***
Ассель посмотрел вверх. Знак плохой — небо затянуло плотной завесой серых облаков, которые впору назвать тучами. Птицы не щебетали, насекомых не видно, а животные, иногда шуршавшие в кустах, и вовсе исчезли. — Вот-вот пойдёт дождь, — сказал он на выдохе, — идеальная погода, чтобы всадить кому-то нож в спину. Брошенные невзначай слова заставили Роберта обернуться. — Собрался прикончить меня здесь? — Зачем ты мне, — звонко рассмеялся Ассель, — мы же соперники, не забыл? Роберт замолчал, продолжая приматывать палку к своей израненной ноге. Битва сказалась на его теле, оставив новые раны, но он и не был против, ибо это сражение станет его гордостью. Роберту пришлось разобраться с полдюжиной людей, разных возрастов и умений. Ногу ему сломали двое крепких мужчин, когда, завалив его на землю, наотмашь ударили рукоятью меча. Было очень больно, настолько, что тот чуть не отключился, но каким-то чудом он смог вырваться. Однако больше всего впечатлил совсем ещё молодой парень, на вид ему было не больше двадцати, но меч держал настолько крепко, что в схватке с ним Роберт лишился левого мизинца, и рыцарь бы подумал, чтобы взять мальчишку под свое крыло, да поздно уже — помер. Была среди нападавших и женщина, Роберт понял это в момент, когда взял её в захват. Гибкая, мускулистая и сильная — такой он её запомнил. Асселю повезло больше: пара порезов, несколько гематом, все конечности целы и пальцы на месте. Они встретились уже в самом конце, когда лежащий на холодной земле Роберт только и мог, что стонать. Ассель тогда помог обработать раны, наложил шину, поднял и почти на себе потащил товарища в лес. Роберт не знал, сколько уже времени они бродят здесь, не знал и как далеко ушли их господин с проводником, сейчас он мог лишь следовать меткам, заботливо оставленным Джинджером. Пару раз они всё-таки сбивались, плутали и теряли время, но, слава Аттаче, отдохнув немного, снова находили путь. — Мы должны объединиться и избавиться от того рыжего вольника, — неожиданно заявил Ассель. Роберт вздохнул. Нытье напарника его уже порядком достало. Мужчина со счёта сбился, сколько раз Ассель ворчал, вспоминая Джинджера. — Что ты к нему цепляешься, сам же наёмником в Тиере был, — он нахмурил брови, — и его привёл тоже ты. Ассель замолчал на пару минут, но, собравшись с мыслями, продолжил: — Моя ошибка, да, и он мне даже нравился, ну, чувство общности, знаешь, пока этот хлыст не посягнул на святое, подарив господину тот жалкий веник. Роберт подошёл к дереву и спиной оперся о него, давая ноге отдохнуть. — Тот цветок? А я думал, ты сведущ в таких вещах, — усмехнулся он, — сколькими языками владеешь? — Там, где я вырос, языкам не обучают, ими работают, — рукой Ассель показал недвусмысленный жест, — но я в совершенстве знаю всеобщий язык и язык любви. — Язык любви, значит, — задумался Роберт, — деревенский диалект? — Столичный. — Не похоже. — Забудем, что на счёт тебя? — спросил Ассель, — у тебя есть шанс избавиться от конкурента прямо сейчас, а сказать, что я в бою сгинул. Господин тебе поверит, и глазом не моргнув. Ассель протянул флягу с водой. — Не интересно, — ответил Роберт, сделав два больших глотка. — Ты какой-то отстранённый в последнее время. И, кажется, вышел из борьбы за молодого господина, что с тобой? Ассель действительно волновался, даже несмотря на их соперничество, Роберт всё равно оставался его близким другом, и видеть его таким подавленным было неприятно. — Не твоё дело, — он ответил резко, отмахиваясь от назойливого товарища. Роберт всё давно понял. В тот самый вечер, когда молодой господин отчаянно цеплялся за него, когда его бледное лицо покрылось испариной, когда костяшки его пальцев белели от того, насколько сильно тот держал чужой рукав, в тот единственный момент он понял — этот ребёнок заслуживает кого-то лучше, чем старый семейный рыцарь. Отходя назад, чего вообще он желал тогда? Остаться рядом? Или желал его молодое тело? Надеялся стать господским любовником, поддавшись настроению и азарту Асселя? Были ли те чувства, которые он испытывал, правдой? Всё это время в лесу он искал ответы. Всё началось в тот день у реки, когда Роберт впервые увидел смущённое выражение лица смотрящего на его мокрое тело Рафаэля. Всё внутри тогда закипело, восторг рвался наружу, и ему хотелось ещё и ещё ловить на себе это неловкое юношеское желание. Чувствовать трепет и дрожь, когда он невзначай касался господина. В тот день у реки Роберт впервые попробовал опиум. Позднее он стал зависим, ему было необходимо быть рядом, видеть Рафаэля, чувствовать его взаимное присутствие. Так он и держался, подавляя гнев, когда видел направленную на другого ревность в глазах господина, когда с уст того срывалось чужое имя, и когда взгляды, которые так отчаянно Роберт желал получать, доставались не ему. Неправильно. Это конец. Он обязан отказаться от всего. Оставить свои чувства к этому ребёнку. Если потребуется — уйти, попросят — остаться. Стать верным псом, как и должно было быть изначально. Это конец. — Дождь пошёл, — прошептал Ассель, выставляя ладонь вперёд. Роберт наблюдал, как капли дождя падали на чужую руку, как они собирались вместе, а затем стекали по запястью, пропитывая грубую ткань рукава. Им нужно спешить. Если следы размоет, они рискуют никогда не догнать проводника. — Мы должны идти. — Уверен? — обеспокоенно спросил Ассель, — нога в порядке? Роберт нахмурился, принимать заботу ему не нравилось и казалось чем-то неправильным. Это он тот, кто должен защищать, а не наоборот. — Да. С этими словами мужчины поочередно поднялись с земли. Следующие несколько часов они упорно двигались вперёд, иногда останавливаясь, чтобы перевести дух. Дождь оказался слабым, и закончился, едва ли прошла половина часа. А уже к концу дня они вышли на совсем крохотную опушку, где собирались отдохнуть, но кое-что привлекло их внимание. Там, среди листвы и травы, на земле виднелись широкие борозды, будто кто-то большой исполосовал её когтями. Подобное они видели здесь не раз и не два, но именно сейчас что-то подсказывало им, что что-то не так. — Урса? — спросил Ассель, рукой прикидывая ширину борозд. — Слишком большие, — Роберт отрицательно покачал головой, — и длинные. — Ангоба или лазурник? — Больше похоже, — кивнул он. — Кажется, здесь было место охоты, — заключил Ассель, поворачиваясь вправо, где чётко виднелась дорога из поломанных ветвей, — идём. Следовать по этому пути было опасно, так как они не знали, кто точно его оставил. В случае лазурника всё было просто — они никогда не оставались на месте своей охоты более дня, но, если это ангоба, то есть вероятность, что недалеко от сюда место её гнездовки. Роберт поковылял вслед за Асселем. Когда они дошли до конца, перед ними предстал резкий спуск, тут и там поросший травой. — Нет-нет-нет, — отчаянно повторял Ассель, рванув вниз. Роберту только и оставалось, что взглядом провожать удаляющуюся спину. Мужчина поднял взгляд на небо, залитое багровым светом заходящего солнца, вздохнул и сделал шаг. Он кое-как спустился к напарнику, упавшему на колени и спросил: — Что случилось? Ассель поднял напуганный взгляд. В руках он сжимал лоскут ткани, до боли напоминавший блузу Рафаэля, которую тот носил в ту ночь, когда они расстались. Сердце Роберта пропустило последний удар, а затем замерло. — Это… — Это его, — почти одними губами прошептал Ассель. Но не успели они осознать увиденное, как раздался громкий крик. — Господин! Мужчины одновременно рванули вперёд, широкими шагами спускаясь вниз по склону. Нога Роберта несколько раз чуть не подвернулась, но он смог выстоять и не упал. Когда они спустились, перед ними на земле сидел Джинджер, а чуть дальше, на небольшом островке посреди пруда, Рафаэль. — Отойдите от него! — продолжал кричать Джинджер, поднимаясь на ноги. Рафаэль успел лишь немного отодвинуться, но затёкшие ноги не позволили ему это сделать, заставив завалиться на левую руку, и, прежде чем он это понял, камень раскололся. Жеода. Обычно полые в центре, они содержат в себе драгоценные камни и минералы, но эта жеода, к ужасу всех присутствующих, не была пустой. Из расколовшейся породы на него смотрели два больших сияющих жёлтых глаза с черным вертикальным зрачком, радужка переливалась на свету заходящего солнца, и закрывалась полупрозрачной плёнкой, когда существо моргало. Узкая морда с чёрной, как смоль, чешуёй и большая пасть, полная острых зубов, с которой гроздями свисала слюна. Дракон — небольшой, чуть больше самого крупного льва, полностью покрытый слизью, с двумя небольшими, но крепкими рогами по бокам головы и массивными лапами с крючковатыми когтями — неотрывно смотрел на Рафаэля. Убить. Прозвучало в голове Рафаэля. Одно движение. Ему следует сделать всего одно движение — резкое, сильное. Нужно незамедлительно воткнуть меч, лежащий под его ногой, в голову зверя, аккурат между рогов. Новорождённый дракон не сможет выжить после такого. Рафаэль сглотнул скопившуюся слюну, продолжая неотрывно смотреть в золотые глаза. Дракон с интересом осматривал его в ответ. Наконец, Рафаэль нащупал рукоять своего меча, покрепче ухватился и медленно вытащил его из-под себя. Что-то в его душе противилось воле. Руки дрожали, ладони потели, а сердце билось как сумасшедшее. Почему он медлит? Всё ведь сложилось как нельзя лучше, так почему же он не может закончить это одним ударом. Убить дракона, по чью душу он изначально и пришёл. Верно. Он сжал кулак, медленно выдохнул и… Нельзя. На секунду ему послышался знакомый голос. Нежный и приятный, он щекотал нервы. Дракон, неотрывно смотрящий на него, двинулся. Рептилия поднялась, из-за чего остатки камня, в котором он был, начали падать, скатываясь и звонко плюхаясь в воду. Рафаэль замер, когда дракон сделал шаг к нему, обнюхал волосы и опустился вниз, устраивая свою громоздкую голову на его коленях. Вот оно. Монстр подставил шею, возможности лучше может не быть, надо бить сейчас. Но как бы сильно Рафаэль не уговаривал себя нанести удар, он не мог. Что-то в нём отчаянно сопротивлялось, отговаривало, и он медленно поддавался этому. Он судорожно выдохнул и, вместо меча, положил на толстую шею чёрного дракона свою трясущуюся руку. Рафаэля пробрало мелкой дрожью в тот момент, когда он коснулся ящера: кожа его оказалась очень твёрдой и шершавой на ощупь, а так же невероятно холодной. Он медленно огладил чешуйки, пройдясь ладонью вниз вдоль позвоночника, затем вернулся обратно и повторил. Дракон не сопротивлялся, лишь доверчиво лежал на коленях Рафаэля, иногда прикрывая глаза. Тем временем солнце уже окончательно село. Небо больше не сияло всеми оттенками оранжевого, и теперь оно отражало лишь тёмную бесконечность, усеянную звёздами. Поляна, как оказалось, в ночи выглядела совершенно волшебно, совсем не так, как при свете солнца. С наступлением темноты в воздухе закружились некогда спящие светлячки, а драгоценные камни, лежащие на дне, будто подсвечивали воду изнутри. Рафаэль смотрел на это всё и еле сдерживал слёзы. Настолько красиво, что хотелось умереть. Вот бы Хель увидела это прямо сейчас. Её творение оказалось воистину прекрасным. Дракон на коленях Рафаэля зашевелился, поднял голову и взглянул на него. — Ты разве не хочешь съесть меня? — вслух спросил Рафаэль. Кажется, этот детёныш запечатлелся, так же, как и только что вылупившийся птенец, он теперь считает, что человек его родитель. К добру это или к худу, но осознание этого немного расслабило Рафаэля, как оказалось, неспособного подарить дракону быструю смерть. — Ну, и что мне теперь делать, — прошептал он, кладя руку между заострённых рогов. Как и ожидалось, дракон не ответил, лишь раскинул свои размашистые крылья, покрытые толстой кожей, и разом закрыл ими весь островок. Сильные, здоровые, без единой порванной части, дырки или царапины, они были созданы для того, чтобы поднимать его массивное тело в воздух. — Совершенные, — Рафаэль выдохнул, с восторгом наблюдая за ним. Быть может, он и сам запечатлелся? Иначе как объяснить эту неведомую, почти осязаемую связь между ними? Судьбой? Рафаэль верил в судьбу, безусловно, но мог ли он представить, что она будет настолько грандиозной? Забегая вперёд — нет. И, если это действительно было предрешено какими-то высшими силами, то он примет этот путь, и пройдёт по нему с достоинством. — Камаль. Имя пришло сразу, минуя долгие размышления и сомнения, оно просто всплыло в голове одной секундой и осталось там. Неожиданно сбоку послышался плеск воды. Это был Джинджер, который медленно подходил к ним, выставив руки вперёд, будто это должно было помочь, в случае чего. Лицо его блестело от пота, а брови были сведены. Мужчина был напряжён и напуган, и это всё читалось в его глазах. Дракон открыл пасть, обнажая острые клыки, и издал тихий, почти неразличимый звук. Похоже на рычание, но немного иначе, внятно различить его было сложно. — Тихо, — Рафаэль обхватил его шею руками. Он не был уверен, сработает ли это, но смутное предчувствие подсказало ему, что именно следует делать, и это не было ошибочным действием. Крупное тело под ладонями Рафаэля расслабилось, дракон перестал рычать и дал Джинджеру шанс подойти ближе. — Невероятно, — сказал он, — впервые вижу что-то подобное. Джинджер уселся на колени, не в силах принять происходящее. — Кажется, я не смогу его убить. Лицо проводника вытянулось. Слова, слетевшие с чужих губ, весьма его удивили. — Шутите? — воскликнул он, — вы же его приручили! Как это произошло? Он вас слушает? Это и было вашей целью? Просто невероятно! — Не уверен, — честно ответил Рафаэль, — честно говоря, я так разволновался, что отсидел ноги. Джинджер, улыбаясь, подал руку. — Хватайтесь, — сказал он. И Рафаэль с благодарностью принял помощь. Он взялся за крепкое запястье и с трудом вытянул сперва одну ногу, а затем другую. В конечностях сразу начало показывать, и каждое движение доставляло дискомфорт. — Ёжики бегают? — невзначай спросил Джинджер. — Что? — не понял Рафаэль. — Ах, ну, та колющая боль, я имею ввиду её. Впервые Рафаэль слышал такое выражение. «Довольно забавно», — подумал он, поднимаясь. — Господин! — кричал с берега Ассель. Мужчина радовался, улыбался, словно безумный и так сильно махал рукой, что, казалось, вот-вот взлетит. Совсем рядом сидел Роберт — изнурённый, но по-странному расслабленный. Наконец, Рафаэль обратил внимание на то, что происходит вокруг. Он не смог вспомнить, в какой именно момент эти двое догнали их, но был несказанно рад их видеть. Вся тревога, до сих пор сжимающая его тело тугими кольцами, вмиг исчезла, словно её не существовало вовсе, и сейчас Рафаэль чувствовал невероятное облегчение. Всё-таки, Джинджер был прав, они прекрасно обошлись и без помощи. Хотя выглядели, конечно, ужасно: потрёпанные, чумазые, со множеством ран и полностью обескураженные от увиденного, впору было назвать их бродягами, если бы сам Рафаэль не выглядел бы также. Камаль поднялся на лапы вслед за Рафаэлем, давая возможность себя рассмотреть. Больше метра в холке, массивное тело, покрытое чёрной чешуёй, и лишь одна пара лап — задняя, передняя же представляет собой кожистые крылья, размах которых было сложно определить достоверно, на концах были длинные когти, загнутые в форме крючков. Голова узкая, вытянутая, с парой основных рогов — длинных и толстых — и парой придаточных — совсем маленьких, растущих под основными. По позвоночнику дракона вдоль всего тела росли шипы, они были короткие, прижатые к туловищу, но, как подумалось Рафаэлю, могли вставать дыбом. Хвост длинный, почти в полтора раза длиннее тулова, подвижный и гибкий. — Давайте сначала отдохнём, — сказал Джинджер, прерывая размышления Рафаэля. — Да, — согласился тот. Они пошли к берегу, вновь замочив ноги, дракон сначала упирался, недоверчиво остерегаясь края воды, затем кричал, призывая потерянного родителя обратно, но, так и не дождавшись ответа, сделал первый, неуверенный шаг. — Я не могу в это поверить, молодой господин, — Ассель понизил голос, переводя взгляд на играющего в воде большого ящера, — если это правда, то вы будете первым в истории. Вы совершенно точно на одном уровне с подвигом вашего уважаемого предка. — Да, господин превзошёл своего предка, — встрял Джинджер, — сам же видишь. Мужчина вскинул руку в сторону пруда, где Камаль резко вынырнул и, подкинув цветастую рыбку в воздух, поймал её своей полной заострённых зубов пастью, проглотив за раз. — Вижу… — Я думаю воспитать его, — Рафаэль принял это решение спонтанно, когда, сидя там, смотрел в золотые глаза и не мог поднять меч. — Такого ещё не было, — Роберт подал голос. — Верно, — согласился Ассель, — но кто-то же должен быть первым. Этот дракон считает молодого господина своим родителем, так что не нападёт, но другие люди могут пострадать. — Камаль, — поправил его Рафаэль. — Ах, вы уже и имя дали, — Ассель улыбался, — никогда не думал, что вы станете отцом раньше меня. Однако Камаль все же опасен, вы должны научить его командам. Рафаэль и сам знал это. Каждый раз, смотря на него, в груди тяжелело. Не могло быть и речи, чтобы оставлять такого большого хищника без присмотра. — Ещё не поздно его убить, — предложил Роберт, — если вы не можете, то отдайте приказ, и мы сделаем это. — Нет, — Рафаэль отрицательно покачал головой, — я чувствую связь с ним, но не могу сказать какого она рода. — Слова настоящего родителя, — Ассель хохотнул. — Я помогу вам с дрессировкой, — сказал Джинджер. — У тебя есть опыт? — удивился Рафаэль. Проводник довольно кивнул. — Несколько лет дружил с работником бродячего цирка. — А где он сейчас? Может, он мог бы дать пару советов. — Его съели. — А. Ассель еле сдерживал смех. Покрасневший, задыхающийся он с ухмылкой смотрел на Джинджера. — Не слушайте этого вольника, господин, мы справимся и без его помощи. — Моя лошадь хорошо слушается, — занервничал Джинджер, — и я хорошо понимаю животных. — Он не вольник, а рыцарь, поклявшийся мне перед богами, — нахмурился Рафаэль. Колкие замечания Асселя уже начинали надоедать. — Он что? — Клятва, — по слогам повторил Рафаэль. Было приятно наблюдать за чужой реакцией, хотелось, наконец, поставить на место вышедшего из-под контроля приставленного. — Примите и мою… — Нет. Сбоку послышался смешок. Роберт не сдержался, но быстро взял себя в руки, вновь вернув себе серьёзное лицо. — Я разведу огонь, — неловко сказал Джинджер, вставая. Роберт тоже встал и молча ушёл обустраивать место ночлега. Рафаэль и Ассель остались наедине. Сперва оба молчали. Рафаэль наблюдал, как сытый Камаль растянулся на берегу, раскинув свои тёмные крылья, чтобы просушить. «Где-то четыре метра, — подумал он, — внушительный». Ассель же хмуро ковырял землю и растущую под ним траву. По его лицу было видно — обижается, но поддаваться приставленному Рафаэль не хотел. Ему, наконец-то, удалось вырваться из этого бесконечного, замкнутого круга подчинения, и он не хотел снова в нём очутиться. Через некоторое время уже был готов костёр, аккуратно обложенный булыжником, а рядом Роберт соорудил небольшой навес из веток и листьев. Умение выживать у этих людей было просто невероятно, чего стоил только поиск лиственных деревьев в хвойном лесу. Окажись Рафаэль здесь один — ни за что бы не смог и ночи пережить, если не звери, то холод бы его точно убил. Если думать о ночи, то было здесь и нечто странное: туман, появляющийся в этом лесу каждую ночь, по какой-то причине, не покрывал эту поляну. Будто невидимый барьер отделял это место от всего остального леса. Рафаэль иногда бросал взгляды на плотное облако и представлял, какие монстры могут быть в нём, будто могло быть что-то страшнее, чем развалившийся у его ног Камаль. — На рассвете отправляемся, — сказал Роберт, — постарайтесь приручить его, пока мы ещё будем в лесу. Рафаэль кивнул. Он не понимал, почему Роберт стал таким холодным и отстранённым, но начать разговор об этом не решался.***
Время шло, они продвигались по лесу обратно, часто задерживаясь из-за тренировок Камаля. Тот, как и ожидалось, принял Рафаэля своим господином, родителем и товарищем, хотя определить, кем именно, было трудно. Дракон показывал характер, когда упрямился и отказывался идти, лапами упираясь в землю, будто не знал, что сдвинуть его с места всё равно бы никто не смог. Часто он был похож на огромную собаку, требующую внимания. Летать он не мог, густые деревья и переплетённые кроны не позволяли ему этого делать, поэтому иногда, смотря на Камаля, не способного подняться в небо, сердце Рафаэля сжималось от жалости и тревоги. Такое прекрасное создание было просто создано для того, чтобы парить в небе, но Рафаэль боялся, что стоит ему только попробовать на вкус ветер, то он улетит и никогда больше не вернётся. Этот страх глубоко засел в его голове. Были и радостные моменты. Рафаэль научил его первой команде — выдыхать пламя. Они все долго спорили, какое же слово выбрать в качестве разрешения, перебрали так много вариантов, что не пересчитать, однако остановились на последнем — инис, что означало «пламя» на древнем варрском. Рафаэль был так горд, когда Камаль изверг раскалённый комок спустя сотни попыток. Та ночь выдалась действительно тёплая: за костром не нужно было следить — драконье пламя горело долго — ветер не мог задуть его и даже температура, казалось, была выше, чем у обычного огня. Затем они разучили слова «нет», «да», «вниз» и другие небольшие трюки. Камаль очень быстро запоминал человеческую речь и, как казалось Рафаэлю, мог даже её понимать. В развитии он был на уровне пятилетнего ребёнка, но развивался с невероятной скоростью. Однажды Ассель заметил, что совсем скоро дракон станет умнее, чем кое-кто, явно намекая на Джинджера. Так и прошла неделя, утром они просыпались, тренировали Камаля, затем шли, к вечеру находили ночлег и устраивались, снова тренировки, сон. Так и выглядела их рутина. На восьмой день они, наконец, вышли из Великого леса, оказавшись немного восточнее того места, где заходили. Потребовалось всего несколько часов пути, чтобы дойти до той хижины, куда Фелия тайно должна была послать большую карету под труп дракона. Камаль буянил, когда его с трудом засунули внутрь и запрягли лошадей, он рычал и царапал карету изнутри. Рафаэлю тогда пришлось залезть к нему и успокаивать разбушевавшегося ящера, так что он не смог сомкнуть глаз целые сутки. В конце, уставшие и совершенно разбитые они добрались до родового поместья Балуа. Здание, возникшее сто с лишним лет назад, вместо бывшего мрачного замка, великолепно сохранилось. Надо сказать, что выбор места был сделан чрезвычайно удачно: поместье расположено на широком открытом пространстве с прилегающим большим водоёмом. Перед взором открывалась величественная панорама старинного парка, окружающего трёхэтажное кирпичное здание с чёткими пропорциями, с большими, от потолка до пола, окнами в тонких переплётах, делающих строение воздушным и элегантным. Перед дворцом разбит великолепный розарий, ещё более подчёркивающий парадность и величественность замысла. Этот сад принадлежал герцогине и когда-нибудь по наследству перейдёт к её дочерям. Когда карета остановилась прямо перед парадным входом, Рафаэль по привычке вывалился, даже не заметив стоящих перед ним людей. Оказалось, встречать его вышел почти каждый житель особняка. Тогда он впервые за долгое время увидел мать. Высокая, светловолосая женщина, с собранными в тугой пучок волосами, как по обыкновению облачённая в закрытое платье с высоким воротом. Она смотрела на него с беспокойством, но во взгляде её читалась привычная строгость. Рядом с ней стояла Фелия — побледневшая, заметно исхудавшая за это время, она больше была похожа на призрака, чем на живого человека. С другой стороны от матери в инвалидной коляске сидела Суфия, такая, какой он запомнил её перед своим отбытием — с детскими чертами, но не округлыми, а немного угловатыми, хмурая, а глаза покраснели. «Плакала, — подумал Рафаэль». Позади неё стояла незнакомая девушка. Низкорослая, вся в чёрной одежде, будто носит траур, а на голове вуаль. Однако полупрозрачная ткань не могла скрыть её длинные серебряные волосы, которые были аккуратно собраны заколкой сзади. Рафаэль впервые видел эту девушку, и никогда не слышал о ком-то похожем, но она была очень красивая, даже если лицо её было плохо видно. Рафаэль перевёл взгляд немного левее и опешил. Там, среди его домочадцев стоял он. Молодой человек настолько выделяющийся, что Рафаэль не мог поверить, что не увидел его раньше. Сколько раз он вспоминал его, желая вновь ощутить его присутствие, сколько раз его образ приходил к нему во снах. Видеть его сейчас, казалось, было величайшим благословением в жизни Рафаэля, ровно, как и величайшим наслаждением. Сердце его вторило мыслям и сходило с ума, переворачиваясь, стоило только увидеть чужую улыбку. — Уильям, — прошептал Рафаэль.