Бедолага

— Господин Панталоне, — учтиво кланяется Капитано. Панталоне каждый раз испытывает удовольствие от этого поклона, сколько раз он ни был бы сделан за их с ним карьеру, он знает, что ни с одним из предвестников Капитано не будет так поступать, поскольку любое действие, не связанное со стратегией в том или ином виде, ему кажется лишним. О, он настоящий капитан - холодная расчетливость, немногословность, тихая тяжелая мощь. Если только дело не касалось его. Мужа с глазами чернее ночи, кожей белее луны и умом светлее солнца. Если дело касалось этого самого мужа, Капитано был учтив, нежен и заботлив. Покорен. — Господин Капитано, будьте любезны, уделите пару минут моим беспокойствам. Вы знаете, каким беспокойным может быть сердце. И каким беспокойным тогда становится ум. Я уже ношу идею и решение, мне лишь необходимо ваше согласие, — Панталоне смотрит на него со значением. Капитано кивает. Они следуют в ближайшее подходящее для разговора помещение, в котором их никто не услышит. — Что за беспокойство, пане дипломат? — спрашивает Капитано, готовый ко всему. Кроме того, что скажет Панталоне. — Мне известно, как ты не любишь таких несдержанных и бойких мальчишек... Но ты любишь меня. И тебе известно, как таких люблю я. Капитано не нужно снимать маску, чтобы Панталоне понял, что его лицо сейчас выражает терпение. Ничего другого, кроме него. Панталоне не в первый день заводит разговор о Тарталье. Начиная с осторожных вопросов и упоминаний, заканчивая сегодняшним разговором. — Ты его покорил. Единственный из нас, на кого Тарталья смотрит с глубоким почитанием. Это признают все. И все смеются над ним. Одиннадцатый - бедолага. Мы могли бы оказать поддержку с позиций более устойчивых в коллективе. Ты в особенности... — Не замечал его опечаленным чужими насмешками. Он о себе знает достаточно, о своей роли и прочем. Я так полагаю. — Недостаточно. Капитано немного поднимает голову в немом вопросе. — Он знает недостаточно, — серьезно отвечает Панталоне. Впрочем, почти сразу меняя тон на более вкрадчивый. — Он не знает о себе, что сможет вместить тебя. Я бы хотел на это посмотреть. Как мой сильный капитан разморит его. Как он снова и снова заставит мелкого предвестника скулить. И тогда я бы определенно дал своему капитану то, что он так любит. Вот на это намекает Панталоне уже давно, но сегодняшняя его прямота удивляет Капитано. Сексуальная свобода и пристрастия Панталоне никогда не были для Капитано чем-то удивительным, но было понятно, что если дипломат просит его прямого сотрудничества, то он наткнулся на что-то действительно интересное для них обоих. А последнее обещание Панталоне дополнительно заинтересовывает. — Тебе не легче его увлечь? Даже минутная схватка будет иметь добрые последствия. — Ты не знаешь его, он не такого толка. Его расположение завоевывается силой и властью. Но я не стану опускаться до меча снова, не стану мозолить руки, просто чтобы влюбить и взять его. — Почему? Ты же того и желаешь, — спокойно отвечает Капитано. — Потому что я, вероятно, проиграю ему. В честной схватке. Это уже давно не мое. И все же моя самая сладкая маленькая мечта - это его понимание динамики власти. Но я не способен ее показать так, как можешь это сделать для меня ты... Ты незаменим, видишь, не имею возможности без тебя обойтись. Могущественный, сильный и статный муж... Кого, если не тебя, мне просить о помощи? На самом деле, они оба понимают, что вся боевая скромность Панталоне - это кокетство. Если Панталоне почувствует необходимость вступить в схватку с Тартальей - он одолеет его, присвоить себе ранг - означает зафиксировать оценку своего могущества. И ранг Панталоне выше. Но, видимо, Панталоне предпочитает какой-то альтернативный вариант. — Перестань подлизываться. Тебе не идет. Панталоне замолкает, но лишь ненадолго. Он лишь ближе подходит к Капитано, кладет руки ему на плечи и прижимается к его груди. — Я лишь хочу, чтобы ты растянул его на столе, измял его как тряпичного болванчика, чтобы каждым движением провез его по холодной поверхности. А я посмотрю. Разве могу я упустить случай и пропустить то, как мой мужчина берет сынка и учит его тому, кто в иерархии выше. Панталоне снова манипулирует без всякого стеснения. Потому что знает, что деструктивная своенравность - это единственная черта, которую Капитано знал в Тарталье, остальное его не беспокоило и не интересовало. Панталоне чувствует горячее дыхание Капитано макушкой. Потому что температура его тела значительно выше, чем в комнате и чем у Панталоне. — Знаешь как меня заболтать. И все же... Капитано замолкает. Просто вдруг оглаживает Панталоне - ведет сильной грубой рукой по изящному лицу дипломата. Тот мягко улыбается, притираясь нежной щекой к обнаженной шершавой ладони. — И все же? — И все же... Разве твоей красоты недостаточно? — Ах, спасибо. Но ее недостаточно. Знаешь. Быть может, я вовсе безобразен для него, — улыбается Панталоне, глядя на Капитано из-под длинных черных ресниц. — Недостаточно хорош. Он уязвляет меня своим невежественным невниманием. Подумай об этом.       Капитано молчит. Панталоне даже не пытается скрывать манипуляцию. Капитано очень не любит, когда происходит две вещи - сомневаются в его власти и сомневаются в красоте его светлости. Панталоне хорошо выдрессировал его внутреннего зверя, он мог бы гордиться тем, как легко было задеть Капитано просто проигнорировав Панталоне. — Я был бы так благодарен тебе. В твоих силах отдать ему любой приказ, подарить ему шанс всмотреться в меня получше. Заставь его мне отсосать, пока будешь его брать. Он не откажется, если ты отдашь приказ. Если.. — Я понял. Панталоне понятливо улыбается. — Знаешь о том, что мне единого слова достаточно. Всегда делаю как скажешь, - терпеливо вздыхает Капитано. Панталоне знает. Капитано кладет два пальца на его губы. Тот взглядом журит его. — Ты красивее луны, твоя строгая красота, — говорит Капитано. Панталоне целует эти пальцы и легонько прикусывает. Это даже не кокетство. Капитано можно кусать до мяса, он слабо это почувствует. — Пообщаемся об этом с Тартальей. Стихи о тебе писать начнет. Панталоне слышит тон, которым не так уж и часто пользуется Капитано, какой-то насмешливо-кокетливый. — Я лишь попрошу тебя умолчать о том, для чего он тебе понадобился. Я предлагаю тебе сказать, что заметил, что он отточил мастерство. Скажи что-нибудь приятное. Он горячо любит битву, совсем как ты в юности. Можете устроить спарринг. Тебя должно это заинтриговать, хотя бы отчасти. Представь, как та частица хаоса пляшет внутри него во время битвы. Его не удастся в одну секунду обезглавить, его трудно измотать. Меня бы очень заинтриговало, если бы у него, как у тебя раньше, вставал на хорошее сражение. — Не умею порядочно лгать, — немного виновато, но больше устало вздыхает Капитано. — Уж постарайся, мой сокол, — говорит Панталоне. Он буквально чувствует, как тот немного улыбается за своей маской. И это самое активное "да" из всех им произнесенных.

* * *

— Ты даже не представляешь, сколько я об этом думал, капитан. Признаюсь честно, увидев тебя в бою, я сразу, с первых секунд понял, что ты интересный противник. И я понял, что ты меня не заметишь на первых порах... — Замолкни уже. Капитано знает, что должен сделать. И вся эта прелюдия его порядком раздражает.       Тарталья не конфузится, понятливо кивает. И просто следует за Капитано в тренировочную залу. Его не обижает то, как Капитано его затыкает, много болтать во время, перед или после боя - не в его правилах. Просто он действительно долго ждал. И это ощущается чем-то поистине волнительным. На самом деле, Тарталья, когда ему приходилось сталкиваться с Капитано, только и думал о его когтистых лапах. И о том, что когда он победит Капитано, то обязательно снимет его маску. И увидит лицо этого великого воина. И это были лишь самые целомудренные и возвышенные его мысли. Остальные были хуже. Тарталья жадно ловил любой слух, касавшийся мастерства или природы Капитано. Но мало что было похоже на правду.       Тарталья выстоял не минуту. Он выстоял шестнадцать. Нужны были титанические усилия, чтобы измотать такого воина, как Тарталья. Но на то Капитано и был титаном. И вот уже Тарталья не может подняться с колен. И даже Капитано немного, совсем чуть-чуть, взмок. Поскольку убить Тарталью было не просто выполнимым, а тем, чего приходилось постоянно избегать. Иногда он будто специально пытался насадиться на клеймор, подбегая вплотную, смотрел с вызовом, весь взъерошенный. Вероятно, ожидая немного поддразнить Капитано. Может быть, и вышло бы, если бы Капитано, опять же, не скучал - приходилось сдерживаться и далеко не ради способного к регенерации Тартальи. Ведь вся эта дуэль исключительно за честь его мужа, которому приспичило понравиться этому.. бедолаге. Тарталья тяжело дышит, силится подняться с колен, но у него не выходит. Капитано удерживает его в этой позе тяжелой рукой. — Готов. Не поднимется более. Тарталья поднимает голову, пытаясь понять, о чем говорит Капитано. У него рассечен лоб, по лицу течет пара красных капель. Неприятно, но ничего особенного. Справедливости ради, он немного поцарапал руку Капитано. Было на это похоже. Панталоне не появляется, хотя Капитано знает, что он где-то наблюдает. Капитано из милосердия говорит: — Знаешь, что делали более опытные и зрелые мужи с молодыми и неопытными мужами? Тарталья смотрит наверх, пытается вглядеться в лицо в маске, но не получается. — Я бы обласкал тебя до, дал бы ты только знать, что хочешь. Но сейчас я.. устал. Немного. Кого ты пытаешься позвать? Педролино? Из темного угла залы слышен смешок. — Педролино не стал бы тратить на тебя времени, — откровенно отвечает Капитано. Даже если фраза отдает пренебрежением, глубокий голос капитана не позволяет Аяксу особенно расстроиться. В конце концов, он не так уж и часто мог пообщаться с Капитано. — О, капитан, если мы ожидаем женщину, то я слишком утомлен. Не уважу как следует. Даже отлизать порядочно не смогу. — Предложишь другое, — заключает Капитано мрачно и тихо. — Тебе - в любое время. Я уважаю античные воинские порядки, — улыбается Тарталья. Капитано не понимает, что в этом.. бедолаге могло так привлечь Панталоне. Он слишком дураковатый на вид. — Также я убежден, что добро возвращается. Если ты понимаешь, о чем я. Тарталья коротко облизывает губы, просто смачивая, нежели пытаясь соблазнить, и играет бровями. Капитано смотрит не на него. — Мне он нравится, Капитано, — медленно подходит Панталоне. — Панталоне? — Тарталья нервно дергается. Он ожидал, что ему предстоит секс с двумя опытными мужами-воинами. А не с опытным мужем-воином и его сосалкой-пауком-кровососцем-ткачем интриг. Перед Панталоне эту сторону себя Тарталья бы ни за что не стал показывать. И только Панталоне хочет отметить, с каким ненежным пренебрежением произнесено было его имя, как Капитано одним легким спокойным движением припечатывает Тарталью к полу. И также спокойно и ровно говорит: — Этот господин выше тебя рангом, обращайся соответствующе. — Капитано, будь милосерднее ко мне - нежнее с ним. — Он не зовет тебя господином, — возмущается Тарталья. И видит перед собой красивые, не особенно практично скроенные сапоги Панталоне. — Капитано, пожалуйста, будь любезен, не сердись, позволь прежде провести содержательную беседу, подними его повыше. Мне очень хотелось бы видеть. Капитано поднимает Тарталью почти за шкирку. И теперь Панталоне его лучше видно. Как Тарталья был хорош собой - обычно синие глубокие глаза, пронизанные холодным светом люстр, с суженными зрачками и в свете этой холодной залы казались почти белыми. Совершенно дикий взгляд при полуопущенных веках. Лицо Тартальи подрумянено схваткой, из раны все еще немного течет. — Милый Тарталья, — Панталоне достает из внутреннего кармана мундира белый платок и мягко, почти любовно оттирает лоб Тартальи от крови. — Я хотел бы обсудить с тобой то, в каком положении мы сейчас находимся. Ты имеешь виды на моего капитана. Тарталья ждет, что Капитано что-то скажет по поводу пассажа "мой капитан", но тот молчит. И Тарталья уже удивлен. Панталоне же приятно удивлен тому, что Тарталья даже не пытается отрицать, что действительно имеет виды - у Тартальи и в мыслях нет отрицать. Он этому морпеху в первый день встречи бы отдался и без схватки, у него, как у бойца, глаз наметан, кто тренируется для виду, а кто для навыка. И то, что он был выше, сильнее и носил какую-то особую тайну своего могущества. Если бы Тарталья верил в то, что способен влюбиться... — А он верен и подчинен только одному человеку. Мне, — Панталоне кладет руку Тарталье на макушку, зарывается ею в его волосы. — Если не считать Ее Величество, конечно, но Ее имя не стоит упоминать в нашей беседе. Что касается нас с Капитано. Наша связь очень крепка. Но иногда мы скучаем. Ты, как один из самых славных воинов Снежной, знаешь... Что такое скучать. Панталоне сжимает руку, немного, совсем не больно натягивая волосы Аякса. Лицо его, почти как и всегда, самое доброжелательное. Тарталья понимает, к чему ведет Панталоне. — Я могу говорить или Капитано сразу же выбьет мне зубы, если я скажу, что думаю? — Мило, что ты просишь высказаться, при том намекая, что выскажешься провокативно. Но я впрямь бы хотел немного с тобой поговорить, прежде чем ты забудешь о словах. Капитано, дорогой, постарайся не сердиться. Пускай маленький предвестник поболтает что хочет, пускай бы и медовых речей я не дождусь. Помни о моем обещании. Капитано кивает. — Говори. Тарталья вздыхает, пытаясь повернуть голову в сторону Капитано, искренне не понимая, почему Панталоне позволяет себе так себя вести в его присутствии, но тот лишь дергает рукой так, что Тарталья снова повисает прямо перед Панталоне. Тарталья снова вздыхает. И говорит: — Мне не трудно тебя трахнуть. Раз ты так напрашиваешься. Привлек капитана... В конце концов, ты настоящая вертихвостка, Панталоне, твой ранг - это не что-то, заслуженное честным поединком. Это козни, я это верно знаю. Меня такое не возбуждает. Но твоей белой ручке, не державшей оружия, самое то будет мне отдрочить, ты в мой послужной список портовых девиц впишешься отлично, нечего было тревожить Капитано. Панталоне выглядит довольным. И Тарталье даже немного жаль. Капитано терпеливо ждет. — Любопытные мысли. За комплименты отдельное спасибо. Это все? Есть ли что-нибудь еще, чем тебе хочется с нами поделиться? — Есть еще кое-что, — кивает Тарталья. У него из носа начинает течь кровь. Он шмыгает. — Мне кажется унизительным, что я получил шанс на схватку с Капитано просто потому что у тебя возникла необходимость меня в себя принять. Панталоне мягко беззвучно хихикает. Пару мгновений молчит. Затем замечает кровь и достает новый платок, проходясь им у Тартальи под носом. — С каждой секундой твои формулировки все деликатнее да мягче, — с мягким спокойствием замечает Панталоне. — Я польщен, к чему такая симпатия. Не отчаивайся... Думаю, Капитано потом признался бы тебе, что пятнадцать минут с ним один на один - это достойно. Ты хорошо показал себя, я вот очень оценил. А что касается остального... Быть может, я действительно впишусь в твой список портовых девиц, это не самая худая участь. Хотя я не имел оснований полагать, что тебе приходится покупать любовь. В портах... Как печально. Ты одинокий распутник, Лёша? Тарталья лишь в очередной раз вздыхает, попытки Панталоне его задеть жалки. — Если у тебя уже был какой-то план, настолько масштабный, что ты заинтересовал Капитано, то... Сколько вообще тебе заплатили, Капитано? — вновь Тарталья пытается обернуться к Капитано, Капитано снова дергает рукой, чтобы Тарталья вновь выпрямился перед Панталоне, но тот упрямится и хватается за его руку. — Ты знаешь, что в северном флоту были потоплены четыре кавалерии? Скажу по чьей вине, если идея с.. Капитано вновь дергает рукой, но сильней. Тарталья выпрямляется. Он едва достает носками сапог до пола. — Тарталья, достаточно. Капитано никто не платил. Если только не считать валютой безграничную и взаимную мою к нему любовь и особый десерт за его лояльность и заботу о моем сердечном спокойствии, но твое понимание вряд ли имеет что-то общее с действительностью в этом вопросе. — Ты - вертихвостка, — говорит Тарталья так возмущенно, будто Панталоне признался, что шантажирует Капитано. Панталоне взглядом ласково журит Тарталью. И поправляет очки. — Ах, Тарталья. Язык твой - враг твой. Такой ты, — Панталоне касается его щеки, но Тарталья сразу же пытается кусаться. — Упрямый. Быть может, если Капитано стал моим скромным почитателем, тебе стоит подумать, почему. — У меня есть предположение, — осклабился Тарталья. Он всерьез обижен тем, что Капитано в этом замешан. Такое мелочное дело - покушение этого ряженого балагура на его, Тартальи, честь. Потому он не постесняется быть колючим. — Ты не можешь знать, но, я полагаю, нам любопытно услышать, да? — У Капитано огромный член, а у тебя, - Тарталья, соединяя большие и указательные пальцы рук, все еще немного подрагивающих после напряженной схватки, в подобии окружности, смотрит сквозь эту конструкцию Панталоне в глаза, — большая, просто гигантская, огромная растраханная ды- Тарталья не успевает договорить, Капитано швыряет его в ближайшую колонну так, что это громким эхом проходит по всей зале. Тот сразу же падает плашмя. Не встает. — Рука затекла, Капитано? — спрашивает он с усилием. Но улыбается. Своей акульей улыбкой. Панталоне всерьез возмущен, потому что даже при условиях того, что тело Тартальи способно к регенерации, - травмировать Тарталью всерьез в его планы никак не входило. Особенно рукой Капитано. — Капитано. Возьми себя в руки, — Панталоне дергает его к себе за цепочку на маске. Капитано пыхтит. — Не огорчай меня. Встань на колени, будь добр. Я должен убедиться, что ты будешь на месте. Тарталья видит, как Капитано, огромный и могучий муж, действительно преклоняет колени. Что-то говорит, но Тарталья не может расслышать. То ли из-за давления, поднявшегося и заложившего уши, то ли потому что тот на самом деле тихо говорит. Быть может, сразу все. Панталоне тоже ему что-то шепчет. И тот склоняет голову. И что-то в Тарталье вдруг начинает беспокоиться. Вдруг у Панталоне есть какой-то.. гипноз. Или что-то вроде. Панталоне подходит ближе к Тарталье. И Панталоне огорчен тем, что получает такой взгляд, будто бы он самолично организовал перед ним сцену казни кумира. Тарталья все еще слабо понимал, почему Капитано покорился этому ряженому. Совсем не понимал. — Огласим порядок нашей сегодняшней встречи. Начнем с того, к чему у тебя большой интерес. Ты можешь получить то, чего так хотел. Я очень ласково попрошу Капитано совсем неласково оттрахать тебя на том добротном каменном столе. Я не оставлю вас вдвоем, пускай ты до этого очень сейчас охочий, мое присутствие - это акт милосердия и моей к тебе симпатии, в конце концов, ты сегодня для него не более чем эрекционное кольцо, не позволяющее ему в меня кончить. Догадываешься почему? Тарталья смотрит на него с любопытством, но Панталоне справедливо подозревает, что при первой же возможности Тарталья ему что-нибудь откусит. И, дай Царица, что не сожрет его целиком. И все же, хотелось проверить, сунув палец Тарталье - укусит или нет, в этом тоже была отдельная прелесть для Панталоне, который понимал, что если Тарталья действительно откусит - то такого Капитано точно не стерпит, предвестники вновь получат выходной - кто-то однодневный, кто-то вечный. — Но для меня ты кольцо другого толка, ювелирное. Меня ядовитыми речами не смутить, Чайлд. Силой ли, лаской ли - покоряется все. Ты красив. И юн. Воплощение весны. Твои родители ошиблись, назвав тебя Аяксом. Ты ведь Ахилл. Перевернись... Тарталья игнорирует просьбу. — Что ты меня умасливаешь? Зачем эта прелюдия, мне интересна часть с Капитано, — криво ухмыляется воплощение весны. Он уже и так весь помятый и подбитый, но все еще напрашивается. И это очередная трогательная деталь, которая у Аякса просто есть, а Панталоне ею крайне заинтригован. — Неисправим, — возмущенно шепчет Панталоне, оборачиваясь на Капитано. — Капитано, будь любезен, вели ему перевернуться. — Сделай. — только и говорит Капитано негромко своим тяжелым голосом. Аякс смотрит на него из-под бровей. — Тарталья, сделай. Тарталья, одаривая Капитано красноречивым взглядом, переворачивается, - теперь он лежит животом наверх. Немного рыжих прядей облепили его вспотевшее недовольное лицо, но остальные пряди покорно повисли к полу. В этой синей зале Тарталья - очень яркое теплое пятно. Он все еще смотрит на Капитано. — Спасибо, Капитано. Бери с него пример. Ты только посмотри какой он послушный и хороший. Мой сокол. Капитано, все еще покорно стоящий на коленях позади Панталоне, неопределенно вздыхает. — Капитано, зачем? — в исступлении спрашивает Тарталья, который просто не может принять происходящее за чистую монету. Тарталья повышает голос. — Ты можешь просто задушить его двумя пальцами! К чему так унижаться и за какую цену? Капитано глухо усмехается. Но Тарталья слышит. Тарталья единственный, кто не может знать, что они с Панталоне друг на друга смотрят. Панталоне оборачивается, Тарталья переводит взгляд на него. И впервые натыкается на очень недобрый и пронзительный взгляд. У Панталоне была привычка - прикрывать глаза так, будто он довольный кот, греющийся на солнце, невозмутимый и недоступный ни для какой тревоги. Но теперь его большие черные-черные, поглощающие своей чернотой любой блик, глаза были широко раскрыты. И это производило определенное впечатление. — Ты знаешь, что капитан в среднем кончает минимум четыре раза, прежде чем становится ленивей? Но даже тогда он может столько же. Это большой мужчина. С самым сильным и крепким духом и с самым сильным и крепким телом. У тебя внутри содержимое его члена будет киснуть неделями, потому что все ты оттуда не вымоешь ничем, весенний мальчик, — говорит Панталоне холодно и легонько наступает Аяксу на промежность. — Любопытно узнать среднюю продолжительность акта? Тарталья, он нечеловечески вынослив и силен. Если в бою ты выстоял только шестнадцать минут, то ты просто потеряешь сознание от часовой пулеметной дроби моего капитана в акте любви. Твое горячее жалкое обожание не сделает муки сладкими, не фантазируй так наивно. Тебе будет больно сидеть, больно лежать, больно стоять, больно ходить. Поэтому... Панталоне аккуратно наглаживает ногой промежность Тартальи. — Поэтому не стоит так отчаянно проситься в фавориты капитана. Во дворце много слухов. Даже среди местной прислуги с самыми холодными темпераментами есть страсть до сплетен. И, разумеется, все, что касается его размеров - это ложь. Все намного интереснее. Постарайся нам понравиться, тогда узнаешь правду... Тарталья просто терпел прикосновения и слушал. Голос Панталоне начинал обволакивать. И, разумеется, дело было в тех вещах, о которых он говорил. — Но сейчас твоя огромная влажная мечта, находящаяся меж его бедер, принадлежит мне. Капитано, будь любезен, время красоваться — обращается он к Капитано, вновь сладко улыбаясь, призывая что-то сделать, Тарталья пока не понимает что. Но уже предвкушает. Панталоне снова обращается к Тарталье. — Капитано мой. От макушки и до пят - все в нем принадлежит мне. Не так важно, был ли я захватчиком или он сам подарил мне всего себя, имеют место обе версии. И вот тебе гипотетическая ситуация. У меня есть очень красивый меч. Или.. лук, — Панталоне покидает Тарталью, подходя к Капитано ближе, обходит его, останавливаясь у него за спиной, гладит его по мускулистым, нечеловечески широким плечам, бледным, даже болотисто-серым, темней, чем у бледного Панталоне. Руки Панталоне кажутся крохотными на фоне упругой груди Капитано с большими темными сосками. — У меня есть очень красивый, очень мощный, отличный лук. Добротный и крепкий. Конечно, тебе хотелось бы его использовать. Быть может, ты нашел бы ему лучшее и более практичное применение. Но он мой. И всегда будет таковым, — Панталоне нагибается к Капитано ближе, напоказ облизывает его плечо и ведет рукой по его прессу. — Но тебе так хочется этот лук, верно, распутник? Подержать. Пососать. И поглотить нутром, — Панталоне опускает руку Капитано в штаны, берет его член, надрачивая так, что из пояса штанов становится видна немного заостренная темная блестящая головка. Тарталья ее замечает. Панталоне оставляет ее торчать и оставляет Капитано, вновь возвращаясь к Тарталье. — Хочется, чтобы лук кончил тебе на живот или на спину, вылизал бы тебя, как своего звереныша, хочется грязно целовать его загадочное лицо. Хочется стать фаворитом лука и выдержать любой порыв его сердца. И члена. Ведь это замечательный лук,— Панталоне давит на член Тартальи сапогом и тот резко вздыхает. Не от боли. — Да вот только он все еще мой. Как бы он не подошел тебе и как бы тебе не хотелось его. В этой ситуации самым разумным было бы попросить... Тарталья косится в сторону Капитано. Он продолжает раздеваться. Панталоне сильнее давит на его промежность, задевая каблуком яйца. Это все еще не особенно больно, но ощутимо. У Тартальи давно стоит. — Тарталья, — говорит Панталоне, Тарталья нехотя отрывает взгляд от Капитано, снимающего тяжелые наручи, и видит глаза Панталоне. Совершенно черные и огромные, глубокие, похожие на звериные. — Проси.       Пока Панталоне деловито разглядывал свои сапоги, сидя рядом с распластанным телом Тартальи, Капитано растягивал Тарталью. На самом деле Панталоне был очень жадным, если дело касалось первых ласк. Потому что люди, как правило, хорошо запоминают начало и завершение. Хотелось быть и тем, и другим, но, вопреки послушанию Тартальи, тот просто.. не подпустил бы Панталоне. Пока Тарталья раздевался, он ясно дал понять, что будет считать Панталоне самым гадким из предвестников, если тот попросит Капитано приказать ему отсосать или что-то вроде этого. Панталоне не огорчался, Тарталья все еще кокетничал, - такое он встречает не впервой, но репутация насильника не была для Панталоне привлекательной.       Потому Панталоне, сложив ногу на ногу, терпеливо ожидал, сидя рядом с обнаженными объектами воздыхания, один из которых почти мяукал от того, что внутри его узкого и нежного нутра скользили огромные шероховатые пальцы другого. Тарталья был и в актах любви шебутным - он извивался, пытался кусаться, что-то вечно тянулся лизать, все время издавал звуки - ахал, стонал и кряхтел. Капитано всегда был нем и тих. Разве что мог начинать тяжело и жарко дышать так, что если он дышит на кожу, то на ней появляется влага. Тарталья, вопреки здравому смыслу, видимо, стараясь впечатлить Капитано, пытался насаживаться на пальцы сам. И только больше кряхтел, потому что от своего неуемного пыла становилось больно. Капитано приходилось его держать. И даже это не все - Тарталья, увидев огромный тяжелый член Капитано, бледный и серый, как сам Капитано, немного по форме отличающийся от среднего мужского члена, покорно покачивающийся без дела, все время пытался его потрогать - пытался подлезть и подрочить ногой, обеими ногами, за что получал смачные шлепки по заднице. Такие сильные, что оставались пятна. Было ясно, что такой вещи как оверстимуляция Тарталья не просто не боялся, а желал.       Вскоре всем троим стало невыносимо. Панталоне с удовольствием заметил, что у Капитано встал без его вмешательства. Впрочем, учитывая то, как Тарталья себя вел - это не удивительно. Внутри него двигались четыре крупных пальца, стол уже давно стал влажным от анальной смазки, живот Тартальи тоже уже влажно блестел. Ему было жарко и он часто дышал, о чем-то пытался просить, все тянул руки к груди Капитано, все упрашивал, злился, сжимая чужие пальцы внутри так крепко, что Капитано начинал беспокоиться, как бы не повредить его изнутри. Панталоне наблюдал. И это была очень эротичная картина. Капитано с вставшим толстым блестящим членом, прижимающимся к широкому мускулистому животу, вспотевший под ним Тарталья, блестящий каждым изгибом мыщц, мокрый везде настолько, что его, казалось вылизали целиком, тоже со стоящим членом, давно подтекающим, а под ним опухли упругие гладкие яйца, дрожащие от каждого движения пальцев Капитано внутри. Было мало. Поняв, вернее, осознав, что нужно сделать, чтобы в нем оказался член, Тарталья проговорил сквозь зубы и без всякого пиетета, с недовольством: — Господин Панталоне. — Тарталья, ты уверен? Если храбришься для Капитано, вспомни мои слова. Нам некуда торопиться, — Панталоне деловито осматривает свои кольца. Аякс хотел бы проклясть его, но он понимает, что Капитано просто выбьет ему зубы и на этом все кончится. Никто ему прямо об этом не сказал. Панталоне сказал косвенно. Потому он бездумно повторил: — Господин Панталоне. Капитано вдруг согнул пальцы внутри, зашевелил ими интенсивнее, сгибая в конце каждого толчка, Панталоне, увидев наслаждение в лице Тартальи и не выдержав, тронул член Тартальи, сжимая мокрую головку, и Тарталья громко ахнул, почти согнулся пополам, уткнувшись Капитано в грудь. Он кончил. — Тарталья, посмотри на меня, — попросил Панталоне. Тарталья, не имеющий способности вдуматься в то, кто и о чем его просит, все же поворачивается. — Открой рот. Тарталья бросает возмущенный взгляд на Панталоне, приходя в себя. — Еще чего? — Если ты откроешь рот, Капитано не раз проведет членом между твоих ягодиц, - говорит Панталоне так, словно описывает Тарталье устройство вселенной. Тарталья хмурится, но открывает рот. И чувствует, что Капитано действительно начинает водить мокрой горячей головкой между ягодиц, попадая по блестящему сжимающемуся кольцу мышц и касаясь яиц. Тарталья ахает. Панталоне кладет Тарталье на язык пальцы своей руки. Они в сперме. Тарталья возмущается но, немного подумав, вспоминает, что это его сперма. Потому что Панталоне себя еще не коснулся. Это не намного лучше, но сносно, учитывая, что тут каждый толчок - сделка с Панталоне. — Тарталья, сомкни губы, милый, молодец... Я в любом случае тебя приятно удивлю сейчас, но я был бы так признателен, если бы ты постарался не царапать меня зубами так старательно... Ну, не смотри так. Давай же, — Тарталья убирает зубы, не только потому что просит Панталоне, а потому что холодные кольца Панталоне неприятно стукаются о зубы. Панталоне сладко вздыхает, впечатленный своими пальцами во рту у на секунду покорившегося Тартальи. — Капитано, попробуй втолкнуться одной лишь головкой... Я вижу, что ты очень мокрый, Чайлд. Во всех местах. Честно говоря, Капитано не даст соврать, ты первый, кто так обильно течет. Я бы вылизал тебя везде... Но сейчас не об этом. Я люблю твою чувственную текучесть и ее обилие. И то, что ты умеешь за собой убрать. С влажным чмоком Панталоне вытаскивает пальцы изо рта Тартальи, с довольным лицом отмечает густоватую ниточку слюней, тянущуюся за пальцем. Панталоне легонько облизывает пальцы, Тарталья со странным вниманием за этим следит, закусывая губы и немного шипя, терпит то, как Капитано пытается втолкнуться в него. Панталоне кивает в сторону Капитано. Тарталья смотрит - крупная серая головка упирается ему в нутро, немного проскальзывает внутрь. — Одно твое слово, Тарталья, и я помогу тебе расслабить мышцы, — Панталоне гладит Тарталью по щеке, тот в ответ на ласку следует за ладонью, словно, позабыв, о том, что перед ним Панталоне. — Одно твое слово, Чайлд. И его толстый мокрый член войдет в твою милую розовую дырку так хорошо и приятно, что ты заплачешь от удовольствия. Если ты этого хочешь. Я лишь хочу тебе помочь. Но не хочу превращать это в насилие. Тарталья косится на Панталоне пару мгновений. Тот улыбается по-странному ласково. — Какое слово? — только и отвечает Тарталья, понимая, что даже головка так просто не войдет внутрь. Но ему так не хочется разочаровывать Капитано, ему так хочется почувствовать этот член внутри. Пальцев было не мало. Их было более чем достаточно, но... Он знал, что даскалосы, наставники великих воинов, бывшие великие воины, в древних империях часто брали подающих надежду юношей, передавая им каким-то метафизическим образом силу. Кончали в них. И уж если Ахиллес смог как-то пережить своего даскалоса-кентавра, то Тарталья тем более должен пройти через это достойно.       Когда Панталоне говорил про пулеметную дробь - он не ошибся в своей метафоре. Капитано действительно трахал его как отбойный молоток, деловито и как будто даже не особенно возбужденно, если не считать твердый член. Он даже не потел, потому что для него эти фрикции были проще разминки. Он лишь жарко пыхтел над ним, прижимал его к столу своим огромным горячим телом, мерно двигаясь своим толстым членом внутри нутра Тартальи, постоянно сжимающегося, зардевшегося до красных пятен на шее и ахающего на каждом микродвижении. С вмешательством Панталоне все действительно мгновенно приобретало свой особенный оттенок удовольствия. Был ли он каким-то секс-колдуном или что-то вроде? В любом случае, Панталоне вскоре вновь стал простым наблюдателем. Хотя его черные глаза блестели неудовлетворенно, Панталоне действительно просто смотрел. Не голодно, не жадно, а деловито. Было ясно, что у него какие-то планы. Аякс пытался пару раз понять, дрочит ли он, стоит ли у него вообще, для чего ему это представление, но почти сразу эти мысли улетучивались, член, двигающийся внутри, не располагал к продуктивным размышлениям. Капитано крепко его держал за шею, но не душил, это было нужно, чтоб Тарталья не пытался насаживаться, потому что тут это могло закончиться самыми неприятными травмами. Аякс мог только часто влажно дышать, иногда пропуская трогательные и упоительные для Панталоне "ах", и немного дергаться. Его спина была прижата к холодному камню, а гибкие стройные мускулистые ноги, на которые любовно глядел Панталоне, качались у его головы, потому что Капитано почти согнул его пополам. Все это было сценарием Панталоне. Но и Капитано, кажется, получал свое удовольствие. — Капитано, будь любезен, вытащи. Я хочу посмотреть. Полюбоваться, — наконец произносит Панталоне. И до этой реплики Тарталья мог бы сказать, что Панталоне все меньше его раздражает, а больше.. интригует. Капитано сразу же слушается, а Аяксу до злобы тяжело выносить, что стимуляция прекратилась раньше оргазма. Панталоне смотрит на результат своей работы - дырка Тартальи, красная, растянутая и блестящая. Трогательно судорожно сжимается, выталкивая обилия предэякулята Капитано и смазки Тартальи. Панталоне давит на нее холодным пальцем, из-за давления пальца смесь течет горячими каплями по ягодицам и в ложбинке меж ними. Тарталья чувствует себя очень мокрым. — Капитано, посмотри. Какой он мокрый, как ему нравится. Согласен ты со мной, что красив? — Красив, — твердо произносит Капитано. — Маловато выдержки. Тарталья мычит от удовольствия. — Пускай учится. Ты же учить и будешь — отвечает Панталоне с теплотой в голосе. И обходит каменный стол, вставая напротив Капитано. Тарталья слышит еле уловимый смешок Капитано. Впервые. — Ему и так к лицу. — Подлецу.., — комментирует Тарталья. — Говорит, что выдержки в тебе маловато. Он кокетничает. Меня с ним ты этим купил... Тарталья, хочешь Капитано тебе отлижет? — внезапно тихо шепчет Панталоне Тарталье на ухо, стоя напротив Капитано, по другую сторону каменного стола. Тарталья поворачивает к нему голову. — Это можно устроить сейчас. Можно устроить, когда он кончит. Хочу послушать как ты развратно хлюпаешь. Тарталья пытается вдуматься в его слова. Панталоне, целуя костяшки его пальцев руки, говорит особенно вкрадчиво и серьезно: — Ты мне очень нравишься, Тарталья. Затем Панталоне запускает внутрь Аякса три пальца. Все и так хлюпает. Тарталье становится стыдно. Отчего-то. Глаза Панталоне, черные и глубокие, с хитринкой блестят, сам он немного раскраснелся, особенно его острый прямой.. красивый нос. И в этот момент Аякс думает, что в Панталоне действительно что-то есть. Какая-то гипнотическая обволакивающая красота. И голос его без всякой притворной приторной доброжелательности такой.. сладкий и терпкий. И только Аякс хочет ответить что-то и о предложении, и даже о том, что Панталоне хорош собой, как Панталоне мягко усмехается ему на ухо и говорит: — Капитано, продолжай. Прошу, прояви старание, он все еще может размышлять, — Капитано слушается, приставляет головку ко входу, пару раз проводит на пробу, потому что это зрелище для Панталоне, и наконец вторгается внутрь снова. Тарталья снова начинает ахать, теперь все действительно мокро, потому что Аякс начал обильно течь везде, где только мог. Все мокро чавкало при каждом движении настолько громко, что тихое мерное пыхтение Капитано перестало быть слышным. Тарталья вновь начинает пытаться насаживаться глубже, используя для этого руки и стол, поэтому Капитано берет его руки в свои. Панталоне кладет пальцы, испачканные смазкой, в открытый рот Тартальи. И тот их принимает, потому что.. привычно и потому что хочется. И начинает посасывать их без всяких просьб. Панталоне облизывает его ухо, целует его почти любовно, немного прикусывает. И отдаляется, чтобы вновь увидеть лицо Тартальи. И Тарталья, поддавшись общей эйфории момента, вдруг, вырывая руки из несильной, скорее, символической, хватки Капитано, немного неаккуратно берет Панталоне за лицо и притягивает к себе для поцелуя. Они глубоко и влажно целуются, Тарталья мог бы вести, потому что стиль поцелуев Панталоне был нежным, но Капитано больно сжимал его бедра, глубоко и сильно скользил внутри - это отвлекало от серьезной инициативы. Панталоне гладит Тарталью по волосам, продолжая свой тягучий поцелуй, ласково ведет руками по взмокшей шее и ключицам, даря как раз ту ласку, которой не хватало, Тарталья стонет ему в рот, притягивая Панталоне еще ближе. Тарталья чувствует губами довольную улыбку Панталоне. Панталоне разрывает поцелуй и мягко кусает и оттягивает губу Аякса, отодвигается от его лица крайне удовлетворенным. Тарталья пытается вернуть лицо Панталоне себе, потому что его язык холодный и влажный, в этой горячей неге он идеален, потому что Панталоне теперь, немного раскрасневшийся от внимания Аякса, со своими мягкими губами и черными яркими глазами, со своими нежными умелыми руками и с этой странной властью над капитаном.. кажется красивым. Гипнотически привлекательным. До странности. Капитано вдруг с нежностью оглаживает бедро Тартальи, мягко и аккуратно сжимает ягодицу. Тарталья от неожиданности вздрагивает. Панталоне глухо усмехается, любовно проводя рукой по рельефной большой груди Капитано, немного сжимая его сосок. — Мужчина красен делом, а не словом, потому тебе сейчас, Тарталья, Капитано высказал комплимент. Ему нравится, когда меня любят и ласкают. Но лучше бы тебе прежде спрашивать, потому что иные за свой пыл получали пощечины. Или хуже. — Панталоне, можно, — Капитано начинает вбиваться в него сильнее. Тарталья чувствует, как движется в нем Капитано. Панталоне хитро улыбается и закусывает нижнюю губу, — П-пыы.. — Милый Тарталья, — шепчет Панталоне Аяксу в самые губы, тот очень теперь хочет его поцеловать, он уже и забыл, кого считал вертихвосткой, но Панталоне держит дистанцию, на которой Аякс ощущает его дыхание на своих губах. И это очень его огорчает, — Я тебе помогу. Такой румяный. Такой красивый и живой. Через пару раундов я точно окажу тебе особую ласку, это получают только особенные наши друзья. Ты будешь вторым. Но тебе пока поцелуев достаточно, да? Вспомни, Капитано уже учил тебя со мной общаться. Вспоминай. — Господин Панталоне, — хрипит Тарталья. Панталоне одобрительно кивает Капитано. И целует Тарталью сам. И теперь Тарталья, немного привыкший к стимуляции, может вести. Он кусается - за губы и за язык Панталоне, стукается зубами о зубы Панталоне, вылизывает его зубы и щеки изнутри. В какой-то момент Панталоне начинает ему дрочить, мягко сжимая уже давно текущую головку, лаская по всей длине. Черные кудри Панталоне щекочут Тарталье щеки. Тогда Тарталья, теряющийся в ласках, слабо понимая что делает, просто вылизывает лицо Панталоне. И старается стать самым особенным другом. Теперь ему хочется нравиться не только Капитано. Почему-то жизненной необходимостью кажется извиниться таким образом за каждое свое грубое слово. Панталоне в восторге от результата. Он сжимает его лицо в своей аккуратной, но сильной рукой, пальцами давя на щеки. — Вот они - повадки хороших мальчиков... Ты меня очень радуешь, — говорит Панталоне ему в самые губы. Панталоне облизывает его губы и немного отстраняется. Тарталья вдруг понимает, что уже долго он смотрит только на Панталоне. Который сбрасывает с себя меховую накидку. Капитано вновь гладит Тарталью по бедрам, сжимает шершавой крепкой рукой внутреннюю сторону бедра, оставляя там на тонкой и сухой коже след. На Тарталье легко оставлять следы - жидкая кровь и тонкая кожа. — Я займусь Капитано, потому что пора бы нам с тобой познакомиться ближе, раз ты, наконец, так ко мне расположен. Но для начала приласкай меня так хорошо, как умеешь. И я покажу тебе то, за что меня обожает наш капитан. Можешь мне ненадолго покориться? — Хочу, — хрипло отвечает Тарталья и притягивает к себе Панталоне ближе.