***
— Alle hoch! –грозный голос фашиста с пепельными волосами оглушал деревянное построение. За ним стояло трое надзирателей. Кондратюк, Семененко и Саша. Золотая троица этого лагеря, по мнению Анны Щербаковой. Даже не смотря на одного из представителей данного трио, наблюдать за их взаимодействиями всегда было удовольствием для Анны. За тем, как Семененко нес уставшего Кондратюка до дома на руках, за тем, как Юджин спрашивал у Саши как сделать по-русски комплименты, а после подошел к Ане и сказал: «Ти очин красывая девущка» -комично, но до безумия мило. Единственное за чем ей было неприятно наблюдать, это постоянные взаимодействия Саши и Кондратюка. Почему? Аня не может объяснить этого сама себе. Без переводчика, все поднялись с мест, наверняка какой-то новый пересчет. Трусова стояла напротив Анны и тщательно старалась совладать со своими мыслями. Кондратюк что-то пытался объяснить Юджину, а блондинистый продолжал орать. Страшная картина. Когда около сотни женщин с детьми встали в несколько линеек напротив спальных мест, оравший до этого надзиратель, остановился рядом с одним ребенком и подтолкнул того в сторону других церберов. Теперь все поняли цель их визита. Шум, стоявший в здании, был не сравним ни с чем. Девушки били по рукам надзирателей, закрывали детей собой, после чего некоторые падали замертво прямо перед собственными чадами. Самые бесстрашные накидывались на церберов и пытались увести детей обратно. Нет ничего страшнее чем, мать у которой отобрали ребенка. Малышня же, плакали так, что, казалось бы, уже весь лагерь наслаждался только их воплями. Пару выстрелов по земле. Секундное спокойствие. Шум продолжается. Даже Щербакова, всей душой ненавидящая этих малявок лезла спасать их, ведь то, что делали немцы сейчас, было абсолютно бесчеловечно. Отбирать у матерей самое дорогое — это преступность, отбирать у них смысл жизни — это убийство. Снова новый ребенок, снова закрываешь его своим телом, снова надеешься на лишнюю секунду жизни, в этот раз ее не отталкивают, на нее направляют ружье, но ладно просто направляют, на нее направляет свой автомат Трусова. Растерянный взгляд. Дрожащие губы. Тяжелое дыхание. Она боится. Боится убить ее. Даже убирает подальше пальцы от спускового крючка, чтобы в случае чего случайно не выстрелить. У Щербаковой прямой взгляд и небольшая ухмылка. — Стреляй — тихо, но главное, что собеседник услышал. — Щербакова, это не игра, у тебя нет второй жизни, отойди! — В том то и дело, что не игра, Трусова, а ты видимо думаешь, что эти девушки «не живые» и смогут спокойно пережить это? — Это моя работа, у меня нет выбора! — уже начала кричать рыжеволосая. — Выбор есть всегда. — Кто бы говорил, Щербакова! — девушка толкает брюнетку в сторону и хватает уже плачущего мальчика за запястье. Напоследок, кинув злобный взгляд на Анну, Трусова удаляется с группой из небольшого помещения, оставив за собой плачущих матерей и также озлобленную Щербакову.Она ей доверяла. Она рассказала ужасную историю. А та лишь воспользовалась этим в нужном месте в нужное время.
***
Прекрасный июньский день. Светит солнце, ни тучки на небе и даже от небольшого дождя появилась радуга. Казалось бы, что может пойти не так. А не так все пошло еще несколько лет назад, когда началась война. Солнцем девушка наслаждалась из окопов, после очередной операции по захвату фашистских баз. Радугу видела только краем глаза, когда помогала доставать очередные боеприпасы. Зато облаков дыма ей было предостаточно. — Щербакова, что ты тут отсиживаешься?! — кричал командир группы — бери Соколова и бегом искать следующие укрытия немцев! — продолжал орать мужчина. — Но сейчас же самый разгар перестрелки, мы отсюда-то не факт, что живыми выберемся! — У нас нет времени ждать, если вы хорошие партизаны, то справитесь и так! Быстро! Через два дня жду новые базы — процедил командир и удалился в обратном направлении. Уже около 12 часов Щербакова с напарником пытались найти хоть что-то полезное для командира. Все также «наслаждаясь» русской природой прошли еще несколько часов. На лес надвигается ночная тьма. Не предвещающая ничего хорошего. — Слушай, Ань, может приляжем, отдохнем, хоть чуть-чуть. А то весь день на ногах, нужно немного отвлечься — предложил парень. — Антон, ты же знаешь какой нагоняй мы получим, если не успеем в сроки. — Хорошо, но, Анют, давай поосторожнее — коснулся плеча собеседницы юноша. — Не называй меня так — дернулась от чужой руки Щербакова. Ходить по ночным полям еще та романтика, конечно же не в нашем случае. Но насладиться незабываемыми эмоциями на всю жизнь за эту ночь Аня успела. Безразмерные сапоги сминают очередные колосья и цветы. За ней идет еще одна такая же пара ног. И вот большая часть поля уже пройдена. Щербакова вновь делает шаг в неизвестность, в этот раз плачевный. Осознание приходит сразу же. Мина. — Ты что остановилась? — спрашивает юноша. — Я стою на мине — дрожащим голосом произнесла Анна. — Так, тихо, давай я сейчас что-нибудь придумаю, главное успокойся — парень вновь невесомо коснулся плеча и начал аккуратно топтать траву рядом, в поисках новых сюрпризов.Я умру. Я скоро умру. Сейчас у меня дернется нога и все. Мы с Антоном просто взлетим. Главное, чтобы он успел уйти. Чтобы хотя бы он жил. А ведь мама была права, осталась дома, обслуживала бы какого-то мужика, рожала детей, но жила спокойно. И отец был прав. Сейчас бы разрабатывала оружие или состав для металлов. Жила бы спокойно. Да просто бы жила. А тут таких же дурочек как она полно, фронт не остался бы пустым, во всяком случае.
— Ань, Ань, что ты застыла! Смотри, сейчас я поставлю ногу на мину, а ты сразу же убирай свою, потом побежишь к ближайшей русской базе за помощью, поле я расчистил, хорошо, Ань?Понимал, что умрет. Что не сделаешь, для человека, которого искренне любишь.
— А если я не успею добежать? Нет, я не буду рисковать твоей жизнью! — Будешь! — парень наступил ногой на устройство, толкая руками девушку в сторону — Беги! — кричит парень, смотря на девушку, что с округленными глазами уставилась на него — Беги же, дура! — крик переходит в плач, мольбу — Я дождусь помощи, обещаю — парень берет дрожащие ладони девушки в свои, пытаясь хоть как-то скрыть собственный страх — Правда, дождусь, иди — стирая с щек девушки слезы прошептал Антон. Последний раз. Глаза в глаза. Девушка нервно сглатывает, а после крепко обнимая парня, гладит того по спине. Прости Пытаясь не оглядываться назад, девушка пробирается по остатку поля. Вот уже виднеется деревня. Спасение близко. Только дождись, Антон. Взрыв. Со стороны поля. Он не дождался. Он не смог. А у нее просто не было выбора. Слезы вновь заполонили глаза брюнетки, вопли казалось уже даже слышала ближайшая деревня. Теперь уже без разницы, даже если она оккупирована врагом.***
Как же паршиво чувствовала себя Трусова после посещения самого далекого барака. Не потому что она отобрала у очередных матерей их чад, это работа, для этого нужен особый профессионализм. Профессионализм — вовремя принять правильное решение, правильно расставить приоритеты. В том момент приоритетом была она, а ни какой-то мальчишка француженки. Думать о ней уже стало привычкой. Цвет ее нежной кожи. Приятная улыбка. Темно-карие очи, в которых казалось бы, можно тонуть бесконечно долго. Все это волновало Александру и заполоняло ее голову полностью. То, получила ли она сегодня свою порцию еды, не получила ли новые травмы, жива ли. Последние мысли стали приходить слишком часто. Трусова понимала, что все это не вечно, что когда-нибудь закончится и отнюдь не лучшим образом. Понимала, но не верила.***
Поздний вечер. Дом надзирателей. На небольшой кроватке сидит мальчик. В эсесовской форме, в фуражке, но все тот же мальчик с игрушкой. Небрежно пришитый нос, всегда напоминал о том вечере, о мамочке. Малыш сидел и плакал, утыкаясь лицом в небольшого зайку. — Eugene, ist alles in Ordnung? — зайдя в комнату поинтересовался Кондратюк. В голову всплывали только картинки, как тот безжалостно отбирал детей у матерей, убивая некоторых. Как те дяди. Точно такие же. Отобрали его маму. — Nein, nicht in Ordnung! Bitte verlasse mein Zimmer! — кричал Юджин. Первый раз в своей жизни на него.***
— Bonjour, fiston! –прошептала Валентина, гладя шевелюру Юджина. — Bonjour, maman! — немного приоткрыв глаза, мальчик с умилением смотрел на маму. — Lève-toi, on va en ville aujourd'hui — сказала женщина и удалилась из комнаты. Как же он обожал свою маму. Та делала для него все. Защищала от нападок других мальчишек, помогала разбираться с примерами в школе, приучала к труду и говорила очень важные в его жизни слова. Где же был отец. Он был. Косвенно. Раз в год поздравлял с днем рождения унылой фразочкой. Раз в год появлялся за обеденным столом со всеми. Раз в год хвалил мальчишку.— Eugene, allons nous promener – он не любит гулять, но пойдет, он хочет провести с ним больше времени. — Eugene, allons voir les oncles jouer au hockey – а он бы лучше посмотрел, как другие мужчины выполняют новоиспеченные элементы из фигурного катания, но он пойдет, время с ним бесценно. — Eugene, allons apprendre l'allemand – а он не любит родину и язык отца, но пойдет, чтобы понимать его шутки на другом языке.
Июль. Разгар лета. На автобусной остановке стоит женщина лет тридцати и восьмилетний мальчик. Малыш на перевес стоит с сумками в которых лежат продукты, что мать успела выкупить. Женщина воплощение мифов о настоящей француженке. Небольшая шляпка, платье чуть ниже колен и миниатюрная сумочка. — Maman, regarde ce beau garcon — вдруг вскрикнул Юджин, указывая матери, на уже отходящего от остановки брюнета. — Oui, bien sûr beau, tous les gens sont beaux. Regarde cette jolie fille –спокойно ответила Валентина. — Eh bien, belle bien sûr, mais pas autant que ce garçon –возразил малыш, вновь отсылаясь на того молодого человека. — Et cette fille? –немного насторожившись мать указала на другую девушку, на что тоже получила отрицательный кивок — Tu n'aimes pas à quoi ressemblent ces filles? –на ожидающих глазах матери уже были заметны накатившие слезы. — Eh bien, non pas qu'ils n'aiment pas, ils ne sont tout simplement pas aussi beaux que ce garçon — женщина сдалась окончательно и по завершению фразы сына, крепко обняла и начала плакать в плечо Юджину — Maman, ne pleure pas. T'es offensée pour ces filles? N'aie pas peur, je t'ai toujours la plus belle — поглаживая спину Валентины, прошептал малыш. — Combien de temps tu devras endurer, fiston. N'écoute jamais personne, s'il te plaît. Tu pourras toujours trouver ceux qui te soutiendront, souviens-toi de ça pour toujours — продолжая рыдать, молила мать. — Ça va aller, maman — все также поглаживая поясницу девушки, мальчик стоял, особо не понимая, из-за чего так сильно разревелась мама. — Eugene, papa et moi te félicitons pour ton anniversaire! C'est pour toi — Валентина бережно протянула в руки мальчика плюшевого зайца. Руки чуть длиннее ног, глаза и нос пуговки, набит зерном. Самодельный. От мамы. — Eh bien, nous sommes debout. Allez, mettez tous les membres de la famille sur la table — быстро протараторив свою давно заготовленную фразу, мужчина удалился из комнаты. — La famille de papa? — прошептал мальчик, обнимая маму. — Oui, chéri. Les miens n'ont pas pu venir, tout le monde est occupé — Ce n'est pas juste pourquoi les français ne peuvent pas venir dans une autre ville de France, et les allemands, je suis sûr, vont venir toute la lignée ici. J'ai un anniversaire cette année et tes parents pourraient venir! — кричал, уже десятилетний мальчик. — Tu sais, bébé, tout ce que tu veux n'est pas accompli. Non seulement tu ne veux pas passer du temps avec les parents de papa — не обращая на крик никакого внимания, продолжила мать. На первом этаже уже не были слышны крики пьяных немцев. Большинство заснули, кто-то пел песни своей молодости, а мама, мама просто ухаживала за ними. Как будто это праздник не Юджина, а немцев, кто они вообще такие, чтобы забирать торжество у него. Указательные палец тихонько теребит морду плюшевого зайчика. Обводит глаза и нос, касаясь мягкого ворса. Ногтем подцепляет ниточку, на которой и держался небольшой носик, и тонкая пряжа рвется. Нужно попросить маму пришить обратно. Странно, внизу ни звука. Значит, все скорее всего уже уснули, а мамочка прибирается. Можно спуститься и тебя никто не наругает. Открыв небольшую дверку чердака, малыша все еще сопровождала тишина. Удивительно, ни одного звука, даже звука посуды, которую мама должна уже мыть. Чтобы соответствовать обстановке, Юджин медленно перешагивает с ступени на ступень, надеясь не задеть самые скрипучие половицы. Странная картина. Десятилетний мальчик, не торопясь, спускается с лестницы. В одной руке он держит плюшевого зайца в другой уже почти сгоревшую свечку. Наконец-таки спустившись, Юджин поворачивает в сторону гостиной. Мама. Мама, рядом с ней стоят несколько незнакомых мужчин, один из них держит нож перед глоткой женщины. Остальные ждут, пока гости выложат все ценности в мешок. Мальчик, десятилетний мальчик, стоит в дверном проеме. Глаза больше пуговиц зайца, заяц держится на тонком равновесии руки малыша. — Laissez ma mère partir! — закричал Юджин, пытаясь хоть как-то спасти ситуацию. Все внимание, до этого обращенное на семейство, переключилось на мальчика. Мужчина стоявший с ножом, во время поворота, случайно задел лезвием тонкую кожу девушки и увидев, что та уже истекает кровью, изрядно испугался и окрикнув остальных выбежал из дома. Мама. Мама лежала на деревянном полу, вокруг лужа крови, рядом мальчик и небольшой плюшевый заяц. — Je t'aime, Eugene. Allez toujours à votre objectif — последнее, что прошептала женщина, уходя в вечный сон.***
Аня прекрасно знала, что за день сегодня. Дежурство Трусовой. Но какое ей дело до нее? Кто она ей? Не друг, друзья так как она не поступают. Друзья друг друга не бросают на едине со своими мыслями. Друзья не будут давить на сокровенные тайны, даже если этого просит ситуация. Она ей не друг. Враг. И это было так изначально. Видимо Щербакова действительно забылась где находится, здесь не бывает друзей. Здесь каждый за себя. Неуверенные шаги внутри деревянной постройки. Некто, идет прямо в сторону Щербаковой. Светит фонариком. Запинается. Матерится. По-русски. Трусова. — Ты что не вышла? — шепчет Александра, тыча девушку в бок — я же знаю, что ты не спишь, Аня, в чем дело? — продолжила надзирательница, в ответ лишь тяжелый вздох — ты из-за этой ситуации? Не злись пожалуйста. Я хотела как лучше для тебя — сделала паузу рыжеволосая — ты права, у меня был выбор и я его сделала. У меня был выбор между тобой и тем мальчишкой. Я выбрала тебя. Понимаешь? Я хотела как лучше, для тебя. Я правда дорожу тобой и не хочу, чтобы ты умерла такой глупой смертью. Тем более от моих рук. Ты же мой друг. — А ты мне нет — послышалось тихое шипение где-то справа. — Почему? — Друзья так не поступают — на этом их разговор окончился.***
Тихий стук в дверь. Молчание. Его прерывают лишь негромкие всхлипы, где-то за этой деревянной дверью. Там его друг. Он не может просто продолжать стоять здесь. Ему нужно помочь товарищу. Наплевать, что тот послал его минут двадцать назад. — Eugene, es tut mir leid. Wenn ich etwas falsch gemacht habe, sag es, aber sei nicht still, bitte. Es fällt mir sehr schwer, im nächsten Raum zu sein, da ich weiß, dass mein Freund hinter der Wand weint — прислонился к двери ладонью Маркус — S'il te plaît, Eugene, laisse-moi entrer — Кондратюк, который никогда бы не потрудился сделать что-то лишний раз, произнес фразу на практически незнакомом языке, с ужасным акцентом, но произнес. Для него, для друга.***
Уже два года Юджин жил в каком-то небольшом городе Германии. У него не было друзей. Не было постоянного дома. Не было семьи. Не было мамы. Не было ничего. За эти года, того ни разу не свозили на могилу матери, ни разу не давали вспоминать о ней. Все пытались забыть о ней, как о плохом сне. Пытались полностью переучить Юджина говорить на немецком. Пытались стереть эту чертову Францию из своей жизни. Сегодня мальчику исполнялось тринадцать лет. Этот день не предвещал ничего хорошего уже три года. В этом дне просто не было смысла без нее. Третий год подряд в небольшой развалившийся домик съезжались все родственники, от братьев отца, до непонятных знахарок, выставляющих себя давними членами семьи. — Eugene, hast du schon ein Mädchen kennengelernt? — не «здравствуй», не «с праздником», пробубнил амбал, заходящий в дом. — Nein — с акцентом произносит мальчик. — Hast du nie gelernt, gut zu sprechen? — снисходительно взглянул «великан» Каждый раз так. Любой, думающий, что он лучше, родственник, подходит к Юджину и прикапывается к акценту. К произношению. К нему в конце концов. После смерти матери, того все больше стали упрекать в другой нации. Это делали все. Начиная дворовыми мальчиками, заканчивая собственным отцом. - Eugene, geh spazieren, während wir hier reden — раздался басистый голос отца. Никакого ответа. Это уже привычка. Мальчик просто собирается. Завязывает шнурки на поношенной обуви. Застегивает пуговицу, болтающуюся на одной нитке. Выходит из дома. В поисках чего-то лучшего. Набережная. Уже третий день рождения он отмечает здесь. Один. С плюшевым зайцем. Садится около берега, снимает обувь и наслаждается кратковременным спокойствием. Но видимо сегодня не судьба. Недалеко появляется такой же маленький мальчик. Голубоглазый шатен с вьющимися прядями. Ничего необычного. Таких пол Германии. В последствии Юджин поймет, что таких прекрасных глаз и волос и не будет ни у одного немца. — Was sitzt du hier? — шатен, ткнул того палкой и непонимающе уставился на того. — Was darf ich nicht tun? — закатив глаза спросил Семененко. — Hast du die Zeit gesehen? Musst du nicht schlafen? — дерзко ответил мальчик и подсел рядом — Bist du nicht hier? — Und was? — Der Akzent rutscht manchmal ab. Und anscheinend hast du kein Zuhause, weil du so spät alleine hier sitzt — сложил все голубоглазый. — Ich habe ein Haus! Ich kann gerade nicht dorthin gehen. — Du hast also kein Zuhause. Wenn du nicht jederzeit da sein kannst. Wenn du willst, können wir zu mir gehen — размышлял парень. Только сейчас Юджин повернул голову в сторону собеседника, дабы убедиться в сказанном. Заодно тот рассмотрел и его лицо. Густые брови, не очень большие губы, нос, напоминающий клюв какой-то птицы. На вора он точно не был похож. Он был точно таким же как Юджин. — Markus — протянул руку шатен. — Eugene — ответил Семененко. — Ein schöner Name, Eugene — улыбнулся Маркус.***
Сегодняшняя ночная смена была для Трусовой самой скучной. В дали были видны такие же церберы, гуляющие по округе. Небольшой месяц. В лицо дует прохладный ветер, декабрь как никак. Звук прибывшего поезда. Скукота. Еще скучней от осознания того, что кто-то бы и мог скрасить твои унылые ночи, но он лежит за стенкой и скорее всего видит необычные сны. Спит. Она спит, пока та ее охраняет. И она готова это делать бесконечное количество времени, главное, чтобы та просто жила.***
Припухлое от слез, лицо Юджина не выражало ничего хорошего. Взгляд в зеркало, вновь стук в дверь. Его голос. Нежный, бархатистый голос. Заботливый, как когда-то на берегу моря.S'il te plaît, Eugene, laisse-moi entrer
Единичный случай, когда Кондратюк пошел против себя. Для него. Собравшись с мыслями, парень поплелся к двери, дабы впустить отверженного друга. Сантиметр между ладонью и железной ручкой. А нужно ли ему сейчас открывать? Смысл в его присутствии. Он снова разобьет его сердце. Вновь, расскажет что-то о Трусовой. Вновь разожжет пламя в его сердце. — Entre — он поймет.***
— Komm rein, das ist mein Haus — открыл дверь Кондратюк. Небольшой домик, может чуть больше дома самого Юджина. Даже дощечки на полу такие же и отделка стен, но нет он был другой. Пахло свежей едой, а не алкоголем. На стенах висели весьма приличные картины, а не вырезки из газет. Тот же пол был чистым, а не истоптанным и скрипящим. Сами жители были приветливы и милы, хотя тоже были немцами. — Guten Abend, junger Mann, Sind Sie ein Freund von Marcus? — подошел мужчина в огромном свитере — Keine Angst, ich werde Sie nicht rauswerfen, aber ich möchte den Grund für einen so späten Besuch wissen — мягко улыбнулся отец Маркуса. — Ich kann jetzt nicht nach Hause gehen, aber wenn ich Sie störe, kann ich gehen – опустил голову мальчишка. — So ein netter Akzent. Sind Sie Franzose? — увидев, что Юджин поджал губы мужчина продолжил — Denken Sie nicht, ich möchte Sie nicht beleidigen, im Gegenteil, ich bewundere Menschen, die mehrere Sprachen beherrschen. Sie sind einfach ein Genie! Eugene, richtig? — мужчина уважительно протянул руку. — Nun, was stehen Sie vor der Tür? Kommen Sie rein, wir essen gleich zu Abend — вмешалась в разговор женщина, мама Маркуса. Это небольшое помещение в будущем и стало домом Юджина.***
Две недели Щербакова полностью игнорировала Трусову. Не выходила говорить в ночные смены, не принимала небольшие презенты и в упор отказывалась делать то, что говорит она. Анна знала себе цену и без повода не собиралась прощать рыжеволосую. Молчала сутки напролет, думала, как бы не сойти с ума как некоторые соседки, ведь найти русскоговорящих девушек стало проблемой в ее бараке. Туда как назло скидывали кого угодно, но не русских. Чужой среди своих. Трусова же места не могла найти себе эти дни. Бледные линии на предплечьях участились. На других заключенных та стала срываться все больше и больше, иногда замечая на себе испуганный взгляд Щербаковой. Стала меньше общаться с Маркусом, так как пыталась хоть как-то зацепить брюнетку. Ее практически не было в жизни Трусовой, но она уже прочно сидела в мыслях той. Пятая смена в одиночку. Сегодня решится, смогут ли они продолжить общение. Рыжеволосая сложила небольшой кусочек бумаги несколько раз пополам, а после засунула его в небольшой кармашек робы Щербаковой.***
— Eugene, Eugene, que s'est-il passé? — ворвался в комнату друга Кондратюк. Семененко молчал. Что ему еще делать? Тихие всхлипы снова превращались в более громкие, от одного вида Маркуса. — Je te chéris beaucoup, mais je ne peux pas, ce qui se passe ici n'est pas du tout pour moi. Je ne peux pas regarder dans les yeux des mères qui ont essayé de prendre le bébé, je ne peux pas regarder calmement un autre français demander pitié. Je ne peux pas. Mais je ne tolère que parce que je t'aime — прохрипел Юджин, смотря на собеседника, судорожно пытающегося перевести наплыв мыслей друга. — Désolé, je n'ai rien compris — уставился на свои ноги Кондратюк. — Ich sagte, es ist nichts Besonderes und du hast keinen Grund, dir Sorgen zu Machen — пытался выдавить из себя улыбку Семененко, на что получил точно такую же нелепую лыбу, любимую лыбу. Но Маркус понял все, что сказал его друг, каждое слово, каждую эмоцию. Всю правду. Но лучше замолчать. Он не хочет его потерять.***
Приступив к работе Щербакова наблюдала за весьма странными действиями Семененко и Кондратюка. Шатен то и дело сторонился своего друга, а иногда и вовсе игнорировал. Неужели поссорились? Они вообще могут поссориться? Это что-то на уровне невозможного, несбыточного. Потянувшись в карман за ножницами, та заметила, что какой-то клочек бумажки на дне отверстия. Странно, вроде вчера там еще ничего не было. Открыв небольшое послание, та стала внимательно его изучать:Анечка, еще раз прости за то, что так сильно обидела тебя в тот день. Я уже какие сутки не могу найти покой. Очень хочу, чтобы мы продолжили общаться. Хочу слышать твой голос. Хочу видеть твой теплый взгляд за место испуганного в мою сторону. Хочу, чтобы все было как раньше. Если я тебе еще не остервенела, и ты хочешь со мной общаться, если ты также дорожишь мной, то пожалуйста выйди через день на наше место, я буду ждать. Саша.
Очень красивый почерк. Заглавные буквы выводились будто в летописях. Точки были неестественно малы, а закорючки у букв «у», «д» и «з» не оканчивались полностью, а также выводились в прекрасные узоры. Щербакова смяла бумажку и кинула ее в отверстие для мусора. Только ей решать, что делать через день.***
Ночная смена началась вновь. Трусова уже около пятнадцати минут стоит за бараком. Наблюдая за звездным небом. Вот подняв палец вверх, та выводит силуэт созвездия «Персей». Очень интересная история у него. Бабушка, давний астроном ни раз рассказывала о нем. Можно сказать, что созвездие любви. Согласно старинному преданию, Персей был внебрачным ребёнком Зевса и царской дочери. В своё время правителю было открыто пророчество, что погибнет он от руки родного внука. Испугавшись предсказания, царь закрыл красавицу Данаю в башне. Но Зевс, полюбивший земную девушку, пробрался в темницу, превратившись в золотой дождь. Вскоре царевна родила сына. И чтобы избавиться от нежеланного малыша, царь велел заточить мать с младенцем в бочку и кинуть в море. Молодая мать и малыш выжили, а бочка приплыла к берегу острова. Когда молодой красавец Персей стал взрослым, то совершил немало подвигов. И во время своих приключений юноша нашел свою любовь — красавицу Андромеду, что спас от злого чудища. Как иронично это звучит сейчас. Сейчас, когда падает звезда. Не сложно догадаться, что в это время загадала Трусова, верующая в это девочка. Прошло полчаса, ее нет. Она решила забыть рыжеволосую. Решила бросить ее. Ее можно понять, это ее дело. Трусова разворачивается обратно в сторону дверей барака. Проходит рядом, ничего не видно. Спит, не спит. Не понятно. Понятно одно, она ей больше не нужна. И вправду, кому нужен такой друг как она. Медленно сползая по стенке, Трусова прикрывает лицо руками, в надежде хоть немного успокоиться. На земле снег, обмораживающий конечности, замораживающий чувства. Девушка поправляет выбившиеся пряди, а раньше это делала она, а раньше они сидели в одном пальто, дабы согреться, но это было раньше. Прошлое не вернуть. — Эй, что ты тут сидишь — в Трусову прилетает небольшой снежок — ты же писала, что на нашем месте — мягко улыбается брюнетка.