылись, от крыльца отделилась тень, длинноволосая и низкорослая. — Твоя доченька уже спешит к нему. — Она не моя… — Слепой поджал губы, чтобы после выплюнуть, такое ненавистное слово, — «доченька». — Как скажешь… — Сирена пожала плечами, наслаждаясь своей победой, маленькой, но победой. Коридор опустел, как по щелчку пальцев, лишь редкие прохожие, спешащие в сторону актового зала, кидали испуганные взгляды в сторону парочки у подоконника. Такая разношëрстная и похожая в равной степени, они периодически наводили ужас на окружающих. Где-то на противоположном конце коридора послышались возмущения Ральфа, а следом очень правдивые заверения Призрака, что когда он уходил тут было, чуть ли не смертоубийство. Сирена наблюдала за Сфинксом и Русалкой с исследовательским интересом. Когда она была рядом, черты его лица сглаживались, а вечная морщинка на переносице разглаживалась, с него как будто свалился тяжеленный груз лет, прожитых на другой стороне. — Как жестоко… — Опять ты об этом. — Мне просто жаль его, — Сирена развернулась лицом к Слепому, — он думает, что у него есть выбор. — Иногда иллюзия выбора, это единственное, что мы можем дать. — Вожак зарылся носом в волосы пахнущие мылом и чистейшим духом бунта. — Когда ты так делаешь, я теряю все аргументы, ты это знаешь, — девушка вильнула, откидывая голову и подставляя лицо весеннему солнцу, непредусмотрительно открывая прозрачную кожу шеи. — И всё же ты в слишком хорошем расположении духа… Её мысль прервали шаги и голос насмешливо-одобрительный: — Вы ведете себя бесстыдно! — Сфинкс придал лицу самую ужасающую гримасу. — А от тебя несет болотом. — Сирена сморщила веснушчатый нос и, выкрутившись из рук Слепого, запрыгнула на подоконник. — И тебе привет. — немного шокировано повел носом, но в целом за колкость пропустил мимо ушей. — Акула собирает всех в актовом зале, не думаю, что услышим что-то приятное. Слепой закуривает, показывая, что его интересует нечто другое: — О чем это вы так долго беседовали с Ральфом? — спрашивает он. — Нора полнится слухами. — О потенциальных беглецах. Незаметно выживаемых из Дома. У него целый список таких — желающих поскорее слинять. — Как эти воспитатели любят бумажки, — дивится Слепец. — Может, с памятью у всех непорядок? Сфинкс качает головой и предлагает двигаться: — Пошли, послушаем Акулу. Они там уже полчаса, так что он, наверное, как раз подбирается к сути дела. И бумаг у него там тоже целые горы. — Мы докурим и догоним, займи нам места для лучшего внемления его речам, — Сирена кивает в сторону зала и выуживает одинокую, мятую сигарету из переднего кармана комбинезона. На секунду Сфинкс забывает, смотреть в глаза Сирене — себе дороже… Но уже проваливается в грозовые тучи, а за ними страх, боль, темнота и её колкость… За ними Слепой… Он очнулся от мягкого прикосновения к щеке переходящего к уху, а от него на голову, освобождая его череп от повязки, которую он сам уже был готов содрать с себя зубами. Сфинкс улыбается и качает головой, она всегда всё знает… Уходя всё дальше и дальше по коридору все мысли его были забиты размышлениями о том, что же в голове у состайницы… В конце концов Сфинкс пришёл к выводу, что когда-нибудь, возможно, Сирена могла бы стать поистине ужасной женой. Тот несчастный, что окажется женат на этой женщине, обнаружит: она им полностью управляет. Дом будет обставлен исключительно по её вкусу, а дети — воспитаны в смиренном послушании, подобно маленьким ручным пёсикам. И мужчина будет наслаждаться каждой минутой их совместной жизни… Сирена потянулась и сладко зевнула, спрыгивая с подоконника и снова становясь в кольце рук Слепого. Потянулась к его уху, коснувшись прядей чёрных волос, обрамлявших овал лица. Намотала их на палец. — Вожак не опаздывает, Вожак задерживается? Слепой склонился, зашептал, переводя невидящий взгляд на её воспалëнные губы. — Вожак всегда приходит вовремя. Все остальные приходят заранее. Звонкий, как музыка колыбели ветров смех и гулкие шаги раздались в коридоре.***
Выпуск оказался ближе, чем все думали, всё напряжение, копившееся с начала этого года, разом упало на плечи. Слепой даже для вида не сделал удивлённое лицо, он знал заранее, как и всегда. Сирена сидела на полу, прячась за спинками кресел и перебирала шкатулку, что выудила из рюкзака Шакала, в ней были всякие безделушки: маленький ловец снов, который можно повесить на шею, ожерелье из колечек содраных с банок из-под газировки, множество разномастных камней и деревяшек. На дне заманчиво что-то поблëскивало, рискуя пальцами Сирена залезла в шкатулку всей кистью и спустя полминуты копошения с таким шипением вытащила несколько съеденëнных меж собой колокольчиков, нечто подобное Русалка вплетала в свои косы. С пальцев стекала кровь, видимо, там, на дне шкатулки была своя охранная система, из осколков или особо острых камней. — А нечего таскать чужое, сорока— проворчал Табаки, бережливо забирая коробку и упаковывая обратно в рюкзак. Сирена посмотрела на него с выражением преданного доверия и протянула пару старинных монеток, в обмен на колокольчики: — Да брось, неужели ты думаешь что я настолько жадный, что не позволю тебе это маленькое баловство. — Не люблю брать что-то безвозмездно. — Как знаешь, как знаешь. — Шакал распихал монетки по разным карманам и обратил внимание на Горбача. Сирена дёрнулась, когда Слепой схватил её за раненую руку и стребовав с Стервятника его чистый, накрахмаленный платок перевязал палец в два тугих узла: — Надо быть осторожнее. — Надо. — согласилась девушка пожимая плечами и облокачиваясь на ногу Вожака, — но не хочется. Слепой дискутировать был не настроен, и прислушиваясь к тому что нашëптывал ему Сфинкс, привычно положил руку на макушку Сирены и задумчиво перебирал спутанные пряди. Выглядела ли эта картина жалко? Не для жителей Дома. Сирена сидела у ног Вожака не потому что он приказал или она так выражала своё почтение, а лишь потому что могла… Она могла сидеть где угодно и делать, что пожелает. Контролировать Сирену, это примерно то же самое, что контролировать метеорит — невозможно. Девушка у ног Слепого была не шестёркой или подручной, а скорее ленивой львицей на отдыхе, расслаблена и безмятежна. Выше неё только Слепой, а выше него только крыша Дома и ласточки… Речи преподавателей тянулись мучительно долго, Сирена успела задремать, когда Стервятник наклонился и легко потрепал её за плечо: — Моя бабуля… — парень мотнул головой в сторону сцены, с плохо скрываемой неприязнью и ехидно сверкнул жёлтым глазом. О эти потрясающие рысьи глаза… А на сцене актового зала стояла Крёстная, пренеприятная личность, каких только поискать. Цвета вороньего пера волосы, узкие оливковые глаза, тщательно замаскированные синяки под глазами. Когда-то она, возможно, была красива той совершенной правильной красотой, от которой захватывает дух. Высокая, стройная, с тонкими правильными чертами лица, узкими скулами. Но годы, определенно, её не пощадили. Вокруг глаз образовалась плотная сеть морщинок, черты лица расплылись, волосы, давно не видевшие руки мастера, были зализаны в тугую строгую кичку на затылке. Однажды Сирена проходила мимо неё в коридоре и даже духи её вызывали рвотный рефлекс. Она распространяла вокруг себя резкий запах цветочных духов, которые совершенно не вязались с её обликом. Пока Сирена рассматривала старуху, Слепой поднялся с своего места и вальяжно подал руку девушке, помогая подняться: — Нам здесь больше делать нечего. Сирена подпрыгнула от радости цепляясь за протянутую руку, радуясь долгожданной возможности вырваться. За ними потянулся и Стервятник, показательно громко стуча тростью, он внимательно рассматривал всё ещё сцепленные руки идущих впереди. Он видел как что-то менялось в Вожаке… И с этими изменениями старался всё меньше и меньше смотреть на Сирену. Стервятник говорит себе, что некоторыми цветами лучше любоваться издалека. Даже если до боли в пальцах хочется их сорвать… На выходе из актового зала Сирену подловил Сфинкс, пока Вожаки курили, он хотел выяснить причину такого хорошего настроения Слепого: — Ты не можешь с ним поговорить? — поинтересовался Сфинкс. Сирена бросила на него насмешливый взгляд. — Извини, а ты вообще знаком с Слепым? — Я знаю, что большую часть времени он так же разговорчив, как кирпичная стена, — сказал Сфинкс. — Но я знаю его с детства. И никогда не видел, чтобы он так относился к какой-либо девушке, как к тебе. Да к какому-либо человеку, если уж на то пошло. — Всё, ничего не знаю, иди-иди, тебя вон Лорд и чердак заждались. — смущаясь, Сирена начала подталкивать состайника, и тот задорно хохоча удалился. — Мдаааааа…. — протянула девушка, почëсывая нос, — это весна так на всех действует или безумие приближающегося выпуска? Вопрос растворился в коридоре вслед за Сфинксом. Махнув рукой, незадачливый философ побрела вслед за Слепым и остальными подтянувшимися Вожаками. Неспешно переговариваясь и делая вид, что скорый выпуск их никак не волнует, они двигались по коридору. Всё прекрасно, ведь у Стервятника зацвели крокусы и тюльпаны. Всё спокойно, ведь Рыжий поправился и даже не жаждет мести. Всё чудесно, ведь у Сирены нет никаких проблем с переходами на ту сторону. Всё будет хорошо, ведь завтра не начнут уезжать первые выпускники… Кофейник встретил тишиной, даже привычного запаха кофе не стало. Подтянулись Вожаки. Чёрный, подозрительно смахивающий на Сфинкса и с дряхлым, огромным магнитофоном, который он зачем-то таскает с собой и бутылью с странной жидкостью, на поверку оказавшийся чистым спиртом смешанным с яблочным соком, развалился в кресле и с вызовом глянул на Сирену: — Может приготовишь кофе? — А ноги тебе не омыть, сукин ты сын? — огрызнулась Сирена, вызывая смешки остальных Вожаков. Их отношения несколько обострились, после Самой Длинной. Достаточно сложно мило общаться с человеком, по вине которого на три дня застрял в клетке и чуть не окочурился от холода. — Я уже раз двенадцать перед тобой извинился, хотя и не считаю что должен! — Чёрный истерично всплеснул руками, — я предлагал вам выбрать, вы могли пойти в желтую. — Ага! Чтобы задохнуться? Спасибо, о благороднейший сир! Если бы не ты и твои тупые, до крайности, амбиции, мы бы там даже не оказались. — Ну мы же просидели там, и ничего живы! — Зато воняло от вас, как от помойки! Извини, Слепой. — Да чего уж… — протянул Хозяин Дома, устало потирая переносицу. Ссора распалялась и грозила перерасти в драку: — Да ты просто психичка, вы друг друга стоите, — Чёрный ткнул пальцем в Слепого. — оба психи. —Да, — резко перебивает Сирена, — Нет ничего лучше, чем обездвижить какого-нибудь зарвавшегося придурка, типа тебя, пока твоя вторая половинка вскрывает ему горло ложкой. В это время мы с Слепым держимся за руки, наслаждаясь криками его агонии. Чëрт, а потом мы идём за мороженым. Мы слаженная команда. — Истеричка! — Чёрный уже не находил слов. — А ты у нас обладатель степени по психиатрии, чтобы диагнозы раздавать? Придурок. — Сирена грозной медведицей оскалилась на парня. Резкий звук удара прервал перепалку: — Замолчите, — Слепой грозно прищурился на обоих и цыкнув продолжил, но уже на тон тише, — Чёрный, сядь и заткнись, будь добр, ты сам нарвался, Сирена, приготовь кофе, — и с нажимом добавил, — пожалуйста. Поджав губы, девушка удалилась на кухню. Турка грелась отвратительно медленно, кофе в банках был либо на исходе, либо пах сыростью, и только в одной было нечто приличное. Пока напиток заваривался, Сирена огляделась, Дом плакал трещинами больше, чем обычно. Всё говорило о том, что из него уходит жизнь, неиссякаемый кофе кончался, инструменты расстраивались, половицы скрипели громче. Дом рассыпался на глазах… Поставив перед вожаками поднос с кружками, Сирена завалилась в самое дальнее кресло и зыркнув на Черного, который вот-вот собирался отпить из чашки, сказала: — В твой кофе, я плюнула, не благодари. — Ведьма. — прошипел Вожак Псов, ставя напиток обратно на стол и отодвигая подальше. — Так говорят, — Сирена улыбнулась, сворачиваясь змеиным клубком в своём кресле. Вожаки тихо переговаривались, склонившись над столом, когда закатное солнце заглянуло в пыльное окно Кофейника, лениво подсвечивая красным китайские фонарики под потолком. За окном поднялся ветер и солнце вмиг заволокло тучами. Холодный сквозняк проник и в Дом, не неся с собой ничего хорошего, распространяя елистый запах по коридорам. Сирена навострила уши и принюхалась: — Слепой, — позвала она, голос её был как натянутая стрела, звонкий и напряженный. — Что-то не так, Слепой. — Ты права, — Хозяин Дома прислушался и нарочито спокойно сказал, — иди к своим, Чёрный, кто-то должен успокоить Псов. Черный спешно откланялся, ему только в радость было свалить от ненормальностей, в его понимании. Стервятник удивлённо раскрыл глаза, а Рыжий в испуге вжался в кресло, они тоже чувствовали. — Нас затягивает на… Не успел Слепой закончить фразу, как все четверо уже сидели на обочине трассы, щурясь от ярко-оранжевого закатного светоча. — …Изнанку, — закончила Сирена, поднимаясь. — Матерь божья, даже убогих вроде меня пригласили, удивительно, — Стервятник ошеломлëнно хлопал глазами, аккуратно поднимаясь, всё ещё неуверенно опираясь на трость, но опомнившись, отбросил её и самодовольно улыбнулся. Лицо его наполнила жизнь, ни разу Сирена не видела его более здоровым и жизнерадостным, но одновременно с этим обескураженным и напуганным. За спиной его раскинулись крылья, сизые и потрёпанные, определённо стервячьи. Рыжий напротив, убавил в росте и походил на маленького рыжеволосого дворфа с зелёными очками на пол лица. Волосы его удлинились и, закручиваясь в мелкую кудряшку, мягко легли на плечи. Он недовольно осматривал себя в ближайшей луже, причитая о себе бедном несчастном. — Это не хорошо… — Сирена настороженно всматривалась в горизонт, на лице была написана тревога. — Я не могу выйти. — Я тоже, как будто бьюсь головой о закрытую дверь, — Слепой бросил взгляд на Рыжего, — Ты? — Тоже нет… — Вожак Крыс в ужасе осел на землю. Все трое смотрели на Стервятника: — Даже не смотрите на меня, я здесь на птичьих правах и вообще ничего не могу. — Черт, как же не вовремя! — Рыжий ругнулся, ища сигареты по карманам своего маленького сюртука, омерзительно бирюзового цвета. — А что? Переживаешь на Соломона? — хитро прищурилась Сирена, подавая ему зажигалку, — как там говорится? «Держи друзей близко, а врагов в подвале»? Рыжий хотел было вступить в полемику, но их прервал Слепой, буквально разводя по разным углам. — Не время для препирательств. Они стояли ещё десять минут, размышляя, что делать, и в итоге решили двигаться от леса, прямиком на запад, по этой дороге они однажды выйдут к разваленной заправке из фильма об американской мечте, где главный герой мчится по пустынному шоссе на красном кабриолете, минуя подобные заведения, а в конце скрывается в закате вместе с шикарной блондинкой с шейным платком в горошек, да да, обязательно в горошек…***
Солнце уже полностью скрылось за линией деревьев, сумерки всё больше заволакивали окрестности. Следы розового и оранжевого в облаках отражали последние остатки вечернего света, но Сирена почти не обращала внимания на небо, сосредоточившись на дороге и своих невесëлых мыслях. Нигде по-прежнему не было и признаков цивилизации. Но спустя ещё несколько часов и одну импульсивную ссору, когда абсолютная темнота уже поглотила округу, впереди забрезжил свет. Присмотревшись к источнику света, они поняли, что это всего-навсего уличный фонарь. Одинокий уличный фонарь, ярко сияющий в такой глухой дыре, что глуше и представить нельзя. — Пожалуйста, пусть там будет хоть что-нибудь, — повторяла Сирена на манер мантры, проделывая оставшуюся до фонаря четверть мили чуть ли не бегом. И что-то там действительно было. У фонаря они наконец-то свернули с шоссе на парковку, отметив, что под подошвами тихо шуршит гравий. И к общему облегчению, увидели небольшое белое прямоугольное здание с горящим в окнах светом. Внутри было людно, или «нелюдно», разнообразие существ, от звероподобных, до вполне тянущих на людей, отдыхали, пили ели, не обращая внимания на новоприбывших. Но за дальним столом, тускло поблескивая под светом лампочки, сидела знакомая лысина. Подойдя к столу, девушка отбила звонкую пять ошарашенному Сфинксу, свалилась на свободный диван и сдавленно застонала: — Приветствую, товарищи инвалиды и иже с ними! Мы шли цеееееелую вечность, ещё чуть-чуть и меня бы просто стошнило от вида этой дороги. Лорд, Сфинкс и потрёпанный Македонский удивленно замерли и только Шакал продолжал тараторить, пока его не перебил Слепой: — У нас внезапное собрание стайной? Где Курильщика и Горбача оставили? — Слепой, откуда у тебя силы шутить? — проворчал Стервятник, деликатно двигая Сирену поближе к окну, чтобы сесть. Слепой, проигнорировав вопрос, поднял руку, привлекая всеобщее внимание: — Начнем с простого. Кто здесь по собственной воле? Македонский, Сфинкс, Лорд и Шакал подняли руки, озадачено осматривая потрёпанных Вожаков и Сирену: — Второй вопрос, — Слепой осмотрел компанию, собравшуюся за столом — кто может выйти? Все сосредоточенно попытались и сквозь гул голосов послышался писк Македонского: — Почему? — Вот и мы не знаем… — Сирена увлечённо ковыряла палец, в который ещё на пол пути загнала крупную занозу. Ранка краснела и кровоточила, но девушка принципиально занималась расковыривающим мазохизмом, зато сидящий напротив неё Македонский выглядел всё здоровее и здоровее, ссадины исчезали, синяки бледнели. Парень всё ещё был похож на хорошо отделанный стэйк с крыльями, но смотрел на Сирену с выражением затравленной благодарности, а та в свою очередь чуть-ли не посвистывала, показывая, как она не причём. — А я думаю всё логично. — маленький индус перебирая свой дорожный мешок, выудил из глубин старую губную гармошку, обвешанную бусами, выдал одну фальшивую ноту и с отвращением бросил её обратно. — Будь добр, — Слепой сжал кулак и, не без усилий скрывая раздражение, попросил — поясни. Шакал выглядел до крайности довольным таким вниманием к своей персоне: — Знаете, что происходит с лесом, в котором живут тигры, когда в него приходят охотники? — Короче… — Сирена уже могла физически ощущать нарастающее недовольство окружающих. — Вы душите мой ораторский талант, изуверы! — Табаки театрально взмахнул руками и резко подскочив, начал расхаживать вдоль стола, — есть старая индийская поговорка: «Тигр лес стережет, а лес тигра», я пытался понятно привести к тому что возможно все в Доме, вероятнее всего, пришли в некоторое нервное возмущение, и Лес решил избирательно подтащить любимчиков, так сказать на родину. — Ты конечно молодец, всё очень похоже на правду, но вернуться всё-таки надо, есть теория, как? — Сфинкс смешно свёл место, где по логике должны были быть брови и пристально всмотрелся в смуглое лицо оратора. — Будь твой тон менее саркастичным не исдох бы, — Табаки осуждающе глянул на Сфинкса и всë-таки предложил, — но я всё равно дарую вам свою гениальную мысль. Просто максимально успокоиться и отчистить свой разум и перестать бояться, тревожиться, думать, в конце концов. — все смотрели на Шакала, явно ожидая продолжения мысли и когда её не последовало, заговорили на перебой. Долгие разговоры не способствовали развитию новых идей, так что спустя час пустых разговоров Слепой молча поднялся и также молча двинулся к выходу, пожав плечами, все остальные встали и вышли следом. Они расселись на поляне, которая расстилалась в пятнадцати минутах от заправки. Молчание стояло каменной стеной между всеми присутствующими, оно разделило их и заставило сесть на почтительном расстоянии друг от друга, каждый старался не мешать чужому потоку мысли. Первым исчез Лорд, Изнанке незачем было держать его, он стопроцентно знал, куда, с кем и когда уйдет. За ним Шакал, о нём вообще не приходилось беспокоиться, извечный и старый, куда же он денется. Сфинкс удался со скрипом, будто нехотя, хотя вернуться в Дом он мечтал больше жизни. Рыжему пришлось особо не легко и ушел он то ли с болезненным вздохом, то ли с предсмертным выдохом, вперед, на встречу автобусу и миру без синих пакетов. Мак тоже упорхнул без особых проблем, оставив после себя едкий запах лимона и шелест перьев, развивающихся на ветру. Изнанка открывалась всё больше и больше и в распахнутую дверь проскользнул и Стервятник, разочарованно оглядываясь за спину, где прахом рассыпались его ветхие крылья. Сирена и Слепой сидели в пяти метрах друг напротив друга не шевелясь и кажется не дыша. — Ты мог уйти самым первым… — девушка повела озябшими плечами, стараясь сильнее закутаться в шерстяной кардиган. — Не мог, пока не убеждён, что ты можешь выйти сама, — Вожак прогулочным шагом обошёл Сирену, разглядывая её тёмные очертания подсвеченные мистическим лунным светом. — Ты сам знаешь, — девушка провела рукой по траве, наощупь она был колкая, но ластилась к руке, как жадный до ласки кот, — последнее время у меня проблемы со входом и выходом. Зайти получается сложно, Лес прячется от меня, а выходить все тяжелее и тяжелее. Мне прямо намекают. Либо зайди и останься или выметайся на веки. — Я переведу тебя в любом случае. — А если не даст? — Переведу. — Слепой сверкнул глазами цвета дикого изумруда и сложил руки на груди, позволяя себе немного высокомерия. Сирена звонко расхохоталась, откидываясь на внезапно появившуюся в поле кровать: — Сфинкс прав. — В чем же? — Слепой прошёлся по Пятой, собирая пледы с пустых кроватей и перекладывая их на центральную состоящую из двух, где пригрелась Сирена. — Что порой ты, как кирпичная стена, — она с благодарностью заглянула в Млечный Путь его глаз, натягивая цветастый плед по самый подбородок, и перевела тему, — сколько нас не было? — Пару часов, — Хозяин Дома неопределенно подал плечами присаживаясь рядом с коконом из пледов, — кто знает, там своё течение времени, каждый раз разное, обратись к Табаки с этим вопросом. Слепой доверительно прикрыл глаза и устало рухнул на кровать, подтягивая девушку под бок. В её голове клубился рой мыслей, комната пропахла разреженным озоном; надвигается гроза, и Сирена — её эпицентр. Вожак наблюдает за ней подëрнутыми плёнкой полуприкрытыми глазами, такой мнимо покорный и расслабленный, что вот-вот и поверишь. Ступи какой-нибудь непрошенный гость на территорию, его присутствие сразу заметят, и разгонятся от «спящего» до «готового убивать» меньше, чем за секунду. — Скажи снова. — звучит так требовательно, будто приказ. — Сказать что? — она лукаво улыбается приподнимаясь на локтях. — Ты знаешь, — Слепой неохотно приоткрывает один глаз и в нём подозрительно сверкает зелень и тут же ускользает. — Я люблю тебя. Девушка думает, как ужасно, что ему приходится просить, чтобы ему напоминали о любви. Да это ужасно, это отвратительно и это самое лучшее на свете, она нужна ему хотя бы для этого. Сирена снова прижимается к нему, чувствуя, как гордый и периодически пугающий лидер проваливается в сон.***
Сирена проснулась от того, что кто-то надел ей на голову кастрюлю и колотил по ней со всей силы, постоянно попадая то в висок, то в затылок. Причина пробуждения обнаружилась не сразу. В ванной комнате шумно капал кран, так будто каждая капля была весом не меньше килограмма. И спустя время девушку посетила забавная мысль, что если бы все краны и душевые лейки тоже капали, то это могло бы сойти за шум дождя, а если бы кто-нибудь время от времени смачно топал этажом выше, вышла бы полноценная гроза. Но за окном занимался рассвет, он окрашивал редкие облака в оранжевый, пока сам скромно скрывался по другую сторону серого Дома. Где-то за окном затрещала ветка старого дуба, а следом раздалось обеспокоенное карканье, Нанетта тяжело переживала паломничество Горбача и крайне нехотя расставалась с своим комфортным насестом в Четвертой. — Ты поговоришь с Горбачом? — спросила Сирена, рассматривая, как тот, опасно балансируя, пытается уместить пятую точку на массивной ветви дуба. — Да, сразу после Самой Длинной. — ответил ей ворох одеял с кровати. — Еще одна Самая Длинная нам не с руки, ты так не думаешь? — Сирена расчёсывала волосы, сидя на краю подоконника и заметив, что её игнорируют обернулась на сонного Слепого — ты слушаешь? Парень медленно сел на постели, согнул колено и подпёр голову рукой, тем самым принимая почти картинную позу. Он долгим взглядом смерил Сирену и кивнул ей. То ли убеждая что слушает, то ли вспомнил суть разговора. Зажав в зубах сигарету, он провёл рукой по решётке рёбер, видимо, по привычке надеясь найти зажигалку в кармане своего страшного, как смерть пиджака, но обнаружив что нагой, с разочарованным вздохом потянулся к тумбе. — И что может случиться, одна уже была и почти без жертв. — слова его звучали приглушенно из-за сигареты, но чудовищно спокойно. — Я чуть не окочурилась, Рыжая чуть головы не лишилась, вы с Чёрным чуть не задохнулись, а если бы Соломон полоснул чуть левее, то Рыжий бы остался без глаза. Это без жертв? — Ну никто же не умер? — Твоё чувство юмора, иногда заставляет меня беспокоиться. Слепой щурится куда-то в сторону девушки и протягивает свободную от сигареты руку, Сирена отложив расческу медленно, играючи подползает к нему, нагло присаживаясь на чужие колени, отбирает сигарету: — Слишком много слов… — тянет Слепой, стараясь нащупать утраченный, но такой желанный сон. — Я хочу обезопасить тех, кого люблю, хотя бы попытаться. —И ты их всех любишь, весь Дом? — парень с издёвкой выгибает бровь. — Не весь, конечно… Рыжий мне, например, не очень уж нравится. Но есть отдельные личности. Слепой хохочет, чуть ли не хватаясь за живот, смехом, который он доверял очень малому количеству людей, а Сирена в непонимании смотрит на него, как на умалишённого и обидчиво интересуется: — Я сказала что-то настолько смешное? Вожак в свою очередь наконец отсмеявшись, приподнялся на локтях, заглядывая невидящим взглядом в лицо девушки, от смеха у его глаз остались мимические морщинки, а на губах застыла мягкая улыбка. Холодная рука легла на шею, аккуратно поглаживая большим пальцем пульс: — Просто в моменте я осознал кое-что. — И что же? — смягчилась собеседница, ластясь к руке. Слепой долго молчит, оранжевое зарево подсвечивает со спины, делая его эфемерно прекрасным, даже если бы прямо сейчас в комнату ворвались все состайники во главе с Вожаками и воспитателями, ничего не смогло бы оторвать Сирену от безмолвного созерцания. Она замирает в оцепенении, как замирают обычно в страхе перед открывшейся страшной правдой: страх и восхищение — похожие чувства. «Либо сейчас остановится он, либо я», — кричит сердце, выбивая чечётку об рёбра. Голос в практически звенящей тишине, звучит как набат: — Нет такого чудовища, которое ты не смогла бы полюбить…***
Когда на латунном семисвечнике догорела первая свеча, в конце коридора послышался нестройный шаг, явно подпившего человека. Сирена насторожилась, она вышла в коридор этой ночью лишь для того чтобы гонять незадачливых искателей приключений и явно не ожидала встретить всегда такого собранного и строго воспитателя, который сейчас, что-то несвязно бормоча скатывался всё ниже и ниже по стене. Отправив своего карманного шпиона на поиски Слепого, девушка осторожно приблизилась к Ральфу, предельно напрягая слух, стараясь расслышать, что тот бормочет, не выходило от скорости смены мысли и вот она сдалась, предупредительно трогая его за плечо: — Давайте доведём вас до кровати, вы лыка не вяжите. Мужчина в белой рубашке на выпуск такой не похожий сейчас на себя обычного и такой поэтично отстранённый, поднял на неё свои затуманенные глаза и, тяжело вздохнув, кивнул: — Да, пожалуй, помощь мне не помещает, — и опираясь одной рукой о стену, а второй крепко держась за девушку, начал подниматься, — и не только в этом к слову. — Вся к вашим услугам, — Сирена покрепче перехватила тяжёлый семисвечник и приняла более устойчивую позу, готовясь к тому, чтобы тащить неподъëмную тушку воспитателя. Когда догорела вторая свеча в семисвечнике, они преодолели уже половину коридора и сделали небольшой привал у Перекрестка. И тогда Ральф всë-таки сформулировал свою мысль и обрёк её в слова: — Мне нужен кто-то, кто поможет осуществить месть, — объяснил он. —Не китайскую. До китайской я и не дозрел. Есть у тебя на примете подходящие личности? Сирена призадумалась, рассматривая куда его всë-таки вести: к тому, кто мог осуществить месть или всë-таки спать в его комнату? Но вскоре невозмутимо кивнула и прибавила скорости на пути в Гнездо. Ожидая Слепого, они устало привалились к стене напротив Третьей, Сирена, чиркнув спичкой, подожгла сигарету воспитателя, затем свою и вопросительно кивнув в сторону его заляпанной воском кисти, спросила наугад, решив проверить, насколько же мужчина уже погряз в трясине Дома: — Что вы чувствуете сейчас? — Мне. — Ральф жестами описал в воздухе что-то непонятное, но не найдя ожидаемого понимания, скомкано закончил: — Странно. — Странно — это нормально, — отмахнулась Сирена, будто услышала какую-то глупость. Она склонила голову набок, когда в семисвечнике захлебнулась воском третья свеча и задумчиво произнесла: — А что общего у ворона и письменного стола? Ральф сглатывает. Над головой не хватает изображения театрально громко лязгнувшего капкана. Сирену хочется удушить ровно настолько, насколько поаплодировать её находчивости. Этот вопрос привёл Чёрного Ральфа в полное молчание и выигранного времени хватило для того, чтобы пришел Слепой. Воспитателя усаживают в самое удобное кресло, наливают фарфоровую кружечку чая и ставят перед ним поверх ажурной салфеточки, вышедшей из-под крючка самого Папы Птицы. Ему дали отличный подсвечник, таблетку от головной боли. Ральф испугался, что заснет, и поспешил сообщить о цели своего визита. — Я доносчик, — сказал он, сдирая с пальцев засохший воск. — Стукач. Стучу на своих. Разоблачаю происки Наружности. К этому отнеслись с пониманием, хоть и коллективно вздрогнули при последнем слове. Воодушевлённый Ральф рассказал всё, что знал о Крёстной: — Предупредите Стервятника, — попросил он, заканчивая свою исповедь. — Скажите, что ему угрожает опасность. Гостеприимный хозяин уютной комнаты лично уверил Ральфа, что непременно сделает это. Обратного пути воспитатель не запомнил. Зато его отлично запомнили Сирена, Слепой и Стервятник, которым пришлось нести несчастного до комнаты и со всей доступной осторожностью укладывать его на диван. Когда они уже крадучись отступали, Ральф открыл чуть протрезвевший глаз и спросил: — Вы сделаете что-нибудь? — Только если ты нас попросишь. — заискивающе уточнил Слепой. — В чëм подвох? — Подвох есть, объяснять долго. — Сирена заботливо накрыла воспитателя ветхим, колючим пледом и оставила на тумбе ещё одну таблетку от головы с стаканом воды из-под крана. Ральф задумался всего на пару секунд прежде, чем выпалить: — Да, прошу. Четвёртая свеча семисвечника угасла, продолжая вести точный отсчет, когда трое покидали комнату воспитателя, с точными намерениями.***
Когда же догорая, плевалась воском пятая свеча, Слепой громко и мрачно отхлебнул из кружки, сидя на полу пустующего Кофейника. Сидящая на столе Сирена рассматривала его уже несколько минут, размышляя над тем, что он сказал. Девушка не уверена, вызывает ли у неё эта мысль тошноту, страх, веселье или… лёгкое нервное возбуждение. И всë-таки набирает в грудь побольше воздуха, чтобы выразить, хотя бы номинальный протест: — У меня нет желания возиться с трупом сегодня, мы не могли обождать хотя бы день, я хотела выспаться. — Не будет трупа. — всё так же мрачно отбивает её подачу Слепец. — Что ты имеешь ввиду? — Тоже самое что и сказал. — Ладно. — Сирена обводит глазами осиротевший без Кролика интерьер и натыкается на Стервятника, грозного, как туча, он поднимает на неё взгляд и слабо улыбается: — Тебе совсем не обязательно в этом участвовать, я уже говорил Девушка вздыхает и тянется, чтобы легко потрепать его по макушке, причитая по пути: — Временами ты меня ужасно раздражаешь, и ты всё тот же ехидный мерзавец, но ты мой друг, и я не брошу тебя в беде, — она как ни в чëм не бывало улыбнулась, — даже, если ты это сто раз заслужил. Но меня всë-таки пугает с каким энтузиазмом ты говоришь об убийстве. И ещё, я должна в этом участвовать, даже из-за того, что Крёстная обращается с людьми, как с пешками, но я такой пешкой не стану. — Формально то, что предложил Слепой, это не убийство, — Стервятник быстро спрятал облегчение, проскользнувшее по его лицу после слов Сирены, но она успела заметить этот чуткий проблеск надежды в его рысьих глазах. — А что поделать, надгробия она не заслужила. — вздыхает Слепой с своего места, пытаясь нащупать по полу пепельницу. — Порой все варианты плохие, но выбирать всё же приходится. — Что потом скажем, если будут спрашивать? — мимоходом спросил Стервятник, пододвигая Хозяину Дома пепельницу. — Оооооо, ознакомься, — Сирена потёрла ладошки, прибывая в предвкушении, — Это авторский метод, я называю его «Ни слова лжи, ни капли правды» работает безотказно… — То есть просто молчать, ничего не видели и не слышали, спали, — Слепой принюхался к сигарете прежде, чем закурить и добавил, — да и кто будет спрашивать, когда есть записка, так-что вопросов не возникнет, птенцы уже наготове выносить вещи. Как только смолк его голос в семисвечнике зашипела и закоптила предпоследняя свечка, и как только её огонек погас, оставляя Кофейник в практически полной темноте, со стороны лестницы послышались торопливые шаги пары ног. — Пора, молодец, Призрак… — прошептала Сирена, спрыгивая со стола и продвигаясь за Слепым и Стервятником в коридор.Что приходит ниоткуда и уходит в никуда Неизбежней, чем простуда и нужнее, чем вода
По темному коридору без фонарей стремительно бежали двое. Призрак, с выражением подлинного волнения на лице, а за ним высокая темноволосая женщина в длинном махровом халате. — Ты говорил, что драка где-то здесь, несносный мальчишка, — голос её был неприятнее куска стекла, скользящего по меловой доске. Но ответа от мальчика она не получила, парень исчез, растворяясь в темноте коридора, зато всего в паре метров от неё зажглись два жёлтых, ехидных фонаря. А звонкий девичий голос за спиной, на манер песни растягивает: — А тебя никто никогда не учил, что добыче не следует верить словам охотника?Что цветней, чем телевизор и прозрачнее слюды Никакая экспертиза не найдёт его следы
Крёстная уже было хотела закричать, но одно резкое движение третьего человека и её рот закрыт крупной ладонью, да так, что даже носом дышалось с трудом, а несколько пар рук куда-то стремительно тащат, не оставляя возможности даже жалко трепыхаться.Что скребётся в окна ночью, не давая вам уснуть То затянет песню волчью, то ещё чего-нибудь
Но даже эти жалкие крупицы воздуха, что попадали в её помутненный разум, пахли Лесом… Последний взгляд в темноту коридора откуда на женщину смотрели две одинаковые, янтарные пары глаз, осуждая и прощаясь. И мягкая трава, покрытая росой и звуки флейты приняли её в свои объятия, там, где она уже никому не сможет навредить. Когда в латунном семисвечнике, забытом на столе в Кофейнике, тухнет последняя свеча, небо над двором начинает светлеть, давая возможность рассмотреть три фигуры, стоящие над догорающим пепелищем в закутке. Одна была меньше остальных и вечно нервно оглядывалась на дуб, то ли выискивая кого-то, то ли опасаясь. Две остальные же, были каменно спокойными, прикуривали от горящей палки, переговариваясь о чём-то в полголоса. Любовь — это крипич. Построй дом или утопи тело.