Чужое прикосновение

Слишком уж удачно легла в руку та монтировка, когда Чак по странной случайности проходил мимо – обычно он тут, в этой части ангара, не появлялся, чаще крутился возле своей Эврики, словно не доверял техникам, или заглядывался на Джипси. Кроме того, никого здесь больше не было. Такого никогда раньше не случалось, чтобы во всем помещении не было обслуживающего персонала, или пилотов, или координаторов, которые все время что-то проверяли. Да и вообще все сложилось одно к одному – слишком давно он ждал подходящего случая. Случая, подобного этому, чтобы взять своего Чака. Вернее, пока еще не своего. Но это он легко и быстро исправит. Так что он просто окликнул парня, а когда тот удивленно повернулся – они были знакомы, но почти не общались, - и подошел поближе, то и дело оборачиваясь на подозрительного скулящего Макса, ударил его по голове железкой. Тот молча повалился ему на руки. Дикая собака, которую Чак, как всегда, тащил за собой без намордника, кинулась ему на ногу, но он отшвырнул ее прямо в стену. Потом бережно, придерживая голову и поглаживая мокрые от крови волосы на затылке, уложил Чака на пол, подошел к Максу, еще несколько раз пнул в живот, пока пес не замолчал и не обмяк, как и ее хозяин. Нечего было мешать. Он вернулся к неподвижному Чаку, аккуратно поднял его на руки, посмотрел, как его голова откинулась назад, выставляя напоказ горло. Он не удержался, ткнулся носом, поцеловал его, облизал, провел языком от бившейся жилки до уха. Вдохнул его запах – металл, пот и кровь. Целомудренно поцеловал в висок. Нужно торопиться. Потому что парень может слишком скоро очнуться, и все его планы полетят к чертям. Он широкими шагами направился в небольшую мастерскую – до комнаты идти слишком далеко, да и опасно – и Чак может прийти в себя, и кто-нибудь, встретившийся на пути, задаст глупые вопросы. Так что сейчас они пойдут туда, а в следующий раз будут вместе в другом, более удобном месте. Чак, лежащий у него на руках, был очень хорош. Закрытые глаза, безвольно раскинутые руки, голова, мотающаяся из стороны в сторону в такт его шагам. Мокрая челка – потому что Хансен шел с тренировки. Жетоны, тихонько звякающие у него на груди. Его Чак. Его. Его не хотелось отпускать от себя даже на секунду, но пришлось. Он сгрузил Хансена на пол, аккуратно снял с него куртку – все-таки на базе было прохладно, и все ходили тепло одетые. Подложил ее под спину парню, потому что в мастерской стол был занял жутким аппаратом, который нельзя было даже сдвинуть с места, стулья тоже были завалены какой-то ерундой. Смахнуть ее можно будет потом, а пока показывать свою любовь Чаку придется на полу. Жаль, но ничего не поделаешь. Он стянул с Хансена футболку, бережно придерживая за голову, а потом размазал кровь с волос по его спине. Спина была горячая, гладкая, так и просилась под его ладони. Но он покачал головой, стянул руки Чака, связав предплечья найденной на полу веревкой. Посмотрел на лежащего парня, сморщился и обернул остаток веревки вокруг горла. Кричать это не помешает, но не позволит дергать руками в попытке освободиться или ударить. Слабое натяжение веревки будет немного душить Хансена, делая покорным и послушным. Если же нет - он сам себя задушит. Но это маловероятно. Такая петля работала скорее как ошейник, пусть и тесный, а не как удавка. Он подскочил на ноги, хлопнув себя по лбу – собака Чака осталась валяться в том ангаре, ее могут найти, придут искать хозяина… Он нахмурился, быстро содрал с начинающего приходить в себя Чака обувь, связал щиколотки еще одной веревкой и примотал его к ножке стола. Не вырвется, не убежит, а стол не сдвинет даже он – а он гораздо выше и сильнее парня. Рот Чаку можно не затыкать – все равно за стеной работает та адская машина, что стучит, не переставая, на весь шаттердом – так что его крики никто не услышит. Очухавшийся Чак ему что-то сказал, но что именно, он уже не слышал, торопясь за псом. Он успел. Макса никто не нашел, так что он замотал собаку, слабо трепыхавшуюся и пытавшуюся его укусить, в свою куртку, и притащил в мастерскую. Чак, который матерился во весь голос, пытаясь освободиться и уже хрипя из-за врезавшейся в нижнюю часть шеи веревку, замолчал на секунду, увидев Макса в его руках. Потом, страшно посмотрев на него потемневшими глазами, сказал: -Только попробуй сделать ему что-нибудь, и ты… Он ухмыльнулся – гадко, противно. Демонстративно усадил пса у другой ножки стола, замотал на его шее поводок и привязал к механизму, стоящему на столе. Чак заскрипел зубами – Макс оказался в полуподвешенном состоянии и старался подняться на задние лапы, чтобы не задохнуться. Он присел возле Чака, схватил его за подбородок, заставил посмотреть на себя: - Сделал. И что? Чак заматерился, задергался, пытаясь освободиться, но у него ничего не получилось. - Я сам тебе скажу, что. Он нам не помешает. И никто не помешает. Ты в том числе. Он расстелил на полу в центре комнаты куртку Чака, аккуратно разгладил ее края, обернулся к Хансену. Тот пока не обращал на него внимания, стараясь дотянуться до своей тупой собаки, словно мог ей помочь. Он подошел к парню, одной рукой вцепился ему в волосы, другой схватил за нижнюю челюсть, заставляя открыть рот. Не замечая воплей Чака, он поцеловал его. Чак мычал ему в рот, извивался, даже попытался пнуть его связанными ногами. Но он, вжимая его голову в стол, все целовал – жадно, глубоко, словно хотел пробраться языком ему в глотку. Когда воздух почти кончился, он оторвался от Хансена, жадно облизал губы, наслаждаясь видом тяжело дышащего Чака. Огладил его грудь, руки, поцеловал-укусил за шею, оставляя вампирский след. Потом отвязал его от стола и бросил на пол. Тот хотел вывернуться, но он навалился сверху, давя всем весом, не позволяя даже пошевелиться. Зато сам шарил по его телу, куда мог дотянуться – спина, связанные руки, горло с судорожно бьющейся под веревкой артерией, грудь, бока, бедра. Жадно покусывал за шею и плечи, словно желал оторвать кусок и распробовать его на вкус. Чак орал, извивался под ним, как рыба на льду, но удавка–ошейник делала свое дело, и он вскоре захрипел, затих, едва дыша. Тогда он приподнял его, стащил с него штаны вместе с бельем, оставив их болтаться у связанных щиколоток. Чак задергался, сопротивляясь, отчаянно вырываясь из его рук, что-то шипел и проклинал его. Не обращая на это внимания, он заставил Хансена встать на колени, сложил пополам, уткнул лицом в грязный пол. Одной ладонью он давил ему на связанные руки, не позволяя подняться и вырваться, другой оглаживал зад. Когда он стал готовить парня для себя, заодно шлепая по ягодицам, Хансен замолчал. Кажется, потому что сорвал голос. А может, понял, что сопротивляться и кричать не имеет смысла – все равно он возьмет его. - Язык проглотил? Или впервые в жизни не знаешь, что сказать? Впрочем, говорить и не надо. Сейчас рот тебе понадобится для другого. Он погладил его по голове, схватил за волосы и, не отпуская, обошел. Не давая вырваться, расстегнул перед лицом Чака свои штаны, схватил его за челюсть, желая оттрахать сначала в рот. Но тот вывернулся – черт знает как, - умудрился схватить его зубами за руку, хотя явно целился на другое. Он взвыл, ударил Чака по лицу свободной рукой, а потом, не осознавая, что делает – разум застила ярость – стал бить его. Сначала кулаками по голове, потом, когда тот завалился на бок, ногами в тяжелых ботинках по всему, что под них попало. * Очнулся от звенящей тишины. Хансен лежал у стены весь в крови и не подавал признаков жизни. То ли задохнулся от веревки на шее, то ли помер от его ударов. Он присел рядом с ним, потрогал пульс на шее, оттянул веко. Живой. Осмотрел его. Переломов вроде нет, разве что пара ребер, зато он отбил ему все внутренности. Но это ничего, Чак оклемается. Только вот удовольствие трахать его полудохлого – никакого. Что ж, он столько ждал удачного момента – подождет еще. Он еще раз оглядел Чака – слишком много крови, тот же самый Герк станет задавать вопросы. Чак, будучи мудаком, нарывался на драки, в которых получал по морде. Но не так сильно. Да и Чак будет помнить все это слишком хорошо. А потом еще видеть по ночам в кошмарах, привлекая к себе ненужное внимание. А это лишнее. Значит, нужно решить проблему с памятью и кровью. Еще и пес этот, подумал он, оглядываясь по сторонам в поисках воды и увидев висящего Макса. Он подошел к собаке, ножом отрезал поводок, что удерживал ее. Макс тяжело упал на пол и вывалил язык. На всякий случай он привязал его опять – на этот раз просто к ножке, без всяких подвешиваний – еще раз быть укушенным ему не хотелось. Макс рыкнул на него. Он плюнул. Тупая сука, хоть и кобель. Воды в мастерской не оказалось. Он плюнул еще раз и пошел за ней, заодно решив взять таблетки и спиртное. Он знал, что нужно смешать, чтобы ничего не вспомнить. Но, пройдя несколько метров по ангару, он увидел ведро. Полное грязной воды. Что ей мыли, ему было не важно. Он притащил ведро в комнату, вылил на Чака, старательно размазывая кровь и грязь по его телу носком ботинка. Вода быстро кончилась. Он отошел на шаг, оглядел результат. Сойдет. Побитый Хансен-младший – обычное явление. Как и вымазанный черт знает чем – то ли копотью, то ли машинным маслом. Сойдет. За спиртным и таблетками пришлось идти в свой бокс, который был в нескольких минутах ходьбы от мастерской. На пути никто не встретился, но он кожей чувствовал разлитую в воздухе подозрительность и опасность – для него. Ничего, он успеет. Когда он вернулся, Чак еще не оклемался, хотя уже дрожал всем телом от холода. Да уж, лежать на каменном полу в луже воды – это вам не возле печки греться. Он вытащил его на сухое место, разрезал веревку на шее, пошлепал по щекам, приводя в слабое сознание. Чак посмотрел на него мутными глазами, хотел что-то сказать – или просто ловил воздух. Он высыпал ему в рот таблетки и стал заливать туда же винтом самогон. Чак кашлял, отплевывался, захлебываясь спиртным, дрожал и дергался всем телом. Потом, после второй бутылки, он зажмурился и просто тяжело дышал, даже не мотал головой. Вылив третью бутылку и надеясь, что литр все-таки попал внутрь Чака, а не на пол, он поцеловал его в горькие от самогона губы. Перевернул на живот, разрезал веревки, расправил ему руки, даже помассировал их немного, восстанавливая кровообращение. Подтянул на нем штаны, надел на него футболку, потом, отряхнув, и куртку. Усадил у стены, чтобы тот немного пришел в себя и сам смог идти. Можно, конечно, отвести его куда-нибудь, но если есть возможность лишний раз не светиться рядом с Хансеном, он не будет этого делать. Чак зашевелился минут через десять. Он поднял его на ноги, всучил ему в дрожащие руки Макса, еще раз подумав, нафига пес ему вообще сдался, и отправил вперед, в ангар, для верности пнув в сторону Джипси. Тот, явно на автопилоте, пошел на подкашивающихся ногах вперед, но ни разу не обернулся. Впрочем, перед собой он, кажется, тоже не смотрел – шел с закрытыми глазами. Тем лучше. До следующего раза, Чак.