Bullshit

      Уилл неспеша ведет носом, втягивает в себя застоявшийся воздух, отдающий каким-то неясным запахом. Переводит взгляд на собрание хорошо знакомых ему людей — они будто бы застыли бронзовыми статуями в молчаливом замешательстве.       Напряженность. Вот чем здесь пахло. — Но как? Я думала… — Оди в момент переносится в тот злосчастный день, когда последний раз видела Сэма Оуэнса: треклятый ошейник, шприцы, медленно входящие и выходящие из не нежной кожи, вертолет, в пух и прах разбивающийся посреди глухой пустыни, папа, с кровью у рта цедящий предсмертные просьбы. — Я выжил. Сам не знаю как, но это уже не важно, — девушка изучает осунувшееся лицо Доктора, испещрённое глубокими морщинами — они расстались не более недели назад, однако он будто изрядно постарел. — Одиннадцать, мы должны вернуться в лабораторию.       Никто не замечает, как лицо Майка моментально каменеет, сливаясь в косом монолите. Он опять теряет ее, потому что Эл буквально просачивается сквозь его немеющие пальцы. Уилл был чертовски прав, когда говорил, что он боится ее потерять.       «Если б она хотела тебя бросить, она бы сделала это быстро. Будто сорвала бы пластырь».       Она и вовсе не смотрит на него либо намеренно игнорирует. Как это понимать?       «Ты нужен Оди, Майк, и всегда будешь нужен».       Эти слова сейчас кажутся противной желчью, наполняющей рот до краев. Ему становятся противны все в этой комнате, но больше всего Уилл, так вольготно играющий на его чувствах к Оди.       Парень переносит тяжесть тела на другую ногу, пока стоит опершимся на дверной косяк и начинает сверлить Байерса сосредоточенными глазами.       Взгляд юноши отскакивает от стены, как резиновый мячик, перпендикулярно отлетая вглубь гостиной, но он пуст.       Досчатый пол взвизгивает под напором маленьких босых ступней, когда они боязно семенят робкими шажками назад, в темноту. Земля, кажется, ускользает из-под ног, оставляя после себя лишь блеклые тени, пританцовывающие в такт устрашающей ночи. Зоркие испуганные зрачки в запальной горячке бегают из угла в угол, пытаются отыскать безопасное убежище. — Сынок, — твёрдый голос звучит так ласково и неестественно, что на секунду мозг хочет купиться на ядовитую фальш, однако этот урок уже усвоен. — Ты опять расстраиваешь папочку.       Пальчики быстро обхватывают рот, приглушая тревожный писк, когда в спину вдруг упирается закрытая дверь шкафа. Пятиться больше некуда. Мальчик чувствует, как жёсткий силуэт приближается; блеск луны озаряет кожаный ремень с массивной железной пряжкой, небрежно зажатый в правой ни разу не вздрогнувшей руке: от одного его вида под мятой одеждой прожигает прерывистые багровые синяки, ползущие синюшными лентами вдоль сгорбленной в попытке защититься спины.       Детское лицо, припрятанное под золотистыми волнами спутанных волос, выражает смиренный страх, потому что это все в порядке вещей. Это нерушимые семейные устои. — Нил, остановись, — напряжённую атмосферу прорезает женская отчаянная мольба, не имеющая успеха. — Мама! Мамочка! — горячие слёзы выжигают припухшие щеки.       В тишине раздаётся короткий глухой удар, пронизывающий душу ребёнка нестерпимой болью до мозга костей, а затем слышится крик, асинхронно сжимающий тисками маленькое сердечко.       Пока его силой заталкивают в жуткий шкаф, краем глаза в прогорклой темноте он замечает нечто тихое, жалкое, покорно свернувшееся в клубок, но ничего не может поделать — он бессилен, он уязвим.       Уилл несколько раз ошеломлённо моргает, протирая глаза взмокшей ладонью, и встречается растерянным взглядом с Майком, который, как почему-то кажется Байерсу, тут же демонстративно отворачивается, ведь подбородок Уилер обычно так не задирает. Он… обижен? — Но разве она не закрыта? — доносится до Уилла, внезапно вернувшегося в реальность после дневного кошмара. — Закрыта. Но кто сказал, что ей нельзя воспользоваться?       Оди бросает на Хоппера взор, полный надежды. Он сначала брезгливо хмурится, потом его черты обретают более нейтральное выражение, напоминающее безысходность. — Я еду с вами.       Скрюченные пальцы Байерса тянутся к ноющим вискам, и он не успевает понять, что Оди опять забирают в лабораторию — не насильно, но без вариантов отказа.       Сначала возникает вопрос, что за бедный мальчик мелькал в мрачном видении: «Нил» кажется отдаленно знакомым — Уилл вспоминает, что это отчим Макс. Складывает два и два, конечно, до него доходит, как зовут обладателя испуганных синих глаз. Но к чему все это?       Билли становится жалко, да и к чему говорить о покойных плохо. Весь тот страх Уилл прочувствовал каждым нервом, как будто это его заперли в тесном темном шкафу, перекрывая доступ к кислороду. — Пойдём к столу, дорогой, — Джойс треплет его по плечу, одаряя согревающей улыбкой.       Зомби-бой на автомате кивает и следует за матерью, нутром он чует, что кто-то за спиной точит на него странный взгляд. Майк не отворачивается на этот раз, а продолжает мысленно пилить Байерса, который рассеянно отводит глаза, на мелкие кусочки.       Ужин прошёл благополучно: взрослые изредка вставляли нелепую шутку, чтобы разрядить обстановку, дети же уткнулись в свои тарелки, задумчивее всех была Одиннадцать. Уилер, любезно согласившийся остаться, уронил нож, чертыхаясь под нос и немного краснея, и этим ножом потом скрежетал по тарелке, пробуя отрезать доставшийся, похоже, только ему жилистый кусок мяса. Уилл с доброй насмешкой наблюдал эту милую картину, затем обращал внимание на пустующий рядом стул, где обыкновенно сидел Байерс старший, сегодня решивший поменяться с Майком местами и побыть с Нэнси.              Джонатан чувствовал, что их отношения начинают трещать по швам, с осторожностью накладываемым ими не за короткий срок. Понимал, что дурь скосила его над глубокой пропастью, которая разрасталась в геометрической прогрессии в Леноре. Он полагал, что эта зависимость перебивает пустоту, образовавшуюся из-за разлуки с той обворожительной девочкой с глазами ангела, теперь смотревшими на него с видимой неловкостью. Он не хотел такого конца для них, не хотел отпускать ее напрочь разочарованной в нем.       Наступило время прощаться. Хоппер нёсет к машине небольшую сумку, которую Оди собрала с самым нужным. Девушка обнимается со всеми по очереди. Джойс по-матерински гладит ее по стриженой голове, делает наставления и поддерживает словами. Младший Байерс занимает отдельное место в ее сердце. Когда-то спасая мальчишку по имени Уилл Байерс от Демогоргона, она и подумать не могла, что он окажется тем самым добрым, уютным парнем, с которым и горы по колено. Их прощание было поистине трогательным, объятие крепким до хруста костей.       Эл на мгновение застывает — очередь доходит до Уилера. Он вспыхивает, когда Эл наконец прямо и даже с некоторой искрой в глазах смотрит на него, призывая подойти ближе. — Опять уезжаешь? — Майк негромко задал риторический вопрос, пока они стояли у выхода из дома.       По ее губам волной прошла неловкая ухмылка, вдруг она поднялась на носочки и приобняла его за шею. Уилер скрестил руки у неё за спиной. — Нам нужно расстаться, Майк, — прошептала она ему на ухо совсем неслышно, чтоб никто не заметил — замечает лишь Уилл.       Парень только в изумлении раскрывает рот, но она сжимает руки на спине крепче. — Молчи. Пожалуйста. Просто пойми, что так будет лучше.       Уилл с затаенным дыханием печально глядит на них, когда в голову прорывается посторонний голос: — Милая пара, не правда ли?       Пальцы самовольно сжимаются в кулак, которым бы он в мечтах зарядил в нос тому, кому принадлежит этот голос. В мечтах.       Майк и Оди отстраняются друг от друга. Она чувствует легкость и свободу, в каких так нуждалась долгое время. Он теперь ничего не чувствует. Не может понять, больно, весело, тоскливо или ему все равно. Ясно одно — это все точка невозврата.       Оставшиеся провожают грузовик шерифа, выезжающий на проселочную дорогу. Как только он скрывается из виду, Майк наскоро прощается с Джойс и Уиллом, разворачивается и размашистыми шагами спешит домой. Они думают, что он переживает за Одиннадцать. Однако он испытывает только скребущую на душе обиду на Уилла, несущего сущий вздор в фургоне по пути из Калифорнии, на Оди, разом растоптавшую все его надежды.