Пиши, мой друг, пиши!

1831 г.

      Зимняя пора бывает порой весьма требовательной и жестокой к простому люду. Ах, эти Петербургские морозы! Сквозь порывистый ветер, и летящий клочками снег, пробиралась кибитка, управляемая неуклюжим старым ямщиком. Единственное, что оставалось делать Николаю Васильевичу это – потирать руки, изредка выдыхая в них теплый белый пар. Но поколебить настроение поэта было не так-то просто. Он ехал к нему — к кумиру, которого полюбил ещё в школе. К кумиру, чьи произведения перечитывал перед сном, под треск восковой свечи. Сколько всего хотел рассказать ему Гоголь. И теперь ёжился от нетерпения и холода, пробиравшего до самых косточек. Вскоре хруст снега под копытами утих, и перед Николаем предстала та самая дача Петра Плетнёва, в которую удосужились пригласить и его. Неуверенным и робким шагом, выйдя из повоза и кинув пару монет старику, поэт подошёл к двери собираясь постучать. Но остолбенел, напряжённо кусая губу. «Ну, с богом» — и вдохнув холод ещё раз, вошёл. Внимание на него обратили единицы, что принесло облегчение. Щёки сразу зарумянились, и понимая свою нелепость, Николай стряхнул со своего сюртука уже начавший таять снег и прошёл ближе к столу с яствами и питьём. Но глотнуть жгучей жидкости ему не удалось. Тут как тут около него возник сам хозяин празднества.        — Николай Васильевич, дорогой, мы вас ждали! — пухловатый мужчина с приглаженными на бок волосами искренне был рад видеть у себя недавнего знакомого.        — Мое почтение, Петр Александрович, рад оказаться в вашем доме, — стараясь скрыть волнение, произнес поэт.        — Только что разговаривал с Александром Сергеевичем, он лестно отзывался о вашей последней работе.        После слов Плетнёва, Гоголь, казалось, засиял так ярко, словно его жизнь теперь никогда не стала бы прежней.        — А что же… Именно он говорил?        Взгляд Петра Алексеевича упал куда-то за спину поэта, и улыбка его, казалось, стала шире и рот вот-вот должен был порваться.        — Вот и он сам, — ощущая мурашки по коже, Гоголь обернулся чуть ли не сталкиваясь лицом к лицу с тем самым… — Александр Сергеевич, позвольте представить Николай Васильевич Гоголь.        Пушкин легонько приподнял уголки губ.        — Признаться вы вызвали у меня неподдельный интерес, — сразу начал Александр, но Гоголь, казалось, превратился в камень и теперь только растерянно моргал длинными ресницами.        — Ваше произведение «Вечера на хуторе близ Диканьки» произвело на меня несгладимое впечатление. Местами какая в нем поэзия! — вспоминая прочитанное, Пушкин теперь ясно улыбнулся, заставляя Николая наконец выйти из своего состояния.        — Для меня ваши слова многое значат.        Мужчины медленным шагом двинулись в сторону от Плетнёва. Поспешно оглянувшись Николай с тревогой проговорил.        — На нас устремлены взоры большинства в этом зале.        — Вас это смущает? — на лице Пушкина появилась ухмылка, а когда ответа он не услышал, то с вопросом посмотрел прямо в глаза Николаю. Но Гоголь то ли от смущения перед кумиром, то ли по привычке взгляд опустил.        — Мне сказывали, что вы недавно приехали в Петербург.        — Да, я приезжал к вам почти сразу, но мне сказали вы заняты… — обрывистость ответа напомнило Пушкину, что Гоголь действительно пытался посетить его. Но, засидевшись за картишками до утра, он изволил прилечь.        — Как видите, Николай Васильевич, я человек не столь идеальный, каким вы, возможно, меня сочли.        — Извольте, вы прекраснейший поэт, я всю свою нелепую жизнь мечтал с вами увидеться, — Гоголь просиял, и улыбка на его лице точно не была притворной. Александр даже засмотрелся на его лицо прежде чем дать ответ.        — Тогда прекраснейших поэтов здесь двое, — протягивая Гоголю бокал, Пушкин добавил: — выпьем же за нас.        Пригубив по бокалу вина, к Пушкину сразу же подошла какая-то женщина приветливо улыбаясь. Такое вторжение в личное пространство Гоголю не понравилось, и он сделал несколько шагов назад.        — Александр, душка, прочтете нам что-нибудь веселое, публика ждёт!        — Несомненно дорогая, сейчас подойду, — с такой же лучезарной улыбкой ответил ей Пушкин, легонько поклонившись. Сразу же после этого обернулся на своего собеседника, удивлённо заметив, как далеко тот оказался.        — Николай Васильевич, я буду рад видеть вас в Царском Селе у себя в гостях.        — Я буду, обязательно! — восторженно ответил Гоголь.        До конца вечера он старался находиться в стороне подальше от всех. Ему даже захотелось хоть издалека взглянуть на то, как будет читать Пушкин. Устроившись в тени около колонны, он с явным удовольствием лицезрел Александра Сергеевича, эмоционально размахивающего руками под оханья дам. «Я бы мог слушать его вечно» — пронеслось в голове у Гоголя, прежде чем он смущённый своими мыслями, решил сбежать с этого мероприятия. Радуясь, что это удалось ему легко, Николай Васильевич выдохнул с облегчением. Вглядываясь в дым, выходивший из труб далёких сельских домиков, ему вдруг стало совершенно одиноко, но возвращаться не хотелось. Хотелось быстрее прилечь или мало того, впасть в глубокий сон сразу же по приходу к себе. Так он и поступил в итоге.