Спутники

Если вы вдруг окажетесь на изначальном материке (боги знают, зачем), то вы поймете, почему люди его покинули: неплодородная земля, оставляющая в живых только карликовые деревья да мох с лишайниками; непредсказуемый климат — за неделю лютый холод сменяется на удушающую жару; едва ли найдется и парочка странных животных. В общем, гиблое местечко. Те, кто пытался найти золотую жилу — драгоценные камни, древние магические артефакты и в целом хоть сколько-нибудь ценное, давно сдались. Ничего полезного тут нет. Сейчас, спустя тысячелетие после этого загадочного катаклизма, старый континент интересовал только ученых, пытающихся выяснить, что произошло. Так и приплыла сюда очередная исследовательская группа. Была она разношерстная — состояла из двух ученых да с десяток учеников и слуг. Не надеясь на что-то особенное, исследователи разбили палаточный лагерь и стали изучать местность. Сейчас одна ученица исследователя, эльфийка по имени Луайне Ксилосент, пыталась самостоятельно опознать чей-то след на заснеженном камне. Пока она аккуратно перерисовывала его в альбом, её наставник же стоял рядом. — Эти следы совсем свежие, — сказала Луайне спустя время, выпрямившись. Тут стала очевидна разница в её росте и росте её наставника. — Воробьи, двое. Они здесь ели, хоть я и не представляю, что. Её учитель, несмотря на свой высокий рост среди дварфов, был ей по плечо, и к этому женщине до сих пор было сложно привыкнуть, поскольку раньше Луайне жила в столице эльфийских земель, а туда дварфы практически не совались. Эти расы редко пересекали строгую границу между своими территориями, и если бы однажды много дварфов оказалось на землях эльфов, это могло означать только начало войны. Что интересно, пусть дварфы и эльфы враждовали, в научном сообществе они вполне себе сосуществовали: без подколок друг к другу не обходилось, но и на том спасибо. — Неверно, Лу-Лу, — прохрипел учитель, подавляя смешок. Луайне проглотила свою гордость и промолчала и насчет неправильного ответа, и насчет клички. И все же ей уже пошёл пятый десяток лет! Какая похабщина звать женщину подобными прозвищами! Но в науку Ксилосент погрузилась совсем недавно, поэтому решила, что опытным исследователям лучше не перечить. — Ненавижу читать следы птиц, — пробубнила она себе под нос и посмотрела на следы снова, уже обреченно. Подул промозглый ветер, поэтому Луайне посильнее укуталась в овчинный тулуп. Её белые волосы едва торчали из-под шапки. Честно говоря, эльфийка уже задавалась вопросами, что она тут делает и зачем. В экспедицию она записалась с большим энтузиазмом, но из-за голода и чрезмерных ожиданий спустя сорок лун он почти иссяк. Думы прервал крик издалека. — Госпожа Ксилосент! Госпожа Ксилосент! — человек несся со стороны лагеря, неуклюже переставляя ноги в добротных, но явно больших ему сапогах, и так же неуклюже улыбнулся, стоило ему приблизиться. Луайне ответила лишь скептическим взглядом. Ничего хорошего он не сообщит, подумала Луайне. Грант учителя одобрили? Или в лагерь пришел разумный снежный олень, который хочет подружиться? Может, хотя бы, мы сегодня вкусно поедим? Всему этому не было суждено случиться. Посыльный молча передал письмо с печатью, на которой изображался золотой лепесток на белом воске. Луайне растерянно открыла письмо. Адресантом значился её дом — торговый дом Золотого Лепестка (так переводилась фамилия Ксилосент с эльфийского на общий). Мать писала Луайне каждую луну, и в сундуке в её палатке хранилось уже сорок писем выведенных ровным, красивым почерком. В эту луну мать уже писала. Значит, что-то случилось. — Я заметил, что письмо из вашего дома, поэтому позвольте поинтересоваться. Письмо об успехах в торговле? Стоило мне говорить «отличные новости»? — посыльный потер руки от радостной мысли: вестников хороших новостей и наградить не грех. Луайне ответила не сразу, три раза перечитав короткую записку. В ней было послание не от матери, как она думала, а от младшей сестры. Дорогая сестра, Случилась беда. Отец преступил закон, и на 12 день этого месяца его казнят. Что же делать? Матушка сломлена печалью, не смогла даже написать тебе. Приезжай срочно. Сказать нечего, новость поразительная. — Я скажу это за тебя, — сказала Луайне, так как посыльный всё же ждал от неё ответа. — Отличные новости, мой отец умрет, — она иронично усмехнулась и в отчаянии закрыла глаза рукой. — Мне очень жаль, — посыльный стушевался. Эльфийка предупредила его последующие речи сочувствия, слабо махнув рукой, и тут же зашагала к палатке. Нужно спешить, предстоит далекий путь, преодолеть который нужно в короткие сроки: до казни всего три дня, а сюда она добиралась за пять. День за днем она погружалась в отчаяние, беспомощно наблюдая за морем в иллюминаторе кабины. Небольшой корабль медленно плыл с изначального материка на новый, пересекая океан. По ночам лежала в кровати в позе эмбриона, обняв свои холодные ноги, и не могла уснуть. Ночью перед днем казни Луайне наконец оказалась на суше. Послонявшись по деревне, она нашла конюшню и дом кучера рядом (по крайней мере, Луайне надеялась, что вламывается не в случайный дом). Разбудив кучера, который был страшно недоволен прерванным сном, она приказала гнать лошадей, чтобы те скакали со всех сил, и заплатила за это тройную цену. Кучер, увидев золото, согнал с себя гневный вид и сонно стал готовить повозку. Казалось, он так долго впрягал лошадей, что прошло тысячелетие, но всё же в пути к нему явилась бодрость. Пыль из-под лошадиных копыт высоко поднималась над дорогой. Луайне почувствовала облегчение — такими темпами она точно успеет приехать. Дорога сильно утомила женщину, она вспотела, ноги её гудели от долгого сидения, а голова все ещё кружилась от путешествия на корабле. Луайне, не в силах уснуть, жевала несладкий старый изюм из своего сухпайка и перечитывала письмо, все ещё слабо веря в реальность произошедшего. Письмо и близко не соответствовало этикету ни по длине, ни по содержанию. Впрочем, винить младшую сестру в такой момент Луайне не могла. К тому же, из-за большой разницы в возрасте Эмилия росла совсем в другое время. О крупной войне с дварфами, которая повлекла за собой сильные разрушения, сейчас напоминали только небольшие стычки на спорных территориях, да расовая ненависть, которую сейчас и ненавистью назвать было нельзя. Деятели религии активно проповедовали мир. Изменениям к лучшему способствовало правление короля Элфрида, которого прозвали Строителем за то, что он восстановил столицу. Эмилия же родилась много позже, в то время, когда столица стала процветать, потому и росла беспечной и радостной. Неугомонный подросток. Характеры сестер, в общем, были практически диаметрально противоположны. Это служило источником их недопониманий, поэтому общались они не так много, как могли бы. Таким образом, в семье для Луайне наиболее близкой по духу оставалась мама. Если говорить не кривя душой, эльфийка больше беспокоилась о матери, нежели об отце, который, собственно, должен был умереть. Отец и так пропащая душа, пусть смерти Луайне ему не желала. Но все же нынешняя ситуация была крайне досадной. То, от чего Луайне старалась убежать, уехав в экспедицию на старый материк, теперь настигло её. И снова по вине отца. Нолан, отец семейства, редко ходил на семейные ужины еще с тех времен, когда Луайне была еще совсем ребенком. Как и в общую родительскую спальню. Дни он тратил не на управление торговым домом, а на гуляния и вечные празднования. Тогда его роль заняла мать, но она была слишком доброй для купеческого дела. Работа подкосила её и так слабое здоровье. Поэтому в раннем возрасте, когда девушки обычно неспешно готовились к женитьбе, Луайне пришлось научиться искусству переговоров для сбивания цены и не менее важному искусству давать пинка рабочим, чтобы стать во главу торгового дома Золотой Лепесток. По большей части торговый дом занимался строительными материалами и изделиями из камня и минералов: сюда же входила и бижутерия, и защитные амулеты, и укрепления для домов, и сами строительные блоки. Контролировать приходилось все этапы: от закупки или добычи камня до продажи готового изделия. Однако спустя двадцать лет труда Луайне страшно надоели счета, камни, эльфы и люди. Поэтому, когда Луайне уезжала из родного города, то и не думала о скором возвращении. Она решила зажить по-новому, попробовать достичь чего-то вне торговли, на которую она и так потратила почти всю жизнь из-за беспечности отца. Управление домом снова легло на Нолана. Отдав ему доверенного секретаря — низенького эльфа Фарелла, Луайне, не раз помолившись за продолжение дела, покинула материк. Однако ни Дана, ни Плутос, ни иные покровители не услышали её молитв. Отец оступился. Когда Луайне приехала в родной город Лисмор, солнце было в зените. Дома уже никого не было. Поспрашивав стражников, эльфийка выяснила, что мать с сестрой в тюрьме, навещают преступника. Луайне же в тюрьму почему-то не пустили, и она осталась в растерянности стоять на площади. Её короткие белые волосы растрепались от летнего ветра. Вскоре на площади появились Эмилия с матерью. Они поприветствовали друг друга мимолетным взглядом. На эшафот вывели отца, и только тогда Луайне осознала, что в последний раз смотрит на него. Внезапно вся ненависть к нему пропала, и внутри Луайне остался только страх. Пока палач пристегивал руки заключенного ремнями к скамье, тот уже выглядел покойником: в лохмотьях, бледный, грязный и с пустым взглядом. Так и произошло воссоединение семьи. Мать выглядела ужасно и не переставая рыдала. Эмилия же была непривычно серьезной. Медленно и будто бы торжественно глашатай читал указ: НОЛАН КСИЛОСЕНТ, Управляющий торгового дома «Золотой лепесток», родом из великого рингфорта — столицы эльфийских земель Лисмор, Именем короля Элфрида Строителя, приговаривается к казни за многочисленные случаи коррупции, работорговлю, заказ убийства следователей. Преступник признал вину под синцеритиумом, посему его вина неоспорима. Боги, примите эту справедливую жертву. Священник разбрызгал святую воду на Нолана, мужа Каторины и отца Луайне с Эмилией. Палач дернул рычаг гильтионы, и голова мужчины полетела с плеч. Луайне закрыла руками глаза Эмилии, чтобы она не видела этого ужаса. Но та была по-странному спокойна. Луайне лишь надеялась, что её сестра в этот момент не сломалась. … Шли до дома долго. Кучеры на просьбы остановиться не откликались — тяжкие грехи Нолана отбрасывали тень на всю его семью. Каторина, первое время повисшая на плече Луайне, позже все же выпрямилась. Пустым взглядом она смотрела куда-то за горизонт. Стоило семье вернуться в дом, как они сразу же рухнули на диван в прихожей. Каторина гладила Эмилию по голове. Луайне было больно видеть скорбные морщины и покрасневшие влажные глаза своей пожилой матери. Несмотря на то, что у родителей были сложные отношения, мать совсем не знала, как жить без мужа. Луайне тоже не представляла, что теперь делать: муки в поисках предназначения заставили её уйти из дома, когда мать дала добро, и, если бы она не поддалась этому порыву, то смогла бы приглядывать за отцом. Те сорок лун на старом континенте оказались всего лишь отпуском, а не началом новой жизни. Тогда зачем было уезжать? По комнатам они разложились нехотя, зная, что в эту ночь они не будут спать. Луйане разожгла благовония и медитировала, пытаясь обуздать свои эмоции. Её душа страстно желала найти виновного, но это Луайне признала нецелесообразным. Выбор-то невелик: либо она, либо отец. Саму себя винить невыгодно, а отца — бессмысленно. — Собирайся, я знаю, что теперь делать, — вломилась в комнату сестры Эмилия. — Отец сказал, что его вынудили, потому нужно с этим разобраться. — Эмилия, о чем ты говоришь? — Луайне устало вытянула ноги, выйдя из позы. Медитации конец. — Мы посещали камеру отца несколько раз. Он... уличил момент и прошептал мне, что во всем виноват Культ драконов. Не знаю, как ты, а я просто так этого не оставлю. Где твой секретарь? Спросим его. — Эмилия завязала волосы в длинный хвост на ходу, пока быстро говорила, расхаживая из стороны в сторону. Луайне кивнула, разочарованно смотря в сторону, и повела сестру на улицу, хотя она не сильно-то и верила в правдивость этой истории. Скорее всего, отец просто обезумел или пытался восстановить честь в глазах любимой дочери. Однако сопротивляться не было сил, ведь чем быстрее они сходят к секретарю — тем быстрее покончат с этой небылицей. Летний ночной Лисмор не требовал от своих жителей кучи слоёв одежды, как старый материк в холодное время, поэтому сестры Ксилосент быстро собрались и вскоре вышли из дома. Фарелл, секретарь и правая рука главы торгового дома «Золотой Лепесток», жил совсем рядом. И он был очень не рад гостям. — Вы — дочери работорговца. Мне не стоит с вами общаться, — Фарелл был готов захлопнуть перед ними дверь, но Эмилия налегла на неё, чтобы оставить её открытой. — Мы работали рука об руку много лет, это просто смешно! — вспыхнула Луайне. — Ты мне не доверяешь? Хорошо, просто ответь на пару вопросов, и мы уйдем и больше не встретимся. Возмущение Луайне сработало, и Фаррел пустил их внутрь, осуждающим взглядом намекая, чтобы эльфийки говорили быстро. Эмилия первой зашла в дом прыгающей походкой и начала говорить. — Нам нужна любая информация. Понимаете, это странно, что отец пошел на такие преступления. Вы можете нам что-нибудь рассказать, происходило ли что-нибудь необычное? — Эмилия вновь нервно ходила из стороны в сторону. — Вы хотите его оправдать? — Фарелл в недоумении почесал бороду. — Во-первых, поздно, во-вторых, глупо. Он признал вину под синцеритиумом! Не ром выпил, а зелье искренности. Он не мог солгать. Меня ведь тоже допрашивали. — А то ты не знаешь, как синцеритиум работает, — вмешалась Луайне. — Нолан говорил правду — это точно, но может быть, недоговаривал, может быть, у него спрашивали не те вопросы, что нужно было. Тут влияет изменчивый фактор — настроение следователя. Ведь согласись, много кому отец дорогу перешел, не удивлюсь, если и ведущему опрос тоже. Подрался с ним в пабе, охмурил его жену, ну, или просто оскорбил, — Луайне прикусила язык. Мертвый сейчас переходит в загробный мир, не стоит так его тревожить. — Такой уж он. Потому и допрашивали не так тщательно. Осуждающий взгляд Эмилии был проигнорирован. Она слишком юна, вчерашний ребенок, и не может принять недостатки своего отца. Фарелл сжал губы. Он много лет был знаком с семьей Ксилосент, поэтому по мимике прекрасно понимал их эмоции. Едкая вина и сожаление поглотили его, когда он понял отчаяние дочерей преступника. Погиб эльф, а ведь он мог это предотвратить, на него ведь надеялись. — Ну, он действительно вел себя странно. И резко перестал следовать моим советам. Несмотря на то, что торговля шла плохо, деньги были. Теперь-то понятно, почему — контрабанда, работорговля. — Можете вспомнить, в какой момент это произошло, и какой совет вы тогда дали? И в чем именно проявлялась странность в его поведении? — Эмилия продолжала допрос. — Да как сказать… какой-то отрешенный стал. Почти сразу после вашего отъезда, — Фарелл кивнул на старшую эльфийку, — госпожа… Луайне. В церковь перестал ходить. Не знаю, что добавить, извините уж, вся его странность — общие ощущения… а, в последние дни все спрашивал меня и прочих, не произошло ли что в Гринесте. Сестры переглянулись. — Вижу, этого достаточно. И нечего мне больше сказать, уходите, — Фарелл настойчиво провел эльфиек к выходу. Те стали обсуждать показания Фарелла по пути домой. — Если он перестал ходить в церковь, то, возможно, что ему запретили. У культистов другая богиня какая-то. Своя, — уверенно заявила Эмилия. — Не сказать, что он и раньше был примерным прихожанином, — возразила Луайне. — Но не молиться три года! — Ты мала, поэтому не понимаешь, что три года — это ничтожная часть нашей жизни, — Луайне вздохнула. Её как раз не было дома около трёх лет. — Мы ничего не выяснили толком, стоит бросить эту затею. Замешан тут культ или нет, нам стоит заняться более важными вещами. — Я не могу, — Эмилия остановилась. — Это последнее, что он сказал мне, понимаешь? Я должна отправиться в Гринест. — Эмилия. Мама писала мне об этом. Культ драконов состоит из разбойников, безумных магов и ящеров, которые устраивают разбой и поджоги. Что ты им противопоставишь? — Я училась бою, пока тебя не было. Между прочим, я хорошо стреляю, — Эмилия гордо скрестила руки на груди. Луайне в ответ неодобрительно помотала головой. — Знаешь ведь, что скажет мама. Ты хочешь, чтобы мы потеряли и тебя? — Луайне вышла вперед: не дай боже слезы навернутся. День выходил излишне сентиментальным и драматичным. — Нет, ты ведь все прекрасно понимаешь! — Эмилия нагнала сестру. — Я хочу, чтобы потеря отца была не напрасной. Я хочу помочь людям, таким же несправедливо обвиненным. — Не говори так, — сказала Луайне укоризненно. — Какой бы грустной не была судьба Нолана, богиня не позволила бы ему умереть таким образом, будь он невиновным. — Он виноват, — она выдержала паузу. Сказать такое про отца было сложно, несмотря на то, что это правда. — Но я думаю, что есть те, кто тоже виновен, потому я хочу, чтобы справедливость восторжествовала, — смело заявила Эмилия. Луайне внутренне удивилась тому, как любознательный и неутомимо радостный подросток, который провожал её три года назад, преобразился. Впрочем, сегодняшний день смело можно называть безрадостным. С утра Эмилия покинула дом, обняв всех на прощание. Луайне не стала останавливать сестру, потому что поверила в неё и потому что не хотела ограничивать. Но никто из них не знал, что это было только началом долгой истории.