***
Глаза сонно открылись и первым делом в них бросился белый потолок. У них такого нет. Или есть? Ты так давно не был в родном меде, Ященко? Правильно, кто пустит тебя туда. Забивай свою безмозглую головушку дальше, кому ты нужен. — Кх… Вырывается хриплый кашель, на который сразу отзывается, видимо, врач. — Ты цел? Зеленые глаза уставились на своего «спасителя». Он не понимал, можно ли ему доверять. Кто он такой? Он… Он же хотел помочь, да?Тебя же просто отправили. Насильно?
Может быть… Но он хотел помочь. Давно хотел помочь! — Я… Да… Это вышло сухо, и, кажется, Врач тоже понял это. Он ушел куда то, вновь оставляя мальчишку наедине с мыслями. Паренек почти не мог шевелить ногой, она словно онемела. А еще невыносимо болела, так, что двигать точно было невозможно. Каждое движение приносило боль, словно несколько сотен иголок вонзались в нее. Как он тут оказался? Так, ну же, вспоминай! Что ты помнишь последнее? Последнее… Последнее было то, что его знакомый — Ку, такое было прозвище, Настоящего имени он не знал, попросил встать перед ним. И всё. Дальше словно все в тумане — Мх… — раздается тихий скулеж парня, и в этот же момент приблизились чужие шаги — Вот, стакан воды Это был тот самый врач, что сейчас протягивая стакан с водой парню. Он послушно выпил — Как тебя зовут? Меня зовут Женя, — парень тепло улыбнулся и сел рядом с ним, осторожно поглаживая по целой ноге, что совершенно не болела — Я… Я… Я Лёша, — тихо говорит парень, отводя взгляд на руку врача, — Лёша Ященко… Тихий голос словно эхом разнесся по палате. Взгляд салатовых глаз напротив немного сощурился, а сам парень явно смутился — Ященко? Ты знаком с Дмитрием Ященко? — И Леша медленно кивает. Кивает, потому что это был самый близкий Для него человек. Самый родной человек. — Да! Это… Это мой отец… Леша отвернулся голову, сжимает в руках простынь. Действительно… Можно ли назвать отцом того, кто был рядом только до семи, когда была жива мама? Мама… Леша осторожно смотрит на то, как врач что то пишет в телефоне, а после его взгляд становится немного Хмурым — Что вы здесь делали? Это был приказ твоего отца? Отношение врача почти сразу изменилось. И доверие перестало проявляться. Леше стало страшно. Он сам не мог понять из-за чего, просто в какой то момент в сердце появилась тревога. Тревога, которая медленно проникает внутрь, бьет голову, заставляет прикусить губу.— Не смей никому рассказывать наш план.
Фраза отца больно застряла в горле.Даже если тебя убьют.
Даже если тебя убьют. Именно так он и дорожит тобой, Ященко. Именно так папочка любит тебя. Именно так Он опускает взгляд в свои ноги, не отвечает врачу — Я… Я умру быстрее, чем с-скажу… Он боялся. Боялся смерти. А делает лишь потому, что папа так сказал. Отец лучший. Точнее, Леша считает его таковым. Он всегда хотел помогать ему. Быть рядом, также владеть всеми этими «солдатиками «, да «бумажками» конечно, отец старался объяснить, что это не какие то там бумажки, а важные документы, но разве 5-летний ребенок поймет это? А затем болезнь матери, и в конце концов её смерть. И отношения отца изменилось. Сначала он был добр, стал мягче, а потом… А потом стал таким. Жестоким. Время для сына? Нет. Зачем? Он сильный, справится сам. А Леша хотел помогать. Старое желание осталось, хоть и прошло 10 лет. Он хотел помогать своего отцу. Стать для него лучшим. Лучшим сыном. Хотел делиться с ним секретами, вместе смотреть фильмы, и, может быть, пойти в школу. Учитель, который ведет уроки плохой. Постоянно выслушивать, какое же Лёша дно, ничего не учит, не понимает. Но что бы понять, нужно сначала объяснить, не так ли? Вроде так. — Эй? Ты чего? Я тебя не обижу Голос врача вновь стал более ласковым. Он осторожно опустил руки на голове Ященко, массируя её, поправляя волосы и тепло улыбаясь, стараясь, что бы парень почувствовал себя в безопасности Но Леша не чувствует. Ему кажется, что его морально готовят к пытке, да и скорее всего так оно есть. Женя вздыхает, осторожно поглаживая его и спускает руку вниз, проводя по щеке и спускаясь к подбородку, приподнимая голову парня — Хей, мальчик… Слабая улыбка на лице врача искажается, когда открывается дверь. Его Леша знал. Видео противоположного офиса… Его отец ненавидел — Щенок, какого хрена вы тут делали? — с порога начал он. Ященко вжимается в плечи, смотрит на Женю, стараясь отыскать там спасение. Молчание. Ничего. Женя отвернул голову. Почему? Лёша зажмурился, отвернулся голову — Я… Я не знаю ничего! Я просто хотел помочь! Может давление, а может и страх сказались так на парне. С глаз прыснули слёзы. Он не видел лица Леханова, но чувствовал прожигающий взгляд. Тут… Холодное касание шеи, чужие руки спустились на плечи и стали гладить их — Босс… Он еще ребенок… Пожалуйста… Это голос врача. И только сейчас Лёша открыл глаза, начиная вытирать их рукой. Но зрение словно не возвращалось. Настолько оно было плохим — Тц. Парень, ты знаешь зачем твоему отцу это надо? Лёша помотал головой — Не…не знаю… И вновь отворачивается голову. Он хочет во время, когда все было хорошо. 10 лет назад… И… Папа… Папочка… Где ты… Подросток поднимает взгляд на Леханова, прикусил губу — Отец хороший… В какой то момент взгляд Кости меняется, на какой то слишком мягкий. Он опускается на одно колено, к уровню лица младшего Ященко — Малец, — начинает говорить тот, но, хоть взгляд и казался мягким, голос был грубым, низким, — он бросил тебя. Бросил тебя сгнить здесь.***
--… Бросил Тебя сгнить здесь. Леханов приподнимает взгляд, и смотрит на врача, стоящего, кажется, в немом шоке. Его лицо искажается, руки по обе стороны и взгляд. Взгляд Смирнова стал хмурым, знаете ли, от него и не ждешь такого вовсе. — Босс! Его руки легли на плечи мальчишки — Ему 15! Ну это уже совсем наглость! Костя совершенно не понимал, что не так — Ммм… А что не так? Изогнул бровь, наблюдая за движениями врача — Тц. но все Же, дорогой Женечка не может злится долго, и Костя это прекрасно знает. В голове начался медленный отсчетРаз…
Светлые брови парня спускаются к переносице, показывая все недовольство парня в одном лице. Руки впиваются в одежду младшего.Два…
Небольшой скрежет зубами, слабый фырк, и тут же отпускает подростка, делая шаг назад. Руки автоматически скрещивает на грудиТри.
Взгляд Смирнова снова теплеет, он слабо улыбается и выдыхает. — Парень… Зовет он — Позволь узнать хоть имя твое. Мы тебе тут не враги, и… Далее Костя слушать не стал. Молча поднимаясь и покидая кабинет, в котором ему стало душно. Причем непонятно от чего: От резкой теплоты Смирнова? Или от этого молодого мальчишки. Мальчишка… Сейчас это действительно был вопрос для Кости. Да и не только для него. Мимо проносились коридоры 1 этажа. Все было словно в тумане Коридор, лифт, коридор, лестница, снова коридор и дверь. Дверь. Сначала рука тянется к ручке и останавливается на половине. Леханов впервые понимает, что ему трудно это сделать. Ему трудно признать, что впервые за несколько лет его офис совершил ошибку. Они пристрелили сына своего врага. Кричащий лозунг, не правда ли? В газетах такое почитают, да с радостью. Но есть ведь еще одна странность, верно? Почему спустя, почти, 10 часов за ним так и не пришли? Никто. Наверное, будь на месте Дмитрия Костя в первый же час бросился трезвонить во все щели, о том, что сделали с его сыном. Ему словно… Плевать? Думаю да, подходит Леханов все же берется за ручку и заходит. Будка охраны встретила его сразу подорвавшимся Роговым, устало поднимает голову Салимов, и Слава, поворачивающийся на стуле. — 15 лет. Сын нашего противника. Он — Ященко Краткая информация. Все, что нужно знать охране — Не сводите с него глаз. Возможно он тут, что бы вынюхать что-нибудь и сбежать. В ответ только тишина, кивки и переглядки. А Костя тем временем уже просто уходит. *** То, что мы можем назвать «жизнью За гранью» — это действительно свободная жизнь. Ты не учишь миллион языков, ты не зубришь математику, ты не пишешь десятикилометровые сочинения, ты не пытаешься сделать Все идеально ради одного человека. У тебя есть Друзья, вы ходите на ночевки, едите, гуляете, имеете личное пространство. А он… Ничего Первые пять лет жизни словно сказка, а после куча репетиторов, и не понятно зачем. Кружки, хобби и сразу все сверху на юного Ященко. Для него это было сложно И сейчас ему не легче…