Духом и Сталью: Сильнее тебя

      Позади остался злосчастный проулок и ворота второй городской стены, отделявшей Старый город от третьего уровня — Нового города, и Агидель ощутила, что если сейчас же не попытается узнать что-то подробнее о ведьме, то её в буквальном смысле разорвёт от количества накопившихся вопросов. После суматохи и шума, царившего во время драки, ночная прохладная тишина казалась неописуемо давящей. В такой обстановке ей просто было бы сложно ехать молча, а тут ещё и любопытство начинало давить на Агидель со всё возрастающей силой. И, с одной стороны, было немного боязно обращаться к Эверстейн, которая вновь вернулась к своему привычному спокойному состоянию, а с другой, девушка это прекрасно понимала, она спать спокойно не смогла бы, если не задала бы свои вопросы. Она даже рот приготовилась открыть, дабы испросить разрешения у наставницы, но та, похоже, уловив любопытство рыжеволосой, сама её опередила: — Кадет Агеллон, давай, спрашивай уже. Вижу ведь, что чуть в седле не подпрыгиваешь, — голос дер Кин был вроде бы спокоен, привычен, но боги ведали, какой выдержки это стоило ей, особенно, пока лейтенант наблюдала за всеми повадками Агидель, уже, вроде бы, научившись их замечать. — Можно?! — Агидель даже чуть в седле привстала. — Нужно, — сжав зубы, протолкнула сквозь них слово лейтенант, с трудом сдерживая смешок. — Спасибо! Я хотела обратиться к Иовите… А я вот тут думала, ну, пыталась представить, а разве же может всем сущим управлять всего один Бог? Как же он может всё контролировать? — Бог ничего не контролирует, и вместе с тем, он везде и всюду, — быстро ответила девушка, прячущая часть лица под капюшоном. Но ощущая, что этого ответа явно будет недостаточно, поспешила пояснить: — Единый — не какое-то создание, что наблюдает за происходящим, он просто есть. В тебе, во мне, в каждом живом и неживом предмете, что были и будут. Он везде и всюду. Его энергия пропитывает всё кругом. — Всё равно не понимаю, — качнула головой Агидель, — это что теперь, можно, получается, каждому камню поклоняться, ведь в нём, как ты говоришь, тоже есть Бог? — Ну, тебе можно и деревянному столбу молитвы возносить, — фыркнула Марика, с удовольствием проговаривая следующие слова, — гляди, он смилостивится и на тебя свалится.       Эверстейн хотела было приструнить девушку, которая сегодня и так перешла все грани дозволенного, явно напрашиваясь, но слово взяла Иовита. Слегка развернувшись к Огинь и, глянув на неё с какой-то даже жалостью, отчего Марике вновь стало не по себе, неуютно, будто одним этим взглядом ведьма раскрыла всё, что было на душе, всё, что так отчаянно таилось в сердце, заговорила: — Не имеет значения, как человек верит, не так уж и важно, каким образом он связывается с той энергией, которую ему необходимо почувствовать. Кому-то достаточно просто мысленно вознести слова, кому-то требуется воплощение в предмете — сакральный символ, и пусть это будет хоть камень, хоть дерево. Гораздо хуже, если человек не знает, во что верить, когда отрицает то, что ощущает, и тем самым лишь разрушает себя и всё вокруг себя. Мир гораздо сложнее, и в то же время гораздо проще, чем нам может казаться, а пустая оболочка без наполнения всегда останется тем сосудом, куда будет стремиться часть этого мира, и не всегда эта часть будет созидающей, — Иовита говорила спокойно и тихо, немного непонятно, но вот только её слова сейчас так и отпечатывались в сознании Марики. Кажется, беловолосая прекрасно осознавала или же очень хорошо чувствовала некоторое предостережение в этих речах. — Колдуны, маги и ведьмы, вы всё одно, — нарочито небрежно отмахнулась Огинь, делая вид, словно считает всё сказанное пустой болтовнёй, — лично я предпочитаю верить в то, что вижу и слышу, и действовать, полагаясь на разум.       Сказать эти слова в своей обычной небрежной манере требовало больших усилий от девушки, ведь видеть и слышать то, что происходило с ней во время драки, она не могла, а отрицать случившееся было бы совсем глупо. Следом за этим Марика подтолкнула Тень отточенным движением, горделиво выпрямила спину и с надменным видом проехала несколько вперёд, демонстрируя всем собственное превосходство, тщательно стремясь скрыть то, как морщится, когда втягивает разбитым носом воздух. — То-то ты была прямо самой разумностью, когда полезла в драку, — не удержалась и фыркнула ей в спину Агидель. — Если я сейчас услышу хоть от одной из вас эти пререкания, обе не то что не поедете среди первых в лагерь, но будете торчать в казармах при кухне, пока не научитесь себя вести, — пообещала подопечным Эверстейн, которой попросту уже надоели эти взаимные шпильки кадетов. — Прошу прощения, госпожа дер Кин, — за двоих ответила рыжеволосая, делая самое невинное выражение лица, на которое только была способна. — Что до тебя, Иовита из Вальтавы, то настоятельно рекомендую воздержаться в трактире от всех этих рассуждений, потому что нас рядом уже не будет, — лейтенант теперь обратилась к ведьме, — считай, я и так сделала большое снисхождение, поскольку, согласно распоряжению Его Величества, по-хорошему, стоило бы тебя задержать за распространяемые разговоры. Должна уж понимать, что после явления в небе, у многих возникли серьёзные опасения и подозрения. — Да, я понимаю, — послушно согласилась девушка, — я сама была виновата в том, что пыталась говорить о том, чего иные осознать не могут. — Ты, скорее, просто не представляла себе всей текущей ситуации, — ответила ей Эверстейн, которой вообще-то тоже было любопытно, как трактуют происходящее в мире последователи Единого. — Вы правы, госпожа, порою стоит действовать и изъясняться не столь прямо. Даже зерно, посаженное в самую благодатную почву, прорастает не сразу. Мать предупреждала меня об этом, говорила, что разум многих людей затуманен ложными представлениями… Извините, я хотела сказать, что не всё, что представляется таковым, как это принято считать, на самом деле этим и является. — Расскажи подробнее. Ты говоришь, что твой Бог везде и всюду, он пронизывает всё сущее, но значит ли это, что он един? Может быть, он просто стоит над остальными богами? — спросила Эверстейн, помня ещё один из заветов Райнгарда, утверждавшего, что порой стоит подвергать некоторому сомнению и собственную точку зрения, дабы лучше понять окружающий мир и события в нём. — Не совсем так. Видите ли, госпожа, существование Единого никогда не отрицало существования других богов, как вы правильно сказали, он просто такая же их часть, первая энергия, которая дала толчок всему мирозданию. Эта энергия живёт в нас всех, ничто не появляется просто так и никуда не исчезает, она лишь приобретает иную форму. — То есть, возможно, что после того, как я умру, то появлюсь в этом же мире, снова человеком или другим каким существом? — поспешно встряла Агидель, даже забыв спросить разрешения у старшей, но та этого и не заметила, очевидно, размышляя над словами Иовиты. — Как знать, — пожала плечами ведьма, — может, и так будет, а может, ты появишься ещё где-то в совсем ином мире, быть может, перейдёшь в высший мир своих богов или же, наоборот, окажешься на низших мирах. — Хм… Как-то тревожно звучит, — передёрнула плечами рыжеволосая, — я бы уж лучше действительно предпочла оказаться в светлых чертогах Свара. — Если ты в это веришь, то так и будет, — успокаивающе улыбнулась ей Иовита, — ну, а мне же интереснее просто узнать, что будет дальше, возможно, увидеть иные миры. — Их много? — уточнила Эверстейн, вспоминая, как отец и Глэм разговаривали о чём-то похожем. — Бессчётное количество, — подтвердила Иовита, — представьте, что в один миг происходит огромный выброс энергии, несущийся через пространство, порождающий миры, луны, солнца. И эта энергия постоянно движется дальше, словно растущее древо.       Она немного притихла, вытянув вперёд ладонь, над которой соткалась крохотная красная точка, вдруг вспыхнув и начав разрастаться, подобно могучему древу. Ствол, ветви, листья — всё это расцветало новыми вспышками. Эверстейн и Агидель заворожено смотрели на эту магию, даже Марика обернулась, не удержав любопытства. — Айхе, — выдохнула дер Кин, сразу связывая это с тем, как в её вере называли Великое древо.       Только она привыкла к более простому представлению — корни могучего ясеня это нижний мир, ствол, словно земля — весь их мир — Митхейм, а верхушка — небесные чертоги Свара. То, что показала им Иовита, как она и говорила, вовсе не отрицало такого видения, просто делало его развёрнутым, и, в таком случае, Митхейм не был стволом, а являлся одной из множества чешуек коры. — Всё это, конечно, очень увлекательно и красиво, — голос Огинь как-то оборвал важность момента, да и сочился изрядным сомнением, — только мне одно непонятно, как и откуда появилось это древо, как произошёл этот выброс энергии, и когда вот это древо перестанет расти, оно станет увядать? — Всему своё время, — немного грустно вздохнула Иовита, развеивая видение, — однажды древо обратится во прах, откуда изначально и появилось, а потом вновь появится. Возможно, в ином представлении. А что касается того, как и почему, то ведомо лишь Единому, но я надеюсь постичь эту тайну. — Ну, удачи тебе в том, — хмыкнула Огинь, — я лично убеждаюсь в который раз в том, что всё бессмысленно, раз рано или поздно обратится во прах. Выходит, эта энергия куда могущественнее. — Не надо так говорить, — нахмурилась Агидель, — нечего раньше времени призывать конец мира или вообще его упоминать. — Почему? Боишься, что сию секунду небо на нас свалится? — ухмыльнулась Марика. — А мало было явления Копья? — с вызовом спросила рыжеволосая, потом обращаясь к ведьме: — Иовита, ты, видно, лучше понимаешь, это же не просто так, к беде появление Копья? — Скорее, к важным изменениям, которые несут большие потрясения, выбивающиеся из хода жизни, — откликнулась ведьма, — есть старинное предание, что явление происходит из-за вмешательства Великого Ничто, которое, отравляя сущее, наводя порчу, умело подстраивается под нечто хорошее, на самом же деле являясь самым худшим из возможного. И эта зараза пульсирует по всему древу, и как болезнь, поражает его. — Расскажи! — подавшись вперёд, Агидель, страсть как любившая все эти древние истории и предания, едва не свалилась с Ярого.       Эверстейн, хотя и понимала, что совсем скоро они окажутся у того трактира, к которому направлялись, тоже хотела узнать побольше, а потому даже слегка изменила путь, дабы дорога оказалась чуть дольше. — Легенда, ныне почти забытая, гласит, что сущее, растекаясь, творя мироздание, создавая его, приобрело два направления. Одно стремилось породить созидание и процветание, в то же время, раз за разом ввергая всё в хаос. Процветающее обратится во тьму и хаос, но и из них появится новая жизнь. Жизнь и смерть лишь две стороны одной монеты, и они неотделимы друг от друга, из хаоса появляется порядок, а порядок рано или поздно превращается в хаос. Тьма и свет всегда идут рука об руку, но кроме них есть совершенно иное направление — Нежизнь. Это не свет и не тьма. Безвременье, отсутствие всякого движения, пустота и вечный холод, где нет прошлого и будущего. Это вечный покой и Великое Ничто, — говорила Иовита, подняв лицо к звёздам. — Погоди-погоди, — переполошилась Агидель, — так это Ничто тоже часть твоего Бога?! — Конечно, — слегка улыбнулась ведьма, — всегда и везде мы можем видеть один неизменный закон — на любое стремление находится сопротивление, чем больше стремление, тем выше сопротивление. Достигнув своего пика, они сталкиваются с чудовищной силой, поскольку это предопределено. Именно поэтому мировое древо постоянно ощущает на себе влияние Нежизни. Она ведь недаром так называется. Нежизнь это противопоставление, но она коварна, а потому может выглядеть как жизнь… Хм, чтобы было проще, вот вам пример. Какой цвет более всего является проявлением жизни? — Зелёный, — не сговариваясь, одновременно ответили Агеллон и Эверстейн, быстро глянув друг на друга. — Верно, — быстро кивнула Иовита, — но и цвет Нежизни это тоже зелёный. — Почему? — часто заморгала рыжеволосая девушка. — Потому что легко отличить чёрное от белого, но как отличить то, что одинаково? Как понять, что есть правда? Если бы мы всегда могли понять, что есть правильно, Нежизнь уже давно была бы побеждена. — Сложно-то как… — быстро почесала лоб Агидель, слегка морща его. — Поэтому, Агеллон, лучше молись деревянному истукану, — хихикнула Марика, быстро оглянувшись. — Я, может, помолюсь, а вот кому ты там поклоняешься, знаешь ли, теперь вызывает большие вопросы. Ты-то зеленоглазая, явно не к добру это, — нахмурилась Агидель. — Хах, — быстро рассмеялась Иовита, вновь начиная говорить, прежде чем дер Кин успела сделать очередное и, очевидно, последнее замечание подопечным, — а ведь, если вспомнить те же легенды, то когда-то было принято считать, что зелёный цвет глаз действительно может быть признаком дурного. — А глаза разного цвета признаком не в меру большого ума не считались? — резко бросила Марика, понижая голос так, что он больше походил на шипение. — Нет, это поверье было связано с тем, что цвет глаз у людей, обращающихся с магией, соответствует направлению их стихии. Людям с разным цветом глаз бывают одинаково открыты несколько стихий, — поспешно ответила Иовита, кажется, не замечая тона Огинь, — конечно, это всего лишь поверье, но мне вот, например, действительно гораздо легче даются заклинания, связанные со стихией огня или некромантии, поскольку карий это цвет Свали, а серый это цвет Таниса и Анером. Это достаточно интересно, поскольку больше ни у кого из богов цвета так не совпадают, но ведь это и логично, правда? Бог войны всегда шагает бок о бок с богиней смерти, и при этом они всегда могут вбирать в себя другие цвета… А вообще, всё это только старые сказания, и полагаться на легенды в полной мере нельзя, ведь есть много колдунов, у которых цвет глаз совершенно не совпадает с той силой, которой они обладают. Я, допустим, владея каждым видом магии, притом не красноокая, жутко было бы, да? — Красноокими будем завтра я, Агеллон и госпожа лейтенант, поскольку так толком и не выспимся, потому что спасали тут одну шибко умную! — мрачно посулила Марика, чувствуя, как всё тело буквально охватывает слабость, а синяки и ушибы начинают ныть с удвоенной силой. — Долго нам ещё ехать? — Прибыли, — как по волшебству объявила дер Кин, придерживая Грачика напротив вполне приличного и большого четырёхэтажного здания, первые два этажа которого были выложены из камня, а вторые из крепких брёвен.       Над входом чуть покачивалась вывеска, гласившая, что они находятся возле «Первого городского трактира». Конечно, он был далеко не первым, но так уж вышло, что это заведение отстроилось, когда второй линии стен и в помине не было, а те таверны, что находились в Королевском городе, вряд ли могли на тот момент соперничать по размаху. Владелец выбрал очень удачное расположение, поначалу привлекая многочисленных путников, что стали стекаться в будущую столицу, давая приют тут магам, купцам, каменщикам и остальному люду, что участвовал в возведении и процветании Варлава. При этом заведение всегда считалось относительно недорогим, а о гостях заботились очень хорошо. — Ждите меня тут, я быстро, — обратилась Эверстейн к подопечным, спрыгивая на мостовую и помогая Иовите спуститься, — и обойдитесь без разборок меж собой, для одного дня и так слишком много всего случилось. — Слушаемся, госпожа, — слаженно откликнулись обе девушки, затем переглянулись и несколько демонстративно отвернулись друг от друга.       Кажется, дер Кин вздохнула почти обречённо, но, опустив ладонь на плечо Иовиты, уверенно направила ту ко входу. Распахнув дверь, она пропустила ведьму вперёд и подвела её к стойке, отмечая, что в столь поздний час уже почти все посетители отправились на боковую. И пока девушка переминалась с ноги на ногу, очевидно, стесняясь, не привыкнув к таким хорошим условиям, Эверстейн выложила перед сонным хозяином пару сребрянных и один злотой, прося разместить спутницу, а также предоставить ей ужин и полноценный завтрак с утра. — Благодарю вас, госпожа, — Иовита склонила голову, испытывая действительно только самые тёплые чувства к той, что спасла её, а потом ещё, вместо того чтобы отправить в тюрьму, наоборот, помогла устроиться с большими удобствами. — Не за что, — легко дёрнула плечом лейтенант и протянула из кошеля злотой, — возьми, путь у тебя неблизкий, это поможет первое время, и постарайся больше не попадать в такие истории. — Спасибо! — Иовита вдруг подалась вперёд и слегка обняла темноволосую, чем её несколько смутила. — Пожалуйста, — на этот раз Эверстейн сподобилась даже на подобие дружелюбной улыбки, — ну, иди. Завтра нам всем рано вставать…       Она собиралась отправиться прочь из трактира, однако, чуть повысив голос, развернулась и окликнула ведьму, спрашивая то, о чём думала с момента, когда, назвав свою фамилию, увидела в глазах девушки оттенок сомнения. — Иовита, прости, возможно, я ошиблась, но тебе знакома фамилия дер Кин, не так ли?       Впрочем, было ли это так удивительно? Кто из жителей Остерна, пусть и самых отдалённых его областей, не слышал о спасителе земли из-за Широкого моря? Приёмный отец Эверстейн был фигурой легендарной, но его дочери стало интересно, не является ли юная ведьма потомком женщины, с которой в своё время встретилась нынешняя глава ордена Единого? Ведь что-то такое тогда случилось с Федерикой дер Витт, что она так резко изменила свои взгляды на жизнь, отказавшись впоследствии от любых войн и удалившись в Альбинг. — Да, госпожа… — вновь почтительно поклонилась Иовита. — Когда я была совсем маленькой, моя мать говорила с женщиной, Федерикой, она была в войске, что шло уничтожить некромантов с Земель мёртвых. Господин дер Кин тоже приходил послушать, он ваш… — Отец. Не родной, — быстро заметила Эверстейн, подступая обратно. — Ты знаешь что-то про исчезновение?

***

      Мостовая под копытами лошадей мелькала с огромной скоростью, когда троица неслась во весь опор по направлению к казармам. Эверстейн, едва только проводив спасённую ведьму, без лишних предисловий велела своим подопечным поторапливаться, стоило ей распахнуть дверь трактира. Этим резким появлением она, похоже, даже застала их врасплох, хотя бы потому, что те вполне мирно устроились в сёдлах и уже клевали носом. Не мудрено, обычно к этому времени они уже приноровились преспокойно спать в своих кроватях, да и сама дер Кин чувствовала неимоверную усталость, поскольку день оказался богат на события, и ладно бы это касалось лишь тренировок и драки, но мысли ворохом вертелись в голове. Кажется, сегодня она узнала про устройство мира больше, чем за все годы, что успела прожить — рассказанное Иовитой, подкреплённое наглядной демонстрацией посредством магии, заставило лейтенанта действительно вырваться за границы собственного прежнего представления. Она не знала, в самом ли деле всё так, как рассказала девушка с разными глазами, но это звучало очень убедительно. После ещё, когда Эверстейн задала тот самый вопрос про свою фамилию, желая услышать хоть что-то новое насчёт исчезновения Райнгарда, она получила предельно честный ответ, но вряд ли он хоть что-то прояснял. Так, Иовита рассказала, что ей действительно уже доводилось слышать эту фамилию, и там, на востоке, она вообще была знаменита как раз больше из-за событий с таинственным исчезновением, но, что случилось, пожалуй, не смог бы сказать никто. Даже её матушка, покойная, как успела выяснить лейтенант, хоть и обладала большим магическим даром, и та лишь уловила некоторые колебания, о чём и рассказала Иовите. Природу этих колебаний она лишь истолковала как вспышку огромной силы, но силы совершенно неведомой. Пытаясь это как-то объяснить, юная ведьма вновь обратилась к некоторым образам, стараясь донести до Эверстейн мысль. Наиболее удачным сравнением, что стало понятным воительнице, оказалось такое: «Это примерно как если бы вы смотрели на совершенно знакомые вам предметы, но ни в одном не могли узнать то, чем они являются на самом деле. Все цвета, все потоки, они привычные, но настолько искажаются, что невозможно определить даже самый очевидный».       Подобная новость немало встревожила дер Кин. Она ещё попыталась выяснить у Иовиты, могло ли такое быть ранее, и сталкивался ли кто-либо с этим, но та лишь пожала плечами. С одной стороны, учение о Едином не исключало подобных проявлений, которые, вполне возможно, являлись источником той самой заразы, что всегда стремится подточить само сущее, но нужны были хоть какие-то доказательства, а таких проявлений больше не наблюдалось. Пожалуй, хоть какой-то ответ могли бы дать разве что боги, но боги оставались молчаливы. Боги вообще всегда, вроде бы, оставались равнодушны к вопросам смертных, хоть те в них верили, а всё, что исходило от покровителей, приходило через немногих избранных лишь чередой неясных образов. Да и то, кто разберёт, избранный ли это был или какой-то сумасшедший. Эверстейн, правда, отметила для себя, что стоит допустить подобный вариант вмешательства иной силы, но, прежде чем всерьёз его рассматривать, надо было постараться найти хоть какие-нибудь свидетельства, а то так недолго было дойти до того, что её саму назовут полоумной. Даже её действия и распоряжения относительно самой ведьмы, в подобное неспокойное время были весьма спорными, и дер Кин хотела верить, что Иовита её не подведёт, постаравшись как можно быстрее покинуть город. При иных обстоятельствах лейтенант, может, даже наоборот попросила бы девушку задержаться, стремясь как можно больше поговорить с ней. По странному велению богини судьбы выходило так, что та была связана с её собственным прошлым.       Но было ещё кое-что, и вот это сейчас казалось уже куда серьёзнее, хотя бы потому, что не вызывало сомнения у Иовиты. Одна из кадетов — Марика, умела контактировать с материей магии, только сама не отдавала себе в том отчёта. Это не значило, что она обладает склонностью к управлению силой. Ток силы Иовита почувствовала и в Эверстейн, но, если в случае лейтенанта то было вполне понятное проявление способностей, которыми обладали некоторые выходцы из Империи, то Огинь ведьма назвала «Проводником». Такими вот проводниками на самом деле, являлась довольно значительная часть населения всего Митхейма. Они чуть лучше улавливали колебания в изменении погоды, у них лучше работала интуиция, всё их мироощущение являлось более обострённым. Притом, взаимодействие таких людей с магией было очень различным, от совсем слабого, до так называемого высшего проявления. Случаи этого проявления были чрезвычайно редки, но последствия могли нести впечатляющие. Сложно было предсказать будущее такого человека, ведь сила, которую они улавливали, могла быть как хорошей, так и плохой, а следственно, и влияние проявлялось различно. Сила эта всегда имела две стороны, становясь либо спасением и благодатью, либо оборачиваясь погибелью. Потому дер Кин отныне пообещала себе внимательнее следить за кадетом Огинь, а заодно и разузнать чуть больше её историю.       Так что стоило их небольшому отряду вернуться на территорию казарм гвардии, миновав одни из ворот, где сонные стражники только подивились столь позднему прибытию, Эверстейн, поведя своего коня в поводу по направлению к конюшням, первым же делом обратилась к Марике: — Кадет Огинь, как ваше состояние? — После произошедшего? Да наипрекраснейшее, — с заметной издёвкой, даже несколько глумливо, ответила та, хотя изначально просто собиралась сказать, что она в полном порядке. Вот только сейчас, на фоне слабости, болезненных ощущений от ударов и странного опьяняющего головокружения, держать себя в руках оказалось безумно трудно, а дерзить захотелось вновь. — Я имею в виду общее состояние, — нахмурилась лейтенант, тоже ощущавшая и усталость, и боль, и попросту раздражение от подобного тона. Правда, дер Кин всё же подметила, что не только манера речи у блондинки поменялась, она и сама выглядела более расслабленной. Кажется, впервые за всё время пребывания Огинь в казармах, Эверстейн видела более настоящую Марику, чем та пыталась казаться в прошлые дни. Однако такая кадет нравилась ей куда меньше из-за слишком вольного и наглого поведения. — Ну, скажем, — с лёгкой улыбкой задумчиво произнесла Марика, демонстративно приложив руку к щеке, подняв голову и закатив глаза к небу, — я себя ощущаю так, будто меня только что отделала толпа каких-то отбросов… — Хватит! — повысив голос, прервала подчинённую Эверстейн. — Вы начинаете забываться, кадет! Мало того, что весь день сегодня нарываетесь, хотя до того вели себя образцово, так ещё и не отдаёте себе отчёта, что драка во многом произошла по вашей вине. Вы будущий солдат гвардии, вы должны думать не о том, что вас кто-то оскорбил, а о том, как решать такие проблемы без применения силы. Это касается и Агеллон.       Эверстейн прекрасно осознавала, что Марика по-прежнему не воспринимает её слова всерьёз, но, дабы не обострять ситуацию, она решила промолчать и не продолжать поучения, ведь всё же блондинка хотя бы её слушала и не пререкалась в ответ. Хотя, и это было заметно, той было совершенно наплевать кто перед ней — командир или кадет. Ни толики уважения или почтения Огинь не испытывала перед старшей. — Простите, госпожа лейтенант, — вздрогнула Агидель, которая, пожалуй, впервые видела, чтобы наставница была так рассерженна на них, — мне следовало просто остановить Огинь. — Вот именно, а не лезть в ту потасовку. А если уж додумалась влезть, то хотя бы думать головой, не позволяя себя окружить. Не первый день вы обе уже здесь, и могли бы сообразить, к чему это может привести. Представляете себе, что могло бы случиться, окажись при себе нож у кого-то из тех, с кем вы дрались? Знаете, что случается, если клинком ударяют со спины? Не нужно никакого меча, достаточно и одного небольшого кинжала, чтобы пробить до самого сердца, или пырнуть в бок, где печень, не говоря уже о том, что не составляет большого труда достать до почек, — несмотря на то, что сама же решила избегать эмоциональных наставлений, дер Кин чувствовала, как ей становится легче из-за того, что она может высказаться. Пусть она и стремилась делать вид, что спокойна, но переживание за жизнь учениц оказались сильнее.       Что Агидель, что Марика, слушая сейчас старшую, невольно потупились, кажется, действительно осознавая смысл сказанных ею слов. Даже излишне задиристое и заносчивое поведение Марики внезапно пропало. До этого мига они и в самом деле не слишком задумывались, как рисковали в той ситуации, а главное, действительно ведь позабыли, что в подобных условиях куда логичнее было бы не атаковать, уже получив до этого, а постараться просто держать оборону, пока не подоспеет Эверстейн. И не имело никакого смысла сейчас искать себе оправдания. Огинь, похоже, вновь разозлилась, только уже на саму себя, ведь ярость в данном случае могла отнюдь не помочь. Агеллон, напротив, испытала неподдельный приступ страха. До этого момента не было в её жизни ситуации, когда эту жизнь попытались бы отобрать. Были драки, побои, но вот чтобы её пытались убить? Даже когда Марика напала в бане, и то, хоть было до одури страшно, всё равно не возникло ощущения, что это может быть последняя драка в жизни. Что-то сейчас изменилось в сознании Агидель, она вдруг с поразительной ясностью поняла, где на самом деле находится — доспехи, оружие, мечты, связанные со службой, красочные представления о том, как она несётся на коне в гущу битвы и обязательно побеждает, вызывая всеобщий восторг… Всего этого могло и не быть. Или даже не так. Вот она, вся из себя, в форме гвардии, с мерцающим блеском оружием, на лихом коне, крылья за спиной, ветер в лицо, та же атака, только теперь в неё врезается пущенная стрела, или сбивают копьём и всё… — Умереть, кадеты, гораздо проще, чем вам может казаться, — несколько устало и как-то грустно вздохнула лейтенант, понижая тон, — знаете, что отличает хорошего воина от лучшего? Хороший воин исполнителен, следует приказам, но и проявляет смекалку, если того требуют обстоятельства. Он всегда придёт на помощь товарищам, подставит плечо, прикроет, спасёт. Но лучший, помимо этого, ещё и будет знать, как выжить самому. — Даже если для этого придётся поступиться остальными принципами? — дёрнула бровью Марика. — Если придётся выбирать между жизнью и смертью, когда жизнь сможет привести тебя к отмщению и победе, лучшие всегда выберут этот путь. — И как с этим потом жить? — тут уже встряла Агидель, раздосадованная таким изречением. — А никто не обещает, что будет легко. Поймите… — чуть сбилась Эверстейн, — коронное войско это не место, где самопожертвование ставится в угоду высоким порывам. Оно не исключается, если того требуют обстоятельства, но вы должны знать, как выходить целыми из самых непростых ситуаций. Должны понимать, когда применить силу, а когда лучше отступить. Когда бить, а когда и удержаться. И если вы всегда будете выбирать лишь первый вариант… Что же, тогда, вам стоит подумать о том, чтобы покинуть гвардию, пока ещё не поздно, и лучше податься в войско какого-нибудь магната. — Нет, я запомню всё, что вы сказали, и буду над собой работать, — сразу же ответила Агидель, быстро кивая. — Я тоже выбираю гвардию, — подтвердила Марика, — во всяком случае, здесь никто не заставляет исполнять глупые приказы, и возможностей больше.       В целом, по поводу приказов она бы, конечно, могла поспорить. Но одно дело быть солдатом гвардии, цели и задачи которых предельно ясны, и совсем другое состоять в свите магната, где женщин-воительниц не сказать, чтобы сильно жаловали, да и вообще, ей вовсе не улыбалось быть виночерпием на каком-нибудь пиру или заниматься прочими глупостями по поручению господина. Да и гордость, опять же, имела место быть. Уж ей ли, одной из детей могущественного магната, пресмыкаться перед кем-то? Огинь легко воспринимала поклонение своей персоне, оно ей льстило, но чтобы самой так себя вести? Нет уж! — Хорошо, — заключила Эверстейн, — но в наказание за своеволие и нарушение приказов вы теперь будете вставать раньше остальных и заниматься ещё усерднее. Раз у вас хватает сил и желания ввязываться в сомнительные авантюры, значит, хватит и энергии на то, чтобы её направить в более полезное русло. И, заметьте, это очень мягкое наказание за такой серьёзный проступок. Я не велю вас высечь лишь потому, что, не случись этой драки, возможно, эти люди воспользовались бы оружием при других обстоятельствах, когда рядом не оказалось тех, кто в состоянии прийти на помощь. Так что, будем считать, ваше поведение способствовало обнаружению неблагонадёжных личностей. Всё ясно? — Да, госпожа лейтенант, — поспешно кивнула Агеллон, быстро вздыхая, ведь и в самом деле, это они с Марикой ещё легко отделались. — Поняла, госпожа лейтенант, — скрипнула зубами Огинь, но на большее недовольство уже не решилась. — А теперь, — дер Кин остановилась перед входом в конюшни, — оставим лошадей и я сопровожу вас в лазарет, затем вы быстро отправитесь на помывку и спать. — Может, не надо в лазарет? — вдруг как-то жалостливо спросила Агидель, которой совсем не хотелось идти ещё и туда, теряя остатки времени на сон. — У тебя, Агеллон, что, есть навыки лекаря, и ты можешь до мелочей оценить собственные травмы? Или ручаешься, что у Огинь нет сотрясения? — и строго, но и даже как-то насмешливо поинтересовалась Эверстейн, которой, честно сказать, тоже не улыбалось растрачивать драгоценные минуты ещё и на это. — Вы обе видели себя со стороны?       Возразить девушкам было действительно нечего, а испытывать судьбу, пытаясь как-то пререкаться с лейтенантом, казалось сейчас просто верхом глупости, поэтому дальше они молчали и безропотно подчинялись всем указаниям.

***

      До подъёма оставалось от силы пять часов, когда Марика и Агидель наконец оказались в казармах, стараясь тихонько прокрасться к своим койкам. Похоже, все остальные кадеты уже видели десятый сон. Из-за небольшой деревянной перегородки, что отделяла женскую половину от мужской, доносился могучий храп, среди которого особенно выделялись басовитые рулады Радана. На здоровяка, имевшего поразительную черту мгновенно засыпать и ни на что не реагировать до самого пробуждения, частенько шикали все остальные, даже друзья, но сейчас что Агидель, что Марике было абсолютно всё равно, главное — добраться до постели и сомкнуть глаза. Хорошо ещё, что в отведённом им помещении, которое было несколько меньше мужской части, по общему согласию всех девушек, решено было на ночь полностью не гасить все свечи. Пару всегда оставляли зажжёнными, лишь приглушали с помощью специальных подсвечников. Так повелось с того момента, как после первой же дополнительной тренировки с Эверстейн, вернувшиеся Агеллон и Огинь впотьмах запнулись друг о друга и рухнули на спящую и ничего не подозревающую соратницу. Кажется, её звали Дита. Та спросонья так перепугалась от неожиданности, что орала не своим голосом, перебудив и мужскую половину, и ещё полночи в казармах не было покоя, поскольку то и дело раздавались смешки и перешёптывания. Единственным, кто тогда сохранил абсолютное спокойствие, опять-таки оказался Радан, поскольку его и это не смогло разбудить. Агидель потом ещё по-доброму подшучивала над другом, мол, если ночью на лагерь вдруг враги нападут, он и тогда ухом не поведёт.       В слабом свете, исходившем от свечей, было сложно разобрать что-то, лишь проступали очертания кроватей и силуэты спящих девушек. Комната была довольно просторной, из-за чего дальние углы и стены окутал мрак. Кровати стояли близко друг к другу в два ряда, с широким проходом посередине, а в самом конце этого прохода на стене висело небольшое зеркало. Пожалуй, его можно было счесть настоящей роскошью, поскольку такие вещи, требующие особых материалов для изготовления, были редки и дороги, да и мастеров, способных их создавать, можно было по пальцам одной руки пересчитать. Почти все девушки видели зеркало впервые и у многих, когда они только оказались в казарме, было искреннее удивление и восхищение.       Но что на самом деле очень радовало Агеллон, сейчас оказавшуюся возле своей постели, так то, что на их половине как-то сразу все привыкли к какому-никакому, но порядку. Никто не раскидывал вещи, предпочитая или складывать их под подушку, или развешивать на спинки кроватей, да и сапоги не оставляли на проходе. Агидель не то чтобы так уж ратовала за идеальный порядок, но превращать место, где живёшь, в настоящий бедлам явно не хотела. И потом, даже Эверстейн, как-то заглянувшая к кадетам, чтобы поднять их на тренировку, хотя для этого обычно отправляла кого-то из сержантов, отметила, что жилое помещение девушек находится в надлежащем состоянии. А вот парням тогда досталось за полнейший хаос. Госпожа лейтенант мало того что заставила их дополнительно пробежать десяток больших кругов, так ещё и наказала потом девушкам проследить за тем, как провинившиеся наведут у себя порядок. Особенно усердствовала Инги — в своего брата она запустила его же сапогом, попав аккуратно по затылку, а Колеку слегка отвесила мокрой шваброй по хребту. Что и говорить, крутого нрава дер Зиг побаивались все кадеты, даже Огинь нет-нет да и поглядывала на ту с опаской — видно, помнила, как та врезала ей в банях.       Агидель, стаскивая с себя рубаху, глянула в противоположный конец помещения, где так же перед сном копошилась Марика. Их разделяло тридцать узких одноместных кроватей, каждая из которых была занята. Ещё пять кроватей были позади Агеллон. По сравнению с мужской половиной у них тут, можно сказать, было даже свободно, хотя в этот год и потребовалось на женскую часть притащить дополнительные койки. Никогда ещё среди всех прошедших отбор в Коронное войско не оказывалось столько девчонок. Но это было даже хорошо, значит, старые устои начинали рушиться, и местные стали не столь категоричны в своих убеждениях. И уж конечно этому поспособствовало то, что в гвардии было достаточно женщин, которые делом доказали, что могут наравне сражаться с мужчинами, а то и превосходить их. Недаром же усцарию с самого начала возглавляли только женщины.       Отстранённо размышляя над этим, Агидель вдруг подумала, что пусть и терпеть не могла Марику, но как же было хорошо, что именно она оказалась рядом в драке, пусть сама же её и начала. Но, когда есть тот, кто тебе не уступает, а может и превосходит, с ней вместе можно рассчитывать на успех. Пожалуй, столь высокие шансы были бы, если рядом оказалась Инги. Хоть и Сильвия также стала близкой подругой, но в её случае, скорее рыжеволосой пришлось бы всячески оберегать охотницу. С другой стороны, Сильвия уж точно не полезла бы первой в драку.       Агеллон стащила с себя еле затянутые после бани бинты, которыми на день, как и большинство остальных девушек, перевязывала грудь, а потом, свободно и глубоко вздохнув, накинула на себя просторную мешковатую рубаху, что им выдали, и нырнула под одеяло. Голова только успела коснуться подушки и Агидель зажмурилась, с наслаждением принимая долгожданный покой. Вот только он был сразу же потревожен приглушённым шёпотом Инги, лежавшей на соседней кровати. Дер Зиг, оказывается, не спала. — Не хило тебя так, — хмыкнула Инги, указывая на лицо, — неужели опять с этой белобрысой сцепились? — Тебя Марика опять задирает? — с другой стороны приподнялась на локте Сильвия, или же так и не спавшая, или же проснувшаяся от лёгкой возни Агидель. — Нет, это другое, — отозвалась рыжеволосая, ложась на спину, — вы чего не спите? — Так ждали, когда ты вернёшься, мало ли чего, — дер Зиг скрипнула зубами и дёрнула головой в сторону, туда, где находилась кровать Огинь. — Спасибо, конечно, но вы же теперь тоже как следует не отдохнёте, — Агеллон, хоть и пожурила подруг, на самом деле, была им бесконечно благодарна за такую заботу и поддержку. — А, — только махнула рукой Инги, — как у нас дома говорят: «После смерти все выспимся». Так что случилось? — Ого! — Сильвия приподнялась ещё, а увидев лицо Агидель, повысила голос так, что на некоторых койках заворочались несколько девушек. — Ой… неужели на тренировке госпожа лейтенант такое допустила?! — Да нет же, — как можно скорее попыталась объяснить всё Агелллон, ощущая, что если не внесёт ясности, то получится полная ерунда. Да и про драку рассказать хотелось, равно как и про разноглазую ведьму, про её магию, про то, как Эверстейн показала, на что способна настоящая воительница, про то, как вообще всё это получилось. Правда, она планировала сделать это с утра, но коль уж подруги не спали, почему бы сейчас не удовлетворить их любопытство, хоть вкратце, — слушайте. Мы, когда с тренировки возвращались… Кстати, мы сегодня дошли до учебного боя с оружием, а госпожа лейтенант мне приём один показала… — Здорово, а какой? Покажешь? — обрадовалась за подругу Сильвия. — Покажет, конечно, мы не о том сейчас, — встряла Инги, — ну, так вы возвращались… — И в городе, когда ехали по главной улице, вдруг перед нами выскочила девушка, она кричала и просила о помощи, а за ней гналась толпа горожан… — Воровка что ли? — хмыкнула Инги. — Нет, наверное, мошенница, мне отец рассказывал, в столице полно всяких таких проходимцев, — выдвинула свою версию Сильвия, — и ты за ней погналась, но она тебя ударила? — Вы мне дадите слово хоть вставить? — несколько возмущённо прошептала Агидель. — Сейчас вообще ничего не расскажу, будете до утра маяться! И вообще, слушайте внимательно, говорю же, она сама о помощи кричала. — Извини, рассказывай, конечно, — быстро попросив прощения, охотница стихла.       Агеллон, чуть выждав, как бы убеждаясь, что полностью и всецело завладела вниманием подруг, повела свой рассказ, стараясь передать всё, что произошло. По ходу повествования девушку всё равно не раз успели перебить, заострить внимание на каких-то мелочах, а потом не забыли ещё осудить Марику за нарушение приказа и вообще за длинный язык. Кажется, Инги и вовсе вознамерилась потом объяснить Огинь, как следует себя вести в подобных ситуациях. Сильвия, в свою очередь, сильнее заинтересовалась незнакомкой-колдуньей, выразив мнение, что к таким людям всё равно следует относиться с опаской. Мало ли чего болтают они о богах, если это идёт вразрез с общим мнением, а то как бы гнев тех же богов на себя не навлечь. В итоге беседа затянулась до того, что уснуть Агидель смогла только тогда, когда за окном начало едва светать.       На противоположном конце общей комнаты в это же время тоже шёл едва слышимый разговор. Придя в казарму, даже не смотря в сторону Агеллон, Марика поспешила к своей постели, думая о том, что с утра все будут таращиться на неё. Нос распух и немного побаливал, но о том она и думать забыла, когда увидела на соседней постели Селиму. Видимо, та поменялась местами с другой девушкой. Огинь сразу же почувствовала укол совести. Она ведь пообещала далканке разобраться со всеми построениями, а выходило, что не сдержала слово. Обещание для Марики было крайне важно. Одно из правил, практически законов, шляхты гласило, что своё слово надо держать во чтобы то ни стало, иначе медный грош тебе цена. В лепёшку расшибись, но сделай, иначе, чем ты лучше простолюдинов, которые только и мелят языками, а как до дела доходит, вспомнить ничего не могут? Оставалось только одно — завтра принести искренние извинения и непременно позаниматься с дочерью гор. И Марика, небрежно бросив рубаху на изголовье койки, почти рухнула на постель. После небольшой заминки она дотянулась до маленькой застёжки бюстье на спине. Этот предмет одежды был куда лучше и удобнее бинтов — две чаши из ткани и каркаса из китового уса отлично заменяли бинт. Но и стоила такая вещица весьма дорого, что далеко не всякая девушка или женщина из шляхты могла себе её позволить. Огинь втайне гордилась, что единственная из всех остальных соратниц обладает такой.       Голова всё ещё неприятно кружилась и гудела. В лазарете сказали, что у неё небольшое сотрясение, но с ним можно продолжать тренировки, лишь быть аккуратнее и не пренебрегать шлемом. Блондинка с шумом втянула воздух. Даже это простое действие отозвалось болью в носу. Хорошо ещё, что не сломали, хотя всё равно было обидно. Её красивое прежде лицо на несколько дней теперь точно будет отталкивать. Мало того, что и в самом деле нос будет напоминать свиной пятак, так ещё и под глазами уже наливались синяки. — И где это ты так знатно развлекалась? Я тоже хочу, — Селима, оказывается, уже некоторое время украдкой наблюдала за Марикой, а потом, когда та легла, подала голос, одарив блондинку любопытным и каким-то азартным взглядом. — В подворотнях нашей славной столицы, где местные оборванцы весьма стараются оставить свой след, — откликнулась Огинь, лишь на долю секунды удивившись, но затем не только тщательно это скрыв, но и успев ответить в своей привычной манере. — Мне казалось, девушке с таким славным происхождением не пристало оказываться в столь неподходящих местах, — в том же тоне произнесла Селима, чуть улыбаясь. — О, это заслуга нашей наставницы и её желания спасать всяких убогих, — и сама невольно улыбнулась Марика, будучи очень признательной темноволосой девушке, что она не принялась сразу же лезть со всякими банальными расспросами, и уж тем более не стала охать и переживать насчёт внешности, — ну и, справедливости ради, скажу, что мне не очень понравилось, как тамошняя свора себя вела. — Не очень? — хитро прищурив глаза, Селима улыбнулась ещё шире. — Хм… Пожалуй, очень, — тихонько хохотнула Марика. — Жалко меня там не было, давно я не ввязывалась в хорошую драку, — дочь гор даже мечтательно зажмурилась. — Завтра с утра ведь будет стеношный бой, — хмыкнула Огинь. — Это да, но всё равно не совсем то. Вот у меня дома порой случались размолвки между родами, там, бывало, всё селение на два лагеря разделялось, и потом такая заваруха начиналась! Иногда могут и за оружие хвататься, а если ещё кого и прирежут, вражда даже на десятилетия растягивается. Смотри… — Селима сдвинула одеяло и почти до локтя оттянула ворот рубахи, — один раз вон пырнули, когда мне четырнадцать было.       Взгляд Марики задержался на белёсом шраме, а потом невольно скользнул ниже, на едва прикрытую грудь. Видно, Огинь уж слишком явно не скрывала своей заинтересованности, потому как Селима вновь улыбнулась. — Нравится? — голос темноволосой стал тягуче сладким, как мёд, и она стянула ворот ещё немного ниже, уже чуть ли не снимая с верхней половины тела ткань. — Да… Я просто, — Марика, к собственному удивлению, ощутила, что вспыхнула едва не до корней волос, что было уж совсем странным. Обычно это она, пользуясь своим положением, наедине с какой-нибудь хорошенькой служанкой, начиная раздеваться перед той, задавала такие вопросы, — у нас тут не часто встретишь кого-то, кто бывает столь откровенен… — Это я заметила, — Селима медленно прикрыла глаза, а потом отпустила ворот и подтянула его к шее, прикрывшись сверху одеялом.       Огинь глубоко вздохнула с чуть заметным разочарованием, за что тут же мысленно себя отругала. Вот ещё не хватало ей сейчас всяких сомнительных любовных приключений. Да и потом, может, Селима сделала это, чтобы просто вновь увидеть более живую реакцию? Но внутренний голос Марики настойчиво подсказывал, что в вопросе крылся совсем иной смысл. Всё ещё чувствуя заметную неловкость, зеленоглазая решила сменить тему, дабы отвлечь себя от всяких размышлений. — Прости, я не успела помочь тебе с подготовкой… Хочешь, могу сейчас подробнее рассказать, если уж мы обе не спим? — Мм, было бы неплохо, но времени на сон окажется ещё меньше, хотя я с удовольствием послушала бы твои советы, — как ни в чём не бывало произнесла Селима, поспешно добавляя, — не переживай, Богумил и Густав мне всё как следует разъяснили. Да и подсказки Войцеха оказались очень кстати. — Войцех? — с недоумением переспросила Марика, не помнившая, чтобы в её окружении был кто-то с подобным именем, или же она просто не обращала внимания. — Ну, Мариотт. Его зовут Войцех. Когда я с твоими друзьями пыталась всё запомнить, он пришёл на помощь и рассказал, что, если путаешься, надо каждую команду сравнивать с каким-то знакомым предметом. Я и стала все построения называть нашими местными далканскими фруктами. Вот, айва это стрелковая линия два ряда: наступательная, инжир это глубокая оборона, а вашу «Улитку» я называю гранатом. — Почему гранатом? — с неподдельным интересом спросила Огинь. — Потому что его труднее всего почистить и уж тем более разделать так, чтобы у тебя остались лишь одни зёрна, — рассказала Селима, — ты пробовала гранат? — Да, пару раз. Но для нас его чистили слуги. Вкусно, хотя не очень удобно все косточки постоянно сплёвывать. — Так, а зачем их сплёвывать? — теперь уже удивилась дочь гор, — надо же прямо с ними. — А разве это не плохо для живота? — удивлённо сморгнула Марика. — Ну, если каждый день его есть, может и плохо, а так, даже полезнее. Если повезёт оказаться в наших краях, я тебе покажу. Мы из него даже сок делаем и вино. — Он же стоит очень много! — Огинь вспомнила, как им рассказывали, сколько заплатили за совсем небольшую горку таких плодов, и поняла, что на эти средства можно было бы купить несколько телят. — А у вас их продают? А, ну да… Просто, в наших садах у каждого дома растут по несколько штук, бери да ешь, — слегка улыбнулась Селима, — а уж какое с ним блюдо готовят! С говяжьим языком, курицей и грибами…       У Марики, которая пропустила ужин, заурчал живот, напоминая о голоде, что из-за её привередливости теперь был едва не постоянным спутником девушки. Вот только сейчас достать хоть что-то съестное было уже невозможно. Пришлось дотянуться до фляжки и сделать несколько глотков воды, обманывая собственный организм. Стало легче. — Ой, извини, пожалуйста, — чуть смутилась Селима, понимая, что своими рассказами раззадорила аппетит Огинь, — я ещё что сказать забыла… Наверное, стоило сначала у тебя спросить, но мы с Богумилом и Густавом, после того как Мариотт мне помог, решили: было бы хорошо если он к твоей команде присоединился — и предложили это ему. Он сказал, что не против, но решать тебе, конечно. — И чья это была идея? — вдруг резко и серьёзно спросила Марика, втайне испытывая неподдельную радость от того, что ей даже свою мысль не пришлось озвучивать, а соратники сами всё сделали. — Моя, — честно призналась Селима и даже затихла, кажется, действительно волнуясь. — С завтрашнего дня ты… — Огинь выдержала паузу, не отказав себе в удовольствии посмотреть, как меняется в ожидании решения лицо темноволосой, — присоединяешься к моему ближайшему окружению, наряду с Лешчином и Оссолином. — Спасибо! — громким шёпотом поблагодарила Селима. — Большое спасибо! — Иль ник, — улыбнулась Марика, — а теперь, давай спать. — Давай, доброй ночи, моя госпожа, — ответила кареглазая девушка, намеренно выделив последнюю часть фразы, что невероятно польстило блондинке. — Доброй, моя верная соратница, — в том же тоне ответила Огинь, закрывая глаза и размышляя, что с такой поддержкой ей действительно будет гораздо легче. Как ни посмотри, но Селима была просто умница.       Мало того, что красавица, так ещё и сообразительная. Подобное сочетание встречалось не так уж часто. Сама Марика считала себя неким исключением из той среды, в которой росла. Обычно девушки из магнатских семей, будучи не дурны наружностью, оказывались натуральными дурами, которых заботила лишь собственная внешность, наряды и пустые разговоры. Огинь старалась избегать их общества, и даже при большом желании не пускаться в свои любовные похождения с такими. С теми же служанками и то можно было просто поговорить, пусть её интересовали не только и не столько разговоры. Но эти девицы и в постели не были столь жеманны и уж точно оказывались куда как опытнее. Быстро глянув на задремавшую Селиму, Огинь вспомнила, как та почти обнажила грудь, и невольно тяжело сглотнула. Пожалуй, сейчас она могла быть благодарной гвардии ещё и за то, что тут сумела найти новое, столь манящее приключение…