***
Они пролежали так примерно час, один долгий час под светом луны. Рафаэль долго приходил в себя, то и дело бормотав что-то несвязное себе под нос, а Джинджер лишь успокаивающе трепал его волосы. Холод ночи не чувствовался так остро, как это было раньше, густая растительность совсем не пропускала ветра, а шишки, неприятно впивавшиеся в спину совсем недавно, уже не ощущались. — Господин, вы не трус, они натренированные рыцари, вам ли не знать, насколько они сильны? С ними всё будет хорошо, они скоро нас догонят, так что прошу вас, останетесь со мной. — Да, ты прав, извини за это, — сказал Рафаэль, поднимаясь, — просто они мне очень дороги. Джинджер поднялся вслед за ним, наконец, разминая порядком затёкшие плечи. Он смотрел на Рафаэля с беспокойством, будто ещё не был уверен, что тот не сорвётся и не убежит обратно на помощь тем рыцарям. «В каких они отношениях?» — думал он. Роберт не выглядел слишком уж близким для Эля человеком, чего не скажешь о Кабане: мужчина не упускал ни единой возможности приблизиться, и ревновал, когда Джинджеру позволялось больше. Точно ли они такие же наёмные рыцари, как изначально думал сам Джинджер, или эти двое находятся с господином гораздо дольше, чем можно подумать. Из размышлений его вывел Рафаэль. Молодой господин одним движением поднял с земли свой меч, уже успевший покрыться ночной росой, подцепил его на свой пояс и глубоко вздохнул. Джинджер понял, вернее, они оба понимали, что пора идти, времени у них мало, но Рафаэлю совсем не хотелось уходить от сюда, осознавая, что Роберт с Асселем могут догнать их в любой момент, и лучше уж здесь и сейчас, чем там, в чаще. — Пора, — прошептал Джинджер. Рафаэль молча кивнул, взглядом проследив за тем, как проводник поудобнее переворачивает висящую на плече сумку. Пора. Они отправились в путь. Светлые стволы молодых сосен постепенно сменялись толстыми еловыми, более темными и неровными. Света так же стало меньше: луна уже не могла так же ярко и смело пробиваться сквозь густые кроны сплетающихся между собой деревьев, будто бы сам лес был против этого. Джинджер шёл впереди, своим мечом он рубил ветки, мешающие их продвижению, иногда он останавливался, смотрел в небо и о чём-то думал, но, спустя несколько секунд всё же продолжал идти. Позади шёл Рафаэль, прислушиваясь к каждому шороху, он аккуратно ступал между выступающих из земли корней. Он пытался понять, почему же этот лес так долго манил его и звал, но чего-то конкретного в голову не приходило. Подумать только, сколько времени он мечтал попасть сюда, постоянно бросая взгляд в сторону леса, а сейчас, находясь здесь, он не чувствовал былого трепета. Нет, безусловно, что-то в нём беспрерывно дрожало, скручиваясь в комок, но Рафаэль не мог до конца разобрать то, что чувствует. Это и расстраивало его, и заставляло желать большего, все его нервы напряглись, словно струны лютни, на которой любила играть его сестра в детстве. — Я тоже хочу стать для вас дорогим человеком, — вдруг нарушил тишину Джинджер, когда они вышли на небольшую полянку. Он заявил это так естественно, будто всю жизнь готовился произнести эти слова. Рафаэль замер. Он скользил взглядом по широкой спине проводника и не мог найти достойного ответа, пока тот не обернулся. Тогда он посмотрел на серьёзное лицо Джинджера и неловко улыбнулся. — Даю тебе все полномочия. — Могу я вам присягнуть? — сразу же просил Джинджер, — прямо сейчас. Повисла тишина, нарушаемая лишь шелестом еловых веток. — Уверен, что хочешь сделать это в таком месте? Рафаэль не имел ничего против клятвы в лесу под луной, ему это даже казалось романтичным, но все молодые люди империи мечтали отдать свою верность в более праздничной обстановке, и они относились к этому так же бережно, как юные девушки относились к своей невинности. Но Джинджер был другим, ему важнее был сам смысл церемонии, а не её вид, поэтому, кивнув в знак согласия, он перевёл взгляд на меч Рафаэля, с недавнего времени висящий на поясе. — Хорошо, — согласился тот, доставая холодную сталь из ножен. Длинный тонкий меч сиял в лунном свете, как сиял и Джинджер, стоя на коленях перед Рафаэлем. Его рыжие волосы сейчас совсем не горели пламенем, а глаза, напоминающие чистое небо, стали ледяными и глубокими. Рафаэль обвёл взглядом его лицо, скользя от бровей по скулам вниз, туда, где в тонкие ниточки были сжаты губы, и возвращался обратно, на лоб, где красовался широкий шрам. Феделио действительно был красив. Он смотрел снизу вверх на своего господина, намереваясь полностью отдаться ему, без пререканий и сомнений. И когда Рафаэль прислонил кончик меча к горлу Джинджера, тот начал свою клятву: — Я — сын отца и матери — не имеющий святого имени Джинджер Феделио, прин… Договорить ему не дали, убрав меч, Рафаэль резко подскочил к нему и закрыл рот своей ладонью. — Ты что творишь? Остановись немедленно, — прошипел он. Джинджер распахнул глаза от удивления. Он не ожидал, что Эль так быстро передумает, и был опечален этим фактом. — Вы же сами согласились, чтобы я вам присягнул, — сказал он, убирая чужую руку, — а сейчас отказываетесь? — Я же про другую клятву говорил, — выдохнул Рафаэль. В империи Гриз существовало два ритуала принесения клятвы — перед монархом и перед богом. В случае с первой, обещание можно было забрать назад после смерти действующего императора, перед лицом которого была принесена клятва, так как считалось, что народ империи перерождается, когда на престол всходит новый правитель. Однако клятва перед богом была другим делом. Её можно принести лишь один единственный раз, и нарушить её нельзя. За исполнением следит Аттаче, и, если всё-таки предать её, то предатель проживёт всего год после этого. В этом виде договора использовалось святое имя, так как чаще всего такую клятву приносили представители дворянства раннего времени, но и простой народ мог приносить её при желании. Так что желание Джинджера использовать именно эту форму очень удивляло. — А чем же эта вас не устраивает? — спросил Джинджер. — Ты… — Господин, я всё уже обдумал, — быстро сказал он, потянувшись за брошенным рядом мечом. Он поднял его за рукоять и положил на колени Рафаэля, пока тот непонимающе сверлил взглядом спокойное лицо проводника. — Тебе разве не жалко давать клятву перед богами кому-то вроде меня? — Рафаэлю действительно было интересно, за всю свою жизнь он не видел никого, кто присягнул бы таким способом, даже его великому отцу всегда клялись перед монархом, и сейчас он задумался, а заслуживает ли он такое. — Почему вы так считаете? Для меня вы словно свет, посланный небесами, — сказал Джинджер, — у меня не было цели и причин, я шёл, куда глаза глядят, никому не нужный и покинутый, пока не появились вы. — Даже если я соврал о своём происхождении? — Даже так. — Даже если я брошу тебя в пекло? — Даже так. Рафаэль задумался. Он опустил взгляд вниз и в отражении своего меча увидел себя. Столько сомнений бушевало в нём, что даже в искажённом лезвии он выглядел измученно. — Я приму её, — согласился Рафаэль, — но взамен попрошу лишь одного — дай знать, если пожалеешь. Джинджер замотал головой. — Такого не случится. Рафаэль вскочил на ноги. Вновь подняв свой меч, он выдохнул и приставил его к тому же самому месту, едва ли касаясь чужого кадыка. Джинджер ожидающе глядел на него, ёрзая от нетерпения, и, наконец, получив одобрительный кивок, начал свою клятву. — Я — сын отца и матери — не имеющий святого имени Джинджер Феделио, приношу клятву верности пред ликом господа нашего — сыну отца и матери, стоящему пред взором моим. Отдаю при этом высшее благо этого смертного тела — душу, да будет последняя воля моя услышана. Вита. Рафаэль убрал меч, вместо него, протягивая Джинджеру свою руку тыльной стороной вверх, а тот, жадно схватив её, приложил сначала к губам, оставив лёгкий поцелуй, затем закрыл глаза и поднёс ко лбу. — Я — сын отца и матери — получивший святое имя Рубелио, принимаю клятву верности пред ликом господа нашего — от сына отца и матери, склонившегося пред взором моим. Принимаю при этом высшее благо этого смертного тела — душу, да будет последняя воля его услышана. Вита. Джинджер ещё раз поцеловал чужую руку, судорожно выдохнул, и поднял взгляд на Рафаэля. — Благодарю, — улыбаясь, сказал он, все ещё стоя на коленях. Рафаэль этой радости не разделял. Он думал о том, что обман его раскрылся раньше положенного, и сейчас чувства стыда и неловкости заполонили его, словно вытесняя все остальные. — Теперь ты узнал, — тихо начал он, что думаешь? Джинджер промолчал, он опустил взгляд на чужие ноги, затем размял шею, усиленно о чём-то думая, и, наконец, ответил: — Я немного удивлён, работы будет больше. — Это всё, что ты можешь сказать? — ошарашенно спросил Рафаэль. Джинджер не был человеком, который паниковал бы, узнав такую новость, но в представлении Рафаэля он должен был хотя бы удивиться чуть более эмоционально. Но на лице проводника всё такое же спокойное выражение. — Да, — твёрдо ответил Джинджер, — я догадывался, что вы не с Крюка, но даже представить не мог, что ваше положение настолько высокое. Они оба замолчали. Значит, Джинджер догадывался. Интересно, как он понял? Рафаэль не использовал какой-то диалект, о котором не знает? Или он слишком холеный для того, кто вырос среди морских ветров? Тишину нарушил проводник, он, поднимаясь с земли, отряхнул колени от еловых хвоинок и тихо спросил: — Можно услышать ваше полное имя? — Ты ведь и так знаешь, — усмехнулся Рафаэль. В империи есть единственное знание, которое обязательно для всех сословий — и это знание высших дворян. Люди обязаны были знать имена всех членов правящей семьи и трёх великих родов, даже если никогда не встретят их вживую. — Да. — Рафаэль, — тихо произнёс он, — Рубелио Дэ Балуа. Джинджер громко выдохнул, теребя свои волосы. Он совершенно не ожидал, что его господин окажется одним из восточного щита, да ещё и наследником целого герцогства. И что ему теперь делать? Он только что стал правой рукой будущего герцога Балуа. Но ничего уже не изменить, теперь его важнейшая цель стать опорой для этого человека. — Вас приветствует Джинджер Феделио, — он застенчиво улыбнулся, — лучший проводник Тиеры, Лимы и Тартароса… Рафаэль почувствовал облегчение. — Или просто замечательный мужчина, — закончил он.***
Прошло четверо суток. Они всё так же пробирались вглубь леса, силой прокладывая себе путь, иногда делали привалы, по очереди стоя в дозоре, иногда приходилось идти более длинной дорогой, чтобы избежать встречи со здешними обитателями. Позади, как казалось Рафаэлю, пол-леса, но на деле же они прошли едва ли одну восьмую. Запасы еды из сумки, которую впихнул Роберт, постепенно кончались, поэтому к концу третьего дня они начали ловить белок и зайцев, благо тут их было в избытке. С водой всё было намного лучше: к середине каждой ночи в лесу наступал туман — утром он опадал росой, а ночью белым покрывалом заполнял все пространство. В это время видимость была почти нулевая, поэтому Джинджер каждый раз хватал Рафаэля за руку и усаживал где-нибудь, прислонив спиной к дереву. Ассель и Роберт так и не догнали их. Рафаэль старался оставлять как можно больше следов, ломая толстые ветки или обвязывая их тонкой лентой, сделанной из оторванного рукава его блузы. Джинджер, смотря на это, ничего не говорил, хотя в глазах его чётко читалось сомнение. Нет, он верил, что те двое смогут найти дорогу, но он волновался за ментальное состояние своего господина. Тот стал нервным, плохо спал и ел, постоянно погружался в свои мысли, что не могло остаться незамеченным для Джинджера. — Они вернутся, — сказал он — Знаю. Рафаэль ответил коротко и ясно, подходя ближе к Джинджеру и хватая его за рукав. Время пришло. Влажность повышается. Воздух потихоньку становился мутнее, дальние деревья больше не выглядели такими чёткими, как раньше, а это значит, что наступает полночь, принося с собой туман. Через несколько минут они уже полностью были поглощены молочным облаком, без возможности сбежать и двигаться. Джинджер надавил на плечо Рафаэля, заставляя того сесть, и сам устроился рядом. В такие моменты Рафаэль чувствовал себя новорождённым котёнком, который не имеет зрения, но, вместе с тем, он ощущал некую защищённость, будто бы в этом тумане их никто никогда не найдёт. С такими мыслями он задремал, уставший после целого дня скитаний по Великому лесу, он положил голову на твёрдое плечо проводника. Однако обрести крепкий сон не удавалось, он всё думал о том, что с последней встречи с той таинственной женщиной из снов, прошло уже много времени. Он не вспоминал о ней какое-то время, но сейчас, сидя на земле в лесу, в голове почему-то всплыл её образ. Мягкий, чистый и светлый, может быть, он хотел сбежать от страшной темноты леса, а, может, его вновь начали терзать сомнения. Но стоило ему почувствовать на своём бедре чужую руку — сон как рукой сняло. Он открыл глаза и взглядом наткнулся на Джинджера, сжимающего его бедро чуть выше колена, тот выглядел обеспокоенно и смотрел куда-то вдаль, далеко за те три дерева, возле которых они сидели. Рафаэль уже собирался спросить, в чём дело, но проводник медленно отпустил его ногу и приложил указательный палец к своим губам. Рафаэль понял — молчи. Он аккуратно приподнялся и, стараясь не издавать шума, повернулся в ту сторону, куда смотрел Джинджер. Туман обычно стоял несколько часов, так что сейчас уже начинал потихоньку рассеиваться, что позволяло видеть чуть дальше. Увиденное заставило Рафаэля вздрогнуть, глаза его заслезились, и он почувствовал, как сердце его уходит в пятки. Там, среди остатков водяного облака, стояло нечто огромное, со странно изогнутым телом и длинным хвостом. Неужели тот дракон, которого ему надо убить? Никто не ожидал, что он будет уже таким большим. Даже стоя, по меньшей мере, в двадцати метрах от них и скрываемый большим количеством деревьев, его трудно было не заметить. Рафаэль почувствовал, как к его руке прикасаются, он повернулся к Джинджеру, смотрящему прямо на него, и вопросительно изогнул брови. — Лазурник, — одними губами ответил он. Лазурник — большое и мощное животное, размеры которого впечатляют, его максимальная длина превышает восемь метров, а максимальный вес может достигать четырёхсот килограмм. Самцы всегда крупнее самок, на зачастую невозможно сразу определить пол, особенно сейчас, когда они в таких обстоятельствах. Почти половину длины туловища животного составляет хвост — толстый, покрытый гладкой чешуёй, которая переливалась ярко-синими проблесками. У лазурника коренастое, приземистое тело с уплощённой головой и достаточно короткими и широко расставленными конечностями. Лапы с длинными и острыми когтями изогнутой формы — отличное орудие. Голова ящерицы покрыта мелкими роговыми щитками. Шкура лазурника довольно толстая и укреплена небольшими чешуйками, что делает её очень редким материалом для изготовления брони. Даже у Асселя имелся один парадный комплект из шкуры лазурника, который ему подарил покойный герцог. Сравнительно недавно имперские исследователи определили у лазурника наличие пары ядовитых желёз, расположенных на нижней челюсти и вырабатывающих какие-то вещества, вызывающие у укушенной жертвы снижение свёртываемости крови, паралич, понижение кровяного давления и потерю сознания. Железы имеют примитивное строение: они не имеют каналов в зубах как, например, у змей, а открываются у основания зубов протоками. Таким образом, укус лазурника ядовит, однако обитающая только в нескольких местах континента ящерица не нападает на людей так часто. Рафаэля и без укуса будто парализовало, ноги не слушались, а руки дрожали, он, казалось, снова очутился в том страшном сне, который он видел, уснув в карете. Снова ощущал себя ребёнком, беспомощно плачущем перед ликом смерти. Но это реальность, в этот раз существо не будет с ним разговаривать, не станет щадить и жалеть, оно, если повезёт, проглотит сразу, а если нет — будет долго есть по кусочкам. Он понимал, что нужно что-то делать, но не мог сдвинуться с места: конечности не слушались, а сердце стучало, как сумасшедшее. Сам себе он признавался — эта слабость когда-нибудь сожрёт его, и, возможно, этот момент наступил. Лазурник подошёл так близко, что спиной можно было почувствовать его зловонное дыхание, он порыкивал, носом шуршал в траве, словно выслеживая что-то. В какой-то момент он остановился в трёх метрах от места, где неподвижно сидели Рафаэль и Джинджер. — Бегите, когда я скажу, — в самое ухо прошептал проводник. Снова? Он снова кого-то бросит? Рафаэль слишком устал быть трусом. Он больше не предаст близких людей, оставляя их позади. Джинджер слишком молод, чтобы умирать здесь, и он точно не сможет побороть ящера только своими силами, но, если Рафаэль поможет ему, у них будет шанс сбежать, хотя бы ранив монстра. Он схватился за рукоять своего меча, но сильная рука Джинджера остановила его, тот смотрел напуганного, почти с ужасом, так он не смотрел даже на огромную ящерицу позади. В его взгляде можно было прочитать многое, а основной посыл был в том, что Рафаэлю нельзя принимать в этом участие, но того это совершенно не волновало. Он должен справиться с этим самостоятельно, иначе он не достоин быть сыном своего отца и потомком их основателя. Рафаэль аккуратно убрал чужую руку и вытащил свой меч, против которого коротышка Джинджера выглядела просто игрушкой. Он поднялся, вслед поднялся и проводник, оба понимали, что пора уходить, иначе прямо здесь они рискуют стать ужином. Туман отступал, и они взглядами наметили сторону, в которую побегут, когда лазурник отвлечётся, но их план пошёл кувырком, когда ящер зашипел, развернулся и хвостом ударил деревья, за которыми они прятались. Те с треском начали падать, благо, зацепившись кронами за другие деревья, остановились. Джинджер сразу же потянул Рафаэля за руку, срываясь с места совсем в противоположную от намеченной сторону. Ящерица бесновалась позади, беспорядочно била хвостом в разные стороны и орала, затем бросилась в погоню. Рафаэль почти физически ощущал, как смыкаются на спине её длинные острые зубы, как слюна проникает в его ткани и останавливает сердце. Огромная туша ловко огибала толстые стволы и почти не отставала от них, пока, наконец, они не выбежали прямо перед небольшим склоном, однако заметили они это слишком поздно. Они с Джинджером кубарем покатились вниз с огромной скоростью, собирая все камни и пни. Побитый, грязный и уставший Рафаэль, наконец, остановился, и развалился звездой, болезненно кряхтя. Сил не осталось совершенно, и он просто надеялся, что лазурник не последует за ними сюда. С этими мыслями он закрыл глаза.***
Очнулся Рафаэль спустя неизвестное количество времени, всё тело нещадно болело и саднило, одежда порвана, а руки и ноги покрыты синяками и кровоподтёками. Он усмехнулся — если так выглядят его конечности, то смотреть на спину совершенно не хотелось. Он посмотрел на небо, которое уже начало покрываться багровыми цветами, и понял — он лежал тут почти сутки. — Господин, вы меня слышите, — Джинджер сидел рядом, обеспокоенно наблюдая за реакцией Рафаэля. Рыжие волосы слиплись в одну сосульку на лбу, пол лица было залито кровью, которая уже успела запечься. Он выглядел даже хуже Рафаэля, но пришёл себя гораздо раньше и, по-видимому, все это время сидел возле его бессознательного тела. — Да, — ответил Рафаэль, — как ты? Джинджер улыбнулся, кажется, не хватает бокового зуба, следующего прямо за клыком, но Джинджеру это даже к лицу. — Живой, — ответил он, — выпейте воды. Рафаэль с трудом поднялся, ухватил бутыль и сделал несколько глотков, по ощущениям, с его внутренними органами всё было хорошо. — Я собрал наши вещи, — сказал Джинджер. Действительно, неподалёку кучкой лежали сумка, меч и пояс Рафаэля, который отцепился во время падения. — Слава Аттаче мы попали в это место, — начал Джинджер, — здесь и деревьев нет, и трава мягкая, и вода рядом, но, господин, она какая-то странная, так что не пейте её. Странная вода? Ну да, стоячая вода в лесу всегда кишит какими-то насекомыми и грязью, как Джинджер умудрился попробовать её на вкус, оставалось загадкой. Рафаэль опустил взгляд на свои ноги, затем чуть левее, туда, где мягкая зелёная трава не была примята его телом. Она действительно выглядела, словно подушка и, возможно, именно благодаря этому им удалось выжить. В воздухе сладко пахло, он попытался вдохнуть ещё глубже этот приятный аромат, но рёбра начали трещать, похоже, ушиб или перелом, досадно. — А ещё там, в воде, драгоценные камни, так что можно будет… Договорить ему не дал то ли полустон, то ли полукрик Рафаэля. — Что ты сказал? В его голове резко начали всплывать картинки, события последних дней предстали перед ним, сплетаясь в одно целое. «Это невозможно, — думал он, — просто невозможно». Рафаэль медленно обернулся. Его опасения подтвердились. Большая опушка среди густого леса была наполовину заполнена водой. Водоём был немного вытянутый с востока на запад и почти идеально повторял изгибы кромки леса. Рафаэль через боль поднялся и медленно подошёл к воде. Она была настолько прозрачной, что на дне виднелись маленькие, обточенные со всех сторон камушки, цветастые рыбы разных размеров и вразнобой смешанные драгоценные камни. Он ошарашенно рухнул прямо там, руками проваливаясь сквозь гладь воды, ладонями упираясь в остроконечные камни. Это то самое место из сна, где он в последний раз видел незнакомку. Как такое возможно? Это же за пределами понимания простого человека. Рафаэль вздрогнул. Он жадно зачерпнул двумя руками кристальную воду и быстро поднес к губам, делая глоток. На вкус вода оказалась очень странной: необъяснимо мятная, свежая, с яркими включениями брусники и ежевики. Сомнений нет. Второго такого места на свете не сыскать. Он поднял глаза, осмотрел всё и понял — есть лишь одно отличие. Там, в том самом месте среди водоёма, где во сне Рафаэль утонул, сейчас был небольшой островок. На островке том находилась глыба, огромный и тёмный валун, метра два с половиной в высоту, возвышался над водой. Рафаэль поднялся на ноги, сделал шаг, затем ещё один, пока в его сапог не натекла вода. — Господин! — закричал Джинджер, хватая Рафаэля за руку. — Феделио, — прошептал он, — я должен идти. Джинджер опешил от этих слов, его словно облили кипятком без предупреждения. Остатками здравого смысла он понимал, что отпускать туда своего лорда нельзя, это опасно, но что-то неизвестное, спрятанное глубоко внутри него, заставляло его молчать, ослабить хватку. Рафаэль продолжил свой путь, рыбы шарахались от него, а по берегам уже проснулись светлячки. Водоём, как и в его сне, не был глубоким, но краем глаза он заметил лежащие на дне опаловые бусины. Дойдя до островка, он присел перед камнем и сложил руки вместе. — О, Аттаче, прошу, дай мне ответы, — сказал Рафаэль и приложил руку к нагретой дневным солнцем глыбе.***
Он открыл глаза. Бесконечные крики, заставляющие тело цепенеть в немом ужасе, ненавистный запах горелой плоти и клубы едкого чёрного дыма, окружили его. Боль в теле отступила, но настало кое-что похуже. Империя в огне. Она медленно пожирается пламенем изнутри, и для неё нет спасения — боги давно покинули это место. Кругом трупы, уже успевшие порядком обуглиться, земля, насквозь пропахшая смертью, а уцелевшие стены — кровавая баня. Рафаэль с трудом удержался на ногах, шокированный он продолжил стоять в ступоре, пока во рту не появился мерзкий желчный привкус. Сердце бешено колотилось, а воздуха не хватало, его тело выворачивало наружу снова и снова и, казалось, это никогда не закончится. Рвота пошла носом, не давая сделать ни единого вдоха. Рафаэль зашёлся в судорожном кашле — бронхи будто бы наголо выдирали из его груди каждый раз, стоило ему лишь сделать попытку набрать кислород. Он пытался успокоиться, но раз за разом, краем глаза замечая разодранный кем-то труп, волнами наказывала тошнота. Блевать уже нечем и Рафаэль был уверен — прямо сейчас он выплёвывал свой желудок. Некогда бьющая жизнью столичная площадь сейчас только била Рафаэля под дых, как ему казалось, с неким извращённым удовольствием, с больной одержимостью сделать ему ещё хуже. Сил уже не было, видеть что-то подобное ему было тяжело. Он никогда не представлял себе, что империя может выглядеть так: она всегда была на вершине. Более двухсот лет прошли с объединения Гриза, с тех пор правящая семья поддерживала мир. Рафаэль медленно выдохнул. Приступы рвоты прошли, оставляя после себя горечь во рту и ошмётки пищи. Странно, он точно помнит, что не ел сегодня ничего мясного. Глаза его распахнулись. Понятно, очередная иллюзия, созданная той женщиной из грёз, имени которой Рафаэль не знал, и не потому что ему не хотелось, она сама не произносила его, будто есть что-то тайное и опасное в этой затеи. Каждый раз, встречаясь с ней, он оказывался в Великом лесу, но в этот раз разум перенёс его в разрушенную и павшую столицу. Что это? Злой ли рок, нависший над их жизнями, или женщина, назвавшаяся обречённой, вытаскивает самые жуткие кошмары из его подсознания? — Мы уже дали тебе слишком много подсказок, Рубелио, — нежный голос раздался сбоку.