Духом и Сталью: Сильнее тебя

      Заходящее на западе солнце, подкрасило небо в оттенки рыжего, сиреневого, серого и розоватого. Дурманящий запах множества полевых цветов касался ноздрей. Их аромат заставлял дышать глубже, впитать его в себя. Трели птиц под конец дня казались особенно громкими, а вечерний чуть прохладный воздух, смешиваясь с остатками дневного зноя, создавали необычайно чудесную атмосферу.       Агеллон предложила поговорить в сторонке, прогулявшись за пределы лагеря, дабы никто из посторонних не подслушивал. Капрал быстро догадалась, что Сильвии будет легче, находясь наедине. Видно, причина имелась серьёзная. Сердце Агидель ускорило ход, а разум дорисовал возможные последствия предстоящего разговора. Всё шло к тому, что дело, наконец-то, может и поцелуем закончиться. Не просто же так Сильвия отчаянно пыталась закрыть рот Марике?       Мгновения, потребовавшиеся девушкам, чтобы дойти до окраины лагеря, показались рыжеволосой самыми особенными в её жизни. Казалось бы, что такого? Немало в её жизни бывало подобных вечеров, ночей, и дней, когда она шла с какой-нибудь девушкой подальше от глаз людских, чтобы там, наедине, поговорить о том, что тревожило сердце, а после, в очаровании мига, прижать покрепче к себе, произнести нежные слова и ощутить на своих губах вкус губ, но сейчас всё было словно впервые. Словно и не было никого раньше до того, как она попала в гвардию, только Сильвия, только эта тихая красавица. — Кажется, в Марику сегодня действительно бес вселился, — решила издалека начать разговор Агидель, понимая, что возможно так поможет русоволосой немного расслабиться. — Бесы в ней уже давно обустроились, — тихо хихикнула дочь леса. — Когда она раскричалась на весь лагерь, я думала, что сгорю со стыда… Даже не верится, что это та самая Марика. — Думаю, все наши с ней разногласия возникали из-за того, что она не хотела быть собой… Да и я, все мы, — спокойно заметила Агидель, стремясь понемногу свести их беседу чуть в сторону, дабы охотнице было легче рассказать про то, о чём они с Огинь так оживлённо говорили. Рыжеволосая места себе не находила, желая узнать правду, но понимала, что нужно быть аккуратнее. — В тот вечер ты была права — нужно лишь узнать человека лучше. — Если посмотреть на Марику, то, кажется, её я узнала не до конца… — тяжело вздохнула Сильвия. Охотница чувствовала, что Агидель пытается не волновать её, поэтому и начала разговор с безобидной темы, но Сильвия нарочно пыталась уйти от темы их спора с дворянкой. — Может это и неплохо, — улыбнулась капрал. — Только так и можно с кем-то сдружиться. Если бы ты узнала о ней всё и сразу, я думаю, ты бы и не знала, с какой стороны подступиться. — Ты права, — задумалась охотница. — Но не со всеми так. Если бы я знала всё о тебе… То есть, я не имела в виду… Прости, — отступила Сильвия, испугавшись, что сказала слишком много. — Всё хорошо, — тихо успокоила Агидель. — Но тебе точно бы не пошло на пользу абсолютно всё. Бывали в моей жизни случаи, которые, наверно, даже отпугнули, — пожала плечами рыжеволосая. — Какие, например? — сразу озвучила вопрос Сильвия. — Ой! Прости! Вырвалось. — Да разные, — не замечая восклицания охотницы, начала Агидель. — Ты-то уж точно бы не одобрила… Ну, например, даже те же мои драки, — засмеялась капрал. — Почему? Мне хватило приключений в гвардии, так что я стала куда проще к этому относиться, — ощутив лёгкую гордость, улыбнулась русоволосая. — Кажется, Марика на тебя действительно дурно влияет, — улыбнулась Агеллон, хитро посмотрев на охотницу. — Вот уже и драки для тебя не столь ужасны. — Агидель! Я такого не говорила… Драться плохо, — наставительно заметила девушка из Литау, подняв вверх указательный палец. — Но ты ведь с Марикой каждый день дерёшься? — подметила капрал, приблизившись и заглядывая в серо-зелёные глаза. — Агидель! — возмутилась Сильвия. — Она учит меня! — А когда просто с кем-то дерёшься, будто не учишься? — Это другое, — надулась охотница.       Принявшись наставлять, Сильвия чуть расслабилась, но всё же не могла сообразить, как начать беседу на другую тему. Да и стоило ли? Охотница была готова придушить Огинь за слишком длинный язык. Именно из-за поведения несносной дворянки Агидель явно решила, что дело важное и легко отвертеться от беседы не представлялось возможным. С другой стороны дочери леса было страшно представить, что с ней сделает Марика, если она и сейчас не подарит Агидель венок. Особенно её последнее предостережение… — Тот наш разговор… — тихо начала русоволосая, смотря в землю.       Отчего ей было так трудно говорить первой? Огинь как-то объясняла, что люди разделяются на ведущих и ведомых, причём, даже ведущий, ощущая рядом более сильного, становится ведомым. Вот только Марика очень хорошо демонстрировала ещё и то, что ведущего можно насильно сделать ведомым. Сильвии было очень важно, чтобы её отношения с Агидель начались так, как она мечтала. И угроза Марики, о насильном поцелуе, если охотница отступит, как оказалось, придавала намного больше смелости: — Мы с ней поспорили из-за венка… — совсем сжавшись, боясь смотреть на Агеллон, едва слышно произнесла Сильвия. — Ну, я вчера, когда мы поехали на тренировку, сделала венок… Для тебя, — зачастила русоволосая, стараясь меньше показать собственные чувства, но получалось из рук вон плохо, — я так хотела подарить его тебе, но не дождалась и уснула, а утром было не до того и вот… — остановившись и повернувшись лицом к Агидель, Сильвия немного дрожащими руками протянула чуть завядший венок. — Очень красивый, — ободряюще улыбнулась Агидель, заметив, что девушка опять смешалась, — я его видела, первым делом внимание обратила, когда пришла. Ты его так бережно держала, даже во сне. — Ой, — слегка покраснела Сильвия, испытывая смущение и осознавая, что зря думала, будто ничего капрал не заметила. Как тут было не заметить? Это сбило русоволосую с толку, она уже хотела было начать причитать о том, что венок не так уж и красив. — Если ты переживаешь о том, что он мог мне не понравиться, это совершенно напрасно, — убедительно проговорила рыжеволосая, — я никогда не получала таких. Мне говорили, что цвет моих глаз похож на незабудки, но почему-то никому в голову не пришло вплести их в венок. — Наверное, потому что все пытались придумать что-то соотносящееся с цветом твоих волос, — слегка неодобрительно ответила охотница и, вновь удивившись своей смелости, покраснела ещё больше.       Прежде она не слишком размышляла о том, что на Агидель засматривалось много девушек в родном краю, да и то, как на неё многие посматривали среди кадетов тоже не очень заботило, но теперь всё изменилось. Особенно после слов Марики о том, что если Сильвия будет медлить, найдётся человек, оказавшийся расторопнее охотницы. Дочь леса решила, что отныне ради Агидель пойдёт до конца, не отступая. Это стало не просто желанием быть похожей на неё или Марику, а цель, к которой она начала свой путь. — Ты права, — быстро кивнула Агеллон. На душе стало неприятно. Раньше она даже гордилась тем, что завоевала не одно сердце, но теперь рассказывать о том не хотелось. Скрывать, конечно, смысла тоже не имело, но лучше было сказать, не ранив натуры девушки. — Обязательно был либо красный, либо зелёный. И если первый я ещё как-то понимаю, то зелёный на дух не выношу. Он-то вообще причём? — сказала Агидель, слегка хихикнув, добавляя простоты мгновению. — Так вот чего ты так на Марику взъелась вначале?! — весело воскликнула охотница, — у неё глаза как раз зелёные! — Сильвия! — чуть возмутилась капрал, приложив палец к губам, — не упоминай зло, а то ведь явится!       Словно в подтверждение её слов о том, что Марика где-то рядом и бдит, со стороны лагеря донёсся восклик Огинь: — Нет тут Агидель вашей, занята она! А я тебе уже сурта дворовая, или десятник, курвин ты сын?! — Бесы не только обосновались, но и закатили торжество, — хохотнув, кивнула Агидель, — надеюсь, хоть Селима сможет унять. — Скорее, она ещё больше распалит, — нахмурилась охотница, — под конец тренировки она всякий страх потеряла. Я уже думала ей в зад пару-тройку стрел пустить, чтоб угомонилась!       Столь смелая и решительная угроза от Сильвии прозвучала так неожиданно, и так мало вязалась со спокойным и рассудительным характером девушки, что Агидель, ярко представив себе эту картину, не удержалась и прыснула со смеху, едва не потеряв равновесие. Она машинально опустила ладонь на плечо охотнице, невольно подавшись ближе к русоволосой. Та замерла на месте, не зная, как реагировать. С одной стороны было как-то боязно, а с другой, её понемногу начинало раздражать, что её как будущего солдата гвардии, пока мало воспринимают всерьёз. Правда, на Агеллон она злиться не могла, и просто спросила, стараясь казаться чуть серьёзнее: — Агидель, что я такого сказала? Я ведь не виновата, что эта… Как она там сама говорит — сурта? Да, что эта сурта далканская на самом деле редкостная лярва! Ещё и не такое с ней захочешь сделать, — слегка обиженно произнесла Сильвия и дунула на прядь волос, будто выбившуюся нарочно и повисшую прямо перед глазами. — Сильвия ты просто прелесть! — чуть успокоившись, утирая выступившие от смеха слёзы, капрал лишь сильнее сжала плечо девушки, вновь внимательно заглядывая ей в глаза, — так… хм, точно, Селиму могла охарактеризовать только ты. Всегда оставайся такой, не будь как другие. И, спасибо тебе большое! — За что? — ничего не поняла охотница, но видя неподдельную радость на лице Агеллон, тоже начала улыбаться. — За то, что настроение подняла, — хихикнув в последний раз, капрал стала серьёзнее, и сразу за этим крепко обняла опешившую Сильвию, — и спасибо тебе за этот чудесный венок. — Пожалуйста… — дрогнувшим голосом ответила девушка, невольно подавшись навстречу объятиям Агеллон, почти уткнувшись носом ей в макушку.       На душе стало так спокойно и хорошо, что дочь леса даже не задумалась над тем, как обнимается с рыжеволосой красавицей. Всё было так правильно, будто и быть иначе не могло. Мысли о том, что Агидель может неправильно понять, улетучились, и Сильвия, положив ладони на лопатки Агеллон, покрепче обняла девушку. Зря она переживала о том, что венок может не понравиться капралу. Та исхитрилась быстро водрузить себе его на голову, и теперь тонкий аромат полевых цветов охотница чувствовала особенно ярко, поражаясь, насколько гармонично этот запах подходит запаху волос Агеллон. Этот дивный миг не хотелось прерывать. Сильвия могла бы так простоять вечность, наслаждаясь лишь одними объятиями, ощущениями своего тела и тем душевным отзывом, что возник в ней. — Я рада, что тебе понравился мой подарок, — нежно выдохнула охотница, словно бы слыша, как бьётся сердце рыжеволосой, хотя, наверное, такого быть просто не могло. Или могло? Это всё было не важно. — Обещаю, я тоже сделаю для тебя не менее достойный подарок, — откликнулась Агидель, чуть отстраняясь, но не размыкая рук, — и, я понимаю, что это лишь малая часть из того, что я могу предложить сегодня, но мне сейчас нужно пойти на занятия с Эверстейн. Я попрошу её закончить пораньше. Скажу, что сильно устала, а потом сразу приду к тебе, и мы сможем как следует поговорить обо всём, что душе угодно. Идёт? — Конечно! — радостно воскликнула Сильвия, — я буду с нетерпением ждать тебя!       Агидель, всё же выпустив девушку из объятий, отступила на пару шагов, быстро улыбнулась, а потом бегом отправилась обратно по направлению к лагерю. Опаздывать на тренировку с Эверстейн, и без того сегодня пребывавшую в не лучшем расположении духа, точно не стоило.       Руки и тело начало приятно покалывать, напоминая этим прикосновение Агидель. Русоволосая поняла, что до сих пор ощущает отголосок этих объятий. Сильвия, провожая девушку долгим взглядом, слегка покачала головой, словно опомнившись от наваждения. Раньше она вроде не обращала внимания, как бегает рыжеволосая, но сегодня взгляд отвести не могла, любуясь грацией, с которой двигалась капрал. Правда, сразу за этим, охотница чуть покраснела, осознавая, что смотрела она, скорее, не на ноги, а выше. В тот же миг волосы будто бы встали дыбом от осознания этого, а тело слегка бросило в жар. — Стыдно должно быть, Сильвия из Литау, — сама себе сказала девушка поучительным тоном, но чувства стыда как раз не было.       Вдохнув поглубже, и чуть потянувшись, расправив плечи, охотница зашагала в лагерь, наслаждаясь чудесной погодой. Дневная жара постепенно спадала, поднялся лёгкий ветерок, слегка трепавший выбившиеся пряди волос. Солнце катилось за горизонт. К удивлению Сильвии, сегодняшний день хоть и был трудным, но занятия закончились пораньше. Впервые за долгое время у неё и других кадетов появилось пару лишних часов, которые можно уделить себе, чем активно пользовались ребята в лагере, не занятые работой.       Над рядами палаток то и дело раздавались оживлённые возгласы и громкий смех. Будущим гвардейцам было что обсудить за прошедшие тренировки, и все с охотой делились своими успехами или неудачами. Последние бывали весьма комичны и их уже как байку передавали от одной группы к другой. Единственным человеком, которую всё это в крайней степени раздражало, была Селима, искренне не понимающая, чему там можно радоваться, хотя, скорее, для неё радость окружающих была лишь дополнительным фактором злости, когда в душе девушки царило прескверное настроение.       Селима лежала в палатке, укутавшись в одеяло и пристально смотря в сторону входа на траву, выкрашенную заходящим солнцем в оранжевый цвет. Далканку едва ли не колотило от ярости из-за того, что Марика снова ушла, но в этот раз она злилась больше потому, что вчерашний вечер у них был, можно сказать, идеальным, а теперь всё это словно не имело значения, и в первую очередь именно для дворянки. Беловласая сегодня словно нарочно старалась испортить жизнь всем вокруг. Поначалу дочери гор даже нравилось такое поведение Огинь, но когда Марика запросто согласилась с решением дер Кин — отправить Селиму с Сильвией к стрелкам, далканка едва там же не разразилась самой отборной бранью. «Почему она так поступила? Почему Марика даже не соизволила появиться в конце дня и тихо уехала на свои тренировки? Почему?!»       Обучение стрелков раздражало ещё больше. Конечно, Селима признавала, что у неё не лучшие навыки, но у остальных кадетов, за редким исключением, они оказались в разы хуже и это после всех месяцев тренировок! Далканка не понимала смысла их задания — какой толк возиться с теми, кого и сержанты обучить не смогли, но требовали от неё и литаусской сурты результата? Сильвия ещё и лезла с советами, стараясь каждому идиоту объяснить всё по мелочам, хотя сама не знала всего. Как будто от пары слов те, кто даже в мишень попасть не могли, вдруг повысят меткость. Селима была уверена, что именно из-за этого они и провозились так долго — если бы эта тощая жердь не лезла со своими объяснениями, а каждому кадету влепляли выговор или наказание за каждую ошибку, они бы закончили намного раньше. Во всяком случае, сержанты точно не оставили бы дочь гор убирать стрелы и мишени, заявив, что она одна большую часть тренировки не делала никакой полезной работы. Но далканка не видела смысла стараться ради отсталых.       Селима сильнее сжала в руках одеяло, прищурив взгляд. В этот раз она собиралась указать Огинь к чему привели её выходки. Без раздражения, но так, чтобы дворянка поняла. Селима была уверена, что именно из-за действий Марики, дер Кин так сильно нагрузила их работой на весь день. Далканке было плевать, как на её возмущение отреагирует Огинь, но более держать всё в себе девушка не намеревалась да и, казалось, сил на это больше не было. Но она понимала, что если во всех красках выскажет Огинь своё недовольство, то реакция блондинки может быть слишком резкой, поэтому дочь гор всё же решила действовать чуть мягче.       Из размышлений далканку вывел приглушённый звук шагов. Кареглазая в тот же миг поднялась, приняв сидячее положение, и скрестила руки на груди, недовольно смотря на вход. Показалась беловласая. Селима только собралась открыть рот, но Огинь резко присела и, оттолкнувшись ногами, буквально влетела в палатку. — Селима! Я скучала! — воскликнула Марика, повалив дочь гор обратно на пол.       Только чернявая успела опомниться, собираясь оттолкнуть дворянку, как та, действуя на опережение, легко юркнула руками под спину девушки, прижав к себе. Слегка ослабив объятия, она тут же поцеловала ошарашенную далканку, не ожидавшую подобного от Марики, особенно после всего произошедшего днём. Селима попыталась ещё раз оттолкнуть Огинь, но в следующий миг на лицо и шею упали мокрые и, после тёплого одеяла, такие ледяные распущенные волосы блондинки. Вздрогнув, кареглазая едва ли не подскочила на месте, отчаянно пытаясь выскользнуть из-под Марики. — Ты хотя бы голову после бани высушила! — не сдержавшись, возмутилась далканка. — Меня словно студёной водой облили!       Чуть отойдя, Селима поняла, что Марика не то, что волосы не высушила, а едва ли вытерлась, рубаха вверху тоже была влажной. — Хм, — ухмыльнувшись, чуть прищурила глаза Огинь. — Предпочла бы ощутить на себе мои потные волосы со всякой лесной дрянью? — задумчиво спросила Марика, лёжа на животе Селимы, подперев голову руками. — Нет… но так тоже не надо делать, — обиженно произнесла дочь гор, вытерев лицо рукой от капель воды. — Больше не буду, — улыбнулась Марика.       Она легко перекатилась на свою половину палатки, улёгшись на спину и стягивая с себя сапоги и штаны. Селима, словно заворожённая, неотрывно смотрела за каждым её движением — как Марика, откинув второй сапог в угол, легко поддела руками ткань тёмных штанов, спуская их ниже, и оголяя белую кожу. — Но я, правда, скучала… — спокойно произнесла Огинь, бросив вещь в тот же угол, и упав на одеяло. — Все эти тренировки, курвины сержанты с их оголтелой главной… — вздохнула девушка, бесцельно смотря вверх. — А почему ты тогда меня одну оставила? Если бы сказала, мы могли вместе тренироваться, — всё же возмутилась Селима, настороженно наблюдая за реакцией Огинь.       Марика резко перевела взгляд на Селиму, от которого далканка едва не вздрогнула. — Ну, не дуйся, — улыбнулась дворянка, нежно взяв руку девушки и чуть сжав пальцы. — Я хотела выбесить нашу Всезнайку, а с тобой просто неудачно вышло… Иди сюда, — договорив, Марика легонько потянула ладонь Селимы к себе. — М… могла хотя бы зайти в конце занятий… — голос кареглазой слегка дрогнул. — Знаешь, как меня сегодня достали сержанты и… твоя подружка? — чуть выделив последние слова, спросила дочь гор.       Марика резко накинулась на далканку, размашисто раскинув руки для объятий, прижимая к себе вместе с одеялом и всем, что случайно попалось под руку. На ощупь найдя губы Селимы, она поцеловала девушку. Небрежно, слегка сжав зубами нижнюю губу и, чуть прервавшись, снова поцеловала, но нежнее. Чернявую как молнией поразило, а перед глазами стояла тьма из-за края одеяла, упавшего сверху.       Этот поцелуй казался совершенно другим, не было больше той ненасытности. Блондинка действовала не спеша, неотрывно касаясь губ дочери гор, едва ли используя язык, лишь самым кончиком, словно пером, выводя причудливый узор. Прервавшись, Марика ещё раз тихонько поцеловала Селиму напоследок. — Хватит бурчать, — чуть обиженно произнесла Огинь. — Это вышло случайно, но вам обеим есть чему поучиться друг у друга, — прижав дочь гор к полу, Марика, поводила головой из стороны в сторону, пыталась убрать мешавшее ей одеяло. — Чему… — раздался приглушённый вопрос Селимы, пытавшейся выпутаться из ткани, которой Марика их едва ли не связала. — Чему мне у неё учиться ещё? Она же ничего нормально не умеет. — Ну… — хихикнула Огинь, наконец, высвободив из вороха лицо Селимы, скрытое тёмными прядями взлохмаченных волос. — Хотя бы не пытаться кого-то придушить и разогнать всех птиц в округе своими воплями.       Селима едва сдержала лёгкий смешок, пытавшийся пробиться сквозь её недовольство. Из-за того, что это сказала дворянка, а не кто-то другой, дочь гор поняла, насколько глупо выглядит со стороны её поведение.       Заметив, что чернявая задумалась, Марика продолжила, легонько убирая волосы с лица девушки: — Тебе нужно учиться работать с людьми. Сильвия как раз та, кто может тебя этому научить… В конце концов, она ко мне сумела найти подход, — засмеялась дворянка, встряхнув головой. — А может оно мне не нужно? — пропустив все слова о литаусской сурте, возмутилась далканка. — Я сюда пришла, чтобы… стать настоящим воином, научиться управляться с оружием… а не следить… Я не умею, да и не хочу обучать, — проворчала девушка, отведя в сторону недовольные карие глаза. — Даже меня? — наигранно удивилась Марика, часто моргнув несколько раз, будто это заявление поразило её до глубины души.       Она ловко подловила Селиму. Дочь гор не сразу нашла слова, чтобы выкрутиться, а Огинь было весело наблюдать, как недовольство и удивление сменяется испугом и, даже, стыдом. Селима мельтешила глазами, не желая смотреть в глаза Марике и стремительно пыталась найти оправдание необдуманно брошенным словам. — Чему я тебя научить могу? Ты… Ты и так сильнее всех, — искренне не понимала Селима. — Оу, это можно считать намёком? — спросила Огинь, легко юркнув к шее далканки, жадно поцеловав её. — Правда, Марика. Я не понимаю… Да, я знаю много приёмов своего народа, но разве они тебе нужны? Какой в них толк после всего, чему ты научилась в гвардии? — почти что игнорируя поцелуи Марики, Селима захотела узнать причину. — А вот это я решу уже сама, — прервавшись, Огинь аккуратно убрала оставшиеся тёмные пряди с лица Селимы. — Я поняла, что мне не нужно учить всё подряд, как это делают окружающие меня олухи. Надо создавать своё… Чтобы не было таких, кто знал мои приёмы, и мог на них отреагировать. От Ингвара вскоре не будет толку, надо искать ещё кого-то, — объяснила беловласая и тут же, не дав Селиме и слова вставить, прильнула к её губам…       «Снова, снова, снова… Почему? Почему я это делаю?», проносились мысли в голове дочери гор, отвечавшей на поцелуи и объятия. Эта зеленоглазая девушка обладала какой-то невидимой аурой, притягивающей далканку всё сильнее, заставляя забывать про всё лишь от мимолётного прикосновения или взгляда Огинь. Селима не понимала, почему она никак не может следовать своим планам, почему даже сейчас, когда она намеревалась разобраться с Огинь из-за её поступка утром, она так легко поддалась ей? Стоило Марике лишь настоять, как далканка ответила, положив руки на талию, чуть сжав пальцы.       Беловласая обвила её тело руками, прижалась сильнее. Поцелуи становились ненасытными, дававшими перерыв лишь для того чтобы сделать очередной короткий вдох. Селима прогнала затею о серьёзном разговоре из головы, стоило Марике оказаться рядом, настойчиво прижав дочь гор к полу и не давая возможности встать. Может быть это произошло из-за просьбы блондинки? Возможно, но ведь и мысли о её изначальных планах становились размытыми. Всё больше дочь гор задавалась вопросом, а зачем нужен ей её план? Есть ли теперь в нём смысл, когда важнее стала Марика? Близость, внимание и забота дворянки оказались важнее для Селимы. Мгновения, когда Огинь на тренировках вынуждена быть с кем-то другим, начинали невероятно бесить, доводя до головной боли. Селиме хотелось, чтобы Марика была рядом с ней как можно дольше, чтобы не было этих мучительных длительных перерывов, когда они вынуждены расставаться не только из-за личных тренировок Марики, но и во время общих занятий с другими кадетами.       Их поцелуй казался бесконечным. Селима не хотела его прерывать, а мгновения, когда их губы лишь немного отстранялись друг от друга, казались мукой. Дочь гор лишь сильнее прижимала Марику к себе, пытаясь едва ли не пронзить пальцами её перекошенную рубаху, оголившую плечи. Беловласая не отставала, так же оттягивая рубаху Селимы, пытаясь добраться до самых дальних уголков её плеч. Дворянка резко потянула ткань, и в тот же миг раздался едва слышный треск. — Давай… я сниму… — отрывисто прошептала Селима, словно бы опьянев от дыхания Марики. — Нет… — кратко ответила Огинь, сразу поцеловав ту, не давая больше вымолвить и слова.       Не нужно было никаких слов. Слова раздражали, заставляли вынырнуть из вязкой сладости мёда, тянувшего обратно. Назад, в пучину страсти. Такую густую и обжигающую. Движения становились смазанными и Селима лишь усиливала напор, сжимая пальцы всё сильнее, едва не царапая кожу, боясь потерять Марику. Она не могла больше терпеть — Огинь словно жестоко издевалась. За поцелуями и объятиями следовали новые поцелуи и объятия, а тело давно требовало большего. Стоило Марике провести пальцами близ живота, как дыхание Селимы в тот же миг сбивалось, сердце замирало, а движения замедлялись в ожидании, но напрасно. Пальцы блондинки лишь скользили по телу вверх, цепляясь за слегка влажную ткань рубахи. Не выдержав, далканка нагло захватила ногами ногу Марики, прижавшись со всей силы, слегка причиняя себе боль. Почти незаметно она попыталась начать двигать бёдрами, одновременно углубляя поцелуй. По телу прошла лёгкая приятная дрожь, но Марика прервалась, явно дразнясь, едва не касаясь губ Селимы, и лишь дыхание девушки обжигало лицо. — Хочешь завтра опять спать на ходу? — чуть подрагивающим голосом прошептала беловласая.       Марика сама была на пределе, еле сдерживаясь, кое-как заставляя, окутанный густым туманом, разум работать. Горячее тело Селимы, стук её сердца и обжигающее, словно кипяток, одурманивающее голову ещё больше, прикосновение влажного лона к ноге. Что-то пыталось взять под контроль её тело, заставить сдаться этому порыву желания, готового в одно мгновение унести в другой мир. — Почему? — толком не разобрав вопроса, Селима думала о продолжении и подалась вперёд, нежно коснувшись губами влажного подбородка.       Ещё один порыв, сильный и неослабевающий. Тело Марики слегка напряглось, блондинка сжала пальцы, заставив Селиму издать сдавленный стон из-за боли, но и та сейчас казалась далканке наслаждением. Девушка настолько погрузилась в свои чувства, что и перекрученная вокруг тела рубаха, сильно стеснявшая движения и сдавливавшая кожу, приносила наслаждение. — Завтра тебе нужны все твои силы… — подрагивающим голосом произнесла блондинка, нежно, но настойчиво высвобождая ногу. — Поэтому давай спать… Ты ведь тоже устала? — Но… Марика… — недовольно произнесла Селима, изо всех сил цепляясь пальцами за тело Огинь, не желая отпускать девушку. — Я не хочу, чтобы завтрашний день у вас прошёл как и сегодняшний, — пытаясь успокоить дыхание, отрывисто, произнесла Марика, поправляя волосы. — Тебе нужно помочь Сильвии, а то вас обеих накажут, и я ничего поделать не смогу, — сказала Марика, расправляя одеяло. — Постарайся завтра, ладно? — прижав Селиму к себе, девушка ткнулась ей в грудь лицом и, всё же не выдержав, легонько лизнула слегка солоноватую кожу.       Огинь стоило огромных усилий заставить себя остановиться, потушить обжигающие чувства, бушевавшие внутри неё и желавшие, чтобы им, наконец, дали волю. Селима не видела, как Марика закусила губу в последней попытке успокоить себя. Была бы её воля, она сейчас вылетела из палатки и нарезала круги вокруг лагеря, пытаясь измотать себя до беспамятства, дабы загасить чувства. Беловласая сильно беспокоилась о грядущем дне и хотела, чтобы дочь гор завтра была полна сил. Марика нервничала из-за Селимы — сможет ли та сдержать эмоции и доказать, что ничуть не хуже остальных, не смотря на свой нрав? Дворянка всем сердцем желала этого. Подобного не было с ней ни разу в жизни. Она чувствовала себя виноватой, ей было жаль Селиму и она понимала, что та испытывает, но ради самой далканки Марике стоило остановиться. — Хорошо… — дрогнув, сухо произнесла в ответ дочь гор.       Внутри едва не вспыхнуло всепожирающее пламя. Ей было обидно из-за того, что Марика решила прерваться ради тренировок. Зачем вообще надо было это всё начинать? Чтобы поиздеваться? Никакого недовольства из-за притяжения к Огинь не осталось, далканке наоборот хотелось близости, хотелось до безумия сильно, и потому поступок дворянки казался жестоким, холодным и до ужаса болезненным. — Не злись, — еле слышно сказала Марика, не отрывая лица от тела далканки. — Я хочу лишь, чтобы… — Марика, — прыснула Селима, едва сдержав смех от щекочущего дыхания блондинки. — Щекотно ведь. — Вот, ты хотя бы снова прежняя и больше не злишься, — подняв голову, улыбнулась беловласая. — Да ничего я не злилась, — чуть обиженно ответила Селима. Она и не заметила, как быстро успокоилась, несмотря на поднявшуюся внутри ярость. Где-то в глубинах души ещё обитала злость, но в одно мгновение слова Марики подняли настроение. — Мне-то не ври, — засмеялась блондинка. — Теперь успокоилась? — Да, — вздохнула Селима.       Далканка быстро забыла про все плохие мысли и эмоции. Марика неожиданно легко смогла докричаться до её внутреннего «Я», не дававшего покоя долгое время, заставив его уснуть. Селима испытала такое спокойствие, которого не было несколько недель. Всё стало серым и бессмысленным, кроме этой зеленоглазой девушки. — Вот и отлично. Постарайся завтра, — произнесла Марика и, найдя в темноте губы Селимы, поцеловала девушку. — Добрых снов, — прошептала Огинь, снова ткнувшись лицом в грудь Селимы и прижавшись как можно сильнее. — Добрых снов… — тихо сказала далканка, в ответ обняв Марику и положив руку ей на голову.       Сон пришёл быстро, плохие мысли не успели снова поселиться в голове. Марика заставила забыть всё. Селима чувствовала лишь приятное тепло от тела блондинки. А может лишь близость зеленоглазой успокоила её? Об этом дочь гор не успела поразмыслить, легко провалившись в сон в объятиях беловолосой девушки.

***

      Дочь гор медленно, еле переставляя ноги, шла к центру лагеря. Настроение девушки было ужасным, ведь Марика не взяла её с собой на свою тренировку. По большей части недовольство произрастало из того, что далканке удалось проснуться не то что вместе с Огинь, а даже раньше. И пускай вчера не всё прошло так, как хотелось Селиме, она едва не воспарила от счастья — ей удалось опередить дворянку, у неё были все шансы пойти вместе с ней. Довольная, кареглазая чуть обняла Марику, мирно спавшую рядом. Но счастье было недолгим — едва они обе окончательно проснулись и оделись, выйдя из палатки, как Марика сказала, что пойдёт тренироваться одна. На все последовавшие возмущения далканки, она строго заметила, что Селима ещё слаба.       Стараясь унять насупившуюся девушку, Огинь предложила, хотя уж, скорее, приказала выполнять упражнения, с которых начинала сама, а потом просто ушла. Дочь гор только и могла выругаться, но постаралась выполнить все указания блондинки. В процессе этой разминки-тренировки выяснилось, что упражнения были отнюдь не такими лёгкими, как далканке казалось на первый взгляд, но Селима, еле заставляя себя, выбиваясь из сил, всё выполнила, в конце чуть не растянувшись на земле. Только тайхрану могло прийти в голову придумать такие упражнения. Солнце ещё не успело взойти, и не проснулись сержанты, а Селима вымоталась так, как обычно чувствовала себя в конце дня.       Всё тело ныло от усталости и, представляя себе, что же будет днём, дочь гор отнюдь не спешила это узнать, вот и брела потихоньку, надеясь хоть как-то успеть отдохнуть. Услышав впереди голоса, далканка подняла голову, посмотрев в их сторону, и в тот же миг тихо ругнулась. Недалеко от центра лагеря уже собралось почти всё окружение Агеллон, включая особенно ненавистных ей Сильвию и саму Агидель. Подойдя чуть ближе, Селима встала в стороне и, тряхнув головой, заставляя чёрные волосы скрыть лицо, уставилась в землю, не желая ни с кем разговаривать. Вдруг ей на талию опустились руки, а в следующий миг Марика прижалась сзади, положив голову на плечо, слегка коснувшись губами щеки. — Ну, как тренировка? — беззаботно спросила беловласая, скользнув руками к животу и обняв дочь гор. — Почему ты не сказала, что про неё тебе ночью тайхран нашептал? Было трудно, — наигранно пожаловалась Селима избалованным голосом, тут же повернувшись лицом к блондинке. — Вот, а ты ещё хотела со мной идти, — засмеялась Огинь. — Когда будешь всё это выполнять, не напрягаясь, тогда я, может, и подумаю. — Марика, ты ведь обещала! — слегка обозлилась Селима, привстав на мыски, но скрыла недовольство за возмущением. — Ладно-ладно, — легко улыбнулась дворянка, взяв далканку за обе руки. — Посмотрим, как вы с Сильвией сегодня справитесь. Если вас не заставят горбатиться до ночи, тогда… — не закончив фразы, зеленоглазая отвела взгляд, загадочно улыбнувшись. — Но Марика, я не могу отвечать за всяких сурт! Если сегодня я там буду одна, то всё будет хорошо. А может, дер Кин разрешит пойти с вами? Она ведь говорила, что любой желающий… — Боюсь, она не забыла вчерашнего, а потому вам и надо постараться, — в который уже раз объяснила девушка, чуть развернув Селиму к себе, — если справитесь там, она не сможет проигнорировать вашего успеха и разрешит. — Но я не хочу, — обречённо протянула дочь гор, особо ни на что не надеясь.       Марика ничего не ответила, лишь вздохнула, но прежде чем Селима успела одарить её очередным красноречивым взглядом, Огинь направилась к компании Агидель. Тихо ругнувшись, далканка нехотя последовала за Марикой.       Проходя, та что-то шепнула Агидель на ухо, после чего рыжая разразилась очередными сдавленными криками в сторону Огинь, лишь рассмеявшуюся в ответ, а затем Марика присела рядом с Сильвией. Селиме ничего не оставалось, кроме как сесть вместе с дворянкой, немного прижавшись к ней плечом, слушая их диалог с охотницей. — Вот знаешь, Сильвия, ты мне каждый раз талдычишь: «Марика, вся еда такая вкусная», — чуть изменив интонацию, Марика передразнила русоволосую, отчего далканка сдержанно засмеялась. — Только почему-то не всегда это так… — Марика, нет плохой еды! — сразу возмутилась охотница. — Надо кушать всё, ведь это тоже дар богов и, не уважая их дар, можно разгневать… — Ага, богов, значит? Таких же реальных, как твоё мифическое «вся еда вкусная»? — вздохнула Огинь, смотря на то, что Сильвия себе приготовила в качестве лёгкого завтрака. Тонкая полоска какой-то, почти сырой, рыбы, меж двумя листьями неизвестного растения на затвердевшем сухаре, аппетита не вызывали. — Точно съедобное? — недоверчиво спросила Марика. — Попробуй и узнаешь… Не понравится — выплюнешь, — быстро пожала плечами охотница, протянув одно из угощений, лежавших на небольшом платке. — На тебя и выплюну, — хмыкнула Огинь, немного брезгливо подцепив сухарь двумя пальцами. — Марика, только утро, а ты уже… — вздохнула Сильвия, покачав головой. — Ну… я подумала, что если потом слижу с тебя, оно может станет вкуснее, — хихикнула Огинь, и в тот же момент Селима недовольно глянула на зеленоглазую девушку. — Марика! — уже куда сильнее возмутилась русоволосая, немного смущаясь, немного опасаясь находившейся рядом далканки, но больше негодуя от подобного отношения к пище. — Вот и договорились, — засмеялась Огинь и, быстро задержав дыхание на всякий случай, отправила себе угощение в рот.       Селима ухмыльнулась, снисходительно посмотрев на болотную сурту, ведь то, что она приготовила, было на вид ещё хуже, чем ели самые бедные жители её родной деревни, а такая еда явно была не особо вкусной. — А неплохо, — неожиданно произнесла Марика. — Сделаешь мне парочку сегодня этого… Этой… Как это называется? — Рильшсрод называется. Я же говорила… Надо пробовать сначала, а потом уже решать, — улыбнулась Сильвия и, немного подумав, добавила. — Я тогда в следующий раз тебя даже спрашивать не буду. Просто подкрадусь и засуну в рот. — Ой, Сильвия, что ты там мне в рот захотела засунуть? — тут же сладко улыбнулась Марика, положив руку ей на шею, притягивая ближе. — Уж не свои…       Селима не услышала последнего слова, отстраняясь от происходящего, стараясь побороть вспышку злости, но по реакции Сильвии и реакции Марики, не трудно было догадаться, что именно Огинь имела ввиду. Это было сверх меры даже для Селимы! Плевать, что Сильвия сама явно была не в восторге от сказанного. Почему эта девка вообще смела с Марикой общаться, да ещё в таком духе и, что важнее, почему Селима должна была это терпеть? Только далканка хотела возмутиться, как раздался приказ дер Кин, призывавший на построение.       Слова, готовые сорваться с языка, застряли в горле. Дочь гор резко взвилась с бревна, так быстро направившись к месту сбора, что удивилась даже Огинь, привыкшая, что чернявая обычно всячески пыталась до последнего оттянуть этот миг. Но далканка думала лишь о том, насколько всё скверно складывалось. Проклятая литаусская сурта после того как уже получила, отнюдь не спешила прекратить общение с Марикой, более того, настолько осмелела, что позволяла себе разговаривать так, как и Селима порой не делала, опасаясь навлечь гнев дворянки. Всё это наводило дочь гор на неприятные подозрения, всё больше становившиеся похожими на правду.       Заняв своё место в строю позади Огинь, Селима пристально смотрела на её светлые волосы, собранные в хвост. Раньше она всегда восхищалась этим, таким необычным для далканцев, цветом, но сейчас на ум приходили настолько болезненные картины, что девушку едва не трясло от злости. Почему Марика так охотно брала с собой на тренировки Сильвию? С ней она иногда проводила даже больше времени, чем с Селимой. А что, если на самом деле, их связывало гораздо больше, чем говорила Огинь? Могло ведь быть и так, что блондинка встречалась сразу с ними обеими и тренировки Марики это лишь повод скрыться с глаз. В конце концов, она никогда не клялась в верности, не обещала вечной любви и тому подобного. И это злило ещё больше. Даже попытайся далканка всё выяснить, Марика бы ей в лицо прямо заявила, что ничего подобного не говорила.       Страх незнания пугал сильнее подозрений. И тут виновата была сама дочь гор, не решавшаяся поднять такую тему, но какова же была эта гадина из Литау, что знала об отношениях Селимы и Марики! Вся из себя такая добрая, желающая всем помогать, а на самом деле, двуличная, хитрая и наглая сурта, которая, ещё и в тихую насмехалась над Селимой! Наверняка позапрошлым днём, когда она ездила с Марикой, воспользовалась возможностью, вот дворянке ночью и не хотелось никакой близости с Селимой. — Агеллон, Огинь, сегодня, как и вчера, руководите кавалерийским отрядом, — распределяла старших Эверстейн, — помогают Ингвар и Инги дер Зиг. Если есть кадеты, желающие присоединиться к этому отряду, можете сказать. — Я хочу присоединиться! — громко крикнула Селима, едва не подпрыгнув на месте, и вскинув вверх руку. — Десятник Селима? — лейтенант чуть склонила голову набок, выглядывая девушку, а потом, встретившись с ней взглядом, как показалось далканке, проговорила с изрядной долей мстительности, — вы получите свою возможность, но не сегодня. Ваш сержант доложил, что тренировка стрелков прошла не надлежащим образом, а вы, как одна из старших, не проявили должного стремления. Вы с десятником Сильвией снова возглавляете вверенных вам кадетов. Если добьётесь хорошей оценки, сможете потом попробовать себя в иных войсках. Это ясно? — Так точно, госпожа лейтенант! — первой откликнулась охотница, немного выступив из строя, чем ещё больше вывела из себя далканку. — Марика, да скажи же хоть что-нибудь! — в отчаянии прошептала дочь гор в затылок блондинке, — ты же можешь!       Но Огинь, кажется, не слышала её. Так и стояла, спокойная и невозмутимая, будто её совсем ничего не тревожило. А ведь ещё вчера Марика совершенно явно и намеренно противопоставляла себя дер Кин. Что произошло? Почему она вдруг стала такой? От переполняющих смешавшихся чувств сердце, казалось, готово было разорваться. Селима не могла понять изменений в Марике, и переживала ещё больше.       Беловласой не было никакого дела до её отчаянной просьбы. Это ранило сильнее всего. Она, зная, как Селиме не нравится работать с Сильвией, не возражала, чтобы те и дальше продолжали действовать совместно. Будто ещё и издевалась ранее, говоря, что у охотницы стоит поучиться. — Панцирники! — продолжала раздавать указания Эверстейн, напоследок глянув на Марику, кажется, настолько погрузившись в свои мысли по её поводу, что не сразу смогла сформулировать распоряжение остальным кадетам, — так… У вас, похоже, будет замена по командованию…       Старшая ещё раз бросила взгляд на Огинь, ожидая увидеть хоть какую-то эмоцию, но зеленоглазая словно окаменела. Марика явно пребывала где-то ещё, слушая все приказы, но не выказывая ровным счётом ничего. Это сбивало с толку дер Кин, хоть виду она и не подавала. Она не понимала поступков девушки. Ещё вчера Марика едва ли не каждым своим действием хотела подчеркнуть, что готова к противостоянию, а теперь её ничего не интересовало. Всё могло быть очередной уловкой, но это Эверстейн могла выяснить позднее. Пока же ей было стыдно за собственную реакцию прошлым днём, и за то, что она, поддавшись эмоциям, дала кадетам слишком большую нагрузку. Вид Агидель, пришедшей вечером, и попросившей сократить занятие, до сих пор был перед глазами. Исходя из того, дер Кин не собиралась действовать в том же русле, а проверить Марику и её намерения можно было бы как раз в процессе тренировки. — Так, панцирники, у вас сегодня старшим вместо дер Вартен будет Мариотт, — собралась лейтенант, — приступаем к занятиям. Всадники за мной, остальные с сержантами! Пошли!