Не забывай меня

Утро 2 мая 1870 года в семье Тутберидзе началось по обыкновению спокойно, Этери проснулась в своей спальне от солнечных лучей, которые просачивались даже сквозь плотные шторы темно-зеленого цвета, Даниил уже играл в саду с сыном Сергеем, няне сегодня было решено дать выходной. Даниил действительно любил своего сына той нежной, отцовской любовью, которую мог дать. Мальчишка был сорванцом, эта черта характера ужасно нравилась отцу, наверное, потому, что сам в детстве был неугомонным непоседой, он поощрял это, поэтому находиться в обществе отца или няни ему было куда приятнее, чем в обществе матери, которая не признавала его баловства, пресекала его. Можно было сказать, что сын боится свою мать, но этот страх граничил с неимоверным уважением, хотя, мальчишка, этого и не понимал. В этот солнечный день был запланирован визит к семье Медведевых, с которыми не случалось видеться уже довольно долгое время. Даниил Глейхенгауз был очень вдохновлен этой идеей, с самого вечера предыдущего дня, сидя в зале вместе с женой, рассказывал ей истории своей жизни, которые были связаны с Арманом Медведевым и его семьей. - Ты не поверишь, Этери, как бывало приятно просто сидеть с Арманом в засаде и думать, какой же день для нас будет последним, мы не были готовы к тому, что можем умереть, но думали об этом... представить только.. - мужчина вдохновленно поднял глаза к потолку, дабы предаться воспоминаниям со всей полнотой красок, и, мотая головой, что-то бурчал себе под нос. - А еще, уже после войны в Крыму мы вернулись, нас встретила его жена, прекрасная женщина.. - мужчина вновь задумался. - Откормила, напоила, спать уложила, а вечером мы сидели все вместе, дети еще у них были совсем малые, и рассказывали обо всем, что нам удалось увидеть на юге.. Даниилу было приятно вспомнить все это вновь, мягкий характер мужчины часто вынуждал сентиментально предаваться былым временам своего юношества, своей молодости. Женщина же не поддерживала таких настроений супруга, для нее прошлого почти не существовало, по крайней мере, вспоминать ей не хотелось. Было только здесь и сейчас. Так было легче, так было безопаснее, так было лучше для всех. Поэтому Этери на рассказы Даниила равнодушно, может даже, раздраженно вскидывала брови и отвечала. - Что ты все о прошлом? Нельзя застревать в воспоминаниях, былого не воротишь, будь здесь и создавай новые моменты, не скорби по прошлому. - резко и резво говорила женщина. - Этери, ты никогда не понимала мою романтичную и сентиментальную натуру, люблю я вспоминать, мечтать, не нужно меня в этом винить. - мужчина выглядел оскорбленным замечанием своей жены, что нашло выражение в изменениях голоса, он стал чуть тише и выше, будто пытался сделать и мужчину чуть выше в глазах супруги. - Я всегда говорила, что мы слишком разные, Даниил. - уверенно и естественно сказала женщина. - Что ж, уже поздно, спокойно ночи. - Спокойной ночи, Этери. - обратился к ней супруг. Мужчина уже привык засыпать без женщины, после того, как из Академии она стала возвращаться слишком поздно, было решено выстроить в доме еще одну спальню для женщины, для ее комфортного времяпрепровождения. Сегодня же утром женщина встала с постели с прекрасным настроением, она была не против разбавить свои будни, которые она всецело проводила в Академии со своими учениками, поездкой в подмосковье к знакомым своего мужа. Женщина не могла прожить без своей работы и дня, по крайней мере, так казалось всем, кто окружал ее ежедневно. Этери Георгиевна Тутберидзе была одним из преподавателей в Академии Художеств Санкт-Петербурга, она преподавала живопись, композицию и рисунок молодым студентам. Этери Георгиевна была предельно строгим и требовательным преподавателем и человеком, но это все сглаживалось и балансировалось тем, что она давала невероятного качества знания, а ее выпускники были великолепными художниками и мастерами, к тому же женщина всегда была справедлива в своих замечаниях. Вот и в этот день, который был ее редким выходным спустя несколько месяцев, в Академии случилось неотложное обстоятельство, которое решительно нельзя было устранить без помощи Тутберидзе. Карета, в которой сидел директор Академии Художеств - Эдуард Аксенов, уже стояла перед дверями дома семьи Тутберидзе. Из-за окон слышался его громкий голос. - Дорогуша, будьте добры, позовите Этери Георгиевну, она чрезвычайно нужна в Академии. - крикнул он через весь двор прислуге. Наспех надев платье, в котором планировалась поездка в подмосковье, Этери расчесала свои длинные волосы гребнем и, завязав их в пучок, женщина наложила на лицо небольшое количество пудры, чтобы бессонная ночь не так светилась на ее очертаниях, после вышла во двор. - Здравствуйте, Эдуард Михайлович, что произошло такого срочного, что в мой единственный выходной нельзя справиться без меня? - женщина была недовольна сложившимися обстоятельствами, что отражалось на ее интонации и выражении лица. - Ох, Этери, здравствуй, дорогая. - мужчина взял руку женщины в свою и приложил к своим губам. - В этот час экзамен у класса живописи, а преподаватель по состоянию здоровья никак не сможет присутствовать. Нам очень нужна Вы, это займет буквально два часа вашего времени, у вас были какие-то дела на сегодня? - выражение лица было умоляющим. - Да, дела и впрямь были, но два часа я смогу уделить вам, так что давайте постараемся управиться быстрее, чем вы мне пообещали. - женщина чувствовала, что могла диктовать свои условия. - Конечно, мы сделаем все возможное для этого. - покорно кивнул мужчина и сел обратно в карету. - Даниил, Сергей - крикнула Тутберидзе своим домочадцам. - Я буду через два часа, мне нужно уехать по делам, Даниил, подготовь к этому времени карету, чтобы ни терять ни минуты. - Хорошо, Этери. - успел промолвить мужчина, как услышал стук колес по земле, который оповестил об отъезде супруги. Вскоре, приняв экзамен у студентов, которые, на удивление были подготовлены не дурно, женщина появилась на крыльце своего дома через обещанные два часа. Издали она увидела, что карета была подготовлена, и, посадив Сергея на место, женщина не успела вздохнуть, как отправилась в новую дорогу.

***

- Рисуешь? Покажешь свои работы? - спросила женщина твердым и уверенным голосом, несмотря на то, что на лице ее было нарисовано удивление вперемешку с недоумением. Сначала Евгения подумала, что ей показалось, настолько неожиданным стало оживление Этери в их диалоге, поэтому она сочла необходимым переспросить, правильно ли она поняла просьбу. - Показать свои рисунки? - Женя немного обернула голову, чтобы полностью обратиться к глазам женщины, в которых уже был написан ответ, оставалось только прочесть. Свет от свечей падал на лицо женщины, подсвечивая ее глаза, поэтому чернота стала, словно, всепоглощающей. Это пугало. Но не отталкивало. - Не очень люблю, когда произведения искусства называют рисунками, сразу звучит как-то дешево и недостойно, не считаешь так? - вероятно, это был риторический вопрос, на который женщина ответа вовсе не ждала, но это было сказано с каким-то вызовом и интересом, поэтому Евгения задумалась. Женщина тем временем продолжила. - Впрочем, можешь показать и свои рисунки. - Хорошо, после ужина мы можем пройти в мою комнату, я покажу все, что у меня есть. - это было произнесено спокойным тоном, но только женщина, которой это было адресовано, заметила нотки волнения в голосе девушки и про себя усмехнулась ее робости. Ужин проходил в приглушенных тонах, повсюду были украшения, выполненные из камня, блюда на столе были великолепно приготовлены, поэтому тарелки быстро пустели, свечи, которые были расставлены по столу, создавали располагающую к разговорам атмосферу, поэтому весь оставшийся прием пищи был сопровожден тихими разговорами об искусстве, литературе и других отвлеченных темах, которые никак не раздражали ни одного участника разговора, даже Этери Георгиевна спустя некоторое количество времени поддержала диалог о картинах Рембрандта. Заскучал только маленький Сережа, который уже около получаса вырисовывал на тарелке с помощью густого соуса из трески и вилки какие-то узоры. Какое-то время Евгения остановила свой взгляд на оживившемся лице женщины, которая активно принимала участи в диалоге. Сейчас в ее глазах оставалась все такая же жесткость и уверенность в себе, но холод, лед, как будто был подтоплен свечами, что стояли на столе. Сейчас она казалось не такой отстраненной, нежели ранее. Возможно, подействовала атмосфера, что создалась в зале, возможно, Этери и не была такой, какой хотела казаться. "Ведь от себя не убежишь" - думала Женя, глядя на женщину. - "Возможно, есть в вас что-то человечное" Когда разговоры начали по-тихоньку сходить на нет, темы для бесед иссякали, было принято решение о том, чтобы закончить ужин и разойтись по своим комнатам, которые были приготовлены для гостей заранее. - Этери, дорогая - Жанна подошла к женщине и подхватил ту под локоть. - Ваша с мужем комната находится наверху, третья слева, хорошо? - дружелюбно спросила девушка. - Конечно, я все поняла, спасибо огромное. - Этери приобняла женщину, но было видно, что, скорее из вежливости, чем из искренней благодарности. - Сейчас только пройду с Евгенией в комнату, чтобы посмотреть ее работы в сфере искусства. Вы ведь не против? - Этери соблюдала все приличия. - Что? Конечно же не против. Женя давно мечтала о том, чтобы начать заниматься искусством профессионально, думаю, вам будет что ей подсказать в этом направлении, ведь так? - Да, я постараюсь дать ей какие-нибудь советы, конечно. - в знак согласия женщина кивнула головой. Увидев Евгению в зале, сидящую за фортепиано и наигрывающую свою любимую композицию Бетховена, Тутберидзе подошла к девушке и мягко положила свою ладонь ей на плечо. - Евгения, так вы покажите мне свои работы? - Женя вздрогнула, не ожидая такого жеста от женщины, что не осталось незамеченным, остановила свои пальцы и развернулась на стуле, невольно скидывая руку Этери со своего плеча. - Конечно, давайте пройдем в мою комнату. - девушка встала и пригласила Тутберидзе следовать за ней. Комната Жени Медведевой находилась на втором этаже, это была первая дверь направо. Проходя по коридору, который был полностью сделан из дерева, можно было рассмотреть потолок, который украшали люстры с мелкими и крупными подвесками, которые, переливаясь на свету, давали интересные узоры по стенам дома. Пройдя в комнату Жени, Тутберидзе сразу же отметила хороший вкус у родителей или же у самой Евгении к интерьеру. На каждой стене висели свечи, также они стояли на прикроватном столике в бронзовых канделябрах. Сама же комната была выполнена в достаточно светлых тонах, можно сказать, золотых тонах, такое впечатление складывалось при первом взгляде. У окна, которое занимало большое пространство и расширяло комнату, стоял высокий мольберт, на котором красовался холст с только начатой работой. Рядом с ним на полочке расположились палитры, кисти и краски. Посредине комнаты стояла кровать, выполненная из темного дуба, который приятно отливал своим глубоким коричневым цветом, спинка кровати была резная, покрытая позолотой, на ней были изображены лесные и цветочные узоры, которые гармонировали с общей атмосферой комнаты. На кровати лежало большое количество подушек, а белье было накрахмалено. Пахла комната деревом и Евгенией. Только сейчас в нос врезался аромат, который игнорировался до этого. Девушка пахла цветами, свежестью, свободой и юностью. Этот запах нельзя было спутать ни с чем, он приятно одурманивал голову, оставляя лишь светлые мысли, освежал память и обновлял тело. Евгения подошла к тумбе, которая стояла поодаль кровати, и из верхнего ящика достала стопку бумаги, а также вынула два холста, на котором были изображены ее родители. Руки заметно дрожали от волнения. Ей, почему-то хотелось понравиться женщине, угодить ей, но своего волнения показывать желания никакого не имелось. Поэтому Женя отвернулась от Тутберидзе и постаралась успокоить себя и свои руки, в которых сейчас лежали картины. - Все нормально? - недоумевающе спросила женщина, совершенно опешив от такого жеста девушки. - Да, все вполне в порядке, - наконец-то развернувшись обратно, произнесла Женя. Она аккуратно вложила свои работы в руки женщины, при этом почувствовав, что холод исходил не только из ее глаз, но и от всех конечностей. Она будто была пронизана кусочками льда по всему телу, которые не оставляли шанса тому теплу, что пытался пройти через этот забор холода. Рассматривая картины, на которых были изображены все члены семьи Медведевых, Этери изумилась мастерству, с которым были нарисованы все картины. Конечно, были некоторые ошибки в построение скелета лица и других конечностей, но в целом это можно было назвать искусством, настоящей картиной. Женя внимательно наблюдала за реакцией Тутберидзе на ее холсты и листы бумаги. Едва уловимо уголок губ женщины приподнимался и вновь опускался при каждом взгляде. Она поглаживала рисунки своими тонкими пальцами, словно стараясь заглянуть в саму суть, в саму душу Жени, пытаясь расчистить путь, куда будет нырять. Вскоре молчание в комнате прервалось. - Давно ты занимаешься этим? - тихо спросила женщина, обратив свой взгляд на девушку, которая застенчиво, скрестив руки за спиной, стояла рядом. - Два года. - коротко ответила Евгения. - За два года - это неплохой результат. - Тутберидзе наклонила свою голову чуть вбок, чтобы казаться снисходительнее, ей совсем не хотелось показывать какое-то восхищение или даже симпатию к работам девочки. - Мне кажется, если ты и дальше будешь развиваться в этом, у тебя может что-то получиться. Есть некоторые ошибки в анатомии. - подытожила она. - Спасибо. - столкнувшись взглядом с женщиной, Женя увидела какую-то мягкость в ее взгляде, но, видимо, женщина почувствовала это и сразу сменила свой взор на более холодный и отчужденный. - Тогда мне стоит продолжать? - Я думаю, что да. - Этери аккуратно сложила листы бумаги на кровать и, развернувшись в сторону к двери, сказала. - Спокойной ночи. - Спокойной ночи. Как только Этери Тутберидзе развернулась и вышла из комнаты, на ее лице расплылась довольно искренняя, неподдельная улыбка. - "Мне нужно, чтобы ты училась в Академии Художеств, тогда ты достигнешь многого" - подумала женщина и, зайдя в свою комнату, закрыла дверь.