Тайны белых роз

      Дом гудел как растревоженный улей, но Винсенту было совершенно не до домашних. Матушка попыталась было озвучить свои соображения, но слушать ее он не стал. Лишь прошествовал в лабораторию за инструментами и материалами. Нет. Конечно же, он не собирался разбирать Уильяма на части, это было как минимум неразумно, учитывая то, чего им удалось добиться. Однако взять кровь неофита для изучения было необходимо. Тем более ее состояние могло меняться и с течением часов, не то что дней.       Не вовремя? Возможно. Но внутри вместе со смутным беспокойством бился и истерический восторг. Мир сходил с ума и, кажется, старая аристократия от него не отставала.       Взялся за ручку двери гостевой спальни, но замер, услышав голоса.       — Уилл, твоя жизнь не изменится, — увещевала Амелия. — Тебе всего лишь надо будет соблюдать несколько правил и регулярно пить лекарство.       — Называй вещи своими именами, Ами. Кровь! — позволил себе Барретт повысить на Амелию голос, но Винсент сдержался. Распахнуть дверь и вмешаться он всегда успеет. — Человеческую кровь!       — Данную добровольно, — тихо возразила та. — Мы не монстры, что поджидают смертных в темных переулках, мы не вонзаем клыки в их горло... Посвященные делятся ею с нами. Потому что преданы. Потому что любят.       — Сама в это веришь? — глухо поинтересовался Барретт.       — Тогда что, по-твоему, движет ими? — даже по интонации Винсент уловил, что та поджала губы. Выдохнула. — Что двигало тобой, когда ты первым бросался на помощь?       — Я не знаю! — жестко отозвался юный полисмен. — Я уже ничего не знаю…       Разговор явно заходил в тупик. А потому Винсент поспешил войти, чтобы юнцы не наговорили друг другу того, о чем потом пожалеют. И, судя по всему, вовремя.       — Амелия, будь добра, распорядись, чтобы нам приготовили чай, — попросил он, как ни в чем ни бывало проходя в комнату и, подвинув пустой бокал, раскладывая на столе медицинские инструменты. — Уильяму послаще. Мне надо взять кровь на анализ.       — Решили разобрать меня по банкам для анатомических препаратов? — криво усмехнулся Уильям, тем не менее позволяя перетянуть руку жгутом.       — Ну что вы, друг мой, — хмыкнул барон, пытаясь нащупать вену. — Живой вы куда информативнее. К тому же, смысл тратить на вас чай в таком случае?       Винсент не особо присматривался к этому прежде, но сейчас ему казалось, что вены Барретта вмиг истончились и стали куда более схожи с тем, что обычно наблюдалось у представителей старой аристократии. Внутривенные инъекции превращались в ювелирную работу. Руки Винсента до сих пор сохранили шрамы от особенно неудачных попыток.       — Я бы предпочел банки, — заметил Уильям, отводя взгляд, чтобы не видеть манипуляций барона.       — Это пройдет, — заверил Винсент, наконец выбирая момент и… с первого раза попадая в голубоватую ниточку под кожей, покрытой легким загаром. Увы, теперь Барретту придется забыть о солнечных ваннах. А может, и нет, то, как организм неофита будет реагировать на ультрафиолет, им еще только предстояло выяснить. Иммунитет тоже вполне возможен. — Все люди чувствуют нечто подобное, когда их жизнь глобально меняется, но проходит время, и новое бытие входит в привычку.       Юноша судорожно вздохнул и зажмурился, словно пытаясь проснуться, вырваться из проглотившего его кошмара. Винсент хотел бы последовать его примеру, но вот беда: он точно знал, что кошмар вокруг них — реален. И чем дальше, тем более нескончаемым тот виделся. Тьма окружала их, становясь настолько густой и непроглядной, что, казалось, ее можно потрогать руками.       Усилием воли он отогнал ее от себя, заставляя клубиться по углам, озлобленно шипеть, а может быть, смеяться. Над ним. Его бессилием. Смешными потугами к сопротивлению… Нет. Довольно! Зажмурившись, приложился головой о стену, пытаясь выбить из себя упаднические мысли, а может, обжигающее чувство вины, что так резко контрастировало с ледяной каменной кладкой.       Заслышав сквозь возню и писк вездесущих крыс негромкие шаги, он попытался сесть, занимая более подобающую для встречи с мучителями позу. И после нескольких попыток ему это удалось, хоть и усилия и отдались болью в боку — несмотря на регенерацию, стимулированную кровью смертной, рана так и не затянулась окончательно.       Если бы не серебро, тускло блеснувшее в свете затухающего факела, он бы не опознал в цвете плаща фиолетовый.       — Демонлера?       Вечно юная девочка замерла на пороге, прежде чем смело шагнуть в камеру пленника. И только после за гостьей скользнула ее извечная тень. Имплер, как всегда, прятался за спиной сестры. Зайчата. Пробивной и поробее. Губ коснулась кривая усмешка. Ничего не меняется. И в то же время поменялось все.       — Привет… — он мог поклясться, что услышал в голосе Имплера улыбку.       — Как ты? — спросила его сестра.       И они примостились по обе стороны от пленника. Девочка щелкнула пальцами, и в комнате услужливо вспыхнула Алая луна. Подарок его великого отца, вокруг которого теперь клубилась густая Тьма.       — Бывало и лучше, — отозвался он, не глядя на визитеров.       Что для него придумали на этот раз? Хотят сыграть на его привязанностях? Вот только он прекрасно понимал, что перед ним уже совсем другие существа, Тьма изменила их до неузнаваемости, ожесточив когда-то добрые сердца.       — Привести еще смертную? У нас много красивых… И каждая готова отдать тебе не только свою жизнь, — усмешка в голосе Демонлеры, пропитанная грязным намеком, заставила его брезгливо поморщиться и едва удержаться от того, чтобы не отодвинуться.       — Нет, — категорично отказался он, слишком поспешно, чтобы не выдать своего отношения к происходящему. Брезгливости, что он испытывал к этим смертным, хоть и не было в том их вины. Смертные слишком слабы, чтобы противиться Тьме… Не то чтобы он был в этом хоть сколько-то сильнее. Тьма вновь застилала глаза. Зажмурился почти до цветных пятен перед глазами. Пока дышит, отца он не предаст.       — Кто тебе сказал, что это предательство?.. — тихо вздохнул Имплер, казалось, даже удивленно. — Зачем сопротивляешься? Тьма не враг нам… Лишь чистая истина, от которой многие бегут.       — Не все нуждаются в истине, Имплер, — он все же посмотрел на мальчика, хотя теперь миленькое личико того скрывала безразличная, глухая маска.       Истина… Тьма просто нуждалась в новых жертвах. Что она шептала им? Он мог только догадываться, но на их месте не верил бы ни единому слову. Ведь все они знали, к чему приводит соприкосновение с Тьмой. Видели… Перед внутренним взором тут же предстало старое, давно затертое временем воспоминание. И хрупкая фигурка матери, продуваемая ледяным ветром, идущая к морю… Познала ли она некую истину? Или просто шагнула в вечную Тьму, не оставившую ей выбора?       Подтверждая собственные мысли, он качнул головой:       — Мне не нужна такая истина. Я живу иными вещами. И мне, право, искренне жаль, что наши пути разошлись.       — Истина настигнет тебя, желаешь ты того или нет. И тем легче тебе будет, чем шире ты откроешь свое сердце, — доверительно заметила Демонлера, поворачиваясь к нему. И в ее маске пленник увидел свое изможденное отражение. — Мы не хотим твоих страданий.       Он лишь горько усмехнулся, позволив себе, пусть и на миг, усомниться.       — Тогда освободите меня. Так или иначе, — предложил он выход, что вполне бы его устроил. Лишь бы Тьма не заползла в душу, не извратила ее, причинив лишнюю боль отцу, страдающему по братьям и сестрам.       — Лишь в истине можно познать свободу, а Тьма кратчайший путь к ней. И мы проведем тебя по нему, хочешь ты того или нет… — проговорила девочка в ответ.       Голос ее, смешиваясь с Тьмой, клубившейся вокруг, казалось, проникал в самую душу. Пленник хотел было зажмуриться, в попытке изгнать это ужасное ощущение из своей головы. Но так и не смог отвести взгляда.       Подцепив тонкими пальчиками острый край маски, она стянула ее, позволяя Алой луне осветить нежное кукольное личико, изуродованное пустыми глазницами, из которых, казалось, сочилась чистая Тьма.       Он отшатнулся в ужасе, почти заваливаясь на Имплера, лишенный возможности задержать падение. Едва ощущая, как рука мальчика обвивает его шею, делая надежный захват, не позволяя отвести глаз от Демонлеры, что достала из ножен узкий, короткий клинок.       — Нет!.. — вскричал он.       Отчаянно рванулся, в попытке избежать уготованной ему участи, но это ничуть не изменило решимости на детском личике…       — Милорд?.. — осторожное прикосновение к плечу пустило электрический импульс по позвоночнику, заставив Винсента вздрогнуть и судорожно закашляться.       Воздуха отчаянно не хватало, будто загустевшая Тьма и впрямь забила легкие. Пелена, стоявшая перед глазами, пугала, но он видел. Определенно видел. Даже смог дойти до окна и распахнуть его, сделав судорожный вдох. Родной промозглый воздух Старой Столицы прочистил не только дыхательные пути, но и мозг, развеяв наваждение, что не желало отпускать, накладываясь на реальность.       За дверью послышался шум. Смазанный торопливый стук, после чего на пороге комнаты возник Генри.       — Ваша милость… — начал было дворецкий.       А в следующий момент его подвинула туша старшего инспектора, буквально ворвавшегося в чужую спальню. Взгляд визитера скользнул по Винсенту, зацепился за разложенные инструменты и замер на Барретте, испуганно обернувшемся на собственное имя. К счастью, повязки все еще перетягивали его грудь, создавая иллюзию тяжелого ранения, да и выглядел протеже…       — Добрый вечер, инспектор. Что за бесцеремонное вторжение? — позволил себе Винсент возмутиться, усилием воли натягивая на лицо трещащую по швам маску невозмутимого, насмешливого спокойствия.       В ответ в грудь ему нацелили дуло револьвера. Внезапно. До такой точки кипения в своих взаимоотношениях они еще не доходили. Да, милым старичком Хейлер никогда не был, скорее скрягой, мечтавшим досидеть до пенсии на давно пригретом месте и уйти на покой, спихнув все проблемы, связанные с личным детективом Его Величества, на преемника. Но до столь открытой конфронтации с откровенными угрозами еще не доходили. Что Ричардсон ему наплел?!       — Инспектор, что вы творите?! — воскликнул Генри, перехватывая его руку, но лишь для того, чтобы вклиниться между инспектором и бароном.       — Генри, не надо! — реальность происходящего обрушилась на голову Винсента, и он заставил непослушное сейчас тело отлепиться от подоконника.       — Я долго терпел, мистер Клорс! Даже Валентайн, при всем его безумии, не терял связь с реальностью настолько, чтобы покушаться на жизнь полисменов!       — Он не покушался! — вклинился Уильям, как один из пострадавших, свидетель, проясняя ситуацию. — Наоборот — спас. Когда мы прибыли, Аддерли был уже мертв…       — При всем уважении, Уильям, но вашим словам веры нет, — фыркнул Хейлер, припоминая подчиненному дружеские отношения с бароном Файнс. Но пожарище его эмоций уже унималось.       — Довольно! — преодолев разделявшие их несколько шагов, Винсент оттеснил Генри, и теперь дуло револьвера упиралось ему в грудь. — Хейлер, не дурите! Мир и так скатывается в хаос! Не хватало нам потерять еще и последних союзников в лице друг друга.       — Союзников? Вы шутите? — казалось, искренне изумился старший инспектор. — Барретт, вы можете идти? Я не оставлю вас в этом доме.       Уильям бросил быстрый взгляд на барона, сам не решив, чего хочет больше: покинуть поместье, где стал не то заложником обстоятельств, не то подопытным, или остаться и узнать больше о новом своем бытие.       — Ему сейчас лучше не двигаться, рана может открыться. А мы, должен заметить, и так вытащили мистера Барретта буквально с того света, — предупредил Винсент. Конечно, можно было извернуться и выбить оружие из рук полисмена, но могли пострадать присутствующие.       Кто бы мог подумать, что парнишка настолько дорог инспектору, чтобы вот так ворваться в дом монстра и убийцы?..       Впрочем, он уже сказал, что Винсент ему осточертел, так что несчастный Уильям сейчас мог стать лишь поводом. Поднявшись, тяжело и хрипло дыша и прижимая ладонь к груди, Уильям выдохнул:       — Я еду.       Уж лучше бы Хейлер пристрелил его мгновением ранее… Винсент на миг прикрыл глаза, справляясь с болью, что причинили слова Уильяма, но не сделал ни единого поползновения в его сторону. Они никого не держали. Между старой аристократией и смертными все и всегда было исключительно на добровольных началах.       — Прошу вас, не забудьте о рекомендациях, мистер Барретт, — посоветовал он. Распорядился: — Генри, проводи.       Когда дверь закрылась, тяжело опустившись на кровать, что еще хранила тепло протеже. Судорожно вздохнув, Винсент потер лицо. Жалел ли он о совершенном? Он не знал. Скорее всего, нет. Ибо, вон он, Уильям. Живой. Пусть и ненавидящий мир вокруг себя. А Винсент переживет. Главное, чтобы его и без того измученный сверх впечатлительный разум не оторвался от реальности окончательно. Глаза вот до сих пор болели.       Прикрыв их, мягко помассировал. И чуть вздрогнул, когда кровать рядом с ним чуть прогнулась. В плечо уткнулось бледное личико, а комната наполнилась ароматами ромашки и мяты.       — Это его право, — вздохнул Винсент, погладив племянницу по волосам. Он ведь предупреждал… Хотя, как и все, надеялся на лучшее. Надежда — это чувство объединяло всех разумных существ. Чем бы она ни была: даром небес или защитным механизмом мозга. Прадедушка всегда говорил, перенятую у смертных фразу о том, что надежда умирает последней. В такие моменты, Винсент понимал, что надежда должна умирать первой — слишком болезненна ее агония.       Поцеловал беззвучно плачущую Амелию в макушку. Судорожно всхлипнув, девушка остервенело вытерла мокрое от слез личико.       — Ну и пусть катится… Не нужен он мне.       — Умница, — заставил Винсент губы улыбнуться. — Пойдем лучше чего-нибудь перекусим. Только я положу кровь на лед.       Он первым поднялся, потянув за собой девушку. Как бы там ни было, чтобы пережить все, что случилось и чему только суждено произойти, им понадобятся силы.       Амелия послушно скользнула за ним, держа за руку. Следуя будто привязанная, как в детстве, когда она буквально стала его хвостиком, несмотря на все протесты бабули Файнс, ведь негоже “девочке болтаться с этим сорванцом”. Иногда к ним присоединялся Виктор, приезжая с отцом, и тогда с ними совсем не было слада…       Воспоминания о детстве, которые он разделил с Амелией, как и легкий поздний ужин, немного подсластили горечь момента. На время увели их в другой мир, более счастливый и светлый. Все познается в сравнении. А может, все плохое, что осталось в прошлом, просто выдохлось за давностью лет, потеряв остроту и свежесть восприятия?       Однако, матушка вернула их в реальность. До этого молчащая за чаем, она все же заметила, что необходимо созвать Совет и, хотя бы в узком составе, оповестить их о произошедшем. И как бы ни хотелось Винсенту сохранить случившееся в тайне, он понимал, что Эванджелина Файнс права. Остальные имели право знать и быть готовыми к последствиям.       — Утром созову, — пообещал он. — Все устали. Кроме того, нынче не безопасно передвигаться ночью.       — До утра мир может перевернуться, — резонно отозвалась матушка. А после как можно мягче добавила: — Совет имеет право знать, без промедлений. Если уж инквизиторы нагрянут в наши дома, мы должны быть готовы.       — Он на это не пойдет, — тихо вклинилась Амелия, потупив взгляд. — Уильям честный человек, и не будет заниматься доносами.       Матушка лишь поджала губы:       — Обиженные люди способны на многое. Те из них, кто считают себя преданными — способны почти на все.       — Я напишу им, — задушил Винсент в зародыше намечающуюся дискуссию, от которой всем станет только больнее. — Мы не ставим вопрос на голосование и не решаем судьбу Уильяма. Так что этого будет достаточно.       Винсент решительно поднялся, отправляясь в кабинет. Кто сказал, что он пытается бежать от ответственности, что взял на себя, обратив Барретта? Почерк стал более резким, движения — остервенелыми. Выдохнув, Винсент заставил себя успокоиться. На него еще никто не нападал, а он уже оборонялся. Слишком сильна была эта привычка, выработанная годами работы бок о бок, что с королевским двором, что с местными полисменами, да даже со своими…       Однако, здесь и сейчас, его слово равнялось закону. И это пугало. Наверное, кто-то другой, кто стремится занять место главы Совета, посмеялся бы над ним, насладился бы сполна ощущением власти. А Винсент… Слишком много сомнений. Слишком много ответственности.       В одно мгновение его бросило в жар, и он рванул шейный платок, облегчая себе вдох. Дожить бы до конца этой истории.       Выполнив долг главы Совета, Винсент решил, что сделать ему это помогут хоть пара часов сна, а потому, вопреки обыкновению, никому не пожелав доброй ночи — какая она к Великому добрая? — удалился в спальню. Уже почти было погрузился в сон, от которого не ждал ничего, кроме кошмаров, когда за окном послышался стук копыт, угодило в выбоину за воротами колесо экипажа...       Уже инквизиция пожаловала? Промелькнула в голове вялая мысль. Но даже она не смогла погнать адреналин по венам. Голова была слишком тяжелой, а веки неподъемными. Пусть хоть сразу на дыбу тащат. Он не встанет.       Однако визитеры оказались куда настойчивее церковников, и буквально через пару минут в дверь настойчиво постучали, но лишь для того, чтобы тут же осторожно ее приоткрыть.        — Милорд, — тихо обратился к нему Генри, — прибыл барон Лангерус. Желаете принять? Или…       Видит Великий, Винсент очень хотел выбрать вариант “Или…”, но со стоном заставил себя сесть на постели.       — Передай, что я его ненавижу. И подай кофе. Я сейчас спущусь.       Кажется, Генри тоже предпочел бы второй вариант, но покорно откланялся.       Приведя себя в порядок, с другом, позволив себе легкую небрежность, Винсент спустился в гостиную. Прежде чем пройти в комнату, бросил внутрь взгляд, убеждаясь, что Виктор взбудоражен. Еще бы, такое открытие! Разве мог он усидеть на месте, дожидаясь подробностей до утра?.. Винсент вздохнул. Если бы у него оставались силы, он бы порадовался вместе с ним. А то и больше. Тут вскрыв пару бутылок вина или даже шампанского из фамильной коллекции, что обычно хранили для исключительных случаев. Но… Все же стоило созвать Совет, чтобы не заниматься многократными утомительными пересказами…       — Тебе передали, насколько я тебя ненавижу? — вместо приветствия поинтересовался барон, опустившись в кресло визави лучшего друга.       — Конечно, — усмехнулся Виктор, благодарно кивая Мари, подавшей кофе господам. — Одним взглядом всю гамму эмоций передали и прокляли до десятого колена.       — Тогда ты должен понимать, насколько не вовремя, — по-прежнему, вопреки обыкновению, не гостеприимно заметил Винсент, но дотянулся до графинчика бренди, без слов предлагая аперитив перед поздним кофе. Закрывая глаза на тот факт, что лишь ищет повод выпить. — Боюсь, если так продолжится, вам придется выбирать нового главу. И нет, в свои преемники я пророчу не тебя.       — Винсент, — от столь серьезного звучания своего имени, сорвавшегося с уст лучшего друга, барон чуть вздрогнул. — Вокруг нас творится кромешный ад, никто не спорит, но взгляни на это иначе. Ты сделал то, чего не могли достичь поколения наших предков. Обратил смертного. Спас дорогого тебе человека.       — Будто он рад этому дару, — мрачно фыркнул Винсент. — Еще неизвестно, чем это закончится…       — Чем бы ни закончилось, ты сделал то, что должен был, — отрезал Лангерус, перехватывая бокальчик бренди до того, как он коснулся губ барона. — И не превращайся в свою матушку, при всем уважении к ней. Однажды Барретт поймет. Ты правда веришь в то, что он может предать тебя? Амелию? Не смеши.       Винсент покачал головой:       — Даже если так, без помощи с нашей стороны, Уильям не сможет долго скрывать перемены в своем организме. А смертным нужен только повод… — вернув себе бокал, таки выпил. — Но нет, я не жалею о том, что сделал. Лишь о том, что не успел сделать все необходимые анализы и выспаться.       — Ну, выспаться ты еще успеешь, — хмыкнул Виктор, сделав глоток кофе. Тишину дремлющего дома тут же разорвал стук дверного молотка. — Или нет.       Винсент кинул на друга убийственный взгляд, но тот лишь передернул плечами. Чего он ожидал, рассылая такие вести на ночь глядя? Да ничего! Он вообще не собирался сообщать эти новости, по крайней мере до утра! Нет уж, с этой минуты, подобные решения он станет принимать только сам, без чьих-либо поучений.       — Кажется, я сегодня все же кого-нибудь убью, — сказал Винсент во всеуслышание, когда в гостиную, без приглашения хозяина дома, влетели на пару Томас Уэбстор и Максвелл Флеминг.       Выглядели они как взбешенные похмельные виверны. Интересно, виверны страдали от алкоголизма? Или переедали перезревших фруктов? Учитывая, что сии существа встречались только в легендах времен Первого короля. Уставший разум, мечтающий видеть яркие сладкие сны, а не заниматься всем этим, тут же нарисовал в воображении двух крылатых ящериц, хлебающих свой виверний самогон в таверне и жалующихся друг другу на несправедливость жизни.       Усмехнувшись, Винсент отогнал от себя видение и кинул на визитеров ледяной взгляд.       — Чем обязан, позвольте узнать?       — Винсент, вы окончательно выжили из ума?! — с ходу пошел в атаку Флеминг, вырываясь вперед. — Вам мало проблем?!       Уэбстор закатил глаза, явно имея собственное мнение, отличное от мнения, высказанного ранее. Выставив руку, точно ограждая барона от возможного нападения Максвелла Флеминга, позволил себе заметить, что для подобных экспериментов следовало выбрать кого-то полезного старой аристократии, а не безродного щенка, не способного принять этот дар.       — В любом случае, вам не следовало его отпускать.       — Удерживать его силой было неразумно в таких обстоятельствах, — жестко отозвался Винсент и кинул на Уэбстора брезгливый взгляд. — Прикусите язык, Томас. Этот “безродный щенок” доказал свою преданность. И не путайте дар с проклятьем, будьте любезны.       — Довольно эмоций, — призвал Уэбстор к разуму оппонента, примиряюще подняв ладони. — Услышьте меня, Винсент. Подобные знания могут помочь старой аристократии выбраться из той ямы, в которой мы сейчас находимся.       — И кто же, по-вашему, рискнет принять подобный дар? Или вы рассчитываете сделать это насильно и ждать благодарности? — фыркнул Винсент, наполняя свой бокал в очередной раз.       — Желающих как минимум обрести долгую жизнь и хорошую регенерацию немало, — мягко парировал Уэбстор. В отличие от Флеминга, который в порыве эмоций не контролировал себя вовсе, Томас умел сбавить обороты, когда это было необходимо. — Еще больше тех, кто хочет спасти своих близких… Детей, например.       Намек считывался так явно, что Винсенту захотелось запустить бокал в голову Уэбстора.       — Шантажировать короля жизнью его высочества как минимум подло, как максимум опасно, — подал голос Лангерус, что молча глотал кофе, взирая со стороны на коршунов, что слетелись на чужую добычу. — Мы рискуем превратиться в инструмент, который пылится в кладовке, пока не понадобится. А может, и вовсе в ручную зверушку. В любом случае — думать об этом рано. У нас есть проблемы посерьезнее. Если вы упустили из вида, кто-то пытался убить Винсента, заманив в ловушку. У нас больше врагов, чем мы думали.       Выдохнув от осознания, что в этой битве целей и мнений у него есть верный союзник, Винсент осушил бокал и решительно поднялся.       — Я высказал свое мнение, как глава Совета, и буду настаивать на нем. Посему попрошу вас оставить этот дом и держать свое мнение при себе. В конце концов, мы не торговцы, чтобы менять секреты, что веками хранили наши предки, на временную выгоду, которой цена — арс.       Фыркнув, Максвелл поспешил, нет, не покинуть негостеприимный дом. Наоборот. Упасть в кресло и нагло наполнить для себя бокал.       — Вы нас погубите. Вы глава Совета, кто бы спорил, но не забывайте, что и другие имеют право слова. Что вы намерены делать с мальчишкой? Он может быть опасен. Если не для нас, то как минимум для себя самого и окружающих.       Пораженный такой наглостью, Виктор хотел было вмешаться, но Винсент качнул головой. Да, Флеминг наглец, но, по крайней мере сейчас, с его уст слетали разумные слова. Вернувшись в кресло, барон сделал глоток кофе, пока не остыл, а он сам не выпал посреди беседы.       — За Барреттом осторожно присмотрят, — пообещал он. — Любой на его месте мог испугаться — это нормально. Знаете же, чем их пичкают с малолетства…       — Надеюсь, не Генри? — хмыкнул Уэбстор, присев на подлокотник кресла, в котором устроился Флеминг. — Он, конечно, профессионал. Этого у него не отнять. Но он уже давно не никому неизвестный юноша, что нанялся к Валентайну. Теперь его фигура слишком приметна.       — За ним присмотрит мой человек, — вмешался Виктор, сверля Томаса Уэбстора взглядом. — Его связь с нами не очевидна, так как он бывает в Старой Столице наездами.       Винсент кивнул, принимая эту неоценимую, относительно момента, помощь.       — Ну полно вам, Виктор, — поморщился Уэбстор. — Что бы ни было между нами, мы друг другу не враги. По крайней мере, не в данный момент. У нас и без того врагов не мало.       Винсент хотел было заметить по поводу “данного момента”, но тишину дома вновь разорвал стук дверного молотка, и барон едва не застонал. В следующий раз разбираться с потоком визитеров матушка будет лично.       Впрочем, ворваться в гостиную, где и так вдруг стало слишком тесно и душно, больше никто не посмел. Учтиво кашлянув, Генри с порога протянул господину записку, что принес посыльный Кэмпбеллов. Бросил быстрый взгляд на Лангеруса и так же тихо удалился.       — Что там? — неожиданно севшим голосом спросил тот.       Уже давно никто из “белых роз” не ждал хороших вестей…       И Винсент поспешил развернуть послание.       — Родила, — выдохнул он, пробежавшись взглядом по паре отрывистых, коротких строк, улыбаясь новоявленному дяде. — Мальчик. Оба живы.       Джульетта очень слаба, но Винсент предпочел промолчать об этом, не омрачая радость тревогами, которые, он надеялся, не оправдаются.       Виктор выдохнул так, будто и не дышал все это время полной грудью. Обессиленно прикрыв глаза, он устало улыбнулся дрожащими губами.       — Слава Великому…       Уэбстор в это время уже вновь наполнил бокалы бренди.       — Почему такие кислые лица? Выпьем за юного Кэмпбелла!       — И его мать, — принял бокал Винсент, словно дикарь из рассказов Виктора — трубку мира.       Когда у старой аристократии не было конфликтов, когда побочные линии не тянули на себя одеяло, мечтая оказаться у власти, когда не делили наследство?.. Но подобные моменты, перед которыми все они было одинаково беспомощны, всегда их сближали.       — Надо ехать, — объявил Винсент, осушив бокал и поднимаясь на ноги. — Энтони будет ругаться, на чем свет стоит, но и оставить новорожденного без защиты мы не можем.       Отчасти, он, конечно, лукавил. Но как он мог отказать себе в удовольствии поздравить Эвана? Как мог лишить Виктора чести первым взять на руки племянника? Ему самому было всего девять, когда родилась Амелия. Но тот трепет он помнил хорошо. И, уже много позже, его довольно долго не могли отогнать от ее колыбели.       К счастью, выпроваживать никого не пришлось. Лишь напоследок, уже на крыльце, прощаясь, Уэбстор попросил:       — Все же подумайте над моими словами, Винсент. А то скоро некому будет хранить секреты предков…       Винсент предпочел промолчать. Дождавшись, когда экипажи обоих гостей выедут за ворота, по-хозяйски забрался в экипаж Лангеруса, откидываясь на спинку сидения:       — Разбуди, когда приедем.       Виктор кивнул и, заметив, что он может прилечь, кинул ему бархатную подушечку со своего сиденья. Поймав ее, Винсент рефлекторно провел пальцем по белой розе в уголке. Джульетта вышила ее перед первым его самостоятельным путешествием. И с тех пор Виктор таскал подушку за собой в любые поездки.       Но если сей оберег и защищал хозяина от неведомых опасностей дальних стран, то от кошмаров не спасал. В этом Винсент убедился лично, порывисто сев на сиденьи и смывая бледнеющие видения ладонью. Виктор бросил на него сочувственный взгляд, но оба сделали вид, что ничего не произошло. За окном проплывали знакомые очертания, и Винсент привел в порядок одежду, зачесал назад челку. Вот только что сделать с тенями под глазами, которых не утаить от доктора Балинжера?..       Когда экипаж остановился, Виктор отчего-то замялся и под вопросительным взглядом Винсента признался, что волнуется.       Улыбнувшись, барон покачал головой и первым выскользнул из экипажа.       — Идем. Ты сейчас направляешься на встречу с лучшим человеком в своей жизни. Обещаю.       Виктор тихо засмеялся в ответ, опираясь на поданную руку:       — Неужели ты стерпишь конкуренцию?       — Я знал, что однажды этот день настанет, и готовился.       Входная дверь открылась раньше, чем они преодолели последнюю ступеньку, и дворецкий пропустил гостей внутрь. Доложил, что баронесса отдыхает и доктор велел соблюдать тишину. Забрав у гостей верхнюю одежду, направил в малую гостиную, где их ожидали господа. Заинтригованные, визитеры переглянулись и поспешили наверх. Чтобы замереть на пороге. Эван. Завидев друзей, барон Кэмпбелл поднялся из кресла, неловко опираясь на руку горничной.       Сердце радостно зашлось в груди.       — О, Эван… — выдохнул Винсент, шагая навстречу, чтобы пожать протянутую ладонь и притянуть в свои объятия. — Слава Великому!       Наверное, Эван Кэмпбелл еще не слишком хорошо владел собственным телом, если даже Винсент чувствовал, какое оно напряженное, чужое. Однако и в достигнутое на данный момент мало кто верил. Боясь задушить друга от переизбытка чувств, осторожно освободил, но лишь для того, чтобы отправить в объятья Виктора.       — Малыша уже видел? — спросил тот, едва не расцеловав.       — Тогда и встал, — смущенно, точно юная “белая роза”, улыбнулся Эван. — Очень хотелось на руки взять.       Виктор понимающе кивнул и, вновь погладив свояка по спине, осторожно усадил в кресло под усталым взглядом Энтони. Пожав протянутую ладонь Винсента, тот чуть качнул головой: что-то пошло не так. Но смолчал, не желая тревожить ни взбудораженного Виктора, ни едва поднявшегося Эвана. По столь же молчаливому сговору, они поднялись и, пообещав вернуться с наследником Кэмпбеллов, вышли, оставляя родственников делиться впечатлениями.       — Что случилось? — тихо спросил Винсент, когда они, миновав спальню роженицы, прошли в соседнюю комнату.       Горничная, оставленная при малыше за няньку, поклонилась и вышла.       — С мальчиком все хорошо, — отозвался доктор, осторожно оправляя пеленку, в которую был завернут все еще отечный мирно дремавший малыш. — Он крепок, насколько я могу судить сейчас. Вопрос в Джульетте. У нее лихорадка.       — Насколько все плохо? — поинтересовался Винсент, не рискуя касаться малыша, только-только пришедшего в этот мир. Послеродовая горячка уносила множество жизней. Даже среди смертных. Что уж говорить про них? Если даже пышущая здоровьем и юностью супруга Артура ушла во Тьму, едва Амелия появилась на свет.       — К утру станет яснее, — тихо отозвался доктор. — Но я бы готовился к худшему.       Винсент обессиленно прикрыл глаза. Великий продолжал испытывать их на прочность.       — Не говори пока никому, — решение далось непросто, но поступить иначе он не мог. — Быть может, выкарабкается. Не стоит добавлять им лишних волнений. Я могу ее навестить?       Хорошо, когда в такую минуту рядом есть кто-то близкий.       — Только недолго, — предупредил доктор Балинжер, осторожно вынимая малыша из колыбели, в которой когда-то лежал и сам Эван. Тот недовольно хныкнул, но более не издал ни звука. Сытый. А может, будет молчуном, как его дедушка.       Кивнув, Винсент покинул детскую первым, придержав дверь для Энтони, что понес новорожденного в гостиную, знакомиться с дядей, и скользнул в спальню хозяйки дома.       В полутемной комнате, освещенной лишь парой свечей, было до одури душно. Винсент шагнул к окну и даже взялся за раму, собираясь впустить внутрь свежий соленый воздух, что доносился с залива. Но задумался: не продует ли? Выбирая из двух зол меньшее, рискнул приоткрыть, не создавая сквозняка, но облегчая несчастной вздох, что и без того давался с трудом.       — Джульетта, — тихо позвал Винсент, впрочем, не рассчитывая быть услышанным. Смочив упавшую со лба, уже высохшую полоску ткани, вернул обратно. — Твой малыш — чудо. И ему будет очень нужна мать. Помни об этом, хорошо? Держись.       Измученная красавица тяжело перевела дыхание, и губы ее дрогнули в полуулыбке:       — Как прикажете, господин глава Совета… — прошелестела она, не открывая глаз. — К тому же, как могу я оставить... своего сына под вашим тлетворным влиянием, учитывая, что... мой муж совершенно не может вам отказать?       Винсент только и мог, что тихо засмеяться в ответ:       — Вот видишь. Твое присутствие просто необходимо. Хочешь пить?       Джульетта кивнула, и Винсент поднялся налить воды из графина. Поднес стакан к пересохшим губам роженицы, напоив, как в детстве поили его самого — небольшими глоточками, чтобы не захлебнулся.       — Что... что за шум был? У Эвана.       Винсент поправил Джульетте подушку:       — Это, наверное, когда Эван ребенка увидел.       Не зашел… Разочарование больно кольнуло, но Винсент смолчал, не желая не столько подставлять кузена, сколько расстраивать Джульетту. Не ему судить. Хотя, быть может, в нем говорили мужская солидарность и родственные чувства.       — Как он?       — Много лучше, — заверил Винсент, подав еще воды. — Надеюсь, скоро смогу сказать это и про тебя. Отдыхай. Я пойду спасать малыша из объятий дяди.       — Виктор здесь? — тихо выдохнула Джульетта, вдруг слабо перехватив его ладонь. — Позови его. Прошу…       — Ты же не думала, что он мог уйти, не увидев свою сестру? Сейчас пришлю это перекати-поле. Поправляйся.       Набрался Винсент наглости и, прежде чем покинуть пропахшее лекарствами помещение, поцеловал Джульетту в щеку.       Поспешил прочь, выдыхая на ходу. Слишком тяжело было ему держать лицо в подобных ситуациях. В голову тут же поскреблись воспоминания о… нет, не о родной матери. Ее он почти не помнил. О дяде, что уходил тяжело, изо всех сил цепляясь за жизнь. Но от столь тяжелого ранения его не спасли ни медицина, ни регенерация. Совет тогда осудил Александра Бейли. Осудил... Пожурил — не более того, Ибрайтес не имел ключа, как думали они тогда. А значит, не имел и ценности.       Передернув плечами, скидывая с себя тяжесть этих воспоминаний, Винсент шагнул в малую гостиную. Улыбнулся светящемуся от счастья Виктору, на фоне которого даже радость Эвана, казалось, меркла. А может, она и была такой, отчасти тусклой? Шепнул на ухо два слова, после которых Лангеруса простыл и след. Покачав на руках ребенка, казалось, заинтересованно изучающего его лицо, Винсент обронил, словно невзначай:       — Возможно, тебе с ней еще жить, Эван. Прошу тебя, сделай правильный выбор, Джульетта его достойна.       Эван отвел взгляд:       — О чем ты? Конечно, мне с ней жить. Мы не уходим от жен. Иногда только сбегаем из-под венца.       Улыбнулся, насмешливо, чуть язвительно. Но от этой шпильки Винсент увернулся легко. Никто не осудит его сильнее, чем он сам.       — Как знаешь, — отозвался он, не желая лезть в перипетии чужих взаимоотношений. В своих бы разобраться.       Продолжал укачивать малыша, что смотрел на него завороженно, слишком внимательно, осознанно, как показалось Винсенту. Мама, та, что ушла во Тьму, как-то обмолвилась, что маленькие дети видят Тьму, пока глаза их не приобретут настоящий цвет. А может, это говорила вовсе и не она, а память, искаженная за давностью лет, приписала ей столь встревожившие его когда-то слова. В любом случае стало некомфортно. И барон даже присел на диван, опасаясь игр собственного разума и того, к чему они могут привести.       — Энтони… — выдохнул он.       И доктор Балинжер, понимающий своих пациентов с полуслова, позвонил в колокольчик, вызывая горничную. Девушка тихонько скользнула в комнату, забрала недовольно захныкавшего малыша и также молча удалилась. Стало легче, спокойнее без направленного внутрь него взгляда. Кажется, дети — это не для него.       — Вы нашли для него кормилицу? — пытаясь вернуться в русло реальности, а значит, и очередных трудностей, вопросил Винсент. Роду Кэмпбеллов нужен крепкий наследник. Да и в принципе, ребенку нужно есть, несмотря на творящийся вокруг хаос и родителей, которым самим не помешает помощь.       — Да, я знаю ее по нескольким малышам, которых наблюдал, — отозвался доктор Балинжер, точно давал девушке рекомендации.       В дверь постучали, и в гостиную прошел дворецкий Кэмпбеллов. Даже сейчас, когда хозяева едва ли смотрели за домом и прислугой, хорошо вышколенный, тот не позволял себе распускаться и соблюдал все заведенные в доме этикеты.       — Прошу прощения, господа. Посыльный из имения Файнсов, — протянул он свернутый вчетверо листок Винсенту. — Сказал: особой срочности.        Сердце ухнуло вниз.       Подскочив на ноги, не заботясь о том, как выглядит со стороны, Винсент забрал записку и направился прочь, вчитываясь уже на ходу.       “Нужно встретиться. Пришлю за вами экипаж в полдень. Будьте готовы. С уважением, Георг” — гласила надпись, действительно сделанная рукой короля. Удивительно. Возможно, дело было слишком деликатным даже для того, чтобы посвящать в него верного до гроба секретаря.       Перечитав короткие строки несколько раз, точно ища что-то между ними, Винсент повернулся к собравшимся:       — Не хочу торопить Виктора... Эван, я воспользуюсь вашим экипажем? Мне надо срочно возвращаться в имение.       Барон Кэмпбелл молча кивнул, мрачнея.       — Что-то случилось? — озвучив не высказанный вопрос хозяина дома, поинтересовался Энтони, поднимаясь.       — Надеюсь, что нет…       И правда надеялся. Не то чтобы он действительно ждал благостных новостей: что Георг расщедрился на прощение старой аристократии, пресек действия культистов, ну или хотя бы собирается свернуть военную кампанию, что продолжала терпеть поражение за поражением… Барон усмехнулся уголком губ, наблюдая за тем, как в это раннее утро просыпается проплывающая мимо Старая Столица. Инквизицию не призовет, и ладно будет.       По приезде, вперед дворецкого его встретил чистачер, выписывая хвостом в воздухе одному ему ведомые фигуры, что-то мявкнул, подражая представителям семейства кошачьих, и буквально бросился под ноги Генри, чтобы проскочить в открытую дверь. Проказник.       На дворе не оказалось чужих экипажей, и Винсент достал из кармана сюртука часы. Нет, кучер его величества не опаздывал, это экипаж Кэмпбеллов, в стремлении скорее вернуться, домчал его быстрее ветра.       — Я лишь приоткрыл дверь, но в дом тут же ворвалась стая комаров, соседский кот и проповедники церкви… — напряженно хмыкнул дворецкий, забирая плащ господина.       — Я обещаю не пытаться впихнуть тебе церковничью макулатуру, — тихо засмеялся Винсент в ответ, однако напряжение Генри не скрылось от его внимательного взгляда. — Что-то случилось?       — Вас ждут в гостиной, — просто отозвался дворецкий и почесал за ушком потянувшегося к нему Чеддера.       Как быстро, однако, он превратился из твари во всеобщего любимца. Вот и его рука, незаметно, почти машинально, прошлась по длинной изогнутой спине, перебирая мягкую шерстку, только на ощупь отличную от кошачьей.       — Кто еще?.. — устало выдохнул Винсент, утомленный наплывом посетителей.       Генри, увлеченный общением с чистачером, не ответил, а может, предпочел, чтобы его милость все увидел своими глазами.       Винсент против воли прибавил шаг. Не знал, что ожидал увидеть, но все же изрядно изумился. Склонившись над юным бледным Барреттом, матушка старательно наносила заживляющую мазь толстым слоем на его лицо. На столике подле гостя стоял осушенный бокал из-под лекарства. Ну что ж, хотя бы силой поить не придется. Впрочем, кто знает, каким репрессиям его подвергла матушка, когда полисмен явился на порог их дома.       Так или иначе, вывод напрашивался очевидный: иммунитет так и не проявился. Проклятье их рождения передавалось смертным в полном объеме. И он мог бы, пожалуй, позлорадствовать про себя, вот только Винсент не испытывал к ним ни ненависти, ни презрения, как некоторые представители старой аристократии. Не чувствовал он того и к Уильяму, отчасти понимая его поступок. Люди, как смертные, так и дети Тьмы, часто стараются убежать от проблем, сделать вид, что ничего не изменилось, и жить иллюзией, пока реальность не разрушит ее, оставляя один на один с жестокой правдой и запущенными последствиями.       — Ваша милость…       — Сидите и не дергайтесь, Уильям, — велел Винсент, проходя в гостиную и устало опускаясь в кресло. — Эта мазь просто творит чудеса.       Но Уильям упрямо покачал головой, заставляя матушку удрученно вздохнуть и отступить, позволяя все же высказаться:       — Я смог убедить Хейлера, что ранение случайность, а Аддерли был мертв к моменту нашего прибытия. Но он больше не доверяет мне. И его секретарь посоветовал пока затаиться, потому что инспектор размышляет над моим увольнением… Впрочем, я смог выяснить, что чемодан отправили в крематорий. Он снова заминает дело.       — Этого следовало ожидать, — вздохнул Винсент. Он ведь сразу предупредил мальчишку… — Но не переживайте, Уильям, без дела вы не останетесь. А теперь позвольте матушке закончить, вы нужны нам здоровым.       — Простите, — сконфуженно улыбнулся он баронессе. Чуть дернул пальцами, когда она принялась обрабатывать особо глубокий ожог. Почти не размыкая губ, спросил: — Мне теперь днем совсем нельзя будет выходить?..       — Мы не знаем, мой дорогой, — ласково отозвалась баронесса, заставив приемного сына поперхнуться поданным лекарством. — Ваша кожа сейчас нежна и чувствительна, словно у младенца.       — Первые годы жизни нашим детям категорически противопоказан ультрафиолет, — поддержал Винсент матушку в сравнении новообращенного с младенцем. — Полагаю, это временно.       — Кроме того, — поспешила Эванджелина Файнс утешить испуганного перспективами юношу, принимаясь за его руки, — у вас очень сильная регенерация. Я только нанесла мазь, а все уже начало затягиваться.       — Мисс Амелия дома? — вопросил юноша, смотря на женщину с нескрываемой надеждой.       Винсент бы и не удивился тому, что дома ее могло и не быть, учитывая ее неуемный характер и тотальное игнорирование его распоряжений. Однако Амелия дома была, но даже не спустилась, игнорируя факт возвращения возлюбленного.       На лице юноши отразилось разочарование. Винсент едва сдержался, чтобы не закатить глаза. Внутри мешались сочувствие и раздражение. Мир вокруг сходил с ума, а ему приходилось еще и в этом разбираться. Не то чтобы он хотел. Не то чтобы его просили…       Однако под этим несчастным взглядом он поднялся на ноги и направился прочь. Внутри все по-прежнему противилось сему союзу. Но все же что-то заставляло его сейчас идти к племяннице. Возможно, то были самые нежные чувства, что он испытывал к ним обоим?       Девичье щебетание он услышал еще на лестнице. Амелия и Лиззи что-то оживленно обсуждали в спальне с приоткрытой дверью. Не это ли помешало им спуститься, чтобы узнать последние новости? Винсент тихонько подкрался, в стремлении узнать мысли представительниц слабого пола, которые вряд ли будут озвучены в его присутствии. Заглянул в спальню.       Расположившись на огромной кровати, девушки увлеченно перебирали новые детские вещицы, складывая их в огромную подарочную корзину, которую затем обязательно украсят белыми розами. Так встречали в этом мире уже не первое поколение старой аристократии.       Артур как-то упомянул, что к его, Винсента, рождению, отец заказал самую огромную корзину с дарами, украшенную розами. В детстве, это его восхищало, чуть позже — удивляло. Как матушка стерпела подобное? Однако тема эта никогда не поднималась, она ни разу не выказала Винсенту своей обиды, как не высказал и Артур. Но Винсент искупил эту нечаянную вину перед ним, выбрав для Амелии самую красивую корзину. И матушка отмечала его выбор, как ему тогда казалось, с гордостью.       — Как думаешь, он красивый? — задумчиво поинтересовалась Амелия, складывая очередную распашонку.       — Мне кажется, судить пока рано, — отозвалась Элизабет. — Но Эван и Джули представители очень древних ветвей и очень красивы. Я думаю, его красоту можно будет сравнить с красотой ангелов. Не тех, что у смертных. Тех, с которыми сражался Великий когда-то.       — Надеюсь, что схож будет только внешне, а не по характеру, — тихий смех Амелии звонкими колокольчиками разнесся по комнате. Однако почти сразу она умолкла, чуть тише уточнив: — Разве очень красивые дети рождаются только у представителей древних родов? Алан тоже красивый, и Никколь Ибрайтес — я видела ее на фотографии с бабушкой. А они ведь полукровки…       Губ Элизабет коснулась лукавая улыбка:       — Не беспокойся. Уверена, Уильям не подведет и в этом, и ваши дети тоже будут красивы.       — Что? — переспросила юная баронесса, стремительно заливаясь пунцовым румянцем. — С чего ты взяла?! Я вообще не это имела в виду!       — Конечно-конечно, — тихо засмеялась Лиззи в ответ.       Стало неуютно, и Винсент сделал шаг назад, точно отказываясь от того, что услышал тайком. Достал часы, ища повод отложить беседы и расспросы на потом. Без четверти. Явно не хватит на то, чтобы ответить на все любопытные вопросы. Потом. Тем более, для встречи с королем, следовало бы переодеться.       Когда за окном послышался стук копыт о брусчатку, барон Файнс уже спускался.       Скромный будто бы и не королевский вовсе экипаж затормозил у ступеней и, как всегда безупречный, Генри поспешил открыть перед ним дверь. Чуть нахмурился, будто отчего-то встревожившись:       — Будьте осторожнее, милорд.       — Конечно, — легко улыбнулся Винсент, пытаясь успокоить дворецкого. — В ситуации войны и приближающегося апокалипсиса королю совсем не с руки отправлять меня во Тьму.       Да и явились бы за ним либо солдаты, либо наемные убийцы…       Забравшись в салон, Винсент тяжко вздохнул по беззаботным, как оказалось в сравнении, временам. Мысленно перебирал варианты, что могли послужить поводом для столь поспешной и спонтанной встречи, подбирал слова… По времени, до дворца можно было спокойно вздремнуть, но он не решился закрыть глаза. Не хватало еще, чтобы приступ видений случился при посторонних…       Впрочем, разве Лигур хоть раз спрашивал, когда ему приходить к отчего-то заинтересовавшему его представителю старой аристократии? Мотивов его он понять так и не смог. Убить? Хотел бы — давно расправился. Даже если бы не мог добраться на физическом плане, ничто не мешало легко уничтожить его разум, заперев в кошмаре. Но вместо этого помог с поясницей, что не тревожила барона с тех самых пор.       Вот и сейчас его вездесущие щупальца, заполнившие салон экипажа, плотно обвили тело Винсента, лишая возможности двинуться, но не ломая костей, не оставляя синяков. Неожиданно пара гнедых встала как вкопанная, возможно, не в силах тащить такую тяжесть. Дверь экипажа открылась, и в салон забрался…       — Артур?.. — выдохнул задушено Винсент, то ли от невозможности сделать полноценный вдох, то ли из-за спазма, стиснувшего горло. Видеть брата снова было больно, но он не мог оторвать взгляда, подновляя в памяти дорогие сердцу черты. Застывшие черты, точно маска.       Брат молчал, бесстрастно взирая на то, как одно из щупалец рвет рубашку на груди Винсента, обнажая, игнорируя летящие по сторонам пуговицы, одна из которых рикошетом скользнула по его щеке. В руке Артура неожиданно появился револьвер, и он, не помедлив, спустил курок…       Собственный крик еще гулял эхом в голове, когда дверь снова открылась.       — Прибыли, милорд.       Объявил кучер, отступая в сторону, чтобы пассажир мог выбраться на мощеный двор тонущего в белесой дымке дворца. И в самую солнечную погоду в горах часто стояли густые туманы.        На мгновение замерев, переводя дыхание, Винсент попытался собрать в кучку разбежавшиеся в разные стороны мысли, изгнать из головы видения, столь реальные, что даже сейчас подгибались колени. Зажмурившись, судорожно выдохнул и упрямо направился в замок. Не стоило заставлять его величество ждать.       В замке было удивительно тихо, точно свита, что прибыла вместе с королем, неожиданно собралась и вернулась в столицу. Даже слуг, обычно снующих туда-сюда, он увидел лишь в количестве двух. Один из которых взял на себя труд проводить его милость.       Винсент не раз бывал в горном дворце, во всяком случае, той его части, что предназначалась для деловых визитов и приемов, но на лестнице они взяли вправо. И это отчего-то вызвало в душе тревогу, противление происходящему. Со слугой же обсуждать происходящее было бессмысленно: у Георга каждый знал лишь то, что ему следовало знать, и не больше.       — Винсент? — удивленный голос Реджинальда эхом разнесся по коридорам старинного замка. — Что вы здесь делаете? Что-то случилось?       Невероятно бодро для человека в его состоянии принц взбежал вверх по ступеням, чтобы пожать барону ладонь в знак приветствия. Неизменно дружелюбный с изгнанником на службе отца, принц располагал к себе тактичностью и добротой, и Винсент не сдержал улыбки.       — У меня аудиенция с его величеством.       — Вот как, — задумчиво пробормотал Реджинальд. Винсенту показалось, что даже взгляд его потемнел на мгновение. Но принц тут же сгладил впечатление заразительной улыбкой. — Понятно. Я был в порту, координировал работу по восстановлению, только прибыл. Так что не могу сориентировать вас, что же хочет обсудить его величество.       — Не страшно, я скоро это узнаю. — Винсент кивнул на слугу, нетерпеливо дожидавшегося, когда господа обменяются любезностями — знать, дело и правда не терпело отлагательств. Пожелал, закрывая короткую беседу: — Будьте осторожнее за пределами этих стен, ваше высочество.       Реджинальд послушно склонил голову и, клятвенно пообещав беречь себя, направился прочь, навстречу внезапно появившейся в другом конце коридора обеспокоенной фрейлине.       Да что здесь произошло?       Нахмурившись, Винсент проследовал за слугой вниз по крутой старинной лестнице. Начиная догадываться, куда они следуют, застыл на верхней ступеньке. Затылком почувствовав опасность, как говорил дядя, стремительно обернулся, и тут голова буквально разорвалась болью. Мир померк и погрузился во тьму.