— Сука, Кенни, что за нахуй? Какой сифилис, я же говорил тебе, что рот американской женщины самое грязное место в мире! Какого хрена?!
Утро Кайла Брофловски должно было начаться, как ему казалось, с поющих птичек под окном и яркого теплого солнца, пробирающегося сквозь тесно закрытые светлые занавески. Он представлял: рядом в постели любимый человек, крепко обнимающий во сне; совместно приготовленный завтрак и хорошая погода, в которую они точно пошли бы на прогулку, устроив милое свидание перед новым учебным годом. Вопреки ожиданиям пробуждение испортил чертов Эрик Теодор Картман, о котором Кайл знал ровно ничего, но которого уже успел возненавидеть.
Несложно найти виновника плохого утреннего настроения из-за громкого крика, но как же удивительно встретить его в другом доме! Выйдя на балкон, напротив в окнах Кайл увидел двух парней, спорящих между собой. Примечательное, что высокий блондин не кричал и не говорил, но активно жестикулировал, а тот, не менее высокий, но куда толще, не прекращал злиться, как будто еще немного, и вся техника квартиры полетела бы с пятнадцатого этажа.
«Что за нахрен?» — мысленно пронеслось у Кайла.
Ему было настолько интересно наблюдать за чужими разборками, что он совершенно позабыл о Стэне, которого в кровати почему-то не оказалось. Впрочем, и неважно: может быть, снова незапланированная смена на работе.
После двадцати секунд продолжительной гневной тирады Картман, вроде бы, успокоился и вышел на балкон. Кайл смог рассмотреть его получше: черная оверсайзная футболка, в чем-то явно заляпанная, но идеально выглаженная, и пухлые длинные пальцы, потянувшиеся за пачкой сигарет в карман штанов. Несколько раз затянув красное толстое мальборо, Картман опустил голову на руку и странно согнулся, как казалось, могли согнуться только курильщики на балконе.
Густой едкий запах дыма добрался до Кайла и он, сморщив нос, постарался не чихнуть и не выдать никаких признаков жизни, поскольку вслед за Картманом появился другой парень — не хотелось прерывать возможную беседу. Однако вместо диалога Кенни Маккормик, о личности которого Кайлу также было ничего неизвестно, стал жестикулировать перед носом друга, пытаясь донести важную мысль.
— Что «ну Эрик»?! — в ответ новая вспышка гнева. — Ну что «Эрик, ты не понимаешь, у нее были такие шикарные сиськи», а?!
Кенни видно стушевался и тут же обернулся, собираясь зайти в квартиру.
— Стой, — его одернули, — принеси мой кошелек.
Кайл запоздало осознал, что Кенни разговаривал на языке жестов с другом, и этот факт, отчего-то, показался слишком интересным. Откуда взбалмошный толстяк, проводящий в своей квартире каждую неделю вечеринки и полностью пренебрегающий просьбами соседей быть потише, знал, как разговаривали немые? Сколько жалоб на него ни поступало, а люди получали средний палец и плевок в лицо.
Язык у Эрика Картмана был бескостный и невоздержанный, из-за чего следы побоев на его лице не являлись чем-то из ряда вон выходящим. Пьянки и драки, марихуана и лсд не странное в Южном Чикаго, но Кайлу вспомнилось, как недавней глубокой ночью он увидел полицейскую машину. Какие ужасы творились в том доме и знать никогда бы не захотелось, но другой вопрос, когда вы жили на расстоянии не более десяти метров.
— Так. — Картман с сигаретой в зубах взял кошелек и, неуклюже смочив палец, стал отсчитывать зеленые купюры. — Чтоб сегодня же сходил к венерологу, — Кенни благодарно посмотрел и забрал протянутые деньги. — И да, — не успел парень скрыться из поля зрения Картмана, — если увижу тебя в «Тигриных кисках» Баттерса, тебе пиздец.
Уже в одиночестве Картман откинул голову, тяжело вздохнул и сделал последнюю, самую долгую тяжку. Зажмурился, выдохнул и удовлетворенно и длинно улыбнулся. Кайл внимательно следил, как он затушил сигарету и указательным пальцем резко отправил в полет вниз, не замечая рядом стоящую пепельницу на столике.
— Свинья, — практически бесшумно вырвалось у Кайла.
Ему не нравилось курить. Никогда не пробовал — не хотел, а запах от прохожих раздражал; осуждал кучку окурков возле скамеек, толпы школьников или взрослых, которым всегда все равно, если мимо пробегал ребенок. В некоторой степени суждений Кайл был до тошноты правильным, о чем друзья не стеснялись упомянуть, но он сам зачастую отмахивался, скидывая все на хорошее воспитание.
— И какая же эта свинья крутая, раз ты остался следить за ней до конца, да? — усмехнулся Картман, кинув взгляд вбок на Кайла.
— Я уж думал, меня не заметят, — парень сильно смутился, но не отступился.
— Чел, — он повернулся, — я евреев за километр чую. О! — Картман притворно восхитился. — Так ты еще и рыжий. Какая мерзость!
— Лучше быть рыжим, чем жирным, — просто ответил Кайл.
— Я не жирный! У меня прекрасная комплекция вратаря! И, кстати… — Он подошел к другому концу балкона, наклоняя голову, задумчиво почесал подбородок, побегал взглядом по лицу Кайла и, наконец, выдал: — У меня хорошая память на лица, но тебя я раньше здесь не видел. Переехал, да? — Картман не дал вставить слово, тут же продолжив. — Дай угадаю, приехал из какой-нибудь непопулярной деревушки, судя по одежке и тупому лицу, за лучшей жизнью в Чикаго, да?
Кайл не понимал, чем этому противному парню не понравилась его домашняя одежда и, уж тем более, лицо. В его гардеробе возможно и старые вещи, но всегда чистые, ухоженные, как и он сам, пускай и вечно путающиеся кудрявые волосы могли сложить другое впечатление. Его лицо покраснело от досады, губы сомкнулись, и все тело сжалось, будто бы стараясь не выдать обиду владельца. Но лишь в одном Кайл очень серьезно прокололся — если Эрику Картману говорили, что он жирный, то ответ, состоящий из бóльшего количества грязных слов, получали незамедлительно.
— Цены здесь не как в гетто — явно не для таких деревенских ублюдков, как ты, а значит, снимаешь с кем-то квартиру. Может, неприспособленному к мегаполису малышу еще деньги скидывают, чтобы от голода не сдох? — он говорил и говорил, не набирая воздух в рот. — Наверняка поступил в Чикагский университет, потому что все долбоебы только туда и слетаются, выбирают факультет экономики, думая, что дохуя умные и смогут вылезти из нищенского бюджета семьи, а на деле вешаются, не выдерживая происходящего дерьма.
Шумный плевок Картмана в сторону вернул Кайла в реальность. Он точно знал, что никому не говорил о себе, и не мог же случайный человек узнать практически все только по лицу? Что за черт? Он сжал руки в кулаки и поднял голову, тут же опешив. Всего секунду назад его одолевали чувства меж ненавистью и обидой, а сейчас весь запал пропал, когда он увидел чужие непроглядные глаза.
Если бы его спросили, с чем сравнимы возникшие чувства, то последовал бы незамедлительный ответ: «Как если бы я попал в загон к ядовитой змее, будучи кроликом с разорванными сухожилиями».
— И на будущее, еврейская рожа, прежде чем говорить кому-то «свинья» или «жирный», убедись, что у этого человека нет пистолета за спиной.
— Знаешь что? Я не поверю, что ты можешь выстрелить. Ты охреневший сукин сын с охреневшим эго, который считает, что самый пиздатый среди всех, имеешь право плевать на чужой комфорт и после блефовать: «Ой, посмотрите, мне мама на Рождество игрушечный пистолетик купила, если вы будете меня обзывать, то я выстрелю!» Ну, давай, стреляй, в чем дело? Нечем, да? — Кайл засмеялся в лицо Картману, когда тот по-глупому вытянул лицо, не ожидая ответа. — Такой уродливый жиртрест вроде тебя пойдет на все, чтобы убедить других, что он не жирный, а самый умный, красивый и талантливый, но… Ты же просто мешок с дерьмом. И все еще жирный.
Всего две секунды молчания, а для Кайла прошла вечность. Холодный карий, почти черный — цвет глаз Картмана, который неприятно выворачивал внутренности, когда он в них смотрел. «В животе будто котят утопили», — раздраженно подумал парень и тут же зашел обратно в квартиру, громко хлопнув дверью.
Упав на белое одеяло спиной, он зажмурился и начал мять переносицу в попытке ослабить головную боль. Кто бы мог подумать, что его сосед — полное чмо, способный за первые минуты знакомства вызвать негативные эмоции в ненормальном объеме. И да, конечно, Кайл бы мог подумать, что сам виноват — вот так кого-то обзывать, но он вряд ли заслужил, чтобы его смешивали с глупой серой массой и травили за национальность и цвет волос. Правда ведь? Он старался себя убедить, подавить совесть и все ещё ноющий от нервов живот.
Лучшим решением всех недугов показалось написать своему парню — Стэну Маршу. Правда, после жалоб Кайла и сухого и четкого ответа: «Я работаю» лучше не стало.
***
Картман проводил взглядом уходящего рыжего парня, неподвижно простоял еще минуту и зашел в квартиру. От услышанного зачесались руки кому-то выбить зубы, а от увиденного и вовсе появилось желание пристрелить. Разбросанные пачки из-под крабовых чипсов, пустые бутылки колы, куча крошек и прочего мусора. Грязно.
Не то чтобы он был чистоплотным до дури, но то ли из-за привычки жить в чистоте, выработанной еще в детстве его матерью, то ли просто Кенни утомил каждый раз разводить не пойми что дома, Картмана передернуло. В эту же секунду на телефон пришло громкое уведомление от Баттерса Стотча, владельца известного в их районе места «Тигриные киски».
«Эрик, привет? Как дела? Ты давно к нам не заходил. Приходи, я скучаю!!!»
И кучка грустных смайликов в конце — в своем репертуаре. В их компании из четырех человек Картман с Баттерсом самые старшие, но на деле всякий, глядя на них со стороны, указал бы на Баттерса, если бы его спросили, кто самый младший. Детское поведение в двадцать два года не что-то зазорное, просто вряд ли кто-то мог понять, кроме близких друзей, специфическое поведение парня. Картман иногда про себя удивлялся, размышляя, а точно ли Баттерс знал, владельцем какого заведения являлся?
В гардеробе ровным счетом ничего. Большинство вещей Картман не так давно сдал в химчистку, поэтому выбора не было — другая чистая однотонная футболка красного цвета. Невольно в голове всплыли воспоминания, как в детстве мама часто покупала вещи почему-то именно этого цвета; с возрастом он его невзлюбил, поскольку стал ассоциироваться с Лиэн Картман — самой неприятной женщиной в его насыщенной отвратительной жизни.
Откопав старое огромное белое поло, он быстро переоделся и мельком взглянул в зеркало. Его лицо сморщилось, вытянулось, разозлилось, загрустило, а потом приятно заулыбалось, как если бы впереди стояло метровое шоколадное мороженое. Актерское мастерство, не иначе, но Картмана больше смутило другое: прямой нос и тонкие губы выглядели непропорционально на фоне слишком круглого лица.
Черные ключи от автомобиля на тумбочке упали в руку так, будто были созданы специально для ладони Эрика Картмана. Он порылся по карманам, проверив сигареты, кошелек и телефон, и вальяжно вышел из квартиры.
Мимолетные двадцать пятые кадры: коридор, спертый воздух, резкий запах органических веществ, пустоголовая соседка, алкаш, лифт, наркоманы, потерянные шприцы и потертые разорванные чьи-то документы — этот дом всегда был таким или с появлением Картмана все полетело по наклонной? Громкое эхо девицы между этажами, когда ее заталкивали в квартиру; отсутствие детского смеха и, в целом, беззаботности. На сáмом краю города Чикаго все друг за другом следили. Стоило человеку переступить порог чьего-то дома, как все читали полное эссе о его жизни: уже знали, сколько каких судимостей; какой дурью торговал; кто мать, отец и брат или сестра.
«Тот сопляк острый на язык, но вряд ли долго протянет. Либо свихнется, либо переедет», — подумал о Кайле.
Картман вышел и с удовлетворенным выражением лица подошел к своей малышке. «Mazda CX-5 II» стоимостью более пятидесяти тысяч зелеными, черная, дотошно чистая, с затонированными стеклами. На языке парня только и вертелось: «Иисус, дружище, в такой тачке не грех сдохнуть!»
И чихающий Иисус был согласен с ним, как никто другой.
Запрыгнув в салон, тут же почувствовал ни с чем не сравнимый запах натуральной кожи. Откинулся на сиденье, включил первое попавшее радио, надел противосолнечные очки и завел машину. Картман верил — он «самый, черт подери, охрененный, и никто в мире в этом не переубедит, даже какой-то рыжий еврей!»
Быстро набрав номер в контактах, Картман позвонил домработнице:
— Анна, приходите сегодня вечером. Ключи где обычно, деньги лежат на тумбочке, — он сделал паузу, — да… да, конечно. Вернусь ночью, успеете.
«А если нет, то нахрен ты нужна?» — про себя добавил, кладя трубку.
Приоткрыл окно, пуская теплый ветер в салон, блаженно вдохнул полной грудью и выбрал самый безопасный маршрут. Время в дороге — время наслаждений.
