Бриллиантовый Ястреб

—Я жила в Смоланде до того, как он пришёл. Проще сказать, там я и родилась. Папу почти не видела, он почти всегда был на работе, какой – мне не говорили. Знаешь, Паула, я хочу рассказать тебе всё с самого начала, чтобы ты поняла, что здесь причина, а что–следствие. После его смерти мама решила воспитать меня самостоятельно. Но большинство членов нашей семьи хотели, чтобы она вышла замуж снова, ибо мне нужен был отец. А я сама и не подозревала. Смешно... Мне было бы достаточно заботы бабушки с дедушкой, помимо её. Они были главными судьями в здании суда Мальмё, ездили туда часто, и брали меня с собой. Там мама и познакомилась с Эрнестом Герреро. Он был другом подсудимого, свидетелем, который давал показания. Все в моей семье работают на стороне закона, как ты знаешь, а он был прямо противоположен. Они начали встречаться, а потом, когда он увидел меня, я увидела одно отвращение. Для него я была прицепом который только и делал что под ногами мешался. Он меня не любил, и никогда не полюбил бы, я это понимала. Мама была очарована им, он даже проявлял к ней что-то вроде ласки и доброты. Когда появился Рик, он окончательно забыл, что я есть. А женившись на моей маме, стал больше и явнее помыкать ей. Она работала в полиции, а ему было выгодно крышевать синдикат с её помощью. Никакой любви тут и не было. Бабушка с дедушкой умерли в один день, мне тогда было одиннадцать лет. Я играла в прятки и спряталась в шкафу, а они сделали вид, что не могут меня найти. Я, помню, громко крикнула что-то и выпрыгнула оттуда, а потом увидела их. Они теряли сознание на полу. Умирали, а я даже ничего сделать не могла. Мне стало страшно, я даже не знала, что делать в этих случаях, потому что не имела понятия, что такое сердечный приступ. Убежала и звала на помощь так, что слышал весь дом. Меня нашли на кухне медики, я плакала в дедушкином кресле. После похорон я начала седеть. Сначала одна большая прядь на затылке появилась. Меня возили к докторам, они говорили, наследственное. Потом чёлка. Мама красила меня краской, но она быстро смывалась, и мою позорную особенность видел весь класс. Защитил меня перед этими тупыми уродцами только ныне покойный и печально известный тебе Трилле. Когда Эрнест почувствовал свою безнаказанность, он начал грабить, вместе с «шакалами». По всему Мальмё, а потом и Швеции. Их боялись все, поэтому даже полиция, даже суд не сильно им препятствовали. Подставные свидетели, подкуп новых судей... Но когда его разоблачили, он оградил нас от любой внешней информации, а меня, чтобы я не могла дать показания, пугал тем, что убьёт нас всех, если я скажу даже моей маме. Он говорил: «Ты виновата в их смерти. Ты во всём виновата. И должна искупить свои грехи, так велел Бог.» Здесь, в Постбридже, я этим и занималась после переезда. Когда мама ездила в Смоланд, в течении года синдикатцы возили меня в чащу леса и устраивали какие-то оккультные обряды. До сих пор не понимаю зачем, может, посвящали в синдикат таким образом... Я днями ничего не ела, только круглыми сутками, в пончо и с черепом быка на голове, прыгала по горящему кругу и вдыхала дым странных благовоний, которые как-то влияли на меня. Нужно было специально преломлять голос для молитв и заклинаний, потому что, якобы, этот его Бог по-другому не услышит. Причина моего необычного голоса. Обряды тоже были секретом для мамы и Рика. Они удивлялись тому, как я быстро седею, однако молчали. От страха. Теперь он всех нас держал под замком. Мне не разрешалось стричься, ходить в школу и вообще контактировать с миром. Когда был долгий интервал между ритуалами, мой мозг протрезвел и я наконец поняла что происходит, а потом тобы хоть как-то обратить на себя внимание мамы, которая хоть и работала, но тоже под строгим контролем, ночью обрезала себе волосы кухонными ножницами а затем побрилась налысо бритвой Эрнеста. Рано утром мама уехала, а он будто сошёл с ума. Набросился с кулаками. Этот момент мой мозг пропустил и... включился только тогда, когда я осознала, что бегу по лесу куда глаза глядят. Во мне что-то кипело, а снег под ногами становился красным. Я бежала и бежала, пока не выскочила на дорогу. В меня врезался экипаж, водитель принял за животное, потому что они там часто выбегали. Но потом понял что я человек. В салоне ещё сидела женщина и близнецы, помню, они очень испугались, увидев меня. Потом мой мозг снова отключился, а очнулась я в военном госпитале. Люди в халатах удивлённо смотрели на меня. «Как она выжила?» - я часто слышала эту фразу в их разговоре. Мне объяснили, что теперь я мехарт – человек, которому поставили механическое сердце. Моё было с кукушкой, старый образец, и почти на всю грудь. Мне не нашли женского размера или детского, а спасти как-то надо было. Я лежала в больнице месяц с небольшим, Эрнест убедил всех, что меня сбил экипаж, пока я гоняла мяч, поэтому вопросов не возникало. Ах да, ещё он был просто мастером убеждений, настроил всю нашу семью против нас самих, поэтому нас ненавидели. Меня за смерть бабушки и дедушки, а мою маму–за то, что она не сдала меня в колонию. Рядом со мной в палате лежала девочка, лет семи, она спросила меня, давно ли я здесь, и «что это тикает?». Я называла своё сердце часами, поскольку не могла привыкнуть, что оно выглядит именно так. На следующий день, когда меня перевели в отдельную - Эрнест пресекал любое моё общение с людьми - меня хотела навестить та семья с близнецами, но когда они должны были прийти, я увидела вязаную шапку в коридоре и нечаянно посмотрела в один из дверных пролётов. Я увидела, что все они там, и все они–мертвы. На стене кровью был нарисован цветок, составленный из отпечатков ладони - их знак, когда они убивают кого-то. Это привело меня в настоящий ужас тогда, но сейчас я понимаю, что синдикатцы не хотели выдать, что Эрнест меня избил и устранили свидетелей. Это полностью в их стиле. Плевать, кто перед ними. Мужчины, женщины, дети... Они не щадят никого.     После выписки единственным, кто узнал об этом, был Рик. Он даже тогда был очень умным, и сам догадался обо всём. Я наконец нашла поддержку в лице брата. Хоть мы и были наполовину разны генетически, но он не принимал его принципы. Его самого Эрнест заставил бросить фортепиано, чтобы тоже посвятить в синдикат, и поэтому учил стрелять. Мой брат красит волосы в белый, чтобы поддержать меня, а в качестве протеста против отца забил всё тело тату, попросив об этом одного молодого «шакала».   Ему ещё очень повезло... Мне каждый день, пока мама была в Швеции, завязывали глаза и увозили невесть куда. Несмотря на то, что я была мехартом и буквально пару недель назад вернулась из больницы, они снова решили взяться за меня, но теперь с другой целью. Не сжить со свету, как тогда, а сделать их «солдатом». Наёмным убийцей, который будет устранять неугодных им людей. Вероятно, кто-то нашёл информацию об отце. Я, опять же, ничего не знала. За мной пускали огромного злого питбуля, чтобы я от него бежала, пока не откажут ноги, или запирали в тесной комнате, угрожая пустить газ через сутки, если не выберусь. Меня тренировали убивать, и я знаю повадки этой мафии, поэтому так хорошо справляюсь с ними. В какой-то момент Эрнест в пьяном угаре сломал мне механизм, в тот день должна была приехать мама. Было очень больно. Я думала что умру в тот вечер. Этот урод сбежал, а Рик четыре часа держал меня в сознании и пытался помочь. Вынул осколок из шестерёнок, и они, хоть со сломанными зубцами, но как-то работали... Когда мама вернулась, мы поняли, что он больше не придёт в этот дом. Даже кошелёк свой оставил, и денег в нём хватило, чтобы уехать в Лондон. Там, как думала она, нам будет лучше, и получится найти часовщика, чтобы починить моё сердце. Подло поступить с ним и забрать его деньги было очень справедливо. Кому нужна совесть если имеешь дело с таким ублюдком? Мама устроилась в Скотленд-Ярд, и быстро там поднялась. Однажды взяла меня с собой на работу, дома меня мучали кошмары и сильная паника. Я почти одичала. Когда она попросила коллег присмотреть за мной... Ну, мне Фрэнк рассказал, просто мой мозг, опять же, удалил эти воспоминания. Так вот, я испугалась что у них есть оружие и уложила их на лопатки... Да ещё и отобрала один револьвер. Только Фрэнку удалось меня успокоить. Он зашёл в комнату для допроса, где меня оставили, и просто по-доброму поговорил со мной. Он был первым за всё это время, кто наконец увидел во мне маленькую девочку, а не потенциальную угрозу или силу, которую можно использовать для своей выгоды. Он помог мне адаптироваться снова, и стал для меня практически как второй дедушка. Потом он узнал о моём интеллекте и в четырнадцать разрешил работать «младшим детективом». Так он назвал эту должность, поскольку считал глупым звание «Ассистент детектива». Мне нашли психотерапевта, хожу к ней уже четыре года. Третья дверь слева по коридору, первый этаж, кабинет номер пять, это я точно помню, а ещё Миссис Хаксли всегда носит странную заколку и синее платье. Я захотела пересилить поставленный мне диагноз–социопатию и посттравматическое стрессовое расстройство, поэтому пошла на стрельбу. Там я и познакомилась с Бадди и Манивальдом. Тогда Мэнни ещё жил с отцом в общине и скрывал все свои страдания, а Бадс привыкал к его нынешней семье. Мы собрались в кучку чудиков и решили тренироваться вместе. Нам раньше всех позволили снайперские винтовки, возили на разные соревнования... Ну и мы стали одними из лучших учеников. После встречи с тобой я поняла что существую на автомате, а другие мехарты уже давно живут как обычные люди. Чёрт, я так от всего отстала...  Ну что-ж, теперь ты знаешь, почему я такая.—Сильвана всплеснула руками, стряхнула пыль с пиджака и как ни в чём не бывало, продолжила искать тайник. —Боже правый...—Ахнула Паула.—Как мне тебя жалко. —Не стоит меня жалеть. Я не настолько хороший человек. В любом случае всё что тебя не убивает - делает тебя сильнее. —Та, покопавшись в ящике с документами, выудила оттуда коричневую папку.—«Пациент пятьдесят восемь, Сильвана Бьёрклунд, пол женский, группа крови четвёртая, отрицательная, диагноз: множественные переломы и трещины рёбер, повреждено сердце. Установлен сердечный имплант А-4897, мужская модель.»— прочла она.—Так вот куда он целился. —Он хотел тебя убить? —Не-а, скорее заставить бояться и подчиняться. Типа проучить... Вдруг Паула схватила её за плечи и снова посмотрела ей в глаза. —Я считаю тут что-то не так. Я это чувствую. Сейчас ты вспоминаешь всё, что видела в тот день! —В какой день? —Когда умерли твои бабушка с дедушкой. Ты говоришь, что помнишь всё, до последней детали. —Д-да.—Сильвана снова заволновалась. —Ну так вспомни и разберись. Мне-то в твою голову не залезть... Стрелки на часах в её груди будто сошли с ума. Волна паники снова накатила, но она пересилила её и снова сев на стул, закрыла дрожащие веки. Перед ней появилась та самая гостиная. Воспоминания оказались невозможно болезненными для неё, ещё более, чем сбой, когда её сердце было сломано. Сначала всё размывалось, затем постепенно обрело детали. Резная мебель, стеклянный стол с ножками в виде львиных лап, и банка с пилюлями на почти невидимой поверхности, а рядом с ней сложенная вчетверо инструкция. Сильвана снова была там, только уже почти взрослая. Она осторожно подошла к столу. Взяла бумажку, раскрыла её и внимательно прочла. «Буро-красные таблетки с белыми вкраплениями»–бросилось ей в глаза. Бьёрклунд снова перевела взгляд на флакон. Там находились желто-зелёные капсулы. Странно что никто не заметил эту деталь, но с другой стороны, никто и не читает инструкции, по крайней мере, не дочитывает до этих подробностей. Как верёвкой, обвязанной вокруг шеи, Сильвану дёрнуло вперёд и мгновенно вывело из воспоминания. Атака усилилась. Теперь в сердце будто залезли руками и выдирали оттуда шестерни одну за другой. Ощущения были реальными и причиняли почти реальную боль. Девушка соскользнула с места, расслабив тело, на проеденный молью ковёр. —Чёрт!—Прохрипела она, с силой стукнув кулаком по полу.—Мой мозг скрыл это от меня! Я зачитывалась инструкциями в детстве, когда делать было нечего. Как я могла забыть про таблетки для сердца! —Что с ними? —Он подменил! На медленный яд! Эрнест убил их!— Хрип перешёл в яростный рык, а затем из её глаз быстро побежали слёзы.—Как же так!? ПОЧЕМУ!? Паула подняла подругу на ноги. —Знаю, это тяжело.—Мягко начала она.—Это твоё прошлое. Прими его. И то, что всё закончилось... Она взяла её за лицо и начала вытирать скулы большими пальцами. —Я не заметила этого! Он ушёл безнаказанным! —От тебя отрекались множество людей, тебя ненавидит почти весь Смоланд, потому что думают так, как им сказали. Мне понятно, почему тебе плохо, но и понятно, почему ты это забыла. Эрнест мёртв. Его больше нет. Он погиб от рук сына, считай это его кара. Ты раскрыла дело. Своё дело. Теперь всё у тебя будет хорошо.—Паула обняла Сильвану, и не отпускала почти минуту. —Ч-что это я...—Та освободилась из её рук и заново стала хладнокровна. Единственным физическим напоминанием об эмоциях остались не высохшие слёзы на впалых щеках девушки.—Нам надо искать. Они скоро могут приехать за браслетом. Стоит поторопиться... Лихтенштайн решила не возражать. В течении двадцати минут они мучали стены, стучали ящиками и дверцами и смотрели во все возможные отверстия и щели. Вдруг, когда совсем стемнело, Паула окликнула Сильвану: —Эй, С-сева... Кажется, мы тут не одни. Девушки услышали, что кто-то идёт. Далекий, но отчётливый топот. Бьёрклунд поняла, что к ним направляются несколько человек. Шаги у них были тяжёлые, поэтому она предположила, что все из них–мужчины. Быстро выключив свет, детектив села на пол и дёрнула подругу за собой. —Бандиты.—Еле слышно выдохнула она.—Пришли за своими сокровищами. —Это наш шанс их поймать!—Воскликнула Паула, но Сильвана мгновенно налетела на неё, зажав рот ладонью. —Тихо. Нужно куда-нибудь спрятаться... Мелких с нами нет, чихать и возмущаться никто не будет.—Быстро рассуждала она вслух.—В шкаф мы с тобой вполне поместимся. —В шкаф? Нетушки, я не пойду, давай ещё подумаем...—Возразила было та, но сама не заметила, как оказалась в тесной, ещё более пыльной чем в доме у Эскофье-Бьёрклундов деревянной коробке. Там стоял запах плесени и сырых досок, не слишком приятный, но вполне терпимый, чтобы просидеть наедине с ним недолгое время.   Щёлкнул ключ в замочной скважине. Одна пара ног, вторая, а затем и третья переступили порог. Грубые, прокуренные голоса нарушили тишину. Люди говорили на португальском и испанском, и Сильвана, понимающая последний, улавливала лишь часть от сказанного, поскольку они то и дело переключались с одного языка на другой. —Что они говорят? Тайник здесь? Я не понимаю ничего.—Заговорила Паула. Сильване показалось, что её шёпот был слишком громким, поскольку один из мексиканцев отвлёкся и посмотрел в их сторону. Девушка прижалась своим лбом ко лбу подруги и пристально посмотрела ей в глаза: —Замолчи. Иначе я тебя поцелую. Я знаю, как ты этого не любишь. Так что закрой свой чудесный ротик по-хорошему и дай мне подслушать их нормально. Лихтенштайн услышала от неё запах крепкого зеленого чая с приличным количеством мяты. Сильвана, похоже, думала, что чем больше этой травы кладёшь в чайник, тем больший успокаивающий эффект она даёт, что на самом деле - крайне не так. Она наверняка знала, что ей придётся рассказать о своём прошлом и пыталась как можно быстрее и крепче войти в свою «обычную» личность, ту что без единой эмоции, которую она показывает посторонним. Внезапно к девушке пришло осознание, что она сама перенимает у подруги индукцию и теперь неосознанно подвергает ей почти всё, что видит. Щёки мгновенно зажглись подобно фонарям, окрасившись в красный. Внезапно обе почувствовали на висках что-то холодное и металлическое. Бандиты обнаружили их. Вытащив девушек из шкафа, двое мужчин, всё ещё приставив револьверы к их головам, повели их к стульям и грубо усадили. —От нас не сбежишь.—Оскалив зубы в золотых коронках, промолвил лысый усатый мексиканец, чьё лицо было испещрено немалым количеством морщин, пока другие двое связывали бледные, изящные руки юных леди. Сильвана была сильно измотана атакой, и её сил хватило лишь на взгляд, полный презрения, пронзивший налитые кровью глаза главаря-«волка». Шакалы, завязав морские узлы, обошли стулья, дабы поближе рассмотреть пленниц. Они насмехались над ними, тыкая пальцами. —Эй, киска, хочешь я увезу тебя к себе? У меня мно-ого золота.—Протянул один из них и выдул дым от папиросы, набитой дешёвым табаком, Пауле в лицо. Та поморщила нос. —Как тебе эта?—Второй указал на Сильвану.—Вылитый мужик, ты только посмотри! Всем доскам доска! Он схватил её за седые волосы и потряс. Несколько минут они говорили на португальском, а затем будто бы невзначай проскочила одна английская фраза: —Не повезло ей такой уродиться. Подумать только, полу-британка.—Издевательски сказал первый.—Чаи, небось, гоняла в этом своём Лондоне. Такая рожа мерзкая у неё... Впрочем, как и у всех скандинавов. Финны, шведы, всё одно. Эй, викинг, сделай одолжение, сдохни уже, или дай мне тебя убить, не доставляй людям проблем... —Не дождёшься...—Как только эти слова слетели с тонких губ Сильваны, все лампы в доме погасли. Раздался истошный крик, перешедший в громкий хохот. Услышав его она улыбнулась: Рик и Алекс устроили «Саботаж в темноте». За ним последовали громкие удары, судя по звуку, чем-то деревянным, после чего свет снова включился. Мальчишки оглушили одного из «Шакалов» и «Волка», к тому же успев разрезать верёвки, которыми были связаны девушки. Всё это произошло за секунд десять, и они не успели толком ничего разглядеть и понять, что произошло. Очухавшись, Паула вскочила со стула и отпрянула назад, Сильвана же принялась растирать затёкшие руки, откинув голову назад. —Не бойся, всё под контролем.—Пафосно произнёс Алекс, держа клинок у горла бандита. —Паула, может, думаешь проучить их? Я даже приведу их в себя для этого.—Рик схватил за шиворот «Волка», обернувшись к ней. Та помешкала, но внезапно переменилась в лице, слегка прищурившись, и улыбнувшись одним уголком рта. —Давай. Я даже знаю, как.—Ответила она. Пощёчин и не понадобилось: оба мексиканца быстро пришли в себя. Оглушение, нанесённое им юношами, было не настолько сильным, чтобы они отключились надолго. —Ты... Это же ты! Волчонок!—Воскликнул старший.—Сын Эрнеста Герреро, лучшего из «Волков»! Почему ты за них!? —Да я даже за чупакабру буду против вас!—Рявкнул парень на испанском.—Пола? —Паула.—Поправила его та, подходя ближе.—Этот пусть уйдёт к полиции целым. Он и так пропустил свою жизнь за преступностью. Можете просто задержать. —Есть, мэм!—Алекс в шутку отдал честь, и спустя минуту бандит был крепко-накрепко связан найденной бельевой верёвкой. —Благодарю.—Девушка вынула из кармана платья пистолет, подаренный её старшим братом, и выстрелила каждому из «Шакалов» в бедро. —О-бал-деть...—Выдохнула Бьёрклунд, увидев полное отсутствие колебаний у подруги. —Это чтобы не убежали. Кинжал, пожалуйста.—С ещё большей ухмылкой попросила Паула. Рик молча протянул ей искривлённый клинок с украшением в виде драконьего глаза на рукояти. Она провела им по руке одного из теперь уже находившихся в их плену молодых мужчин, после чего приложилась губами к ране и втянула кровь с видом оголодавшего вампира. —Мальчики, вы так мне надоели.—Промурлыкала юная леди в их лица. Датчик на её шее с одного лишь деления, при котором вот-вот и она бы потеряла сознание, заполнился до предела. То же самое она проделала и со вторым «шакалом», оцепеневшим от страха. —Что ты делаешь?—Алекс тоже немного испугался увиденного. —Нонна дала мне хороший совет. Боже правый, как полегчало.—Лихтенштайн прикрыла глаза, чувствуя до дрожи приятный прилив сил. —Ты с-сумасшедшая...—Сильвана встала со стула и взглянула на подругу, на чьих губах, как ей показалось, очень красиво под светом качавшейся лампы переливалась кровь. Когда бандитов забрала полиция, детектив вынула фото из рамки, сложила больничный лист и вместе положила их во внутренний карман пиджака, обращаясь к мальчикам: —Куда они смотрели?—Спросила она, опершись на потрескавшуюся столешницу. —Ты о чём сейчас?—Рик огляделся, ощутив что-то неприятное внутри. —О мексиканцах! Когда вы вломились, за чем вы их застали? —Это самое...—Замялся Алекс, вспоминая.—Ну... Тот мужик, который походу «Волк», держал какой-то лом и стоял прямо рядом с тем местом, где ты сейчас стоишь.. Бьёрклунд сделала шаг в сторону и опустившись на корточки, стала рассматривать доски. Они немного отличались от тех, что были вокруг них, будучи в разы новее, и представляли собой ровный квадрат. Она поняла, что стояла прямиком на люке. Защёлки на нём не было, зато он как влитой сидел в изначальном полу. —Он забыл лом.—С этими словами Паула принесла подруге увесистый чугунный предмет. Та вставила его между гнилыми и новыми досками, после чего с силой надавила всем телом, как на рычаг. Люк с хлопком открылся. Под ним лежала целая гора драгоценностей и пачки денег в самых разных валютах. Увидев это, Рик и Алекс, будто жадные сороки, принялись вытаскивать содержимое из тайника. —Обделаться можно!—Воскликнул Хоуп, глядя то на сокровище, то на друга.—Смотри, чё! Цепи, камни... Рико, Рико, это же бриллианты! Настоящие бриллианты! —Нашли.—Выдохнула Сильвана с восторженной улыбкой. Присоединившись к мальчишкам, она отыскала браслет и протянула его Пауле. Та присоединилась к их торжествующим воплям. —Чуяли же! Не зря сумки с собой взяли.—Алекс опустошал внушительный тайник, наполняя свой рюкзак, больше и больше становившийся похожим на вещмешок кочевника. То же самое делал и Герреро. Им удалось уместить всё, и они, напоминая навьюченных верблюдов, взвалили находки на себя и попросили подруг затянуть завязки как можно плотнее.    Четверка друг за другом шла по тропинке. Луна ярко освещала деревушку, отражаясь от верхушек сосен. С несмываемыми улыбками на лице, они зашли в мотель и не обратив ни малейшего внимания на негодования пожилой домовладелицы, спрятали рюкзаки по шкафам и уже было собирались лечь спать, но тут внизу послышался трезвон. Женщина поднялась к ним и постучала в дверь. —Простите за беспокойство, среди вас есть... Полла? Спрашивают по телефону.—Проскрипела она сонным голосом. Юная леди, услышав своё, хоть и искажённое глуховатой старушкой имя, подскочила с кровати и без туфель, в одних носках, стремительно побежала вниз по закрученной лестнице. Найдя на стойке телефон, она сняла трубку, до глубины души желая, чтобы звонили не из больницы и не по поводу, о котором она боялась и думать. —Паула у аппарата.—Переводя дыхание, чуть ли не выкрикнула она,  дрожащими пальцами держа трубку около уха. —Привет.—Картаво сказал молодой голос на том конце.—Это Людвиг. Я сейчас в больнице, в Смоланде, надеюсь, ненадолго. К слову, я живой, но думаю, ты это сама поняла. —Людвиг! Боже правый! Спасибо тебе большое! —А... За что? —За то что выбрался! Мне столько всего надо тебе рассказать! Мы нашли браслет! —Как это? Сами? —Верно! Хочешь, расскажу что с нами произошло? —Ну... Нет, это оставь на потом. Встречусь с вами–расскажете. Мне будет очень интересно послушать. А пока иди, отдохни. Сева и мальчишки уже спят? —Как она громко храпит сейчас, ты бы знал...—Захихикала Паула.—Дирижабль и в подмётки не годится. —Вот и последуй её примеру. Вы, наверное, очень устали.