Духом и Сталью: Сильнее тебя

      Марика неподвижно сидела у костра, пристально смотря на пламя. Тепло огня согревало, и девушка совершенно не замечала опустившуюся вслед за солнцем прохладу. Подняв голову, она окинула взглядом белые силуэты многочисленных палаток и шатров, думая, как же много теперь вокруг народа, хоть сама и сидела почти на отшибе. Где-то в стороне было слышно похрапывание лошадей, что пробивалось сквозь шум слабого ветра в кронах деревьев. Подкинув ещё несколько поленьев в костёр, беловласая глубоко вздохнула, усевшись обратно на одеяло.       Неподалёку раздались слабые звуки шагов и лёгкое шуршание травы. Марике не нужно было даже смотреть в ту сторону, ведь она и так прекрасно поняла, кто это крался к ней. — Пришла, значит? Не боишься, что влетит? — не оборачиваясь, с ухмылкой спросила Огинь. — Да будто бы я чего-то боюсь, — усмехнулась Селима, подойдя ближе и усевшись рядом с Марикой. — Как ты узнала, что это я? — заинтересовалась далканка, тоже уставившись на пламя. — Кто же ещё будет посреди ночи подходить ко мне? — слегка хохотнув, надменно произнесла зеленоглазая. — Густав, Богумил… Кто-то ещё, — задумчиво предположила Селима. — Я многих смогла переманить на твою сторону, — чуть тише добавила чернявая, дабы Марика не подумала, что она ждёт какого-то одобрения. — Нет, делать им что ли нечего, кроме как ночью ходить? Утром Эверстейн гонять начнёт, мол, опять сонные, — продолжила блондинка в той же манере. — А остальные после столь долгой дороги и работ, поди, с ног валятся… — Всё-то ты знаешь, — тряхнула головой Селима, прислонившись к Марике. Та медленно перевела взгляд на дочь гор, смотревшую на костёр. — Сама чего не спишь? — спокойно поинтересовалась Огинь. — Не могу уснуть… — тяжело вздохнула далканка, запретив себе говорить, что пришла, потому, что раньше Марика её пригласила.       Селима с трудом понимала, как действовать. Марика явно на что-то намекала, предложив ей прийти, но сейчас реакция Огинь была настолько безразличной, будто те слова не значили вообще ничего. Расставаясь десять дней назад, далканка думала, что при встрече Марика если и не кинется к ней, то проявит куда больше интереса, но ничего не было. Селима не понимала даже собственной реакции на такое отношение. Её задевало подобное хладнокровие. Вроде бы этот расклад должен был устраивать, ведь физическая близость не была целью, являясь лишь приятным дополнением, но сейчас Селиму поглотило сильнейшее желание прижаться к беловласой, прикоснуться к её коже, ощутить вкус её губ и… И она боялась. Воля Марики была для неё неоспорима, и если та не хотела действовать — значит ещё не время. — Улитка, — слегка улыбнувшись, нарушила повисшую тишину Марика. — В смысле? — недоумённо спросила Селима, посмотрев на Огинь.       От Марики, с которой она прощалась утром десять дней назад, не осталось и следа. Откуда тогда взялось это странное поведение, так напоминавшее Марику, с которой далканка и начала общаться до злополучного стеношного сражения? Чернявая растерялась, она не понимала, как реагировать на подобные изменения — ей куда как больше нравилась более живая сторона Огинь, а не последовавшая равнодушная и холодная, но теперь, едва свыкнувшись с этой холодной Марикой, далканка даже не знала, радоваться ли ей, что, кажется, та самая настоящая Огинь вернулась. — Улитка таскает свой дом с собой, а ты пришла ко мне, укутавшись в своё одеяло, — прямо ответила беловласая.       Она хотела выразиться красивее, чуть разрядив напряжение, чувствовавшееся сейчас меж ними, но больше размышляла о том, что же всё-таки значит для неё Селима. После общения с Сильвией дворянка поняла, что отношения лишь ради близости неимоверно скучны. Зачем это всё, если к человеку ты равнодушна?       Но если с непонятными чувствами к охотнице Марика вроде смогла разобраться, то что делать было с дочерью гор — есть ли в этой бестии что-то ещё помимо желания? Возможно ли пробудить любовь? Мысленно задавая эти вопросы, Огинь не могла не спросить саму себя: «А зачем это надо мне?»       Почему вдруг ей захотелось похожих отношений именно с Селимой, а не с какой-то другой девушкой? Неужели и у неё самой всё же были какие-то чувства, помимо банального желания? — Холодно же… — кратко бросила Селима, отводя взгляд и продолжая уже мысленно: «…и я пришла, чтобы ты согрела меня». Мысли дочери гор были услышаны слово в слово.       Марика чуть опустила веки с едва подрагивающими ресницами, медленно наклонившись. Селима тут же подалась вперёд. Глаза девушки в свете костра казались какого-то притягательного глубокого янтарного цвета. Почти то же чувство, что было к Сильвии, но слегка отличающееся. Её просто волоком тащило к девушке перед ней, и не было никаких вопросов, никаких лишних мыслей. Только одно вполне естественное и знакомое желание.       Сделав короткий вдох, словно ныряя под воду, Марика губами коснулась нежных, слегка влажных губ Селимы, наблюдая сквозь полуприкрытые глаза за реакцией чернявой, ощущая щекочущее приятное чувство, разносящееся мурашками вдоль всего тела. Далканка, сомкнув веки, так и прильнула к зеленоглазой, робко и осторожно коснувшись кончиками пальцев рубахи Марики. Огинь ясно ощутила порыв Селимы прижать её к себе, но дочь гор изо всех сил старалась сдержаться.       Ни единого шанса у неё не было. Марика почувствовала лёгкое, трепетное дыхание далканки, и тепло, что в ночной тьме, даже рядом с костром, согревало куда сильнее. Селима поддалась напору, слегка приоткрывая рот, пытаясь не упустить ни единой точки на устах блондинки. Она нежно пощипывала своими губами губы беловласой, слегка оттягивая их. Всё более явно, но всё так же робко, кареглазая касалась рук и талии Огинь, явно пытаясь набраться смелости и обнять, прижать к себе.       Осторожно проведя языком по губам, словно спрашивая разрешения, Селима приоткрыла глаза, посмотрев на Огинь. Загадочное поведение дворянки сбило девушку с толку, ведь в прошлый раз та её едва к стене не прибила, сковав все движения, заткнув рот поцелуем, но сейчас Марика вела себя скромнее, наслаждаясь каждым мгновением. Слегка опущенные веки, манящие глаза, в свете костра отражающиеся яркой зеленью, спокойное, даже равнодушное лицо, но в этой чёрствости легко читалось желание и…       «Любовь?», словно молния, блеснула мысль в голове. Селима не была уверена. Беловласая ещё в городе не выказывала ничего, что говорило бы о подобном, но этот взгляд… Этот взгляд всё больше подтверждал догадку девушки. Возможно, это и объясняло непонятное поведение Марики, но Селима тут же запретила себе так думать — если она ошибалась, то ошибка могла привести к очень серьёзным последствиям и, в первую очередь, для неё самой. Но почему это так волновало? Раньше Селима не видела разницы в том, будет ли её любить Марика или же просто использовать для удовлетворения своих желаний, но сейчас этот вопрос значил куда больше.       Дворянка стала решительнее, и поцелуй показался более знакомым. Он был жаждущим и требовательным. Это чувство уже было известно Селиме. Девушка аккуратно положила одну руку на талию блондинки, а вторую на спину, придвигаясь ближе. Марика, не спеша, чуть властно обняла Селиму, сжимая пальцы, сдавливая тугую ткань одеяла, прижимая дочь гор к себе, чувствуя жар её тела. Далканка жадно впивалась губами, иногда легко покусывая, дразнясь, заставляя их языки кружиться в танце…       Палки в костре треснули от жара пламени, и в воздух вместе с дымом устремились яркие оранжевые искры.       Марика легонько оттолкнула темноволосую, и Селима нехотя прервала поцелуй, шумно и разочарованно выдохнув. На мгновение показалось, что всё равнодушие Огинь пропало, а взгляд стал куда более живым. Облизнувшись, зеленоглазая улыбнулась: — Скучала? — Д… Нет, — быстро сообразив, Селима ухмыльнулась, хотя её поведение говорило совсем о другом. Она и не заметила, как весь её план растворился, голова вмиг опустела, а все её действия контролировал кто-то другой. — Я тоже, — засмеялась Марика. И смех этот был явно настоящим, но что же он значил, и было ли правдой сказанное только что?       Сердце билось часто и гулко, не желая успокаиваться, а желание продолжить поцелуй и отбросить сомнения становилось непреодолимым. От каждого удара по всему телу словно разносились огненные искры, пробегающие до самых кончиков пальцев, разжигая порыв. Селима ещё мгновение как заведённая тянулась к Марике, не отводя взгляда карих глаз, но та опять стала равнодушной.       Ощутив перемену, дочь гор съёжилась, как та самая улитка, укутываясь в одеяло. Внезапная тишина затянулась. Далканка терялась. Она пришла сюда с единственным желанием и считала, что Марика не откажется от её предложения, ведь сама её позвала, но действовать первой кареглазая боялась. Страх перед Марикой до сих пор обитал в глубине души, хоть она всячески пыталась его отбросить. Эти зелёные спокойные, едва не мёртвые глаза, белые длинные волосы и равнодушное лицо — всё было почти таким же, как при отъезде. Лишь эти бессвязные вопросы и ответы, которых она точно не ожидала услышать от Огинь, когда шла к ней.       Марика одновременно и притягивала, и пугала, словно огонь для мотыльков в ночной тьме. К нему хотелось лететь, хотелось прикоснуться, но что это? Настоящее желание или мираж, в который Огинь её ввела? Можно ли прикоснуться к ней и остаться при этом в живых, не сгореть в белом пламени с зелёными языками, превратившись в пепел? Девушка перевела взгляд на потрескивающий костёр. Лес шумел под слабым дуновением ветра, скрывая тихий звук реки, текущей где-то в темноте.       Марика подбросила в костёр ещё пару поленьев, усевшись обратно на бревно, снова уставившись на пламя. Губы всё ещё чувствовали приятное покалывание после прикосновения к губам Селимы. Она с трудом остановила себя, прервав поцелуй — всё же равнодушие отныне отказывалось ей помогать. Только почему Марика так боялась сорваться? Уж Селима только рада будет не зависимо от её истинных мотивов. Вопросы к их отношениям? А имеет ли это смысл? Блондинке казалось, что теперь имеет. — К… как прошли эти десять дней? — не выдержав тишины, первой решила начать разговор Селима. Хотя девушка с куда большим желанием сейчас бы продолжила тот поцелуй, чувствуя, как усиливаются непрятные и, даже гадкие, ощушения вместе с успокаивающимся сердцебиением, заставляя снова забывать недавний внезапный порыв. — Впустую, — усмехнулась Огинь.       И опять тишина. Селима уже начинала злиться, притом не на Марику, а на ситуацию! До лагеря дворянка сама начинала действовать, стоило лишь девушке сделать намёк, а иногда и его не требовалось, но сейчас Огинь будто бы нарочно всё оттягивала. Селима недовольно перевела взгляд с оранжевых углей в костре на зеленоглазую и едва не подпрыгнула от неожиданности. Беловласая с неподдельным интересом смотрела прямо на неё. — Всё ждёшь от меня первого шага? — хитро улыбнулась Марика. — Н… нет, ты о чём? — вздрогнула Селима, встряхнув головой, пытаясь скрыть первую реакцию. Уши тут же вспыхнули, а в одеяле девушке стало нестерпимо жарко. — Селима-Селима… — вздохнула Марика, придвинувшись ближе. — Ты же ранее ждала моих знаков, прежде чем действовать, — несколько надменно пожурила блондинка. — Между прочим, это я попросила поцелуй… Который, к тому же, был платой, — недовольно ответила девушка.       Пустые разговоры всё больше раздражали, Селима не понимала, почему внутри поднимается злость на бездействие Марики. Неужели ей не хотелось повторить их последнюю ночь? Нет, не могло такого быть. Сердце, едва успокоившееся, вдруг вновь чуть из груди не выскочило, стуча громко, как барабан среди скалистых утёсов. — В таком случае, твоя казна пуста, — засмеялась Марика.       В следующий миг в голове что-то бухнуло, мысли провалились в пустоту, а руки и тело будто бы обрели свой разум. Сморгнув, дочь гор медленно повернулась, посмотрев прямо в зелёные глаза, ладони разжались, отпуская край одеяла. Ткань безвольно соскользнула с плеч. — Тогда вот тебе должок… — ухмыльнулась Селима, легко столкнув Марику с бревна. Беловласая, не ожидавшая столь бурной реакции, приземлившись на своё одеяло, собралась уже что-то ответить девушке, — …и проценты, алчная ты дворянка, — прохрипела Селима, кинувшись сверху на Марику, перехватывая её руки и прижимая их к земле, сплетая пальцы.       Прильнув к губам девушки, Селима не намеревалась останавливаться, не желая играть по правилам Огинь. Она жадно заткнула рот Марики поцелуем, не собираясь дать той сделать и вдоха. Далканка неловко пыталась телом сковать движения Огинь, сжав пальцы что есть сил, и прильнула всем телом к Марике, хорошо ощущая, как бьётся её сердце. Селима не хотела снова быть на поводу, норовя показать, что она и сама в состоянии владеть положением. Кареглазая прервала поцелуй, медленно начиная спускаться ниже, покрывая поцелуями шею.       Сдаваться так просто Марика не собиралась. Пусть она и хотела, чтобы Селима проявляла инициативу, но давать полной свободы не желала. Улучив момент, когда чернявая пыталась хоть как-то спустить чуть ниже её рубаху, блондинка резко высвободила свои руки и обняла девушку, прижимая её тело к своему, одновременно расправляя края одеяла, окутавшего тело дочери гор. Едва жестковатая ткань упала сверху на обеих, Марика наконец-то смогла прикоснуться к слегка влажному телу Селимы. Грудь девушки упёрлась в её грудь, сквозь одежду легко ощущались затвердевшие соски, и это возбуждало ещё больше.       Рубаха Селимы была неряшливо наброшена впопыхах, и Огинь легко скользнула руками под неё. Проведя вниз от шеи вдоль позвоночника по влажной от пота коже, чувствуя рельеф напряжённых мышц, тонкие пальцы Марики легко поддели пояс штанов. Селима тут же резко опустила свою ладонь, накрывая ею сразу обе руки блондинки, заставляя ту сместиться, легко проскользнув по ягодице, и дальше по поясу к низу живота.       Марика хотела прервать поцелуй, но далканка не позволила ей этого сделать, втянув до боли язык блондинки, едва не прикусив его зубами. Как только Огинь прекратила попытки высвободиться, Селима слегка начала посасывать её язык, иногда чуть приоткрывая рот, а затем вновь смыкая губы. Лёгкая боль в сочетании с лаской придавали новые нотки наслаждению.       Дочь гор вела руку Огинь всё ниже, требуя уделить внимание столь жаждущему, уже изнемогающему от похоти и желания, горячему и влажному нутру. Каждый новый поцелуй, слегка смазанное прикосновение губ, чуть резкое и грубое затягивание края рубахи от очередного порыва страсти, всё сливалось в один большой поток нарастающего желания. Селиме казалось, что её разум скользит по грани безумия, требуя ещё и ещё, заставляя дыхание сбиваться уже лишь от того, что пальцы Марики касались кожи её живота.       Чуть приспустив штаны Селимы и немного сковав тем самым её движения, Марика легко скользнула рукой между ног. Издав сдавленный тихий стон, чернявая сжала ноги в коленях, слегка приподнявшись и на мгновение застыв. Это было слишком приятно, пальцы Марики в первое мгновение показались обжигающими. Слегка дрожа, Селима ещё требовательнее продолжила поцелуй, двигаясь навстречу. В прошлый раз девушка чувствовала, что ей чего-то не хватает, и это что-то оказалось лишь близостью Марики, ощущение её короткого и быстрого дыхания, её заведённого, готового сорваться в полёт наслаждения, тела.       Дочь гор едва не возопила от наслаждения, когда Марика медленно и нежно надавила пальцами, слегка лишь войдя глубже. Чувства так и нахлынули, заставляя разум всё меньше и меньше влиять на её действия. Далканке даже захотелось заплакать. Она зажмурилась, пытаясь сдержать слёзы, испугавшись, что это смутит или даже оттолкнёт дворянку. Селима не хотела прерываться, не хотела прекращать, останавливаться из-за таких глупостей.       В тишине отрывисто раздались едва ли не всхлипы темноволосой. Девушка втянула голову в шею, уткнувшись лбом в грудь Марики, стараясь не показывать той своих слабостей. Сейчас ей хотелось кричать, не сдерживая всё, что творилось в собственном теле, но этого было нельзя. Селима из последних сил держалась, а беловласая, словно намеренно, добивалась её стонов, чередуя движения, то действуя очень нежно и медленно, то грубее, заставляя далканку сбивать дыхание, резко выдыхать, ещё сильнее прижимаясь головой к груди.       Слепо нащупав губами складку на рубахе, далканка без раздумий обхватила её ртом, жадно вцепилась зубами, но в тот же миг, услышав сдавленный стон Огинь, поняла, что впилась прямо в сосок Марики. Всё прекратилось. Сразу же, словно отлив, по телу пронеслось неприятное ощущение, стоило беловласой остановиться.       «Почему? Зачем?» Далканка осторожно опустилась поверх Огинь, чувствуя, как рука той выскользает, неотрывно следуя вверх. Сердце с неимоверной силой билось, едва не выпрыгивая из груди, а каждый новых вдох давался очень тяжело. Селима разочарованно подняла голову. — Ночь только началась, — прошептала на ухо дворянка, нежно коснувшись щеки Селимы второй рукой. — Я ждала от тебя первого шага, но не обещала, что ты будешь диктовать мне условия.       Селима, опьянённая желанием, попыталась поймать руку Огинь, потянув её вниз, но Марика резко схватила её за запястье, притянув ладонь, и остановив точно меж их лицами. Кареглазая смущённо закрыла глаза, как только увидела влажные перста дворянки, поблёскивающие в свете пламени. — Не смей мне перечить, — властно сказала Огинь, чуть высунув язык, облизнув свои пальцы, и снова поцеловала едва соображающую дочь гор.       Ловко стащив с ног девушки сапоги, Марика мгновенно подцепила край слегка спущенных штанов, резко сдёрнув их едва ли не до ступней. Беловласая на мгновение отпрянула, почти прерывая поцелуй, проводя кончиком языка и, хищно улыбнувшись, вместе с Селимой сделала вдох, снова прильнув к губам кареглазой. От этого простого действия чуть потухшее желание вновь вспыхнуло, как пламя костра рядом с ними. — К тому же, я ведь только начала, — прервав поцелуй, прошептала Огинь на ухо Селимы, поцеловав щёку. — Тогда хватит глупых разговоров, — пробурчала далканка.       Поглощённая желанием, она чуть сомкнула веки и приоткрыла губы, слегка высовывая кончик языка навстречу поцелую, снова впиваясь в губы блондинки, и до треска сжимая пальцами край ворота рубахи. Марика быстро освободила далканку от штанов, швырнув их куда-то в сторону, а затем резко и чуть грубо перевернула девушку на спину, начав спускаться влажной дорожкой поцелуев вниз по шее…

***

      Стоило открыть глаза, как перед лицом Агидель предстал потолок палатки. После отбоя минул не один час, но сон так и не шёл. Растерянно глянув на Сильвию, мирно спящую рядышком, Агидель тихо встала, стараясь не разбудить охотницу. Решив, что глоток свежего воздуха поможет заснуть, рыжеволосая быстро оделась и выбралась из палатки. Ночь встретила девушку лёгкой прохладой. Облака скрывали небо, и кругом распростёрлась тьма. Оглядевшись, девушка посмотрела на потухший костёр в самом центре лагеря, а затем на тот, что ярко пылал на одной из окраин.       «Может проведать Марику? Да, капрал, не самая лучшая идея», подумала Агидель, но всё равно направилась туда. Её до сих пор глодало чувство вины не только перед Сильвией, но и перед Марикой, пусть та и вела себя едва ли не хуже, чем раньше. И Агеллон, помня про обещание себе, хотела улучшить отношения с беловласой, так как не верила, что та её простила, а уж эти слова про Сильвию — какую плату Марика имела в виду?       Тихо приближаясь к костру, в порыве налетевшего ветра девушка услышала странные звуки похожие на всхлипы и стоны. Агидель замедлила шаг, отчего-то пригибаясь и присматриваясь внимательнее. В свете пламени она разобрала Селиму, лежавшую на раскинутом на земле смятом одеяле, а Марика… — Мари-ика… хах… прошу, остановись… я больше не вы…держу, — отрывисто, слегка жалобно, всхлипывала обнажённая чернявая. Ноги Селимы были согнуты в коленях, изредка слегка отрываясь от земли и вздрагивая под напряжением мышц. Девушка словно сопротивляясь, упиралась руками в белые волосы, но затем начала прижимать голову блондинки к себе.       Пальцы Марики впились в талию Селимы, не давая той выскользнуть и делая бесполезными все попытки оттолкнуть. Огинь жадно и хищно прильнула к разгорячённой плоти, истязая её своим ртом. Прервавшись, она легонько поцеловала внутреннюю часть бедра и низ живота, проведя языком едва ли не до пупка, нежно смыкая ладони на уставших руках Селимы, не знавшей, хочет ли она оттолкнуть девушку, или прижать к себе, не отпуская никогда. — Знаешь, а ты ведь сама этого хотела, — усмехнулась Огинь, опустив безвольные руки далканки ей на живот, и обнимая её ноги.       Чуть привстав, Марика медленно провела кончиками пальцев по бедру, подбираясь к нежной жаждущей точке внизу живота. Едва она коснулась сокровенного места, Селима чуть не вскрикнула, из последних сил сдерживая порыв, но дворянка не хотела останавливаться, в издевательской манере продолжая свою речь: — Ты меня забавляешь, Селима… Ты сильно выделяешься… Вся такая дерзкая, но что же сейчас? — ехидно спросила Марика, смотря на измождённое лицо своей девушки, боявшейся и слово сказать. Дочь гор думала, что стоит лишь ей открыть рот, как сдерживаемые чувства тут же вырвутся наружу с необузданной силой. — Не хочешь отвечать? Пожалуйста, я тебя прошу, как подругу, ответь мне, — сладко шептала Огинь, целуя и покусывая внутреннюю сторону бёдер и живот девушки, спускаясь всё ниже и ниже.       Резким движением, Селима с шлепком закрыла обеими руками себе рот, глубоко вдохнув воздух, но сдавленные стоны всё же прорывались не смотря на все её усилия. Карие глаза широко распахнулись, едва не закатываясь, резко мельтеша.       Беловласая остановилась, вынула пальцы и посмотрела на них. Селима едва дух не испустила от столь неожиданного и мучительного перерыва, жаждущим продолжения взглядом смотря на довольное лицо Марики, поглядывавшую то на чернявую, то на свою руку. Ухмыльнувшись, Огинь с наслаждением жадно провела языком меж ног девушки, чуть приподнялась и уселась на колени, демонстративно облизывая пальцы. — Ещё, — выдохнула Селима, умоляюще смотря на беловласую, пытаясь ещё больше развести в стороны свои ноги.       В её голове всё уже давным давно перемешалось. Не было больше никаких сомнений и вопросов, не было ничего, лишь только желание и невероятная тяга к зеленоглазой девушке. Та грациозно прогнулась в спине, усевшись прямо перед далканкой, озаряемая мерцающими отсветами пламени, отражающимися тысячами мельчайших огоньков в капельках пота на теле. — Шея затекла, — вздохнула дворянка, отстранённо посмотрев ещё раз на свою руку.       Девушка медленно размяла шею, вращая головой по сторонам. Агидель едва не распласталась на земле, испугавшись, что Марика заметит её даже в кромешной тьме. Рыжеволосая ужаснулась себе — мало того, что продолжала таращиться, но ведь у неё и мысли не мелькнуло, чтобы просто уйти. — Мэрэка… Прашу… — заплетался язык Селимы, отчего впервые проявился горский акцент девушки. — Не хочу… Давай, — надменно произнесла Огинь, вальяжно и повелительно маня Селиму к себе.       Дочь гор, неуверенно, оттолкнулась руками и, встав на четвереньки, подползла к Марике. Блондинка улыбнулась, едва сдерживая порыв снова накинуться на черноволосую далканскую красу, впиться в её губы, ощутить вкус дочери гор. Дворянка, чуть пригнувшись, прикоснулась пальцами к её лицу снизу, пристально взглянув в медовые глаза. Увидев то, что хотела, Марика зажмурилась и нежно поцеловала девушку.       Не прерывая поцелуя, она неспешно подмяла темноволосую под себя, укладывая на спину, и тут же отстранилась, прижимая голову девушки к одеялу указательным пальцем, а сама выпрямилась и, приседая на коленях, с издевательской ухмылкой опустилась на грудь Селимы. — Ты хотела сама всё решать? — словно насмехаясь, чуть подрагивающим от возбуждения голосом прошептала Марика, надменно смотря на дочь гор. — Я тоже хочу наслаждаться тобой, Селима… Помоги мне, решай сама, — милостиво разрешила Огинь.       И та покорно исполнила волю дворянки. Положив свои руки на бёдра Марики, чернявая нежно коснулась губами разгорячённой точки. Зелёные глаза, пристально смотрящие прямо на неё, чуть дрогнули. По телу Марики тут же приятным покалыванием пронеслись волны удовольствия. Вскинув голову, Огинь с наслаждением посмотрела в тёмное ночное небо, похожее на бурлящую воду из-за непроглядных туч.       Селима приоткрыла глаза, желая увидеть реакцию девушки, но та задрала голову так, что не то что лица, а головы не было видно из-за того что тело было выгнуто вперёд. Всё, что далканка видела в свете костра это лишь грудь Марики, пот на которой слегка поблёскивал в темноте. Слегка разочаровавшись, чернявая сместилась слегка выше, с силой прильнув ртом к Марике, случайно зацепив зубами нежную плоть. Тут же в темноте разнёсся вскрик Огинь и блондинка чуть согнулась, посмотрев на Селиму.       Дочь гор впервые увидела Марику такой — веки девушки были слегка прикрыты, но зелёные глаза рассеянно смотрели на лицо. Беловласая, закусив нижнюю губу, с силой сдавила обеими руками голову Селимы, до боли натягивая её волосы, едва не вырывая их. В тот же миг что-то, похожее на эйфорию, захлестнуло разум кареглазой. Она захотела как можно дольше смотреть на это выражение на лице Марики. Схватив дворянку за талию так же, как та недавно держала её, далканка со всей силы прижала тело девушки к себе, мысленно говоря, что ни за что не проиграет в этот раз.       Едва руки Селимы до боли впились в бока, на лице Марики на долю мгновения отразилось что-то, сильно напоминающее испуг. Это было лишь мгновение, но дочь гор ощутила его, понимая, что находится на правильном пути.       Беловласая даже попыталась высвободиться, но будучи порядком ослабленной, внезапно поняла, что не может этого сделать. Она попыталась встать, но чернявая легко распознала этот порыв. Селима поднялась чуть выше, Марика начала извиваться, но все усилия оказались тщетны. Слишком много сил она потратила — сказались её недавнее истощение, работы по лагерю и тренировка этим вечером. Селима с наслаждением и щекочущим чувством где-то внизу наблюдала, как Огинь начинает дрожать, ядовитые глаза потемнели, без осмысления смотря в пустоту, изредка направляясь в её сторону. Блондинка отпустила нижнюю губу, что уже потемнела от зубов, пока она старалась сдержать стоны. Уста Огинь приоткрылись, делая короткие вдохи и выдохи, язык девушки едва двигался во рту, и кровь из прокушенной губы вперемешку со слюной медленно падали вниз. Селима с одурманенным влечением словила эту каплю, чувствуя, что Марика почти на грани. Чернявая ослабила хватку, и на белой коже дворянки остались синие и бордовые следы от её ногтей. Дочь гор, ещё раз чуть сместившись, яростно впилась в жаждущую плоть, проведя там языком, надавливая с силой. — Селима… Останови…сссь — тихо взмолилась Марика, и голос её сорвался на какое-то шипение.       По телу Огинь пробежала ощутимая дрожь, а её ноги сжались, слегка сдавив голову девушки. Наслаждение волнами пронеслось по всему телу несколько раз, мышцы по всему телу напряглись. В глаза чернявой бросилась мускулатура пресса, на которой играли тени в свете костра. Спустя мгновение Марика расслабила ноги, всем весом опустившись на грудь Селимы, а руки чуть ли не безжизненно остались на голове из-за того, что пальцы запутались в волосах.       Постепенно замедлившись, напоследок далканка с нежностью провела языком, аккуратно сжимая губы, и отпустила девушку, легко целуя, слегка подрагивающую, внутреннюю часть бёдер. Освобождая Марику, она бережно поддерживала её. Огинь бесцельно смотрела в ответ, едва ли что-то соображая. От прикосновения покрытого потом тела блондинки, Селима сама едва не испытала лёгкую эйфорию, расплывшись в улыбке. Длинные белые волосы спали вуалью, холодными концами касаясь кожи. Марика размытыми движениями рассеянно дотронулась дрожащими руками лица Селимы, всё так же смотря будто в пустоту. Девушки без слов медленно сомкнули губы, и Селима с силой прижала дворянку к себе, накидывая поверх второе одеяло, укрываясь с головой.       Словно отрешившись от остального мира, под одеялом во тьме, слегка размытой редкими отблесками пламени, проникавшими под ткань сквозь щели, девушки продолжили свой неспешный поцелуй. Марика впервые так крепко прижимала Селиму к себе, будто и в самом деле боялась её потерять, боялась остаться одна. Губы, раз за разом, чуть отстраняясь, снова смыкались, сплетая языки, продолжая поддерживать тлеющее, словно угли, но ещё так и не потухшее окончательно желание…       Агидель едва не завизжала от испуга, когда донеслось ржание лошади с коновязи. Рыжеволосая быстро выдохнула, поняв, что нагло смотрела за парочкой боги ведают сколько времени. Она уже успела замёрзнуть! Ей стало противно, но не от увиденного, а от того, что она пялилась как заворожённая. По спине пробежал холодок — если бы парочка её заметила, то Агидель была уверена, что сделала бы абсолютно всё, что бы эти двое не потребовали, лишь бы они её простили.       Очень тихо, стараясь не выдать себя, капрал отступила назад, скрываясь за ближайшей палаткой. Голова гудела от зрелища, мыслей о расправе над собой, и от фантазий, начавших пробираться в голову, стоило лишь Агидель вспомнить о Сильвии, видевшей десятый сон. Наверное цвет лица Агеллон сейчас стал таким же, как и её волосы, стоило вообразить, что Сильвия будет вести себя так же, как Марика… А если наоборот — в тихой Сильвии прячется маленький бес, подобный Селиме?       Добредя до своего жилища, Агидель остановилась, боясь войти внутрь. Девушке вдруг стало страшно и неловко. Тихо отодвинув полог, она чуть различила в темноте Сильвию, мирно спавшую, согнув одну ногу в колене.       «Она сейчас такая беззащитная, что…», Агидель бесшумно врезала себе по лицу, рванувшись к одеялу, накрываясь им с головой. «О чём ты думаешь, курва рыжая? Увидела, что не должна была, и сразу рассудок потеряла. Марика права, я ничем не лучше неё», озлилась сама на себя Агидель, зажмурив глаза.

***

      Лёгкое прикосновение ветерка заставило Марику проснуться и резко открыть глаза. Осознание того, что она задремала, хотя должна была сидеть и следить за костром, пришло молниеносным страхом. Оглянувшись по сторонам, стараясь не замечать частых ударов сердца, Огинь поняла, что ничего ужасного не произошло. Небо было ещё чёрное, а на горизонте только-только посветлело. Скорее всего, никто не заметил, что она не выполняет свои обязанности. Чуть успокоившись, беловласая перевела сонный взгляд на костёр, что ещё горел, но почти все дрова уже превратились в угли. Последние два полена из последних сил держали форму, не рассыпаясь на красно-белые головёшки. Бессильно скользнув взглядом по сторонам, в слабом свете огня Марика заметила разбросанную форму… То ли свою, то ли Селимы.       Выдохнув, беловласая слегка откинулась на одеяло, крепче прижимая к себе далканку. Припомнив недавние события, Огинь почувствовала резкое, саднящее ощущение на губах. В тот же миг, словно оживая, на шее и по всему телу вспыхнули огоньки слабой, но настойчивой боли. Проведя взглядом дальше, она увидела дремавшую Селиму, жадно вцепившившуюся губами в одну из её грудей. На коже далканки чётко выделялись бордовые отметины и синяки, на спине и ниже алели свежие продолговатые царапины от ногтей.       «Как я до такого дошла?» подумала дворянка, вяло оценивая произошедшее. Возможно, её мысли о Сильвии стали результатом долгого расставания с Селимой, и все эти чувства разом выплеснулись, приведя к подобному… Но всё же такая близость Марике показалась ненормальной. Никогда прежде у неё не было такого сильного влечения. Увидев Селиму сейчас, сердце едва не остановилось, появилось доселе непонятное желание прижать к себе этот далканский комочек, и это чувство напугало беловласую.       Вопрос о своём отношении к дочери гор, и отношении Селимы к ней так и остался открытым. Марика не нашла ответа, это любовь заставила их так себя вести или же что-то другое? И если это любовь, то что чувствовала далканка? Продолжала ли она лишь отыгрывать свою роль, или тоже начала что-то чувствовать? Чёткого понимания не было, но Марика отметила, что никогда ещё у неё не было такой ночи, какую она провела с Селимой — это было лучшее, что она испытывала. Все эти годы её игр со служанками, всё это меркло, казалось серым и фальшивым, даже её желания. Всё было ненастоящим.       Но эти мысли и рассуждения отошли на второй план, заставив думать о том, как скрыть всё произошедшее от лагеря, и стоило ли скрывать? Случившееся не волновало так сильно, как собственный внешний вид после… Марика с возрастающим беспокойством пыталась представить, что же у неё с лицом, особенно после того, как поняла, что боль вызвана не только прокушенной губой, на которой осталась свернувшаяся кровь. С внешним видом стоило разобраться прежде чем начнут просыпаться остальные кадеты. Беловласая нежно прикоснулась к дочери гор, убирая тёмные пряди волос с её лица. — Селима, мне надо вставать, — прошептала Марика, заводя растрёпанные по лицу пряди ей за ухо.       Блондинка еле сдержала позыв, пытавшийся заставить её продолжить начатое ночью, особенно когда чернявая начала легонько ворочаться, просыпаясь. Это было так мило! Беловласая поражалась, как же она раньше могла всего этого не замечать. Марика даже толком и вспомнить не могла, как Селима выглядела по утрам после тех пары ночей, что они провели вместе в казармах — настолько обычным казалось всё происходящее тогда.       Сонно приоткрыв мутные глаза, дочь гор устало посмотрела на лицо блондинки. Девушка в замешательстве выпустила из губ почти бордовый распухший сосок. Почувствовав лёгкое, почти невесомое чувство из-за оборвавшейся нити слюны, её сонный взгляд сместился чуть ниже. Карие глаза расширились, на лице отразился испуг, и она едва ли не подскочила, встав и усевшись на одеяло. — П…прости, Марика… Извини, я не знаю… Я просто… — нервно затараторила Селима, пытаясь привести волосы в порядок, заодно начиная тереть грудь блондинки. — Ой, прости… — вдруг осознав, что делает, чернявая убрала руки, бегая взглядом из стороны в сторону, боясь смотреть в глаза. Девушка хорошо помнила, как они с Марикой заснули, но вот что было дальше, и каким образом она оказалась в таком положении, разум отвечать отказывался. — Тихо… Успокойся, — с неожиданной нежностью в голосе произнесла Марика, взяв обе руки девушки. Чернявая непонимающе испуганно посмотрела на блондинку, и в тот же миг Огинь поцеловала дочь гор. Нежно, тепло, почти так же, как это было вечером у костра пару часов назад.       Марика хотела прерваться, но Селима тут же снова прильнула к губам, не желая довольствоваться таким коротким мгновением. Чернявая закрыла глаза, прижимаясь всем телом к зеленоглазой, обвивая руками, аккуратно пытаясь зацепиться кончиками пальцев за спину девушки. — Тут холодно, знаешь ли, — прервав поцелуй, сказала беловласая, вздрогнув в прохладе раннего весеннего утра.       Не слыша ничего, Селима ещё раз поцеловала её, а потом с силой навалилась на Марику, требуя повторить вчерашний вечер, но Огинь настойчиво оттолкнула далканку, легко уложив обратно. Ей стоило невероятных трудов преодолеть разгорающееся с новой силой желание, что дочь гор вызвала одним лишь поцелуем. — Марика… — недовольно, требовательно, протянула кареглазая. — Спи дальше, тебе ещё пока можно, а вот мне пора… — быстро поднявшись, ответила дворянка и, отыскав свои штаны, принялась их натягивать на ноги, покрывшиеся мурашками. — Если постараешься сегодня в лагере, вечером продолжим… Хочу снова услышать те стоны, — ухмыльнулась Огинь и, прищурив глаза, посмотрела вполоборота на смутившуюся Селиму. — Дура! — выкрикнула далканка, выйдя из ступора, с головой укрываясь одеялом и что-то бурча себе под нос, пытаясь ещё и завернуться во второе. — Я тоже хочу услышать твои, — раздался напоследок приглушённый голос…       Огинь довольно улыбнулась, направившись к реке. Небо слегка просветлело, но в утренних сумерках сложно было разобрать тропу, ведущую по склону вниз. Лес в этот час казался неприветливым и немного пугающим своей тишиной, хотя в кронах деревьев уже робко зачирикали птицы. Может Марика и не была уверена в своих чувствах и чувствах Селимы, но то, что происходило меж ними сейчас, ей определённо нравилось. Ещё бы в походных банях, дополнительно поставленных вчера, нашлась тёплая вода, так и вообще жизнь казалась бы прекрасной. Огинь не была поклонницей бодрящего купания поутру, но выбирать не приходилось, да и по сравнению с остальным это казалось лишь досадной мелочью. Главное — ни одна душа в столь ранний час не собиралась носа показать из палатки, и можно было вернуться на пост никем не замеченной. Марика, поспешно оглянувшись, запахнула полог бани, скользнув внутрь.       Инги, едва не засыпая, медленно спускалась вниз к реке, поднявшись лишь немногим позже Огинь. Ночь у дер Зиг выдалась не из лучших. Не все новоприбывшие намеревались сразу лечь спать, мешая своими разговорами, ещё и брат храпел, да и в целом сон почему-то не шёл. Оттого голова была смурная, а ноги так и грозили подкоситься. Девушка подумала, какой же тяжёлый день ей сегодня предстоит. Надежда оставалась лишь на то, что ей удастся поспать в обед или небольшие перерывы между тренировками. Чуть оступившись, дер Зиг едва не скатилась по склону, беззвучно выругавшись. Недолго думая, она по привычке направилась к первой бане, что ставили ещё Радан и Агидель под руководством Эверстейн.       В утренней тишине хорошо различалось тихое журчание реки, всегда растворявшееся в дневном шуме. На молодых листьях деревьев и подросших камышах скопилась роса, а почти у самой воды застыла лёгкая дымка тумана. Баня тоже была окутана туманом, добравшимся сюда от реки. Протянув руку к пологу, Инги едва не заорала, когда занавес резко дёрнулся, и перед ней возникла Марика. Холодные зелёные глаза с какой-то скукой уставились прямо на девушку, не выражая вообще ничего. В них не было ни злости, ни отвращения, ни тем более, каких-то чуть более тёплых чувств. Инги с удивлением и лёгким страхом смотрела на беловласую, стоящую перед ней с мокрыми волосами. Всё внимание дер Зиг захватили рассечённая припухшая губа, многочисленные царапины и тёмные пятна, багровыми цветами, покрывшие белоснежную кожу.       «Шлиссе, а с тобой-то что случилось?», пронеслась мысль в голове дер Зиг. Вот уж кого-кого, а Марику в таком виде она бы ни за что не смогла представить. Огинь, молча, прошла мимо, будто вовсе не заметила Инги. — Ты меня тут не видела… — всё же донёсся предупреждающий голос беловласой напоследок. — Да, — кивнула Инги, не решаясь обернуться. Она ясно понимала, что будет, если посмеет поступить иначе.       За последние дни дер Зиг еле смогла немного прийти в себя — помогли постоянные, не очень приятные, но действенные укоры брата, заставлявшие шевелиться, но куда больше выручила поддержка Радана. Пусть извечные сравнения здоровяка порядком доставали, но девушке его внимание и забота была приятны. Что же до Огинь…       Инги больше не питала никаких иллюзий относительно её силы и способностей, решив держаться подальше, так, словно Марики вовсе не существовало. Почему она сразу так не поступила? В жизни дер Зиг были вещи, что необходимо ощутить на себе. Вот и ощутила. Как говорил отец, пока был жив: «Плохой опыт — это всё равно опыт». Пусть с блондинкой разбираются те, у кого это опыта больше, а для себя девушка решила, что ей стоит внимательнее относиться к тренировкам, возможно, попросив о дополнительных занятиях ту же Агеллон, по праву добившуюся звания капрала.       Но пока рыжеволосая спала, наверняка стараясь посвятить любую свободную минуту отдыху до подъёма, и самой Инги стоило поторопиться, вернувшись в палатку, пока дер Кин или кто-то из сержантов не заметили и не начали отчитывать за нарушенный порядок. Наскоро освежившись, дер Зиг отправилась в лагерь, успев в самый последний момент — только она прикрыла полог, как мимо прошла лейтенант.       Эверстейн тоже не спалось, тяжкие думы и грустные мысли набрасывались на неё, стоило прекратить что-то делать. Агидель и Сильвия были вместе, теперь ещё жили в одной палатке. Но больше всего беспокоила Марика. Возможно, она прознала о тайных желаниях Эверстейн к Агидель и намеренно всё это устроила? Возможно, она даже сговорилась с Сильвией? Дер Кин быстро тряхнула головой, испытав отвращение к себе — каким шлиссе надо было быть, придумывая такое?       Бодро погнав себя на тренировку, размяв все мышцы, и закончив с упражнениями, Эверстейн направилась к посту на окраине, решив проверить, как там Огинь. Лейтенант всё же не доверяла девушке, считая, что та вполне могла отлучиться, учитывая приезд Селимы. Но её опасения оказались беспочвенны. Марика преспокойно делала упражнения на пресс, упёршись ногами в бревно. Позади дворянки уже разгорался костёр, и вздымавшийся густой белый дым, поднимаясь вверх, растворялся в предрассветном тумане, словно и был его причиной.       Дер Кин чуть выдохнула. Она не боялась своенравную девушку, но отчитывать её не любила. Марика спокойно выслушивала, но вряд ли хоть с чем-то соглашалась, являя всё большее равнодушие. Хуже было только то, что не представлялось возможным понять, что же было на уме у Марики. С того дня, как они приехали сюда, она всё чаще отказывалась от уроков лейтенанта, предпочитая собственные занятия, демонстрируя свою независимость. — Бодрого утра, Марика! Рада видеть, что ты выполнила поставленную задачу! — поприветствовала блондинку дер Кин, подойдя ближе. Эверстейн слегка удивилась, ведь Огинь впервые за долгое время не завязала волосы в хвост, изменив своей привычке. — Посидеть перед костром, побросать дрова… Много ума здесь не надо, — с лёгкой насмешкой в голосе, откликнулась та, выпрямляясь и отряхивая от земли штаны, принимая серьёзный вид, — Приветствую, госпожа лейтенант, — даже улыбнулась Огинь, чем дейтвительно удивила старшую. — Дозор не такое уж… — дер Кин, собиравшаяся напомнить как важна бдительность в походах, прервалась, узрев внешний вид Марики. Распухшая губа и тёмные пятна на шее, которые беловласая намеревалась скрыть распущенными волосами, заставили насторожиться. — И… как я и говорила уже, в войске нет несущественных поручений, — подавив удивление, спокойно закончила дер Кин. — Что-то… — только Эверстейн хотела поинтересоваться у Марики о причине всех этих следов, как из-под одеяла, внешне казавшегося небрежной кучей, послышался недовольный стон. — Уже утро, Марика? — пробормотал приглушённый женский голос, а после ворох зашевелился, и оттуда, вся взъерошенная, выбралась Селима.       Дочь гор посмотрела на Огинь, скидывая с себя одеяло. Но чуть повернув голову и увидев Эверстейн, на лице Селимы появилось выражение знатного смущения и растерянности. С лёгким испугом подобрав с земли одеяло, кареглазая поспешно пыталась им прикрыться.       Лейтенант, отведя взгляд в сторону, уже приготовилась разразиться гневной тирадой, но промолчала. Нарушение, особенно, если бы произошло в настоящем походе, было бы одним из самых серьёзных, но сработал тот же закон, что касался драк — она не застала кадетов за тем, как они миловались. Предъявить им было нечего, несмотря на всю очевидность случившегося. Окажись дер Кин тут ночью, вероятно, у неё был бы шанс… Мысли свернули совсем не в ту сторону. Сразу вспомнился случай, когда она увидела девушек в бане и тотчас, новой волной, нахлынули размышления об Агидель и Сильвии, коих ей предстояло будить. Едва представив, что увидит в палатке подобное зрелище, старшую охватили злость и растерянность. Нет, она решительно не хотела этого.       Внезапное смущение с лёгкостью пробило все преграды, выставленные разумом. Вид Марики и Селимы сработал так же, как нажатый спуск арбалета. Даже если бы Эверстейн и могла что-то высказать девушкам, она бы всё равно немного с этим повременила. Ситуация для неё оказалась слишком щепетильной. Захотелось побыстрее скрыться, чувствуя себя здесь и сейчас действительно лишней. Разум захватил лишь один единственный вопрос — почему это так волновало её? — Я… Мне надо идти будить сержантов и готовиться к тренировкам, — выдав бурлящие чувства с головой, Эверстейн, избегала смотреть на девушек. — Приводите себя в порядок… — О-у, — с ухмылкой протянула Марика, до этого стоявшая почти с безразличным выражением лица. Сейчас же, кажется, она была весьма довольна случившимся. — Госпожа лейтенант, у меня тут возникли проблемы… — издевательски хмыкнув, Огинь рискнула накалить обстановку.       Селима, на удивление, не сильно спешила поддержать дворянку, напротив разделив с дер Кин её желание побыстрее покинуть это место. Дочь гор изо всех сил старалась выглядеть как можно невиннее — испуганные и смущённые глаза смотрели на Эверстейн из крепости одеял, в которых далканка скрылась с головой — У меня сейчас нет времени. Чуть позже, на распределении обязанностей, я буду в твоём распоряжении, — уходя, холодно отсекла дер Кин, из последних сил держа под контролем всё более метавшиеся в голове мысли и чувства.       Она прекрасно понимала, что отступать сейчас — худший выход из ситуации, и Марика явно это не оставит без внимания, но лучшего варианта командир пока не видела. Однако Эверстейн запомнила дерзкий и насмешливый тон беловласой, решив, что не оставит подобное без внимания.        Девчонка стала забываться, и пора было напомнить ей её место. Но почему сама дер Кин столь ярко отреагировала на увиденное? Она знала об отношениях Марики и Селимы, и поведение обеих девушек говорило о том, что им плевать на всех вокруг. В итоге, Эверстейн сама, поручая Марике своеобразный дозор, догадывалась, что Селима нарушит правила и придёт к той…       «Мартина устраивала вещи и похуже», напомнила себе лейтенант, тут же мысленно добавив: «Но она и постарше была».       Отойдя подальше от костра, старшая аккуратно обернулась назад, и вздрогнула от неожиданности. Марика продолжала пристально следить за ней, словно зная, что дер Кин так просто не уйдёт.       В голову невольно полезли мысли о том, как она только начала обучать кадетов, как точно так же не могла успокоиться и заставить себя не думать об Агидель. Только старшей по наивности начало мерещиться, что она смогла справиться с собой, но очередная выходка Огинь перечеркнула всё.       Эверстейн стоило бы успокоиться, постараться снова войти в повседневную колею, и лейтенант отправилась будить сержантов. Именно им она решила доверить подъём остальных кадетов. Поднимать Сильвию и Агидель перехотелось окончательно. Если бы она и там что-то увидела, а теперь темноволосая это как наяву представляла, то всё её самообладание кануло бы в пропасть. Всё стало слишком сложно.       Эверстейн даже и мысль не пришла в голову, что её представления не имеют ничего общего с реальностью. Ну, почти ничего…