Respect my fucking authority!

Светлая энергия, щекотавшая теплотой — это то, к чему тянуло Кайла Брофловски. Женщина перед ним стояла как серебристая береза, темнокожая, в коктейльном вечернем белом платье с небольшим модным вырезом на талии; и ее осторожные, отточенные и манерные движения завлекали взгляд до той поры, пока она не закончила отпивать бокал белого игристого, заслоняя пухлые, блестящие стеклом губы. Она Черный Вельвет: ее шаги такие же бесшумные, как шелест крупнолистного цветка, за каким ухаживали с особым вниманием и нежностью. Неприхотливая, она танцевала изящно и аккуратно, но не на пуантах — Кайл засмотрелся, с сожалением уловив стихающую медленную мелодию. Прошелестев мимо столиков, она застыла перед Кайлом. Длинные ресницы хлопнули, промелькнула тень улыбки — женщина облокотилась рядом, скромно взглянув, и не тихо и не громко, мелодично как пропела, сказала: — Я Николь. — Кайл. Приятно познакомиться. — Глаза забегали по чистому лицу с маленькими ямочками. — Чего стоишь здесь один? Не пьешь и не ешь. Не хочешь составить мне компанию? — Я здесь никого не знаю, но с тобой — с удовольствием. Повеселевшая девушка подождала Кайла, наливающего вино в бокалы для них двоих. Вионьé — белое виноградное, с кислинкой, но нежное и ненавязчивое, приятно щекотало изменчивым ароматом. Кайл давно не пробовал алкоголь. Не в состоянии терпеть Стэна, от которого часто разило крепкими напитками, он не принимал дома ни хмель, ни ячмень, ни спирт: вычистил шкаф до блеска, где стояли горькие ликёры, надеясь больше на них не наткнуться. — Не многие вина меня разочаровывают больше, чем неудачное вионье. Но это оправдало мои ожидания: передает все оттенки лета. — Николь сделала небольшой глоток, смакуя. — Неразборчивый Картман всегда умудрялся найти золото среди грязи. — Неловко спросить, но откуда вы знакомы? Токен и Николь Уильямсы выделялись на фоне остальных, выглядели дорого не только с точки зрения материального богатства, но и с внутреннего. Разносторонние и красивые, улыбались каждому пришедшему аккуратно и говорили без запинки; они выстраивали между другими отношения, какие мог ожидать увидеть Кайл на приеме у королевской особы. Он знал пропасть между им и Николь, боялся пропустить неверное слово в речи и остался слушать внимательно маленький рассказ, не посмев перебить. — Ты не поверишь, — она выдохнула, — но как-то он запер нас в раздевалке, потому что мы… Довольно похожи, понимаешь? — На вздернувшуюся бровь Николь мило посмеялась. — Благодаря этому, однако, мы смогли познакомиться ближе. Не так давно решили расписаться… Может быть, только благодаря Картману я так счастлива? Ох… Прости, мне нужно уйти. — Девушка тут же улетела к подходящему Токену, подхватив его за локоть. Ничего не осталось, кроме как незаметно прошерстить к Картману, присесть рядом и понаблюдать за другими. Светленькая Барбара «Бебе» Стивенс с кремовой красной помадой, немного размазанной, сидела и поддерживающе трепала плачущего в ее плечо Клайда Донована. Парень выпил по меркам Кайла всего немного, но быстро поддался алкоголю и говорил о неудачах своей диеты, иногда бесшумно подрагивая. Не представлявший, что на самом деле случилось, Кайл сидел и сочувствовал, мельком переглядываясь с девушкой. «Это нормально, скоро пройдет», — передала Бебе взглядом и выражением лица, проникая длинными красными ноготками в залакированные волосы Клайда, совсем слегка их растрепав. — Хронический алкоголизм! — громко выкрикнул рядом Картман, прокомментировав Крейга, налившего в очередной раз бокал красного вина. Испуганно дернувшись, Кайл рефлекторно чуть не дал подзатыльник сидящей причине потревоженного спокойствия. Сам Кайл Крейга не знал и идти с ним на контакт не решался: отталкивал холодный янтарный взгляд и отражаемые усталость и безразличие, какие особенно выделялись по отношению к пристающему Картману. Единственным забавными элементами в образе Крейга можно было посчитать прозрачный стеклянный бокал с надписью «Here and Now», а еще его феноменальное умение не замечать все комментарии Картмана. Этот удивительно спокойный парень неторопливо выливал алкоголь прямиком в горло, и Кайл думал, что его больше волновало — кто так пил красное вино или его вдруг возникшая зависть к способности игнорировать раздражающего Картмана. Кенни во всю длину растянулся по полу, положив руки под голову и устало прикрыв глаза. Мельком он наблюдал за присутствующими с глубоким и нескрываемым удовлетворением. Были ли для него люди подопытными, чьи поступки он оценивал в определенной среде, Кайл точно не знал, но мог предположить, что это занятие ему интересно и любимо. Нужно было один раз взглянуть на человека — и можно было узнать о нем больше, чем он сам; как запретный плод, наблюдение сравнимо с редкой сладостью, какую хотелось пробовать снова и снова. Убеждённый в похожести с Кенни, Кайл хотел верить, что им никогда не наскучило бы это занятие, но важнее всего — не стать подопытным кроликом в чужих глазах. Страшно представить, если найдется человек, способный открыть нараспашку душу без разрешения; влезть в чужую голову, неприятно и липко оставить росточек сомнений в надежности своего мира, обычно скрытого от других. Кенни шумно и расслабленно вздохнул и остался незамеченным никем. Он следил за сидящим слева от беспечного Картмана парнем. Тонкие длинные пальцы Кайла подрагивали и вместе с ними плескалось вино третьего налитого бокала. Лицо у него было бледное и, несмотря на спокойную доброжелательную улыбку, в целом он выглядел нервно из-за низко опущенных бровей, одна ниже другой, и весьма высоко поднятых плеч. Алкоголь на пустой желудок или общая стрессовая обстановка с незнакомыми людьми — возможные причины, которые его беспокоили. Спустя множество нетрезвых подколов и непрекращающегося смеха, Картману удалось втянуть Крейга в беседу. Тема у них сменяла одну другую, не выдерживая логическую последовательность и глубину смысла. Вскоре они заговорили о масштабных проблемах, в основном политических, где Картман рьяно обвинял во всем пацифистов. Он активно жестикулировал, когда не хватало слов или когда пил и не мог говорить: он показывал, о чем хотел рассказать одной рукой, по-всякому ее вертя. Вряд ли делал он это, четко понимая, что именно хотел или пытался сказать. Кенни тяжело поднялся с холодного пола, обошел парней и осторожно положил мозолистые руки Кайлу на плечи, аккуратно и ненавязчиво их опуская. Тот невольно вздернулся, не сильно, сразу расслабляясь. Поставил бокал на стол и, чуть повернувшись, внимательно всматривался в улыбающееся уголками губ лицо Кенни. Несколько кратких жестов, понятных любому, и Кайл нашел маленький блокнот и ручку, вручая их ему. «Скоро не останется пиццы. Ты правда ничего не хочешь поесть?» Надпись в блокноте была почти неразворчивой: корявой, размашистой и угловатой. Буквы одна больше другой. Кенни погладил плечи Кайла, перед этим чуть похлопав, пожелав приободриться. Заметив подбирающегося Клайда, он поспешил к холодильнику, выкрал предпоследнюю баночку темного пива, пока не растаскали остальное. Кайл слабо улыбнулся и подошел, отказавшись от протянутого напитка. «Пока мы все жрали, ты даже интереса к еде не высказал…» Не успел Кенни дописать новую строчку, как подошел со спины покрасневший и веселый Картман — направлялся к раковине, чтобы холодной водой привести себя в чувство, и подсмотрел строчки в блокноте, слышно усмехаясь. — Это и правда грубо, Кайл. Может, ты едафоб? — Картман поймал зрительный контакт. — Еда… Что? Господи, вы здесь все уже в хламину! Злорадный хриплый смех Картмана привлек чужие взгляды, а помог ему замолкнуть рядом лежавший чей-то кусочек пиццы. Сегодня он вел себя вальяжнее, чем обычно, но Кайл посчитал, что Картман таков всегда, независимо от обстоятельств. — Ты тоже не трезвый. Не задирай нос — иначе его тебе утрут. — Издевательский шутливый тон впервые задел Кайла. Музыка заглушила обиду, смешавшись со звонким смехом Николь, в котором сохранялись свойственные ей ноты серьезности. Джимми же, пока рядом был алкоголь и компания людей, решил писать анекдоты, тут же их озвучивая и по мере советов редактируя. — Я п-переспал с беременной… И назвал это г-групповухой! — Секунда молчания. — Вы л-любите рыбьи палочки?.. Токен попросил включить что-нибудь из «My Chemical Romance» выкладывающую фотографии в твиттер Бебе, и у Кайла закружилась голова, когда он вспомнил, что это одна из любимых групп Стэна. — Черт, хиппарская музыка! — не одобрил выбор Картман, дожевывая пиццу. — Сунув перья себе в задницу, курицей не станешь! Так что слушаем! — ответил Токен, наслаждаясь мелодией. И все продолжалось. Танцы, крики и даже плачь не то от радости, не то от разбитого двадцатилетнего коньяка, на который Крейг положил глаз еще с самого начала вечера. Запах смешанных духов; одновременный смех над шуткой Джимми; нестерпимое жужжание открывавшейся газировки — а Кайлу все хуже и хуже. Он думал о Стэне. Даже самая крепкая организация не выдержала бы такого непрерывного количества сцепления радостей, горестей, обид, надежд и страхов, сколько ежеминутно таилось у Кайла. Как сознательные по преимуществу процессы психики, чувства скорее расходовали душевную силу, чем сберегали. — Кайл! Закуси хотя бы, — позитивно предложил Картман, не замечая резкого встревоженного взгляда, направленного на приближающийся кусочек пиццы. — Вкусно, обалдеешь! Ком в горле ограничивал способность говорить. Все, что оставалось — неловкий жест отказа. Но пряный аромат свежей пиццы нервировал еще больше; горло неприятно горячо жгло, захотелось холодной воды и забиться в темный угол, где его не достали бы. «Так или иначе, место не имеет значение — последствия пьянки всюду одинаковы», — принял решение Кайл, соглашаясь добровольно поесть. Слово «нет» и в общем-то отказы, особенно когда настаивали, ему давались очень нелегко. Кайл сделал несколько жадных укусов и закашлялся; время замедлилось до мгновений и исчез лишний шум — музыка и гомон отдалялись. Темный взгляд Картмана и радостная улыбка смазывались. Заместо окружения приближалась еда, как в фильме ужасов появляясь страшным неожиданным кадром. Ноги подкосились, Кайл сделал шаг вперед, неловко коснулся плеча Картмана, прижимая рот. Желудок неприятно сокращался и переворачивался, все органы умещались в втянувшийся живот. Зеленые глаза забегали по лицу с выделяющимися четкими бровями, периодически слипаясь и разлипаясь; дыхание стало трудным, а воздух спертым. Кусочек пиццы выпал из дрожащей ладони, а Кайл как мог, старался вдохнуть глубже, насытиться кислородом. Он опирался на непонимающего Картмана, собираясь вот-вот отстраниться, но позыв рвоты как приклеил к парню, и страх перевесил дискомфорт неожиданной близости. — Нет, Кайл, даже не думай блевать на меня. Обеспокоившись за чистоту одежды, Картман нахмурил брови. Его обычные резкие движения стали на маленькую долю плавнее, все равно сохранив привычную агрессивность. Он насколько мог аккуратно схватил за руку Кайла и неторопливо отвел в ванну, закрывая дверь. Кайл смотрел на него потерянно и просил выйти. Минута колебаний. Широкие темные брови все больше сводились к переносице, закрытая поза Картмана изменилась: он развел руками, подходя ближе, и ощутимо опустил Кайла к унитазу. — Это мой дом. И если ты что-то обляпаешь, убирать мне. Поэтому заткнись и делай. — Что ты делаешь? — неловко спросил Кайл, все еще придерживая руку рядом со ртом. — Что нужно. Картман жестко надавил на спину, от чего Кайл уперся на ободок, тяжело выдыхая и морщась от сладкого запаха освежителя воздуха. Широкая ладонь с пухлыми пальцами зачесала длинную кудрявую челку назад и чуть намотала волосы. Сдерживаться более не было возможным. Желудок сворачивался, а Кайл, который сильно терпел из-за присутствующего человека, сдался, выжимая из себя всё. Но в унитаз не падали непереваренные куски еды — сплошная вода, точнее, алкоголь, и ни намека на твердость. Жидкость вытекала прозрачная, мутная, потом кислотная желтая, а Кайл все не мог остановиться. Сознание постепенно терялось, и его слабость тела дошла до той степени, что он распластался на унитазе всем корпусом, иногда икая и смахивая подступающие от боли слезы. — Кайл. Из-за потянутых наверх волос Кайл поднял затуманенные глаза, приоткрыл рот и выпил из принесенного Кенни бокала добрую часть воды, сразу же возвращаясь к прочистке желудка. Он бы никогда не смог подумать, что во время его приступа рвоты кто-то будет с ним рядом; нетактичный Картман, не умеющий разговаривать без издевательств и постоянно обманывающий, сейчас сидел и аккуратно держал его волосы. Терпеливо ждал, пока Кайл закончит, но продолжал посвистывать тихую мелодию, иногда пропуская колкие комментарии: — Господи, евреи все такие или ты один собираешься все внутренности выблевать? С новым грубым звуком вышло еще, и Кайл постарался сфокусироваться, чтобы различить небольшие сгустки ярко-кровавого цвета. Еще один несдержанный позыв закончился вытекшей водой, смешанной с кровью, и обляпанными стенками унитаза. Густая по консистенции и металлическая по вкусу, она вытекала изо рта, и Кайл с каждой икотой испытывал невыносимую боль, продолжающую нарастать. Охватили страх и паника. Он, захлебываясь в слезах и собственной крови, лихорадочно вытирал ее с лица и пачкал запястья; капли падали, свертываясь в алкоголе. В этот же момент вставший Картман резко оттянул его от унитаза, и они смотрели друг друга без слов, но испуганно и непонятливо. Без вопросов Кайлу помогли дотянуться до раковины и промыть рот, смывая с лица разбрызганное вышедшее вино и еще не успевшую высохнуть кровь с подбородка. «Что со мной?», — забеспокоился Кайл, устало умываясь. — Вот что бывает, когда пьешь на пустой желудок. Пойдем. — Погодите… — тяжело и хрипло попросил, прокашлявшись в ладонь, где остались маленькие капли крови. Смущение Кайла передалось Кенни и Картману, которые наблюдали за его сильно дрожащим телом и медленными осторожными шагами, скользящими по белой плитке. Они кратко вздохнули и ехидно усмехнулись из-за очевидной беспомощности, но подошли и подхватили с двух сторон, что Кайл от приятного удивления порозовел и поблагодарил. — Может, в больницу тебя? — Нет… Не нужно, это… Просто аллергия на алкоголь, да. — Ну и чушь, — недовольно цокнул Картман, более ни о чем не спрашивая. Вели его в самую дальнюю комнату, как он успел узнать — там спал Картман. Черные плотные шторы, закрывающие большие окна; в тон чистая постель, не мятая и приятно пахнущая свежестью. В углу стоял столик с небольшой лампой и явно дорогим компьютером, и ни единого свидетельства, кроме техники, что здесь мог кто-то жить. С большим удовольствием Кайл упал на постель, провожая взглядом уходящего парня. Лишь Кенни на секунду задержался, наклонив голову. Он оторвал исписанный листочек из блокнота и положил в руки Кайла, быстро вышел из комнаты, на последок почти незаметно подмигнув. «Попробуй отдохнуть. Сейчас разберемся с гостями и уедем по делам, но можешь остаться сколько захочется»

***

Три часа ночи. Чикаго — город, который засыпал днем и просыпался ночью. Где-то следили за комендантским часом, а где-то резали невинных; кто-то мирно сладко спал, а кому-то не везло попасть под перестрелку между делящими территорию бандитами. Эрик Картман жил на пересечении Северного и Южного Чикаго, и его жизнь разделялась на двое, как эти два полушария; этот человек не знал расслабленного и долгого сна, полностью отвыкнув за последние пять лет к абсолютному спокойствию. Как и Кенни Маккормик, частично разделявший его жизненную ношу, Картман обладал удивительный навыком никогда не засыпать, полностью не убедившись в сделанности дел. На его телефон пришло краткое сообщение от Баттерса: «Эрик, приезжай! Это срочно, пожалуйста», и Картману пришлось закончить и без того долгое празднование его выходного. В комнате бесшумно сопел Кайл, уснувший неожиданно и слишком быстро. Вымотанный и замученный приступами парень лежал полностью одетый, поверх одеяла, и Картман подумал, что они с Кенни чем-то да похожи: оба худые; выглядят уставшими и бледными; истощенные ребята, с чьими заскоками иногда приходилось мириться. Он подошел и наклонился, хотел было раздеть, но завидел черные из-за полутьмы пятна на носках. На минимальной яркости фонаря подсветил и выдохнул — следы от крови. Оголил стопы, внимательно рассматривая маленькие порезы, до этого спрятанные за выдохшимися старыми пластырями, и закрепил новые, мысленно бранясь, когда Кайл дергался из-за щекотки и мешал сделать это ровно и точно. Бинты, перекись и пластыри хранились повсюду, куда их только можно было положить — привычка с далеких двенадцати лет, когда порезы и синяки на теле Картмана появлялись с такой же частотой, как и клиенты в комнате матери. Кайл слышно заворочался, махнул рукой перед собой и, набрав полную грудь воздуха, шумно вскрикнул из-за кошмара и резко подорвался, тут же поднимая взгляд на застывшего Эрика Картмана, который рыскал по своим ящикам в поисках кошелька. Неловко стоящий парень моментально выкинул из рук пластыри, скорчился, в ответ забегав глазами по непонимающему лицу. Кайл ничего не видел перед собой, непривыкший к темноте, кроме мутного пятна, похожего на человека; еще не протрезвевшая голова подумала, что это Стэн Марш, и он отчаянно потянул руку, хриплым голосом попросив: — Не уходи. — Жид, ты совсем ебанулся? — А, Картман, — лицо Кайла переменилось с почти что расплакавшегося на полностью безразличное и нечитаемое, — перепутал. — Хуепутало, — обиженно ответил Картман, взмахнув руками и случайно задев в дверях лицо парня. Подошедший Кенни обалдевши отклонил голову, переглянулся с Кайлом и жестами сказал: «Эрик, если ты хочешь потрахаться, то не при Кайле, умоляю». — Кого он хочет трахнуть снова? — посмеялся Кайл. — Тебя, — четко ответил Картман. — Разве ты не заметил, как он указал на тебя? — Кенни, — со всей серьезностью, — ни за что. — «Да вы что ебанулись?» — Он угрожает изнасиловать тебя, Каел, я бы на твоем месте уже тренировал очко. — Иди нафиг, жиртрест. Кайл привстал с кровати, подобрал рядом лежащие носки и сослался на потерянную память после принятия алкоголя. Когда он пил, то часто не мог вспомнить некоторые фрагменты, которые происходили с ним за прошлый вечер, зато самое важное — его приступ — он помнил во всех подробностях, чувствуя пробежавшие знобящие мурашки по спине. Его живот перестал болеть, но фантомное желание отойти в туалет все еще осталось. За все время расстройства у Кайла выработалась привычка, и прежняя жизнь, без проблем с пищей, была все равно что сном. Рядом мельтешил Картман, поглядывая незаметно, чтобы в случае чего поймать слабого Кайла. Он нашел несколько пачек жвачек и раздал всем, приговаривая: «Если нас остановит полиция, чтобы вел себя адекватно, иначе нам пизда, понял, Кенни?» Парень согласно кивнул, неловко переглядываясь с Кайлом и выходя в коридор. — Куда ты? — поинтересовался Кайл, протирая сонные глаза. — На работу. А что, хочешь со мной? Темноты боишься и не хочешь оставаться один? — Картман колко ответил, продолжив лихорадочно искать кошелек. — Хочу. — Что? — Все действия парня моментально остановились. — Ладно, допустим… Из-за одного еврея же не могут сжечь целый бордель, верно ведь?.. — совсем тихо рассуждал Картман с холодным потом на лице. На улице в Чикаго летом было тепло и приятно, такую погоду Кайл любил в особенности, вспоминая старшую школу, когда он и его команда по баскетболу тренировались под открытым небом и радостно смеялись. С того времени прошло всего ничего, но не было ни одной причины, по которой Кайл поверил, что снова сможет стать капитаном одиннадцати человек. Команда для него — название второй семьи; они стали первыми в своем городе, прошли на соревнования и боролись за первенство в штате Калифорния, но именно тогда Кайл больше не смог играть. Мечта попасть в большой город не исчезла. Хотелось узнать, какого это — когда способности признали, когда ты стал чем-то большим, чем простым пареньком из маленького городишка, которые другие часто обзывали всего лишь деревушкой. Поэтому амбиции Кайла не закончились на поражении его баскетбольной команды, и он приехал сюда, в Чикаго, надеясь найти свой путь жизни. Но гнет родителей и потеря спортивной хватки и формы привели Кайла Брофловски к тому, что он стоял посреди города, о каком мечтал, и понимал — он задыхался. Черная машина Картмана произвела впечатление, но Кайл не прокомментировал, пока парень сам не похвастался, рассказывая о салоне и прекрасном приятном вождении. — Ты же пьян, — с осуждением сказал Кайл, сев на переднее сиденье. Кенни шикнул, привлекая взгляд, и мило улыбнулся. В салоне играла тихая музыка от «Queen», Картман хмурил брови и ругался на летящих под колеса прохожих, а Кайл запоминал не очень высокие дома за окном, часто включал телефон и смотрел на пришедшие три уведомления от Стэна. Моральные силы Кайла были отданы вчерашнему вечеру и сегодняшней ночи, они иссякли, и он старался оправдаться, что его парню все равно не так уж важно отвечать в рабочее время — ему, как это бывало, просто будет некогда все просмотреть. Машина резко повернула в темный переулок, где не было видно ни людей, ни вывесок, и Кенни быстро попрощался жестом руки, выбегая из салона. Кайл провожал отдаляющегося парня, испытав волнение, но закопал его поглубже — отец на своем примере показал, что сталось с человеком, влезающим длинным носом в чужие дела. Кайл учился на ошибках окружающих людей, совершал их сам, и потому старался избежать возможных проблем. Узнавать людей он любил, особенно если они отличались от других, как Кенни Маккормик, но и этому выдерживал меру, предпочитая для начала естественное сближение. Остановились они уже возле Форд Сити Молла, бросили машину на платной парковке и уверенно шли в сторону первого входа «Тигриных Кисок». Кайл и понятия не имел, куда он направлялся, но идти за широкой спиной Картмана ему было не страшно и очень интересно: где и кем мог работать его новоприобретенный знакомый с таким вспыльчивым и сложным характером? Ожидания и реальность. Пропасть между этими вещами обычно разочаровывала людские фантазии, и в случае с Кайлом все произошло в точности да наоборот. Он не знал точно, с какой реакцией должен был заходить в публичный дом, пропитанный запахом сладких лубрикантов и голых тел; женщины здесь ходили раздетые и с улыбками. Кайл Брофловски верил, что проституция — это отвратительная продажа тел, неправильно интерпретированная в обществе, оно же запрещенное удовольствие, какое не должное существовать в Чикаго. Впервые ему пришлось столкнуться лицом к лицу с тем, что он никогда не видел, но на протяжении всей сознательной жизни порицал. — Картман, ты здесь работаешь? — потерянно спросил Кайл, не понимая, куда опустить взгляд. — Можно и так сказать, — он усмехнулся, — бордель — дом, где шлюхи зарабатывают бабки, раздвигая ноги. Я Бог этих потаскушек, плачу им и даю возможность жить как обычные люди. Разве я не хорош? — довольно размышлял Картман, открывая дверь служебного помещения. — Да что в этом может быть хорошего? Ты продаешь чужие тела, позволяешь людям использовать других людей как вещь. Это неправильно и тупо — никто в здравом уме никогда бы не хотел работать здесь! — негодовал Кайл, выплеснув эмоции. — Слушай, — низким голосом сказал парень, обернувшись и посмотрев сверху вниз, — тебя должны были назвать не Кайлом, а куском дерьмового нудилы. Это не я продаю шлюх — они сами себя продают. И если ты не знаешь, как устроен публичный дом, то завали ебало и разуй глаза. Ты видишь здесь хоть одну суку, что плачет, когда ее трахают? Нет? Можешь пойти и посмотреть, но единственное, что ты увидишь — это как они визжат от радости, когда получают бешеные деньги за использование их дырки. — И тебе это нравится? Взгляд Картмана вызвал внутренний диссонанс, и вопрос остался риторическим. Из-за чего Кайла так интересовали причины и обстоятельства, по которым Картман здесь работал? Он понимал: у каждого человека свои грани дозволенного; вещи, которые он мог посчитать недопустимыми, для кого-то повторялись каждый день. И все же — нравилось ли Картману проституция или нет — он при всем желании узнать не сумел. — Ты уходишь? — Да. Я ухожу, поэтому, блять, отвали от меня, — раздраженный разговором Картман ответил в агрессивной манере. — А! — Он обернулся, когда выходил из комнаты, смотря в пол и уже спокойнее проговаривая: — Если ты захочешь выйти подышать, чтобы не чувствовать эту вонь, — махнул рукой в воздух, — то выход в той стороне. Пароль: «Я ебал твою мать». Не знаю, когда вернусь, но если что-то случится, найди Крейга. — Хорошо, спасибо, — кивнул Кайл, откидываясь на мягкий черный кожаный диван. «Чтобы не чувствовать эту вонь… — вспомнил слова Картмана Кайл, — я думал, что человек, работающий в борделе, свыкнулся с ней». Где-то знаменитый обманщик Эрик Картман недоговаривал или лукавил — Кайл точно знал. Ни один человек, поддерживающий проституцию, не изменился бы в лице, стоило только завидеть голых женщин. И ему стало еще интереснее, как человек, не переносящий ни запаха, ни вида, работал здесь на постоянной основе и от чего в груди появилась надежда, что Картман не настолько плох. «Я буду выглядеть дураком, если спрошу его об этом еще раз?» — задавался вопросом Кайл, прикрывая глаза. Прямо сейчас и правда всего, чего он хотел бы — выйти на улицу и подышать свежим воздухом, одиноко и тихо, чтобы полностью очистить голову от всех тех размышлений, посещающих его голову на протяжении последних дел. «Постоянно думать — и правда истощает», — погрустнел Кайл, поднимаясь с дивана и направляясь к выходу. За дверью никого не оказалось. Разве что другой, но чем-то похожий мир: громкий уличный шум ранил слух не менее того, что в борделе. Перед Кайлом были лишь мелькающие маленькие огоньки и сомнения. Он почувствовал себя тюремным узником захвативших его чувств, в которых терялся. Так или иначе, тюрьмы строили из камней закона, а бордели — из кирпичей религии. Кайл протяжно вздохнул, ясно осознавая, что его ногам проще будет вернуться в бордель. Тем более, чувство каплей мороси на неубранных волосах ясно давали понять о скором начале дождя — как странно для солнечного Чикаго. Кайл пристыженно возвратился в бордель, из которого бежал, — бордель, для которого людское отчаяние и желание убежать от реальности было основным источником дохода. «А все-таки, лучше мыть полы в борделе, нежели продавать свое тело!» — ругалась какая-то девушка, которой, по-видимости, нахамили из-за случайно пролитого ею алкоголя. На ней была длинная черная юбка и темновато-бордовая мятая рубашка, которая создавала впечатления тоски и грусти; черный кожаный ремень, очки и русые волосы, завязанные в аккуратный пучок. Сама девушка была миловидна. Ее лицо, усеянное веснушками, сдержанно улыбалось, и только низкие брови выдавали внутреннюю тревогу. Хоть выглядела она решительной, а точнее, пыталась выглядеть — не могла скрыть дрожь рук, в итоге чего решила спрятать их от недовольных мужчин за спину. До Кайла долетали неприятные оскорбления, из-за чего его лицо скривилось. «Как могут люди терять голову от алкоголя и вести себя столь фамильярно?» — Кайл с решимостью направился ко всей неприятной компании, как мимо него кто-то быстро пробежал, оставляя стоять на месте. На выручку к незнакомой девушке поспешила Венди. Черные волосы, без намека на седину, были разбросаны на плечах. Темные брюки, кожаный ремень и расстегнутая верхняя пуговица, что в противовес образу уборщицы, воспринимались изысканно и строго. Если «дрожащая девушка» была мила робостью, растерянностью и безрезультатными попытками проявить мужественность, то Венди, прибежавшая побыстрее на выручку, создавала впечатления девушки состоятельной и уверенной. — Никакого бесплатного алкоголя! Я видела, что вы сами нарочно уронили и разлили выпивку! — Вэнди со стуком положила обе руки на круглый стол, и пьяная компания, состоящая из второсортных пьяниц общества, оттого больше разгорячилась. — И не смейте отрицать! Кайл все еще стоял в тени, где не было яркого освещения, думая, что теперь его помощь вряд ли нужна. Он мог отдохнуть где-нибудь в более тихом месте, и потому решил уединиться в туалете, чтобы немного разгрузиться. Пожалуй, Кайл Брофловски был из тех, для кого одиночество жизненно необходимо — он изнемогал, когда одиночества не было, но в то же время никогда не хотел бы им перенасытиться. Выяснение отношений за столом продолжалось. Робкая девушка благодарно и с металлическим блеском в глазах кивнула Венди и поспешила убежать, явно не радуясь перспективе оставаться участницей конфликта. Венди осталась одна, что по закономерной причине развязало руки пьяницам, мотивируя их на откровенные угрозы и изощренные оскорбления, в каких они не брезговали самыми мерзкими выражениями. Теперь Кайл быстрым шагом, сам не осознавая, направлялся к столу — не выдержал. Он не терпел, когда кого-то унижали. — Венди! Кайл дернулся от знакомого голоса. Повернуть голову к этому голосу — вот, что далось с трудом. Но когда он пересилил себя и посмотрел налево, осторожно поворачиваясь, то почувствовал, как глаза раскрылись шире от удивления и негодования. — Все хорошо, Стэн. У меня полно опыта с такими невежами. Не осталось сомнений, что подбежавший с волнением парень — тот самый Стэн Марш. А даже если они и были, то лишь на самое короткое мгновение: он не спутал бы никогда его растрепанные волосы, широкую шею и голос… Монотонный, равнодушный, но нынче столь взволнованный и, сравнивая с воспоминаниями, на порядок нежнее. Кайл продолжал стоять в тени. Он чувствовал себя зрителем спектакля или никому не нужной массовкой, прячущейся за кулисами. Наблюдал за сценой, бесшумно и робко, и очень ему бы хотелось, чтобы все это было не взаправду. Стэн в рабочей форме — это сразу заметил Кайл. Бордовая униформа на нем смотрелась блестяще, принимая во внимание тот факт, что Стэн был не самый складный парень. Венди по прежнему, не замечая подбежавшего парня, что-то объясняла пьяницам и, не принимая поражения, пригрозила им, что выгонит их к чертям. Они замолкли. Только попискивали между собой, словно мышки в ловушке. — Вот видишь, — стала объяснять Венди, уже улыбаясь и за рукав рубашки уводя Стэна от неприятной компании. — У меня все под контролем. — Видно, оно так, — Стэн робко смеялся, прикрываясь правой рукой от смущения. — Я и не сомневался, честно. — Ой, да брось! Ты за меня беспокоился! Заставленный врасплох Стэн не мог убрать правую руку от лица, боясь полного разоблачения. Но именно этот жест и дал понять, что Вэнди ему явно симпатизировала. Он мягко отшутился, и стал еще пунцовее, когда Венди в ответ на его неудавшийся глупый анекдот звонко рассмеялась. Внезапная мысль, быстро перешедшая в догадку, что Стэн влюбился в эту девушку, заставила Кайла низко склонить голову. — Стэн? — громко и нервно сорвалось с уст Кайла. И более выйти не смогло. Губы сомкнулись в линию только после нескольких секунд последнего звука имени, и в воздухе повис знак вопроса, перевернутый и повисший на петле. Стэн, в миг перестав улыбаться, посмотрел в сторону, где стоял Кайл, вышедший из тени. — Что ты… — Стэн немного дернулся, одна бровь приподнялась в удивлении — так было у Стэна Марша всегда, когда он был искренне удивлен и, вместе с тем, напряжен. — Что ты тут делаешь? Кайл поднял голову, но, пытаясь говорить, он лишь задыхался. «Ты его знаешь? Что с ним?» — Венди уставилась на Стэна, но сразу удивилась: он на нее не посмотрел. Она вернула взгляд на незнакомца и попыталась понять, почему человек, только что мило смеявшийся вместе с ней и порозовевший сильнее любой ее помады, не мог отнять глаз от Кайла Брофловски? Почему Стэн так внимателен, но так холоден? И что это за неловкая сцена сейчас происходила между ними? — Кайл, не молчи, отвечай, — требовал Стэн, смотря в пустые глаза. Не получив никакой реакции, с тяжелым вздохом Стэн сделал шаг вперед к Кайлу, пытаясь удержать на лице спокойствие. Но от него отошли, выставили руку и ответили надломленно: — Нет, не подходи. Ты лгал мне. Венди удивленно наблюдала, из-за чего Стэн был очень смущен. И Кайл сделал вывод, что если бы ее здесь не было, на него бы посыпались несдержанные слова и агрессия. — Успокойся, Кайл, я не лгал тебе, — Стэн снова вздохнул, смотря в сторону. — Давай не будем играть в горячо-холодно? Давай ты не будешь такой обиженкой? Уходи домой и ложись спать, я все тебе объясню позже. Глухая боль и заложенные уши — в затылок ударили колом, а Кайл сглотнул, не веря услышанному. Его кулаки сильно сжались, но также быстро утратили силы, и пальцы, как безжизненные, расслаблено упали. В грудной клетке, меж ребер, что-то треснуло страшнее, чем открытый перелом; там что-то раскрошилось, и Кайлу понял, что боль, какую он терпел, скрутившись возле туалета — и не боль вовсе, а маленький комариный укус. — Я «обиженка»? — переспросил Кайл, когда Стэн раздраженно развел руками. — Если бы только ты сказал мне обо всем прямо… Я бы понял. — Как же ты ослеплен своей дурацкой ревностью, Кайл! Неужели ты так и не понял: разрушаю не я, а только ты сам. Венди отошла и, поняв о чем речь, беспокойно косилась на обоих парней, не задавая вопросов. Стэн говорил на эмоциях, явно не думая о сказанном. Такое случалось до сих пор очень часто. Кайл привык. Или думал, что привык. Но, так или иначе, как только Кайл осознал потребность убежать — он сразу привел ее к исполнению. Его ноги двигались с той же скоростью, что колотилось сердце — бешено, как если вены вот-вот разорвало бы от напряжения. На самом деле, он хотел убежать не только от Стэна, но и от себя. Однако от себя не скроешься — это правда. Куда бы не держал путь, все равно догоняешь себя. Это бесконечная игра в прятки, в какую часто играли в детстве от скуки. Кайл выбежал из борделя, толкаясь с клиентами. Не было слышно ничего, кроме хаотичного шума от смешавшихся голосов, гудения прилившей крови и гомона. Звук спутался в комок, стал мокрым и мерзким от дождя, напоминающий тот, что сдавливало горло. Он сглатывал и сглатывал, проливая слезы, выпивая и чувствуя соль. Кайл Брофловски никак не мог насытиться кислородом в городе Чикаго.