не видя истины

в конце истории случилось все до невозможного ожидаемо, но только, пожалуй, для него — вот они с виктором в их квартире пьют кофе, вот клаус звонит, чтобы шутливо рассказать о попытках помощи рычащему на него лютеру, вот эллисон все также светится на экранах телевизоров и обложках журналов, вот лайла врывается к нему отчаянно злая, кусающая губы и безмолвно благодарная, что пятый не из тех, кто спросит, отчего белки ее глаз такие невероятно красные. — кофе? — она быстро качает головой, трет запахнутые веки пальцами, и пятый понимающе разворачивается к холодильнику, чтобы достать с полки открытую бутылку коньяка. — что за повод? — звенят взятые из шкафа снифтеры, небрежно лежащие в одной руке; за звуком следует настолько выразительный взгляд, что лайла позволяет себе мокро фыркнуть. — конечно. но не ожидала, что виктор поддерживает детский алкоголизм. — будь уверена: это прощается тебе в первый и последний раз. — она смотрит в ответ — зрачки ведут его от кухонных тумб до края стола, и мурашки проходятся по спине от противного скрипа стула по уже и без этого истерзанному ламинату. стекло стучит по полированному дереву, одно из бьет рядом с ней, второе щелкает немного дальше, третье — ровно посередине. — возможно, не за бесплатно. — ты сейчас предлагаешь мне свою жилетку? — по кругу шуршит крышка; алкоголь разливается чарующим знакомым звуком, и с первым глотком становится легче. — не могла позволить себе пить уже месяца три. — почему нет? — он подталкивает осторожно и удивительно для самого себя терпеливо. еще дней тридцать назад он готов был убить ее и отдать остатки на съедение собакам, что, в общем-то, не отпускает и по сей час, но что-то в мягком, уязвимом выражении ее лица заставляет смягчить свое желание сесть к бабушкам возле подъезда, чтобы перемывать всем кости. лайла рвано выдыхает. — беременным пить нельзя. — губы пятого замирают над бокалом. — а теперь вот, — она делает новый глоток, смакуя и не торопясь продолжать. — можно. пятый просто смотрит и ничего не говорит — и, наверное, не стоит. интерпретация событий в его голове должна быть одна единственная, если бы не тот маленький факт, что после событий со спэрроу прошел всего лишь месяц. чужой снифтер стремительно пустеет — лайла собирается с бегающими мыслями, силами, пытается противостоять заметно пробивающимся нервам, борется с огромным порывом просто встать и уйти в неизвестном уже ни для кого направлении. — в далласе мы с диего потрахались. — прямо заявляет она. пятый кривит лицо, но не останавливает — только вздыхает через нос. — через пару недель я стала замечать изменения. — могла бы и презервативов из комиссии захватить, что ли. — в ответ ему бросают недовольный горловой звук, и пятый жмёт плечами, не опуская бокал на стол. — если коротко: он потащил меня к гинекологу, чтобы проверить, все ли в порядке с ребёнком после всего дерьма с кугельблицем, а ребенка, — она ведет указательным пальцем по верхушке бокала, следя за движением глазами, свободной рукой держась за край стола до побелевших костяшек. — оказывается и нет. комнату накрывает недолгая тишина, своя для каждого — лайла опускается в болото сожалений, а пятый болтает остатки алкоголя по кругу, ожидая самой последней детали, чтобы выстроить картину полностью. — не знаю теперь, как с ним мириться. и вот она. он устало прикрывает глаза, откидываясь на спинку стула. лайла очевидно заплаканная, вымотанная и нуждающаяся в отдыхе — который ей устроит виктор, уж простите, а пятый определенно не из тех, кто будет обижать и без него исцарапанных детей, тем более из своей семьи. — подведем итог, — начинает он не слишком громко, и лайла поднимает на него свои влажные глаза. — диего обозлился из-за того, что ты, уже не беременная, — он слабо машет ладонью поднятой руки, не распахивая век, — не беременна и якобы его обманула, — наползает короткая пауза, где можно было бы и завершить разговор, но тон пятого указывает на обратное. он выделяет следующие несколько слов: — как раз после перезапуска вселенной, где у нас пропали все силы, а моя рука и его пальцы вернулись на место, так? он открывает глаза, и лайла кивает, ошеломленная. будучи воспитанницей хандлера, у нее были отменное образование и неплохие мыслительные процессы, но, поддаваясь горю, она переставала думать. часы пробивают седьмой час, а замок входной двери заманчиво щёлкает — наконец-то кто-то, кто сможет взять на себя всю канитель с чувствами и эмоциями. он слегка неуклюже вытаскивает кнопочный телефон из кармана брюк. — набирай своего идиота.