То, что было параллельно

20 сентября 1989 года, 08:30. – Да? – Это я. Ты газету утреннюю читал? – Нет, а что? – Прочитай, очень внимательно прочитай. – Подожди, ты можешь понятнее объяснить, что случилось? – Не телефонный разговор. Подъезжай к 11 часам, к центральному входу в Баумановский сад, поговорим. Эта краткая беседа, состоявшаяся между Кистенёвым и его заместителем, Анатолием Павловичем Щёткиным, была вызвана тем, что Эдуард Леонидович узнал из свежего выпуска газеты. "В Подмосковье, на берегу реки были обнаружены несколько трупов с огнестрельными ранениями. Правоохранительными органами устанавливаются обстоятельства произошедшего." Новость, совсем нечастая для советской прессы, была максимально сухо и сжато изложена всего в двух предложениях но Кистенёву было очевидно, что речь шла именно о его людях. Жить директору ювелирного завода приходилось, скрывая огромную сумму иностранной валюты и расходуя из неё понемногу, не считая, конечно, особняка и BMW E28. Опасность попасться правосудию была огромной. Но в итоге, в разуме Кистенёва оказались более весомыми скаредность и жажда роскоши, терзаемый которыми, он когда-то и пришёл к выводу, что мог бы жить ещё богаче, если бы сбывал на сторону некоторую часть драгоценных камней, того же жемчуга, например. Рассуждениями о потенциальной возможности разбогатеть Эдуард Леонидович делился со своим заместителем, одним из немногих людей, кому директор мог доверять так же, как себе, и которому, по причине авантюрного склада личности, криминальная идея тоже пришлась по душе. Деятельность с оборотом жемчуга и иностранной валюты рано или поздно привлекла бы внимание представителей криминального мира, а потому вооружённая защита от возможного рэкета была необходима. Впоследствии Щёткин смог найти в Москве и области девять человек – молодых и спортивных ребят, исполнительных и не привыкших задавать лишние вопросы. Из них только у четверых имелось уголовное прошлое и, соответственно, погоняла. Остальным своим людям Кистенёв тоже приказал взять себе клички на преступный манер, для удобства. Наиболее же важным и нужным членом новоявленной группировки стал иностранец из Италии. Надо сказать, Лучано Феррара, даже в бытность пилотом международных рейсов, нечасто имел возможность подробно посмотреть достопримечательности стран, в которых бывал. Времени на это часто не находилось, и впечатления от посещения той или иной страны ограничивались, в основном, интерьерами аэропортов. Когда же он покинул профессию, то испытал желание наверстать упущенное и сначала посетил Лондон, а потом, в октябре 1988 года, прилетел в Москву. О Стране Советов у молодого итальянца было одно приятное воспоминание, связанное с хорошенькой стюардессой по имени Катя. Впрочем, впереди Ферраре предстояло ещё одно знакомство. Елена Владимировна Кистенёва была младше своего супруга на десять лет, и, хоть сама уже подходила к пятидесяти годам, выглядела довольно моложаво и подтянуто, к чему её обязывала должность хореографа и предшествующие ей двадцать лет балетной карьеры, а также не была лишена природного обаяния, коим беззастенчиво пользовалась, бросая кокетливые взгляды некоторым понравившимся ей мужчинам. Но с Лучано дело впервые не ограничилось одной лишь игрой взглядов, когда оба пересеклись в Пушкинском музее. Рисковая измена произошла прямо в спальне квартиры директора ювелирного завода, хозяин которой явился, к огромному сожалению Елены Владимировны, крайне не вовремя. О том, что благоверная привела с собой какого-то мужчину, Эдуард Леонидович узнал ещё на первом этаже, из уст бдительного консьержа-доброхота. Реакция на увиденную в спальне сцену была вполне предсказуема. Однако Кистенёв не стал набрасываться с кулаками на любовника жены, а заявил, что незамедлительно обратится, куда следует, и несчастного иностранца немедленно выдворят из страны. Сквозь слёзы Елена Владимировна умоляла мужа оставить гнев и не прибегать к такой крайней мере. Она заявила, что любит обоих мужчин и не допустит скандала. Странное дело, но ей удалось заставить их сесть за один стол и выпить вина в качестве примирения. За одним бокалом последовал другой. Потом к начавшейся "дружбе народов" добавилась водка… Так, двое изначально враждебно настроенных друг к другу людей позабыли о неприязни и языковом барьере, и разговаривали как давние приятели. Захмелевший Кистенёв проболтался о своей профессии и о мечтах разбогатеть ещё больше. Феррара ответил, что в Италии и за рубежом вообще нашлось бы много покупателей на жемчуг, готовых очень хорошо платить. Тут-то в разгорячённом спиртным сознании директора и обрисовались вполне определённые перспективы. Через день интурист был представлен Щёткину, и тот быстро составил конкретную схему. Итальянцу досталась роль курьера, который провозил жемчуг в чемодане с узким двойным дном. Далее Феррара передавал товар Энрико Фрателли, ювелиру из северной Италии и дальнему родственнику матери Лучано. Фрателли догадывался о происхождении драгоценного материала, но подробно этим не интересовался. В Италии этот жемчуг оформлялся по документам как легальный, а затем продавался в США. Ни старый ювелир, ни, тем более, Лучано, не были связаны с итальянской мафией, а раз брать долю за "крышевание" было некому, то прибыль была щедрой и, в основном, в долларах. Полученные деньги Феррара (после того, как дядюшка Энрико брал 10% с прибыли) привозил обратно в СССР, в том же чемодане с двойным дном. Курьеру доставалось ещё 10% суммы, остальное забирали Кистенёв и Щёткин в соотношении 80/20, обменивая некоторое количество долларов на советские рубли через проверенных «менял». Валюту же директор хранил в банках с вареньем, в хорошо отделанном и утеплённом подполе рыбацкого домика на речном берегу, недалеко от Москвы – в спокойном и уединённом месте их вряд ли бы кто-нибудь вообще нашёл. Тем более, в целях безопасности, там обычно всегда жил кто-нибудь из охранников, не посвящённых в тайну клада из подпола. Кроме того, на всякий случай, Эдуард Леонидович смог добыть для итальянца поддельный, но качественно изготовленный советский паспорт на имя Михая Мирчевича Брашовяну – со своей южной внешностью Лучано вполне походил на молдаванина. Основным местом сбора для группировки стало здание в подмосковном лесу, состоящее из трёх гаражных корпусов на девять машиномест и одноэтажной административной пристройки. Всё было построено ещё в тридцатые годы, из бордового кирпича, к тому моменту уже побуревшего от времени. Изначально это был спецпункт технического обслуживания транспорта для милиции, а в годы войны здесь чинили и машины для офицеров Красной Армии. Уже в пятидесятые про этот пункт как-то постепенно позабыли, и он перестал числится в реестрах учёта подобных сооружений. В таком виде это здание Кистенёв нашёл, а потом прибрал к рукам, не без помощи взяток "нужным людям". В административном корпусе было оборудовано производство поддельного жемчуга нехитрым способом, но дающим достоверный результат, различимый только искушённому профи. Туда же периодически привозили ювелиров – тех, которых директор смог заставить изготавливать подделки: одного (лучшего специалиста на всём предприятии) Эдуард Леонидович шантажировал раскрытием тайны нелегальной покупки беспошлинно ввезённого "Мерседеса", что гарантированно обеспечило бы ювелиру проблемы с законом, второй был запуган увольнением, а третий согласился добровольно – просто хотелось поправить материальное положение любым способом. Для пущей осмотрительности ювелирам завязывали глаза, когда возили их туда и обратно, а своим семьям те говорили о внеплановых командировках. В гаражных корпусах, где ещё пылились и ржавели два "воронка" сталинских времён, кистенёвские бандиты оборудовали себе нечто вроде "малины". Там они развлекались: бухали и, тайком от главарей, привозили сюда же разных шалав. Организаторы группировки не могли постоянно управлять ей – на это не всегда хватало времени, да и нужно было поддерживать в обществе образ уважаемых людей, которых даже гипотетически нельзя соотнести с преступностью. Поэтому они поручили это Лучано Ферраре – всякий раз во время приезда в СССР он должен был следить за порядком в банде. Сначала "кистенёвские" недоумевали, почему они должны подчиняться какому-то иностранцу. Но, может быть, благодаря какой-то загадочной харизме, а может быть и после того, как итальянец довольно жёстко избил одного из бойцов за отсутствие дисциплины и чрезмерную слабость к крепкому алкоголю, остальные бандиты зауважали Феррару и даже стали с какой-то гордостью называть себя "мафией". Наряду с освоением лидерской роли в банде в огромной и незнакомой стране, Лучано постепенно улучшал свой русский язык, проводя многие часы за словарём, и добился в этом заметных успехов, но акцент и привычка периодически вставлять в речь итальянизмы всё-таки оставались. За четыре поездки в Советский Союз Лучано привёз Эдуарду Кистенёву многие тысячи долларов. Конечно, мотаться из страны в страну с жемчугом и валютой на руках – очень опасно, разоблачить могли в любой момент. Но Кистенёв пригрозил итальянцу, если тот откажется или вздумает смыться вместе с жемчугом, крупными неприятностями, которые сможет организовать, благодаря своим обширным связям, в том числе и в КГБ. По правде говоря, связей в Комитете у директора ювелирного завода не было, но угрозы подействовали убедительно, и уже в следующий раз Лучано послушно исполнил поручение и привёз Эдуарду Леонидовичу первую сумму в валюте. А уже со временем роль участника преступной цепочки начала казаться для Лучано в чём-то привлекательной. В общем, можно было сказать, что экс-пилот заигрался в крутого гангстера.

***

22 сентября 1989 года, 11:31. По прохладной осенней почве стелился лёгкий туман. Щёткин остановил «девятку» в нескольких метрах от транспортного средства своего шефа. Выйдя наружу, он раздражённо хлопнул дверью и, вздрогнув плечами, будто бы от холода, засунул рукава в карманы пальто и пошёл к «БМВ». Оба – директор и зам – молча пожали руки и потянулись за сигаретами. Кистенёв достал сигарету «Marlboro» и, прищёлкнув бензиновой зажигалкой, засмолил. Щёткин порылся в карманах и извлёк последнюю сигарету из примятой жёлтой пачки с рисунком верблюда. Затянувшись, он выдохнул дым через окно боковой двери. – До сих пор не укладывается в голове, что это случилось. Они что же, друг друга перевалили? Из-за чего? – А что ты меня об этом спрашиваешь? – сказал Кистенёв. – А кого ещё? Делами ведь ты руководишь, а я, если что, вчера и позавчера был в Москве. – Я не помню, чтобы между ними какая-то грызня была. А тут раз, и всех замочили. И Лучано тоже мёртв. – Насчёт него точно? – спросил Щёткин. – Выжил бы, тогда вернулся бы. А так ни слуху, ни духу. – Лучше, если бы прикончили. Но если опознают его как иностранца, то ГБшники сразу за это зацепятся. И всё, нам полный... – Но не с паспортом же итальянским он разъезжал! У него ведь и липовый паспорт имелся, чтоб, если что, у ментов вопросов не было. А вот про Комитет у меня соображения тоже есть, – директор нервно постучал пальцами по рулю машины. – Вдруг это менты вместе с ГБшниками сговорились и наших постреляли? Если так, то теперь и бабки мои у них. Они по-любому там всё обшмонали. – Так ты все баксы в той хибаре хранил? – Не все, но большую часть. Ещё там парни оружие держали в ящике. Это тоже могли найти. – Всё, теперь точно… Вышка, как пить дать… Зачем только вообще это начинали... Всё ты со своей жадностью! После таких слов Кистенёв с неодобрением посмотрел на собеседника и швырнул тлеющий бычок на улицу: – Смотри, как запел! Ты сам же всю эту байду прорабатывал: как липу в изделия вместо жемчуга ставить, каким способом за кордон его провозить. Грины брать ты тоже что-то не стеснялся! – Я тебе ничего такого не говорил. Долларов никаких в глаза не видел. Про контрабанду всё придумал ты, ещё и этого итальянца ко мне приволок. И если меня в органы на допрос вызовут, то я так всё и скажу. – А помнишь, Толя, как ты Константинову лично глотку вскрыл?

***

Несчастного ювелира, на свою беду слишком любопытного, Кистенёв решил убрать, как только охранник на проходной завода доложил, что тот о чём-то разговаривал на улице с оперативником ОБХСС. Константинов и так стал для Кистенёва как бельмо на глазу, особенно после вопроса о странном человеке, выходившем из директорского кабинета, на что Эдуард Леонидович был вынужден соврать про визит племянника, который на самом деле был похож на Лучано Феррару только шевелюрой, да цветом глаз. Директор решил совершить убийство подчинённого руками зама, сумев убедить того принять в этом личное участие под предлогом "товарищеской солидарности", на что Щёткин, человек не слишком твёрдого характера, согласился. На самом же деле Эдуард Леонидович захотел "повязать кровью" своего подельника, чтобы было не так обидно отдуваться перед правосудием, в случае чего. Поздним вечером Константинова затолкали в машину и вывезли за город, к одному из глиняных карьеров, где Щёткин перерезал ему горло от уха до уха. Нельзя сказать, что Анатолию Павловичу это легко далось: он чуть сам не потерял сознание при виде растекающейся алой и липкой лужи под телом, которое было сброшено людьми Кистенёва в карьер.

***

– Ну и что? То, что ты об этом знаешь, это не доказательство. Костоломы твои, которые мне помогали, теперь в мире ином, других свидетелей не было, – ехидно ухмыльнулся Щёткин. – А бритву ты куда дел? На ней пальцы твои. – Кажется, рядом с телом бросил, – растерянно ответил заместитель. – Так если её найдут, то я про твоё участие в убийстве молчать не стану. Даже не надейся соскочить, – с издёвкой промолвил Кистенёв. Щёткин почувствовал, как будто сейчас вот-вот провалится в пропасть. Такого уровня подлости он не ожидал, хотя и сам только что признался, что, при случае, заложит своего начальника за милую душу. Он вышел из «БМВ» и, перед тем, как захлопнуть дверь, бросил: – Какой же ты гад, Эдик! Ну мы ещё поглядим, кому больше достанется.

***

22 сентября 1989 года, 11:31. Двое суток после неприятного разговора с собственным заместителем Эдуард Леонидович Кистенёв провёл в водочном угаре. Тем самым он пытался сгладить дурные мысли об аресте, который всё больше казался неминуемым. Директор сидел в гостиной рядом с журнальным столиком, на котором красовался полупустой графин с рюмкой. Хозяин был не в хламину пьян, но уже, образно говоря, «в подпитии». Елена Владимировна подошла к мужу, взяла графин и рюмку. Кистенёв схватил её за запястье: – Поставь на место. – Эденька, скажи, ну куда ты так пьёшь? – Куда я так пью? А что ещё остаётся делать, когда скоро меня повяжут за то, что я жемчуг с завода за бугор толкал? Пытаясь собраться с мыслями, Елена Владимировна присела на диван. – Подожди, это что ж, правда? – Дура! – закричал Эдуард Леонидович и вскочил с кресла. – Ты не понимаешь, что я бы не смог сам заиметь такой домище за городом! А БМВ? Откуда на это всё деньги, из воздуха?! – Ой, что же будет-то? Что будет теперь? – дрожащим голосом пролепетала женщина и заплакала. – Может, милиция с обыском придёт. У меня здесь есть кое-что, постой. Подойдя к сейфу в кабинете, Кистенёв отпер его и достал оттуда пачку 100-долларовых банкнот на общую сумму около полутора тысяч долларов. – Эдик, что это? Это твоё? – Нет, у соседей взял! Лучше принеси вазу какую-нибудь, а не мели языком. Елена Владимировна тотчас же метнулась к серванту и сняла оттуда высокую вазу, расписанную в китайском стиле, с цветущими ветками и пёстрыми птицами. Когда она подала её мужу, то он швырнул пачку денег вовнутрь. – Это ты их так спрятать задумал? – удивилась Кистенёва. – Да тут в первую очередь найдут! – В моём сейфе их ещё быстрее найдут! – парировал Эдуард Леонидович. – Есть такая мудрость: хочешь хорошо спрятать – спрячь на самом видном месте. Сюда они вряд ли полезут. Без этих бабок есть хоть какой-то шанс, что от вышки пронесёт. – Ты мудрость раньше бы проявил, не занимался бы этой уголовщиной. Мы что, плохо жили? – Прекрати, а! И так хреново, ты тут ещё душу травишь! – Да ты же не только себя, ты и меня, и дочек наших подставил! Они невесты уже, кто их в жёны возьмёт, если тесть – жулик? Длинный звонок в дверь прекратил супружескую перебранку. Кистенёв и его жена, которая всё держала вазу в руках, аккуратно приблизились к двери. – Кто там? – тяжело дыша от волнения, спросила женщина. – Э-электрик я. Плановая проверка проводки, – послышался крикливый голос из коридора. «Обход был на прошлой неделе», – прикинул Кистенёв, но всё же потянулся к замку и отворил. Только дверь открылась, как электрик отошёл в сторону, и в квартиру вбежали четверо мужчин в строгих пальто и шляпах. – Вы ведь из милиции, да? – спросил хозяин квартиры, на что человек, стоящий впереди и, судя по виду, главный из четвёрки, заявил: – Никифоров Андрей Андреевич, Комитет Государственной Безопасности. Эдуард Леонидович, вы арестованы по подозрению в организации контрабанды драгоценных материалов с вверенного вам предприятия за рубеж, а также в причастности к обороту иностранной валюты на территории СССР. Когда Кистенёв вгляделся в удостоверение Никифорова, то молча опустил голову. За спиной он услышал короткий испуганный женский крик и звонкий звук разбившейся вазы, которую Елена Владимировна выронила из рук. «Вот, на ловца и зверь бежит», – заметил в мыслях один из сотрудников, увидев валюту среди осколков.

***

22 сентября 1989 года, 08:12. Анатолий Щёткин спешил к таможенному контролю аэропорта "Шереметево". Неся с собой чемодан с личными вещами, он то и дело оглядывался по сторонам. Ему казалось, что за ним отовсюду могут следить. Прошлым днём Щёткин настрочил на нескольких листах содержательное заявление на Кистенёва, в котором подробно изложил собственную контрабандную схему. Причём авторство этой схемы он старательно приписал своему шефу, не забыв целых четыре раза упомянуть о своей непричастности к расхищению государственной собственности и об угрозах жизни, якобы исходивших от Кистенёва. Отнести само заявление Щёткин поручил своей жене – побоялся показываться лишний раз в госучреждении. Вот трусоватый заместитель подошёл к очереди. Столпившийся в ней народ продвигался совсем по чуть-чуть, что ещё больше добавляло Щёткину беспокойства. Он глянул на часы. До отлёта рейса на Калининград, где Анатолий Павлович рассчитывал отсидеться, пока всё не уляжется, оставалось ещё сорок восемь минут. Опоздать было нелегко, но уж больно хотелось поскорее оказаться на борту самолёта. Щёткин замечтался о том, что скоро его начальник будет отдуваться за все их грязные дела, и сам не заметил, как по бокам, словно ниоткуда, возникли трое. Один из них деловито развернул «корочки» и тихо проговорил: – Пройдите с нами, гражданин Щёткин, вы арестованы. Названный гражданин обомлел и чуть не рухнул на пол, но люди в штатском удержали его от падения. Они же умелыми и быстрыми движениями отобрали чемодан и защёлкнули на его руках наручники. Ведомый тремя мужчинами и мысленно пребывавший в апатии Щёткин шёл в сторону выхода из аэропорта. Ему было всё равно, как некоторые люди глядели на всё это и взволнованно перешёптывались, ничего не понимая, что же на самом деле произошло…

***

Судьба участников группировки Кистенёва: Эдуард Леонидович Кистенёв – в 1990 году повесился в камере через день после оглашения смертного приговора. Анатолий Павлович Щёткин – в 1990 году расстрелян по приговору суда за организацию контрабанды жемчуга и убийство ювелира И. В. Константинова. Лучано Феррара – в 1989 году убит бандитом Мишкой Сухарём во время перестрелки у реки, за отказ отдать тайно спрятанный жемчуг. По распоряжению КГБ, в ноябре 1989 года тело Феррары было тайно переправлено в Италию. Похоронен в родной Тоскане, в закрытом гробу. Похороны проходили под негласным наблюдением сотрудников итальянской резидентуры КГБ. Михаил Кириллович Сухарев, «Мишка Сухарь» – в 1989 году, вместе с остальными членами банды Кистенёва, был убит лейтенантом милиции Тихоном Лисовым во время перестрелки у реки. Ювелиры, занимавшиеся изготовлением фальшивого жемчуга и заменой настоящего жемчуга в украшениях на поддельный: Г. А. Аринин – в 1990 году приговорён судом к 15 годам лишения свободы. В 1996 году умер от туберкулёза. Р. М. Ситников – в 1990 году приговорён судом к 12 годам лишения свободы. В 1998 году был убит сокамерником по причине конфликта на почве личной неприязни. О. О. Вахрин – в 1990 году приговорён судом к 10 годам лишения свободы. После отбытия срока переехал в Рязань. В 2001 году погиб, попав под поезд при попытке перейти железнодорожные пути в состоянии алкогольного опьянения. Лица, занимавшиеся обменом передаваемых Э. Л. Кистенёвым и А. П. Щёткиным долларов на советские рубли («менялы»): Н. А. Крутов, В. Б. Кириленко, К. М. Николин – в июне 1990 года расстреляны по приговору суда. Следствием также было доказано, что данные лица занимались незаконными операциями с валютой ещё с 1982 года.