***
Гермиону разбудил собственный вскрик. Она мгновенно подскочила на койке и крепко зажала рот ладонями, не позволяя рыданиям вырваться наружу. Слезы лились по скулам, перетекали на предплечья, спускались по локтям к и без того влажной от пота сорочке. Грейнджер не представляла, сколько должно пройти времени, прежде чем ей перестанет сниться этот ужасный сон — воспоминание, но двух месяцев явно было недостаточно. Перевела взгляд на часы, стоящие на прикроватной тумбе — почти пять утра. Ей повезло — сегодняшний кошмар позволил проспать практически до будильника. Не успела она подумать об этом, как в дверь комнаты постучали. — Просыпайся, Грейнджер, — раздался грубый голос. — Одевайся, сходишь к Бенсонам за молоком. Громыхнув по двери еще раз напоследок, мужчина ушел. Не мешкая, Гермиона выбралась из-под толстого одеяла. Кожу тут же обдало прохладным воздухом, а следом ее покрыли крупные мурашки. Грейнджер призвала теплые колготы, нижнюю юбку и платье, натянула башмаки, отделанные изнутри овечьей шерстью, и поспешила вниз. Выйдя из комнаты, вздрогнула — коридоры, лестница и помещение для гостей привычно не отапливались ночью, а оттого здесь было еще холоднее. Грейнджер торопливо спустилась в кухню, растирая плечи, и застала хозяина жилища там. — Доброе утро. Холодные голубые глаза пронзили ее. — Да уж, не очень, — проворчал. — Опять кричала. Гермиона отвела взгляд, благо ему было за что зацепиться — на столе, на кипенно-белом полотенце лежала свежая выпечка. — Прошу прощения. За ночь заглушающие чары спали. Она потянулась к булке с изюмом и стакану теплого вчерашнего молока. — Сходила б ты к целителю. — Он пропишет зелье сна без сновидений, а у меня нет денег ни на него, ни на ингредиенты. И вообще, все в порядке, это не стоит беспокойства, Аберфорт. — Меня волнует только то, что ты мешаешь мне спать, — отрезал он. Встал и, призвав железный бидон, протянул его Гермионе. — Заканчивай и поспеши к Бенсонам, пока вьюга не началась. Грейнджер приняла тару, запихнула в рот остатки булочки и, допив молоко, прошла к выходу. Она доверяла прогнозам погоды Аберфорта куда больше, чем даже «Ежедневному Пророку». Если он сказал: ожидается вьюга — так тому и быть. А это значит, в свою очередь, что Гермионе поскорее следует справиться с делами. Она пересекла практически весь Хогсмид, добираясь до Бенсонов. На обратном пути заглянула к мяснику, после — к пекарю. Вернулась в «Кабанью голову» взмокшая, но совсем не ощущающая усталости. — Аберфорт, продукты в кладовой, — сообщила она куда-то вверх по лестнице. Не дождавшись даже простого «угу», поспешила на задний двор. Домашнее хозяйство у Аберфорта и раньше было приличное, а после появления Гермионы и вовсе разрослось. Утром за животными ухаживала она. Гермиона стандартно начинала с гиппогрифов — две особи. Затем переходила к болтрушайкам и фвуперам — десять клеток; по весне Аберфорт планировал продавать птенцов. После Грейнджер убирала у глизней, потом — чистила клетки магловских кур и загоны свиней. Бросила короткий взгляд на пустой сарай — в скором времени ожидалось пополнение в виде нескольких козлят. Уже к середине привычного занятия Грейнджер почувствовала, что и без того прохладный ветер стал совсем морозным, а отдельные порывы больно царапали кожу кристаллами снега. Она прикрыла лицо трансфигурированным из коромысла шарфом, потому что даже волшебники не всегда способны противостоять стихии магией, вроде защитных чар, — порой магловские средства справлялись куда лучше. Откровенно говоря, Гермиона, часто размышляя об этом, мысленно склонялась перед силами природы и считала, что любой, кто задумает пойти против — просто сумасшедший. Волдеморт когда-то пробовал, и где он теперь? Сейчас, спустя два месяца после содеянного, Грейнджер гораздо спокойнее могла на этот отнюдь не риторический вопрос ответить. Потому что тогда, в конце декабря, она покончила с Томом Марволо Реддлом раз и навсегда. И теперь, когда эмоции успокоились, а отчаяние не преследовало ее большую часть дня, она была уверена, что все сделала правильно. Ей потребовалось лишь всучить Меропе, находящейся в полусознании, портал до какой-то магловской больницы в Финляндии, стереть память и надеяться, что той окажут медицинскую помощь. А дальше… она старалась не думать о том, что будет дальше. То, что у Гермионы не получилось переместиться назад, в будущее, означало лишь одно: оно изменилось настолько, что реальность, в которой был создан ее маховик, исчезла — растворилась, как круги на воде. Грейнджер оставалось либо дожить до момента, из которого она вернулась… либо попробовать создать новый маховик в нынешней реальности. Однако у нее была лишь слабая теория, что это сработает, и отсутствовали любые средства, чтобы проверить предположения. Но она не сдавалась — уже нет. Конечно, первые дни в новой реальности выдались непростыми, но Грейнджер в конце концов взяла себя в руки, и в итоге оказалась не в самых плохих условиях… — Гермиона! Она вздрогнула, услышав резкий оклик Аберфорта. Повернулась в его сторону и приложила руку ко лбу козырьком, защищая глаза от летящего снега. — Да? — Возвращайся, сейчас начнется настоящая буря, — прокричал он, указывая в небо за ее спиной. Она обернулась; тут же широко распахнула глаза от ужаса — низкие тучи, надвигающиеся с огромной скоростью, были иссиня-черными, бугристыми и холодными. — Поскорее. Грейнджер кивнула, но прежде чем послушаться, бросилась к загонам и сараям — возвести защиту. Она не могла оставить существ в опасности, какая бы ни грозила ей самой. Закончив, юркнула в распахнутую заднюю дверь. — Порой ты слишком уходишь в себя, — проворчал Аберфорт. — До добра это не доведет. Гермиона открыла рот, чтобы возразить, но не успела. — Глубокая задумчивость — признак живого ума. Аберфорт отчетливо скрипнул зубами и прошагал из коридора в столовую. Грейнджер покраснела и поплелась следом, на ходу приглаживая волосы и поправляя юбку. Ей подумалось, что, вообще-то, неплохо было бы и вовсе переодеться. — Альбус, — недружелюбно произнес Аберфорт, — какими судьбами? Дамблдор-старший вольготно, насколько возможно на неудобном деревянном сидении, расположился на одной из лавок — вытянул ноги, локтями оперся о стол. Гермиона знала: мог трансфигурировать мебель в нечто более удобное, но не стал — это всегда выводило Аберфорта из себя. Значит, Альбус явился в их скромную обитель не для ссор и споров с младшим братом, а с благими намерениями. — Поход в Хогсмид отменили из-за надвигающейся вьюги, так что я весь день свободен. Решил провести время с семьей. Аберфорт хмыкнул. Гермиона бросила на него короткий взгляд — допустить, что младший Дамблдор доволен этим фактом, не получалось даже в мыслях. Альбус ей улыбнулся, словно знал, о чем Грейнджер подумала. Слегка покраснев, та юркнула в кухню — жаркую и полную приятных ароматов, — собираясь заварить чай и собрать закуски. Знала наверняка: Аберфорта это задобрит. И не сомневалась, что придется слушать его ворчание при любом исходе весь оставшийся вечер, после того как они останутся вдвоем. Ей было нетрудно понять отношения между братьями, зная их предысторию, поэтому она искренне старалась сглаживать острые углы. Альбус явно ей был за это благодарен. Гермиона покачала головой, стирая с лица глупую улыбку. Свои чувства к старшему Дамблдору не понимала до конца даже она сама — здесь присутствовали и уважение, и симпатия, и немного злости по привычке. Первое и последнее объяснялось легко: Гермиона злилась, что в ее времени великий Альбус Дамблдор не сумел победить Волдеморта, а скинул ответственность на плечи подростков — не только ведь Гарри пришлось пострадать в борьбе с темным волшебником, но и ей, и Рону… и лишь оказавшись в прошлом, поняла, что не все бывает легко и просто, а планы не срабатывают идеально. Откровенно говоря, никогда практически не срабатывают. Чувство же симпатии, взросшее отнюдь не из уважения, а скорее из физиологических причин, вводило в ступор. Гермиона ведь знала не только историю семьи Дамблдор, но и кое-что о прошлом самого Альбуса. И о его связи с Гриндевальдом, сейчас буйствующим в Америке, в том числе. А то, что, судя по всему, Дамблдор всю дальнейшую жизнь оставался один, мягко говоря, не располагало к предположению о возможной игре за обе команды… Грейнджер вновь покачала головой, пытаясь отбросить лишние мысли. Раздражало, что не могла контролировать свои чувства и эмоции — всегда справлялась с этим, даже презирала людей, не способных просто сказать себе «нет», однако в данном случае устоять перед влечением к другому человеку не выходило. Ее будто магией к нему тянуло на каком-то ментальном уровне с самой первой встречи. Гермиона призвала чайничек и заварку с верхней полки. Всыпала в узкое горлышко жменю листьев и залила кипятком. Вдохнула приятный терпкий аромат и, упершись руками о стол, прикрыла веки. Как сейчас помнила свою первую попытку обосноваться в волшебном мире. Она, отчего-то решив, что всесильна, отправилась на собеседование в Хогвартс. Судьба ей не благоволила — встреча с Диппетом не продлилась и десяти минут. Ее квалификации едва ли хватило бы даже на должность завхоза. Старый директор уже провожал ее к выходу — проходили мимо Большого зала, когда на другом конце коридора показалась делегация авроров, окружающая Дамблдора. Гермиона даже запнулась от неожиданности — молодой Альбус выглядел эффектно. Пожалуй, тогда и случился первый раз, когда Грейнджер не смогла себе противостоять — она бессовестно и беззастенчиво рассматривала Дамблдора, не обращая внимания на речь Диппета… Ее плеча коснулись. — Мисс Грейнджер? Она вздрогнула от неожиданности, резко обернулась, взмахнула руками, цепляя чашки, оступилась, едва не падая на месте. Дамблдор магией остановил летящий на пол сервиз и ловко подхватил саму Гермиону. — Мерлин… — Совершенно не хотел вас напугать, — проговорил Альбус; вид у него был ошарашенный. — Вы и впрямь глубоко в себя уходите. — Да, я… Она вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Давалось это в такой непосредственной близости от Дамблдора очень непросто. Совсем никак не давалось, если откровенно. — У вас все в порядке? — уточнил Альбус. То, что его руки по-прежнему лежали на ее талии, Гермионе не помогало. — Что вы там возитесь? — послышался ворчливый голос Аберфорта. Дамблдор-старший мгновенно отпрянул от Гермионы, и в этот же миг в тесную кухоньку вошел хозяин дома. — Я уже иду, — пискнула Грейнджер, взмахивая волшебной палочкой. В ладонь ей прыгнул щербатый деревянный поднос, на него тут же приземлился молочник с отколотым краем, заварочный чайник и чашки, спасенные Альбусом, прилетели свежие баранки из буфета. Гермиона протиснулась мимо обоих Дамблдоров и поспешила в гостиную.-
За окном пугающе грохотала вьюга, и Грейнджер вздрагивала в такт особенно резким порывам. Несмотря на то что был растоплен камин, воздух из-за продувающего в щели ветра оставался ощутимо прохладным. Приятные мысли тоже не согревали — Гермиона переживала за хозяйство: и за животных, и за постройки, и за всех, кому в такую погоду негде укрыться. Стемнело рано, и гостиную, помимо пламени, освещали несколько развешенных в воздухе свечей — воск с них стекал прямо на пол. Разговор не клеился: Альбус лишь в самом начале попытался расспросить Аберфорта о планах на весну, но получил только пару односложных ответов. Тишину, однако, нельзя было назвать напряженной: разбавленная треском поленьев и завываниями ветра, она казалась даже уютной. Время стало близиться к ужину, и Аберфорт, вздохнув, ушел на кухню. В самом начале, когда он только согласился принять Гермиону в качестве помощницы, в ее обязанности планировалось включить и приготовление пищи. Однако вскоре выяснилось, что из них двоих наименее плохо готовит именно Аберфорт. — О чем вы задумались? — поинтересовался Альбус, когда они остались наедине. — Там, на кухне, — уточнил он. Гермиона бросила на него короткий взгляд. Дамблдор сидел повернувшись к ней; было крайне непривычно наблюдать его таким молодым, без единого седого волоска и морщин. Единственным, что сохранилось в этой двадцатишестилетней версии Дамблдора, были глаза — такие же яркие, с задорными искорками; впрочем, пока лишенные мудрости. — Вспомнила нашу первую встречу, — не стала лукавить она. Альбус нахмурился. — Хм? — вопросительно промычал. — Пожалуй, мне стоило отметить этот день в календаре — Аберфорт был столь любезен представить нас. Грейнджер улыбнулась. Он, значит, и не помнил, что она приходила устраиваться в Хогвартс преподавателем. Наверное, даже не заметил ее в тот день — настолько был погружен в свои проблемы. — Да, — согласилась она, — у меня таких дней, когда он проявлял вежливость, отмечено четыре. Дамблдор еле слышно усмехнулся. Осознав, что Гермиона куда охотнее Аберфорта поддерживает разговор, завел ничего не значащую беседу. Позже Грейнджер не смогла бы пересказать все, о чем они говорили, но зато отлично помнила свои чувства — они согревали сильнее, чем пламя камина.***
В конце февраля на четвертой странице «Ежедневного пророка» появилась не примечательная для обывателя статья. В ней сухим строгим языком декларировалось, что все министерские маховики времени разом вышли из строя, и в Отдел Тайн приглашались волшебники с зарегистрированными маховиками для зарядки оных. То, что статья появилась много позже ее прибытия, было, несомненно, Гермионе на руку — связать происшествие с ней можно было едва ли. Однако сам факт того, что по ее вине снова сломались все маховики, удручал. Ну, на этот раз, по крайней мере, их можно было восстановить. Все устройства, кроме незарегистрированных, в число которых входил и маховик Грейнджер. Явись она с ним в министерство, всем сразу стало бы ясно, откуда растут ноги у временно́й аномалии. Возможно, на это и был расчет — явится кто-нибудь с устройством без документов, и его сразу признают виновным. Если, конечно, такие дураки найдутся. Сама же Гермиона размышляла над тем, как зарядить песок в своем маховике без чьей-либо помощи. Собственных сил для этого ей явно не хватит — она не сомневалась, а потому вспоминала, пыталась прикинуть, какие события прошлого могут повлечь за собой сильный магический выброс. На ум ничего не приходило.***
Хотелось бы сказать, что весна ворвалась в Хогсмид стремительно, но это было бы ложью. Новый сезон заходил вяло, очень лениво, словно нехотя — неторопливо таяли снежные сугробы, то и дело покрываясь ледяной коркой; с крыш невысоких зданий почти до земли свисали сосульки — те, которые не успели посбивать местные мальчишки; Запретный лес наполнялся звуками отошедших от спячки зверей и вступающих в брачный период птиц. Гермиону и Аберфорта всеобщее неторопливое преображение и вовсе обошло стороной — они полностью погрузились в вопрос расширения хозяйства. Козлята, купленные запланированно, требовали много внимания, а вот совершенно незапланированное пополнение в семействе гиппогрифов и подавно. Пока Аберфорт срочно расширял загоны по-магловски — чтоб держались надежнее, Гермиона тащила на себе все хозяйство — несколько дней им пришлось даже жить на ее стряпне. Кроме того, с улучшением погоды «Кабанья голова», наконец, снова стала функционировать и как бар, потому Аберфорту довелось провести за стойкой около недели — ровно столько, сколько потребовалось первому человеку откликнуться на вакансию бармена. На собеседование явилась молоденькая Розмерта — еще не мадам — и сразу же уверенно заняла позиции. Как и Гермиона, она осталась работать с проживанием. Альбус в эти дни если и заходил, то, видя их занятость и усталость, надолго не задерживался. Гермиона, однако, подозревала, что у него и своих забот хватает — по весне, когда бар уже принимал гостей вовсю, он несколько раз захаживал не один. Собственно, его загадочные встречи и натолкнули Гермиону на мысль: если она помнила правильно, а в этом сомневаться не приходилось, поздней осенью 1927 в Париже должно состояться сражение Гриндевальда с волшебниками, в число которых войдет сам Фламель. И, конечно, если выброс магии такой силы не остался без внимания даже в магловском мире, значит, его энергии хватит с избытком, чтобы зарядить песок в маховике.***
Тем временем жизнь продолжала свое движение, и волей-неволей круг общения и связи Грейнджер росли и ширились. Речи, конечно, о полезных знакомствах вроде министерских служащих или работников Отдела Тайн не велось, — этим в «Кабаньей голове» делать было нечего. Но Гермиона хорошо ладила с местными, и, на удивление, ее полюбили соседские детишки. Что вызывало еще больший шок — Грейнджер прониклась теплыми чувствами к ним в ответ. Одна девчушка лет двенадцати по-особенному примелькалась и запала в душу Гермионы. Дочь Бенсонов, Анита, всегда вежливая и приветливая, подкупала своей тягой к знаниям. В Хогсмиде очень многие ребята оставались на домашнем обучении — не потому, что такое образование лучше, а по той причине, что средств на оплату учебы в Хогвартсе у родителей попросту не было. Многие дети учились, обменивались книгами и пособиями, чудом сохранившимися у старшего поколения, занимались друг с другом, тренировались — министерство не контролировало использование магии несовершеннолетними на волшебных землях. Гермиону такой неразумный подход к использованию магии несовершеннолетними возмущал ровно до тех пор, пока Анита не обратилась к ней с вопросом, как лучше обезвредить красных колпаков — к слову, встретить этих волшебных тварей у детишек из Хогсмида вероятность была куда выше, чем у студентов Хогвартса, так что это было отнюдь не праздное любопытство. И к ответу Грейнджер подошла со свойственным ей энтузиазмом…-
Сегодня перед ней сидело уже шесть пар глаз — внимательных, жадных до знаний и готовых слушаться ее беспрекословно. И, несмотря на усталость, накопившуюся к вечеру, Гермиона вдохновленно рассказывала о болотных фонариках — как их распознать, отличить от реально потерявшихся путников, как обезвредить. Дети записывали ее слова на клочках пергаментов карандашами. Они уже закончили занятие по трансфигурации — столы в Кабаньей голове приобрели интересные салфетницы, и перешли к основам магловской математики. Несмотря на то что все ребята были разного возраста — самому младшему восемь, старшему — шестнадцать, — все старались одинаково, помогали друг другу и подсказывали, если у кого-то возникал вопрос. Для Гермионы такая взаимовыручка казалась чуждой — в Хогвартсе подобное было не принято. Однако это определенно приносило свои результаты. За месяц занятий дети достигли большого прогресса, хотя порой из-за обязанностей по хозяйству не успевали выполнить домашнее задание. — Итак, думаю, на сегодня можем закончить, — произнесла Грейнджер. — Анита, попроси родителей размножить учебник, чтобы остальные могли написать эссе, пока будут держаться копии. Полагаю, вы разберетесь сами с тем, в какое время удобнее это сделать. Ребята согласно закивали. Сгребли со столов пергаменты и карандаши и направились к выходу — некоторых уже ждали родители. Бенсон задержалась. — Мисс Грейнджер, — обратилась она, махнув рукой стоящему у барной стойки отцу, чтобы подождал еще пару минут, — можно в следующий раз привести подругу? Она давно хотела с нами заниматься, но родители только сейчас смогли купить ей пергамент… — Конечно, пусть присоединяется, — перебила Гермиона, — но ты подтянешь ее по темам, которые она пропустила. Договорились? Анита широко улыбнулась и радостно закивала. — Линда уже перечитала мои записи и выучила все-все заклинания! — затараторила девочка. — Спасибо, мисс Грейнджер, до свидания! Метнулась к отцу, схватила того под руку и потащила к выходу. Улыбка все не сходила с ее лица, и было видно, что Аните не терпится поделиться новостью. Зараженная ее эмоциями, Гермиона почувствовала, как ее губы против воли расплываются в улыбке. Однако к радости за детей добавлялась еще одна — тайная: примерно на середине занятий внимание Грейнджер привлекла мелькнувшая алая мантия, которая, несомненно, принадлежала Альбусу. И все оставшееся время он наблюдал за уроком с соседнего столика. — Можно мне две пинты сливочного пива? Аберфорт хмыкнул. — Хоть три — за счет заведения. — За какие заслуги? — поинтересовалась Гермиона, приподнимая брови — обычно Аберфорт щедростью не отличался. — Бенсон обещал передать несколько галлонов молока в счет ваших занятий в моем баре. Со стуком поставил на стойку две кружки и, окликнув Розмерту, скрылся за дверью, ведущей на кухню. Гермиона же ловко подхватила заработанное честным трудом сливочное пиво и направилась к Альбусу. Тот сидел за столом, рассматривая новую салфетницу — работу Роберта, сына мясника. — Угощайтесь, — произнесла Грейнджер, пододвигая Альбусу пинту и опускаясь на сидение напротив. Несмотря на то что весна уже вступила в свои права, за окном в это время было совсем темно и тихо, только ветер шумел между домами и в крышах. Радовало, по крайней мере, что последнюю неделю обходилось без дождя. Гермиона сделала глоток и облегченно выдохнула, словно желая сбросить с плеч тяжесть этого дня. — У вас талант к преподаванию, — заметил Альбус, тоже отпивая из кружки. — Понятия не имею, откуда это взялось, — честно заявила Грейнджер, улыбнувшись. — Никогда не питала особой любви к детям. Дамблдор усмехнулся и откинулся на деревянную спинку стула — такого в «Кабаньей голове» не водилось; наверняка сам трансфигурировал. — А я всегда любил детей, — поделился он. — И не представлял иной деятельности для себя, кроме преподавания. Это было неожиданным откровением; Гермиона предполагала, что в Хогвартс Дамблдор подался затем, чтобы таким нетривиальным способом извинить грехи своей молодости. Должно быть, сомнение отчетливо отразилось у нее на лице, отчего Альбус усмехнулся. Он отставил пустую кружку и поднялся на ноги. — Не хотите прогуляться по Хогсмиду? Хотела — конечно, хотела. С ним Гермиона согласилась бы прогуляться и по Тайной комнате. Кроме того, причин отказывать попросту не было. Она сделала последний торопливый глоток, мысленно поаплодировав себе за то, что умудрилась не подавиться, и приняла предложенную руку. — Не поймите неправильно мою реакцию, — проговорила Гермиона, стоило им оказаться в прохладе ночного воздуха. — Но ваш образ ассоциируется скорее с чем-то более значимым, чем обычное преподавание. — Вы мне льстите, — заявил Дамблдор абсолютно не смущенным голосом. Гермиона кинула на него взгляд, дабы убедиться, что он ее словами доволен. Они пробирались сквозь темноту, перемежающуюся лишь редкими светящимися пятнами окон домов. Звезды и луна скрывались за низкими тяжелыми иссиня-фиолетовыми облаками, которые на самом деле больше напоминали грозовые тучи; дождя, однако, не было. Тишину здесь разбавляли звуки тварей из Запретного леса, неторопливые шаги да негромкий разговор. Прохладный воздух окутывал с ног до головы, пробирался под ткани одежды и неприятно покусывал кожу. Порывы ветра хоть и были несильными, но такими пробирающими, что Гермиона все равно невольно ежилась. Альбус ловко снял свою мантию и опустил на плечи Гермионы. Та удивленно на него посмотрела. — Ну, насколько помню, вы несовместимы с согревающими чарами, — пояснил, накладывая их на себя. — О, — смутилась Грейнджер. — Да. Не думала, что вам это известно. Дамблдор беззаботно пожал плечами и продолжил путь как ни в чем не бывало. Впрочем, возможно, для него и не было ничего особенного в этом поступке — обычное дело для джентльмена. Хотя порой Гермионе казалось, или же ей просто хотелось верить, что и он испытывает к ней тягу — такую же необъяснимую, как и она к нему. Не то чтобы Альбус был непривлекателен как мужчина. Хорош собой — еще как хорош: и внешне, и умен, и собеседник потрясающий, особенно в сравнении с братом… но все это меркло — должно было меркнуть в теории, — потому что Грейнджер не собиралась задерживаться в этом времени, а любые привязанности не способствовали настрою. И все же, сопротивляться и отказывать себе в удовольствии провести время в компании Альбуса она не могла, отчасти потому, что это уникальный шанс пообщаться с Великим волшебником во времена его молодости, отчасти — не справлялась с противостоянием его очарованию. Вместе им было легко, они говорили почти обо всем на свете: от политики до волшебных существ, содержащихся на заднем дворе Аберфорта, — и на душе при этом становилось спокойно, появлялось такое умиротворение, что мелькала на задворках сознания мысль, а может, ну его, это будущее?-
Попрощавшись с Альбусом, выразившим желание прогуляться до Хогвартса из Хогсмида пешком, Гермиона шагнула в уютное тепло «Кабаньей головы». Несмотря на выщербленные крышки столов и разномастные стулья, иссохшие местами стены и подкопченный потолок, бар все равно можно было назвать уютным — не в последнюю очередь благодаря стараниям Розмерты и самой Гермионы. Окна занавешивали расшитые замысловатым узором тюли — подарок от матери одного из учеников Гермионы; на столах теперь красовались резные салфетницы — не самого тонкого колдовства, но все равно приятные глазу; вся посуда была начищена до блеска — какая-то часть Розмертой, другая — учениками Гермионы, тренировавшими заклинание Тергео. Единственное, что не было уютным в этом месте — холодный взгляд Аберфорта, провожающий ее от входной двери к лестнице. Вообще-то, Грейнджер даже поежилась под ним, настолько он был колюче-ледяным — пробирающим, как ветер. — Это что, мантия Альбуса? Гермиона замерла с занесенной над ступенькой ногой. Почувствовала, как щеки начинает печь от приливающей крови. — Да, — хрипло выдавила она, — на улице холодно… — И Альбус, как истинный джентльмен, любезно предоставил тебе свою мантию, — ворчливо завершил Аберфорт, — ведь согревающие чары — это так банально для волшебника. Гермиона прочистила горло и постаралась расправить плечи. — У меня непереносимость согревающих чар, — сказала она. — И, да, Альбус поступил как настоящий джентльмен. Желание защитить Дамблдора-старшего перед младшим вмиг вернуло самообладание. Аберфорт громко хмыкнул. — Джентльмен, конечно, — съязвил он. — Ты его плохо знаешь, Гермиона. Будь с ним осторожна. — Благодарю за совет, — не менее язвительно ответила Грейнджер и поспешила наверх, громко стуча каблуками.***
Конец апреля принес в Хогсмид долгожданное тепло. Казалось, на этот раз преобразилось действительно все: деревья осыпало почками, словно подростков угрями, волшебные твари в Запретном лесу проснулись окончательно, зеленела трава, пели болтрушайки. Детеныши гиппогрифов и козлята уже уверенно стояли на ногах, так что Аберфорт каждый день выводил их пастись на луга. В одно солнечное утро, выдавшееся в начале пасхальных каникул, в «Кабанью голову» заглянул Альбус. — Здравствуйте, — поздоровался он, снимая плащ и левитируя его на вешалку — те после очередного занятия по трансфигурации стояли в каждом углу бара. С приходом тепла все приемы пищи как-то незаметно перенеслись в основное помещение и стали для Гермионы, Розмерты и Аберфорта совместными. — Доброе утро, — произнесла Розмерта, поднимаясь, — присаживайтесь с нами. Я сейчас принесу завтрак! И упорхнула в кухню, не дожидаясь возражений. Которых, впрочем, и не последовало. Дамблдор послушно опустился на соседний с братом стул. — Какими судьбами? — ворчливо поинтересовался Аберфорт. — Привел оставшихся на каникулы детишек в Хогсмид. Может быть, забегут сюда позже за сливочным пивом. Слова о возможных клиентах немного утихомирили недовольство младшего Дамблдора. Тот кивнул и вернулся к методичному разрезанию яичницы. Розмерта вскоре появилась с новой порцией, поставила тарелку перед Альбусом и плюхнулась на свое место. У нее, в отличие от смущенной Гермионы, аппетит никуда не пропадал. Грейнджер же хотелось одновременно уйти, сославшись на какие-нибудь дела, и остаться, потому что не так часто она видит Альбуса, чтобы пренебрегать этой возможностью. Решившись ограничиться утренним чаем с молоком, она схватилась за кружку, как за спасательный круг. И молила Мерлина, чтобы Аберфорт не заметил у нее отсутствие аппетита и никак это не прокомментировал. Мысленно она перебрала все фразы, которые он мог сказать, от безобидных до катастрофичных. Альбус тоже почти не ел — лениво ковырял поджаренное в масле яйцо да поглядывал на дверь. Неудивительно, подумала Гермиона, что у него нет аппетита, ведь в Хогвартсе и студентов, и преподавателей кормят хорошо. Однако не на это ей следовало обращать внимание. В очередной раз, когда Дамблдор оглянулся на дверь, Грейнджер проследила за его взглядом и едва не подавилась чаем — в сторону «Кабаньей головы» шла самая настоящая толпа, в которой, чем ближе подходили люди, Гермиона без удовольствия узнавала лица родителей своих учеников. Она мгновенно выпрямилась и этим привлекла внимание Аберфорта и Розмерты. Они тоже заметили толпу и отложили приборы, но вслух так никто ничего и не произнес. Хотя обычно ни Розмерте, ни Аберфорту за словом в карман лезть не приходится. Спустя время, показавшееся Гермионе бесконечной вечностью, в бар один за другим вошли гости. Впереди всех — Бенсоны, явно настроенные крайне решительно. Грейнджер нервно сглотнула. — Мисс Грейнджер, — обратилась мама Аниты. Ее подбородок внезапно от чего-то задрожал. Мистер Бенсон, заметив это, усмехнулся и приобнял жену. — Мисс Грейнджер, Марианна хотела сказать, что все мы, — обвел рукой толпу родителей, лица которых теперь чудились Гермионе не строгими, а смущенными, — благодарны вам за занятия с детьми. Вам известно, что Хогвартс не по карману никому из нас, а сельские школы исчезли еще во времена наших родителей. И вы стали настоящим спасением. Уж не знаю, откуда в вас это желание возиться с чужими… — Грег хочет сказать, — резко перебила Марианна, пнув мужа локтем, — что у всех нас есть для вас… подарок и предложение. Пройдемте, вам нужно самой все увидеть. Опасаясь произносить что-либо вслух, Гермиона кивнула и, еле распрямив негнущиеся ноги, послушно встала и последовала за толпой, которая хлынула из бара. Альбус, Аберфорт и Розмерта шагали рядом с ней, но Грейнджер была слишком погружена в свои мысли, чтобы заметить, как те переглядываются. Идти пришлось недолго — всего с десяток домов вниз по улице. Все остановились у узкого деревянного здания, органично вписывающегося в антураж тем, что тоже было неправильной формы: часть второго этажа словно висела в воздухе, едва подпираемая балками. — Мы подумали, — сказал Грег Бенсон, дождавшись, пока Гермиона рассмотрит дом, — что вам будет куда удобнее заниматься с детьми в предназначенном для этого месте, и общими силами оборудовали нечто вроде школы… — А второй этаж переделан под жилую зону, — добавил кто-то из родителей. Гермиона почувствовала, что глаза защипало; в горле застрял ком. — Могу я?.. Она не договорила, но все было понятно и без слов. Толпа расступилась, пропуская Гермиону к входу. С порога Грейнджер оказалась в небольшом учебном классе с доской на стене и удобными партами и стульями перед ней. Гермиона провела кончиками пальцев по поверхности столов, коснулась стульев — в них не было магии, а значит, все изначально создавалось под нужды этого здания, родители старались для своих детей. Сквозь непривычно большие окна в комнату проникало достаточно солнечного света для дневных занятий; канделябры, расставленные повсюду, явно предназначались для вечерних. У дальней стены, рядом с лестницей, ведущей на второй этаж, расположились стеллажи, полные книг. Грейнджер пробежалась взглядом по названиям, без труда узнавая школьные пособия Хогвартса. — Мистер Дамблдор любезно предоставил нам списанные учебники из Хогвартса на этот год, а дети привели их в порядок, — прокомментировала Марианна из-за спины. — К следующему году, думаю, мне удастся убедить Министерство выдать новые, — добавил Альбус. Гермиона не оглянулась — не хотелось, чтобы видели ее потрясенное лицо. — На втором этаже полностью оборудованные спальня и кухня, — произнес мистер Бенсон. — Что скажете, мисс Грейнджер? Переведем ваши занятия в более постоянное и официальное русло? В его голосе звучало столько надежды, что Гермиона просто не могла сказать нет, даже если бы хотела. А это было не так — ей нужны были деньги, а это — отличная возможность заработать. Постаравшись максимально взять себя в руки и стереть с лица ненужные эмоции, она обернулась и кивнула с легкой улыбкой. — Да.-
Когда все важные моменты были улажены, родители теперь уже официальных учеников Гермионы разошлись, Аберфорт поспешил убраться еще раньше и утащил за собой Розмерту. Остался только Альбус, которому, очевидно, спешить было некуда. Гермиона уже спустя примерно час обсуждений сообразила, что никаких студентов Хогвартса он в Хогсмид не сопровождал, а явился специально ради нее; эта мысль отчего-то приятно согревала душу. Сейчас он сидел на крышке одной из дальних парт, наблюдая за Гермионой. Она рассматривала книги на полках, прикидывая, как теперь выстраивать занятия, чтобы вложить в головы детей как можно больше знаний за время, оставшееся до ее возвращения в будущее. — У меня есть еще одна новость. Ею я не стал делиться с родителями, — прочистив горло, произнес Альбус. Гермиона захлопнула книгу, которую держала в руках, и обернулась. Дамблдор почти сиял в солнечных лучах, проходящих сквозь два нетипично больших для Хогсмида окна; волосы его, казалось, просто пылали пламенем. — Какая? Он убрал руки в карманы брюк и встал. — Мне удалось договориться в Министерстве, чтобы ваши ученики, достигшие семнадцатилетнего возраста, могли посещать курсы трансгрессии наравне со студентами Хогвартса. И кроме того, при желании, сдать экзамены ЖАБА. Гермиона ошарашенно уставилась на него. Неудивительно, что Альбус эту информацию придержал только для нее. Если до этого сельской школе в Хогсмиде можно было приписать исключительно просвещенскую миссию, то возможность учиться трансгрессии и сдавать ЖАБА наряду с учениками Хогвартса выводила ее на новый уровень. Все это накладывало на преподавателя еще бо́льшую ответственность. — Выходит, дети крестьян смогут претендовать на хорошие должности? — неверяще переспросила она. Дамблдор лишь кивнул, и Гермиона шумно выдохнула. У нее имелся подходящего возраста ученик. Грейнджер подумала, что, раз она не сможет помочь всем, то, по крайней мере, постарается ради одного мальчика. И, возможно, в будущем он займет ее место. От нахлынувших чувств Гермиона не выдержала и, сделав шаг, заключила Альбуса в объятия. — Спасибо, — выдохнула отстраняясь. И неловко застыла на расстоянии нескольких сантиметров от его лица. Они стояли так близко, что Грейнджер чувствовала тепло его тела, а его дыхание касалось ее волос. Ладони Дамблдор, видимо, в момент внезапных объятий, опустил ей на талию, и теперь их прикосновение прожигало сквозь слои ткани. Сполна пропустив через себя всю неловкость от затянувшегося молчания и бездействия, Гермиона убрала руки и вывернулась из чужих ладоней. — Хм, что ж, — произнесла она, — спасибо. Правда, это очень много значит и для меня, и, уверена, для ребят. — Это большой шанс, — проговорил Альбус. — Просто огромный, в сравнении с тем, что было у них раньше. Гермиона кивнула. По-прежнему ощущая неловкость, направилась к окну. Вообще-то, было бы неплохо осмотреть второй этаж — жилые комнаты, чтобы убедиться, что все там действительно готово для проживания, но Дамблдор все не уходил. Мимо, вниз по улице, процокал гиппогриф. Эффектно расправил крылья, затем сложил их, словно разминаясь. Выйдя на открытый участок, снова раскрыл, постоял несколько секунд, примеряясь к ветру, и взлетел в сторону Запретного леса. Гермиона подумала о гиппогрифах Аберфорта; надеялась, что тот не посчитает, будто она откажется от работы в «Кабаньей голове» — лишиться той части заработной платы она позволить себе не может. Да и свободное время необходимо проводить с пользой. Пусть жители Хогсмида и отстроили совместными усилиями школу, но это не значило, что у детей теперь учеба в приоритете — помощь и домашние дела по-прежнему оставались на первом месте. На первый взгляд казалось, что оплаты за занятия с детьми и за работу у Аберфорта должно хватить на дорогу до Парижа. Однако, живя в «Кабаньей голове», Гермионе не приходилось тратить заработок на ту же еду… Глубоко уйдя в свои размышления, Грейнджер не сразу заметила Альбуса. Тот остановился за ее спиной. Случайно обнаружив его отражение позади своего, Гермиона вздрогнула. — Вы и впрямь ничего не замечаете, когда задумываетесь, — прокомментировал Дамблдор, заметив, что ее взгляд сфокусировался на нем. — Мисс Грейнджер, у меня есть одна просьба. Только не подумайте, что чем-то мне обязаны и не можете отказать — если предложение покажется вам неуместным, так и скажите, я ни в коем случае… — Говорите уже, — устало перебила Гермиона — очевидно, именно ради этого Альбус все еще оставался здесь. — Могу я попросить вас сопроводить меня на ярмарку, которая состоится в конце мая в Годриковой впадине? Брови Гермионы взлетели от удивления. Сформулировано было так, словно приглашение на деловую встречу — если бы не выбор места. Вот уж Дамблдор, даром, что гриффиндорец. — Это свидание? — прямо спросила она. Отражение Альбуса будто покраснело; а может, то было игрой света. — Нет, что вы! — воскликнул он, но тут же тряхнул головой. — То есть, не то чтобы я не хотел… просто… В общем, мне необходимо встретиться на ярмарке с одним человеком, но при этом не вызвать подозрений у Министерства — потому мне нужна спутница. Я предположил, мы уже достаточно близки, чтобы я мог просить вас… Гермиона усмехнулась. — Хорошо, я согласна, — сказала она, и Дамблдор облегченно вздохнул. — Только из нарядов у меня — одно-единственное платье, — предупредила, указав на свое отражение.***
После знаменательного события дни понеслись чередом — Гермиона только и успевала считать закаты, с головой уйдя в работу. Несмотря на то что собиралась вернуться в будущее, не могла позволить себе лениться и выполнять работу спустя рукава. Она составила хорошую учебную программу, которой затем, когда-нибудь мог бы воспользоваться учитель, пришедший на ее место — если такой найдется. Проводила свободное время у Аберфорта — тот, вопреки опасениям, от помощи и не думал отказываться. Занималась дополнительно с мальчиком — Джоном Бейтсом, — подтягивала его к ЖАБА, впрочем, пока не объясняя, к чему именно готовит. Альбуса видела реже — близилось завершение учебного года, экзамены и тесты, и он редко выбирался из замка. Однако накануне похода на ярмарку прислал посылку со школьной совой. Разорвав упаковочную ткань, Грейнджер не сдержала улыбку — внутри оказалось голубое хлопковое платье, расшитое белым узором по подолу, и записка, предупреждающая, что Дамблдор зайдет в назначенный день в одиннадцать. Гермиона примерила наряд и покрутилась перед наколдованным зеркалом. В голове вертелось два очевидных вывода. Первый: у Альбуса весьма хороший вкус. Второй: в какой-то момент он успел оценить ее размеры — платье село идеально.-
Дамблдор явился минута в минуту — в дверь раздался стук, и Гермиона поспешила вниз. За последний месяц она вымоталась настолько, что поход на ярмарку казался отличной затеей. Впрочем, не всем — Аберфорт выглядел искренне недовольным, когда она поделилась, что отправится в Годрикову впадину с его братом и ей требуется выходной. Что из этих двух вариантов вызвало большее раздражение, оставалось лишь гадать. Грейнджер распахнула дверь и выскочила на улицу; воздух уже прогрелся, так что снаружи было даже комфортнее, чем внутри — толстые стены из самана, оббитые деревом, нехотя пропускали тепло, в жилых помещениях все еще приходилось топить камин. Альбус с интересом осмотрел наряд — Гермионе под этим взглядом стало ощутимо жарче — и удовлетворенно кивнул. — Рад, что оно вам подошло. На нем была рубашка того же цвета и материала, что и платье, и она невероятно подчеркивала цвет глаз и оттеняла рыжину волос. — Спасибо, — искренне поблагодарила Гермиона. Дамблдор предложил локоть и предупредил: — Трансгрессирую.-
Перемещение прошло абсолютно безболезненно, можно сказать, деликатно — вот они стояли у порога дома в Хогсмиде, а вот — уже на площадке другого в Годриковой впадине. В этом времени Гермиона этот городок не посещала, но здание, оказавшееся напротив, все равно без проблем узнала — то был дом Батильды Бэгшот. Батильды Бэгшот, которая известна всему миру благодаря трудам об истории магии… и которая является теткой ныне живущему Темному Лорду — Гриндевальду. Однако не последнее больше всего смущало Гермиону, а воспоминания о том, как она и Гарри сбегали из дома волшебницы через окно. Грейнджер поежилась, ощущая себя неуютно. Хотелось убраться отсюда поскорее, как бы ни было любопытно взглянуть на жилище Дамблдоров. Впрочем, Альбус, похоже, испытывал смежные чувства и сразу направился к дороге. — Здесь я и вырос, — проговорил он сдержанно. — Точнее, провел тут все сознательное детство и юность, — добавил нехотя. — Редко сюда возвращаюсь в последнее время. Гермиона кривовато улыбнулась, не зная, что ответить, чтобы не выдать свою осведомленность. — Я тоже давно не была в месте, в котором росла, — произнесла, не покривив душой. Дома она не появлялась с семнадцати — около десяти лет. Причины на то у нее имелись весомые. Не хотелось возвращаться в место, в котором она фактически поставила точку на отношениях с родителями… и на их жизнях — крест. Оба молчали, шагая вверх по улице, но судя по приближающемуся шуму — в сторону обещанной ярмарки. Пришлось немного поплутать по городку с его узкими улочками, но, в конце концов, Гермиона не была разочарована. На широкой центральной аллее Годриковой впадины, уходя на несколько перпендикулярных улиц, расположилась самая настоящая магическая ярмарка — вдоль дороги растянулись лавки, палатки и даже шатры. Волшебники зазывали, продавали, завлекали развлечениями, демонстрировали; вокруг стоял гул голосов, в воздухе витал аромат сладкой ваты и попкорна. День выдался погожий — местность утопала в солнечных лучах и зелени. — Куда хотите пойти в первую очередь? — поинтересовался Альбус. Гермиона перевела взгляд на него. — Я полагала, мы здесь ради вашего дела, — произнесла она. — А не на свидании. Дамблдор улыбнулся. — Да, но нужно не вызвать подозрений. Грейнджер закатила глаза. — Тогда я бы не против посмотреть на вон те интересные штучки, — она указала в сторону зачарованных приборчиков, которые свистели, выпускали пар и дергались; кажется, она поняла, откуда в кабинете директора Дамблдора ее времени были подобные штуковины. — И, думаю, чтобы не вызывать подозрений, будет неплохо иметь при себе ведерко попкорна. Дамблдор согласно кивнул, улыбаясь. Волшебный попкорн отличался от магловского разнообразием вкусов — конечно, ведь его производителями являлись молодые Берти и Боттс, — а еще интересными эффектами. Некоторые кукурузины окрашивали язык, другие — меняли цвет глаз, от третьих из ушей шел пар. Но палатка с «Волшебными Аппаратами и Магическими Приборами» поражала, естественно, куда сильнее. Выставка не только привлекла внимание Гермионы, но и вызвала искренний интерес Альбуса. Тот с любопытством первогодки в Хогвартсе разглядывал прозрачную сферу, выпускающую пар разного цвета сквозь малюсенькие отверстия по всей поверхности — хозяин заявлял, что так прибор предсказывает погоду. Имелся аппарат, напоминающий о приеме пищи — для самых увлеченных исследователей. Нечто похожее на сковороду, зачарованное охранять дом от воров. Все казалось действительно забавным, но очень уж сомнительным и бесполезным. Рассмотрев длинную витрину, Альбус пришел к выводу: сфера, предсказывающая погоду, ему просто необходима. Уговорить Гермиону выбрать что-то для себя он не сумел — она всегда была за практичность. — Пожалуй, введу традицию каждый год приобретать что-нибудь в этой лавке, — проговорил он, забирая покупку. — Куда теперь? — поинтересовалась Гермиона, уже привычно беря его под руку. Дамблдор посмотрел вперед и кому-то помахал, явно привлекая внимание. Грейнджер проследила за его взглядом — метрах в двадцати, кого-то высматривая в толпе, находился Тесеус Скамандер со своей спутницей. Заметив Альбуса, тот кивнул и направился в их сторону. — Теперь то самое дело, ради которого мы пришли, — проговорил Дамблдор. Пара подошла, и Альбус всех представил. Спутницей Тесеуса оказалась Лита Лестрейндж — услышав фамилию, Грейнджер едва удержала лицо. Впрочем, о самой Лите Лестрейндж она ничего не знала — не встречала это имя в учебниках. Однако дама, судя по всему, была довольно известной — стоило мужчинам пожать руки и вернуться к своим спутницам, как блеснула вспышка колдокамеры. — Мисс Лестрейндж, правда, что вы и мистер Скамандер помолвлены? — выкрикнул фотограф — позади него зеленое пушистое перо что-то чиркало на висящем в воздухе пергаменте. — Мистер Дамблдор, кто ваша спутница? — переключился универсальный репортер, когда Лита дала понять, что не станет отвечать на провокации. — Мистер Скамандер, что вы думаете о Гриндевальде? Британии что-то угрожает? — Уйдите, пока я не проверил вашу лицензию, — пригрозил Тесеус холодно. Репортера это, однако, ни капли не смутило. Он еще порядка десяти метров преследовал их, выкрикивая в спину вопросы. Гермиона поразилась сдержанности этих троих; ей самой несколько раз не терпелось обернуться и заколдовать мерзавца. — Мисс Грейнджер, — обратилась Лита, цепляя Гермиону под локоть и буквально отрывая от Альбуса, — посмотрите, какая чудесная лавка! — указала в сторону косметических средств; продавцы, рисуясь на публику, предлагали продемонстрировать действие снадобий на зрителях и щедро использовали разноцветные зелья на себе. — Идемте, оставим мужчин наедине, — добавила тише. Грейнджер понятливо кивнула. — Можно просто Гермиона, — сказала она, хотя и понимала, что в этом времени такая фамильярность не совсем принята. — Тогда просто Лита, — без смущения согласилась Лестрейндж. Это было облегчением — обращаться к ней, как к мисс Лестрейндж, Гермиона смогла бы навряд ли. Уже у лавки Грейнджер обернулась — убедиться, что Альбус никуда не ушел, а после позволила себе погрузиться в представление. Один из продавцов как раз наносил плотную ядовито-зеленую субстанцию на лицо морщинистой ведьмы, и кожа той разглаживалась, словно по сильно мятой ткани прошлись утюгом. — Эффекта хватит на восемь часов! — с гордостью заявил продавец. Другая женщина, стоящая за прилавком, высматривала в толпе новую жертву. Стоило ее взгляду остановиться на Гермионе, та поняла, чем все закончится. — Средство, которое приведет любые волосы в порядок! — громко продекламировала волшебница. — Вот вы, — обратилась к Гермионе, — выходите сюда! Отличный материал! Гермионе пришлось послушно выйти вперед — не хотелось привлекать лишнее внимание отказом. Ее тут же усадили на стул, продемонстрировали зрителям, что обычная расческа не способна укротить ее гриву, а после принялись поливать и мазать таким количеством зелий, что Грейнджер сбилась со счета. Со стороны, судя по веселому лицу Литы, все это выглядело довольно забавно. Особенно тогда, когда оказалось, что ни одно средство не способно сделать ее волосы хоть сколько-нибудь послушными и аккуратно уложить. — Первый раз вижу такое, — с искренним восхищением, не обращая внимания на толпу, прокомментировала женщина. — Волшебные волосы — я о таком только читала. Берегите это чудо, — напутствовала она, провожая Гермиону. Та лишь закатила глаза. Ничего волшебного в волосах, конечно же, не было. Просто зелье, способное их укротить, произведут в лучшем случае лет через пятьдесят. А пока она собрала их в пышный хвост на макушке, как делала всегда, и с завистью посмотрела на Литу — ее волосок к волоску укладка вызывала восхищение. Когда они отошли от палатки с косметикой, мужчины уже закончили свой важный разговор и явно дожидались их возвращения. Распрощавшись, пары разошлись — Лита и Тесей в сторону лавки с магическими приборами, а Гермиона и Альбус — вглубь улицы, досматривать ярмарку.-
Они трансгрессировали в Хогсмид поздним вечером; небо пересекал градиент от темно-красного до фиолетового, уже виднелись первые звезды да обрезанный диск луны. Дамблдор перенес их не к самому порогу, а к окраине Хогсмида, а значит, у них имелось еще несколько минут наедине. — Спасибо вам за этот вечер, — произнес он, подбрасывая свои покупки и испаряя их в воздухе — очевидно, отправил в Хогвартс. Гермиона протянула ему моток темно-синей сахарной ваты со вкусом голубики, и Дамблдор оторвал кусочек. — И вам спасибо за приглашение. Давно так не отдыхала. На ее руке болтался бумажный пакет с упакованными в нем бусами из янтаря. Как бы она ни отнекивалась, Альбус настоял на покупке. Неспешный шаг не спас — они, в конце концов, все равно оказались перед временным пристанищем Гермионы слишком быстро. Прощаться не хотелось, но повода задержаться не было: улицы уже опустели, и взгляду не за что было зацепиться. Альбус остановился перед Гермионой. — Мисс Грейнджер… — начал он, но тут же запнулся, видимо, не сумев подобрать слова. А после коснулся ее подбородка, склонился и, дав пару секунд отстраниться, поцеловал. Гермиона не то чтобы растерялась, но ответила не сразу. И тут же почувствовала, как Альбус облегченно расслабил плечи. Грейнджер опустила руку на его грудь, с удовлетворением отмечая, что его сердце колотится, как и ее. Поцелуй не был глубоким или чувственным, или страстным, но внутри все равно все переворачивалось и взрывались фейерверки, по телу растекалась самая настоящая лава. И все же, рано или поздно, и это должно было закончиться. Отстранившись, Альбус прижался лбом к ее лбу, еще раз коротко поцеловал, и только после этого отошел. — Доброй ночи, мисс Грейнджер, — произнес он и трансгрессировал с едва слышным хлопком.***
Гермиона не могла точно ответить себе на вопрос, что для нее значил тот поцелуй. На первый взгляд казалось, что он должен был все усложнить — ей недолго оставалось в этом времени, она готовилась к путешествию в будущее; каждый ее шаг, буквально, вел к тому исходу, в котором она покидает это время. С другой стороны, Гермиона не могла отрицать странное притяжение к Альбусу, а его поступок демонстрировал, что и его влечет к ней. Грейнджер искала повод сопротивляться этим чувствам, но не находила; они не клялись друг другу в вечной любви и не рассуждали о будущем с парой детишек и собственными покоями в Хогвартсе. Это казалось бредовым в нынешних обстоятельствах. Эти отношения обречены зайти дальше нескольких поцелуев и, возможно, интимного продолжения — Гермиона не была уверена, как мужчины этого времени относятся к сексу до свадьбы. Значим был факт, что выживать в прошлом без Альбуса, без подпитывающих теплотой чувств, стало бы попросту невозможно — теперь точно нет. Гермиона ярко помнила первые дни, свои бесцельные шатания в магловском мире, отчаяние, пробирающее до костей, словно холодный ветер во время дождя. Рядом с Альбусом было сухо и тепло, и не находилось смысла отказываться от этого. Да и Дамблдор, слава Мерлину, назад сдавать не собирался, хотя и не торопился двигаться вперед. Он посылал письма, заходил по возможности, передавал короткие послания с домовиками — вел себя как влюбленный школьник, и это было мило. Наравне с этим ребячеством, однако, в нем проглядывались амбициозность и твердость. Гермиона часто думала о том, что хотела бы узнать его через десять — пятнадцать лет, когда он полностью сформируется как личность, определится с целями, научится управлять своим даром манипуляции и убеждения. Сейчас, в свои двадцать шесть, он порой походил на молодого олененка, который едва стоит на ногах и только учится управлять телом. Лишь редкие оговорки напоминали, что именно этот человек когда-то стоял у истоков движения Гриндевальда, именно он сразит его в будущем и станет величайшим волшебником современности. Но как бы то ни было, в нем уже сейчас проглядывались черты будущего Дамблдора.-
Придя примерно через неделю после ярмарки в «Кабанью голову», она с порога услышала знакомые голоса — ровный, уверенный тон Альбуса и ворчливый — Аберфорта. — … Геллерт! — кривлялся последний. — Гермиона — не он, — твердо произнес Альбус. — Тебе и самому это прекрасно известно. — Конечно, нет, — язвительно — Аберфорт. — Только ты — прежний, ничуть не изменился. Думаешь только о себе… — Раньше — возможно. Я был юн, Аберфорт. С тех времен многое изменилось… Аберфорт хмыкнул. — Даже наличие чертовой колдографии в этой газетенке подтверждает, что ты такой же эгоист, как и раньше! — прорычал он. — Сколько, думаешь, недоброжелателей может теперь появиться у Грейнджер? А что, если твой любовничек ею заинтересуется? — Он уже давно не мой… — А как отнесутся к вашим отношениям, — он выделил это слово особенно язвительной интонацией, — жители Хогсмида? Вы ведь даже не обручены! — Все! — воскликнул Альбус, громыхнув чем-то — Гермиона предположила, что ударил ладонью по столу. — Моя личная жизнь тебя не касается… — Ах, твоя личная жизнь меня не касается! — тоже повысил голос Аберфорт. — Зато о моей ты интересоваться можешь! Кто-то громко устало вздохнул. — Это разное! Если твой сын — обскур… Хлопнула задняя дверь, и оба мужчины резко замолчали. Розмерта окликнула Аберфорта, и тот протопал из комнаты у барной стойки к дальнему коридору. Гермиона, выскользнув на улицу, тихо закрыла переднюю дверь. Ей требовалось время, чтобы осмыслить услышанное.-
Когда лето, наконец, окончательно вступило в свои права, студенты Хогвартса разъехались по домам, а ребята из Хогсмида на полтора месяца взяли перерыв в занятиях — помогать семьям на огороде и по хозяйству. Один лишь Джон ежедневно посещал школу: с ним и его родителями состоялся непростой разговор, в ходе которого было определено: он попытает удачу и попробует сдать экзамены ЖАБА, а уже после этого будет решаться вопрос о его обучении трансгрессии в октябре. Июль и август оказались для Гермионы и Альбуса поистине яркими. Грейнджер не сомневалась, что не забудет это лето никогда. Они проводили вместе даже не почти, а все свободное время — у нее или у него в Годриковой впадине. Как оказалось, Дамблдор не совсем забросил свой дом. А Грейнджер сумела-таки привыкнуть к виду — участок Батильды быстро примелькался. Гермиона не знала, в курсе ли Аберфорт, где именно она и Альбус проводят время, и в целом не была уверена, что кому-либо известно об их отношениях, хотя их не пытались скрыть. Даже несмотря на осуждение, с которым непременно столкнулись бы, не заходило разговора о том, чтобы стараться вести себя осмотрительнее. Однажды в конце августа, примерно за месяц до того, как на запястьях Дамблдора появятся отслеживающие магию браслеты, Грейнджер рано утром выскользнула из дома в Годриковой впадине. Она планировала посетить местный рынок, который так ей приглянулся, и приобрести яйца и ветчину, чтобы Альбусу было из чего готовить завтрак. Однако стоило ей покинуть пределы участка, как она нос к носу столкнулась с Батильдой Бэгшот собственной персоной. — Доброе утро! — приветливо поздоровалась женщина, направляясь в ту же сторону, что и Грейнджер. Выглядела она совершенно иначе, чем запомнила Гермиона. Во-первых, сейчас внутри нее не сидела гигантская мерзкая змея Волдеморта, и говорила женщина на чистом английском, а во-вторых, она была моложе на пятьдесят лет. — Здравствуйте, — вежливо отозвалась Грейнджер. — А вы родственница Дамблдоров? — поинтересовалась Батильда таким тоном, что было понятно — правильный ответ ей известен. — Нет. Просто… подруга, — нехотя сказала Гермиона. Женщина неожиданно улыбнулась. — Это чудесно, что у Альбуса появилась подруга, — произнесла с теплотой, и Грейнджер удивленно на нее взглянула — ждала скорее осуждения, чем поддержки. — Ох, милая, не думайте, что я такая же консервативная старуха, как все вокруг, — отмахнулась Батильда. — Кроме того, поверьте, не мне вас судить. Мне только жаль, что вы не встретились Альбусу лет десять назад. Возможно, это уберегло бы его от многих ошибок. — Как знать, — пробормотала Гермиона, не имея представления, как правильно поддерживать подобные разговоры. Впрочем, сильно изгаляться не пришлось — впереди показался благословенный рынок, достигнув которого, Грейнджер со своей неожиданной спутницей разошлись в разные стороны. Было любопытно, что такого могла заметить соседка из дома напротив, чтобы решить, что она — Гермиона — способна кого-то уберечь от ошибок. Что Батильда могла понять, из каких действий сделать такие выводы? Впрочем, это не имело большого значения. Как и отношения Альбуса и Гермионы в целом — они не имели будущего, а потому ничего не значили.***
В конце сентября все, наконец, завертелось. Грейнджер поняла, что да, началось, когда очередным вечером Альбус появился с ограничивающими магию браслетами. Он коротко, не вдаваясь в подробности, рассказал ей, в чем, собственно, дело. А примерно через пару дней в «Ежедневном пророке» вышла статья о том, что Гриндевальд сбежал и скрывается где-то в Европе. Гермионе доподлинно было известно, где именно он находится. Из исторических справочников знала она и дату сражения на Парижском кладбище, но вполне понимала, что та могла сдвинуться на несколько дней вперед или назад из-за неосознанного влияния путешественника во времени в ее лице. Одним словом: пора. Пора было собираться, прощаться с этим местом, деревней, давшей ей кров, детьми и… Альбусом. Грейнджер не думала, что окажется так трудно. Со всем по отдельности не хотелось расставаться, но чувства к Дамблдору, конечно, переплевывали все. Убедить себя, что это лишь некий курортный романчик, спустя три месяца отношений не выходило. Может быть, прошло слишком мало времени, и чувства, казавшиеся ранее незначительными, перед скорым расставанием представлялись самыми сильными. Как бы то ни было, Гермиона не позволяла себе долго размышлять об отступлении. Она знала: это проявление слабости и эгоизма, но не нашла в себе сил попрощаться с Альбусом, предупредить, что больше они никогда не встретятся. Почему-то была уверена, что не сможет подобрать подходящие слова, а если произнесет неподходящие — Дамблдор убедит ее остаться. Кроме того, Грейнджер переживала непростое смирение от предстоящего расставания с учениками. Казалось, существенных успехов она так и не добилась: Джон Бейтс так и не смог сдать ЖАБА, хотя и получил разрешение попытаться на следующий год. Все же, не помочь ему совсем ничем Гермиона не могла. Пересчитав свои накопления, она поняла, что может оплатить обучение парня трансгрессии. Поэтому в один прекрасный день, собрав небольшие пожитки и оставшиеся деньги и проводив Джона на первое занятие по перемещениям, она просто исчезла. Благодаря контингенту «Кабаньей головы» знала, к кому обратиться, чтобы незаконно переместиться через пролив; выйдя на окраину Хогсмида, трансгрессировала в магическую часть заповедника Херитедж Кост. Смит — так он себя называл — был уже здесь. Мужчина невысокий, чем-то напоминающий Флетчера, стоял у самого края скалы. Держал в руках старый магловский резиновый сапог — очевидно, ничего более подходящего для портала не нашлось. — Здравствуйте, — поздоровался он, щурясь от резкого влажного ветра. Грейнджер поприветствовала его в ответ и протянула мешочек с галлеонами. Придавливая локтем к телу резиновый сапог, Смит неспешно пересчитал каждую монетку. Удовлетворенно кивнув, отдал Гермионе портал. — Портус, — произнес он, стоило сапогу оказаться в ее руках. Грейнджер тут же окутал поток воздуха, утягивая в воронку. Тело со всех сторон сдавило, в глазах потемнело, а уши заложило. Сумочку едва не вырвало из рук — Гермиона успела вцепиться в ремешок в последний момент. Спустя мучительные секунды воронка «выплюнула» пассажира; не удержавшись, Грейнджер упала на колени. Это было, пожалуй, ее худшее путешествие. Она зареклась когда-либо еще использовать нелегальные порталы.-
Конечно, Гермиона не могла себе позволить проживание в центре магического Парижа — даже в двадцатые годы квартиры и отели стоили неподъемных сумм. А потому пришлось пойти на сделку с совестью и отыскать пустующую квартиру на магловской стороне. В конце концов, даже Слагхорн в ее времени не гнушался таким. А за Грейнджер, по крайней мере, не охотились Пожиратели Смерти, которые могли разнести любое пристанище в щепки. Находиться в чужом доме много времени было некомфортно. И кроме того, опасно тем, что можно было пропустить то важнейшее событие, ради которого Гермиона в этот город и прибыла. Каждый день рано утром Грейнджер покидала магловское жилье и, пройдя сквозь скульптуру в магические кварталы, проводила там время до ночи. Благо климат Англии и Франции все же отличался, и дожди и холод здесь случались не так часто. Чтобы не привлекать внимание, Гермиона не бывала два дня подряд в одном и том же месте. Еду покупала в разных лавках, проводила время в противоположных частях кварталов, скверики и парки посещала только в самые непопулярные часы. День за днем, однако, ничего не менялось. Казалось, будто ничего не происходит. Грейнджер начинала нервничать, не замечая совершенно никаких следов пребывания здесь Гриндевальда и его прихвостней; впрочем, сама не была уверена, что за знаки хотела увидеть — лозунги, растяжки и объявления? Горы трупов? Через пять дней после ее прибытия в Париж, за день до битвы на кладбище, нервозное состояние достигло критической точки. Вечером, практически перед самым закатом, Гермиона заставила себя купить в ближайшей лавке булку и стакан молока — от волнения кусок в горло не лез. Она как раз расплачивалась, когда в помещении внезапно потемнело. С лица продавца сползла вежливая улыбка, стоило ему перевести взгляд за спину Гермионы в окно, а монеты упали на прилавок. Грейнджер обернулась и едва сдержала радостное ликование — город, все-все его улицы и здания обтянуло плотной темной вуалью. Забрав купленные припасы, Грейнджер выскочила на улицу. Завтра — поняла она. Завтра вечером Гриндевальд собирает последователей и неравнодушных. Завтра Гермиона Грейнджер окажется в своем времени.***
С трудом дождавшись нужного часа, Гермиона трансгрессировала к окраине кладбища Пер-Лашез. Тут же оказалась в толпе, стекающейся к самому большому склепу — склепу, принадлежащему семье Лестрейндж. Грейнджер, накинув капюшон мантии на голову так, чтобы скрывал лицо, последовала за всеми. От предвкушения покалывало кончики пальцев; маховик времени, висящий на груди, обжигал кожу — словно чувствовал, что его вот-вот зарядят и используют. Уже приблизившись к месту, Гермиона засомневалась, стоит ли ей входить — по историческим данным, битва должна произойти вне склепа. Однако быстро себя одернула. Нельзя ничего упустить. Это, возможно, ее единственный шанс зарядить маховик, и облажаться в последнюю минуту — катастрофа. Потому она решительно перешагнула барьер и, пройдя через короткий коридор, оказалась на верхней трибуне. Поразмыслив, спустилась в середину, чтобы успеть среагировать при любом раскладе, если вдруг что-то пойдет не так. То, что встреча была назначена в правильный с точки зрения истории день, не могло усыпить бдительность и успокоить Гермиону. Ожидание тянулось целую вечность. Конечно, сгорая от нетерпения и не давая повода появиться сомнениям, Грейнджер прибыла на кладбище в первых рядах. И теперь ждала появления Гриндевальда, который, кажется, не торопился. Почувствовала на локте цепкую хватку и едва не закричала. Обернувшись, едва не закричала во второй раз — Альбус Дамблдор, пышущий гневом и раздражением, которые даже не пытался скрыть, прожигал ее взглядом. — Какого черта ты здесь делаешь? — спросил он шепотом, стараясь не привлекать внимания. Гермионе, однако, этот шепот казался самым громким криком в мире. — Что ты здесь делаешь? — растерянно поинтересовалась в ответ. — Очевидно, шестой день твоих поисков привел меня сюда, наконец, — прошипел он. — Убираемся отсюда, пока за мной не явился отряд авроров или мы не привлекли внимание. За спиной Альбуса мелькнула знакомая шевелюра, и Гермиона побледнела. По лестнице спустился Тесеус Скамандер и остановился буквально на ряд ниже; около, кажется, своего брата. Грейнджер обежала взглядом верхние трибуны — те уже были полны авроров из Британии. По чью именно душу они пришли, Грейнджер уверена не была, но отряд казался слишком внушительным для одного лишь Дамблдора. — Боюсь, ты опоздал. И, если не хочешь привлечь внимание авроров, лучше отпусти меня. Альбус разжал хватку, но не до конца. — Я смогу отсюда трансгрессировать, если ты не будешь сопротивляться, — произнес он. Теперь в его взгляде промелькнула мольба. Осознание, что он явился сюда ради нее, несмотря на официальное предупреждение Министерства, и просит уйти с ним, не подозревая в измене или подобном — это заставляло сердце сжиматься от боли. Шальная мысль бросить все и в самом деле уйти с Дамблдором действительно мелькала в голове. Гермиона не один раз думала о том, что то будущее, в которое она так стремится, может ее разочаровать, а это прошлое — уже в какой-то степени предсказуемо и понятно. Но там оставались ее родители. То было ее время, в котором она росла и воспитывалась; время, которому она подходила и которое подходило ей. Будущее, ради которого она пожертвовала своим прошлым. Ответить Гермиона не успела — серые стены вспыхнули голубым, тени на мгновение исчезли, а в центре склепа появился во всей красе Гриндевальд. Пальцы Дамблдора окончательно разжались; он, не отрываясь, смотрел на мужчину на импровизированной сцене. И его интерес, в отличие от интереса Гермионы, не был слабым исследовательским. Альбус с искренним любопытством рассматривал бывшего друга и не менее внимательно слушал. Наблюдая за тем, как его лицо все больше и больше искажает гримаса боли и сожаления, Гермиона все сильнее ощущала подступающую вину за то, что фактически вынудила его это пережить. Поглощенная отслеживанием эмоций Альбуса, Грейнджер совершенно не обращала внимания на речь Гриндевальда. Из его уст определенно что-то исходило — волшебники на трибунах периодически аплодировали и улюлюкали, свистели и стучали ногами — все пролетало мимо Гермионы. Однако на внезапную, словно всех накрыло невидимым куполом, тишину она не смогла не обратить внимания. Долго искать причину не пришлось. Грейнджер перевела взгляд на Гриндевальда и тут же наткнулась на ответный. Не моргая и не отрываясь, он смотрел то на нее, то на Дамблдора. Головы остальных волшебников тоже стали поворачиваться в их с Альбусом сторону; его план быть незаметными определенно летел в тартарары. — Альбус, — на выдохе произнес Гриндевальд; голос эхом разнесся до сводчатого потолка и стек вниз по стенам. Он даже не скрывал, насколько шокирует его эта встреча. А его люди не скрывали готовность к бою — почти все палочки были нацелены на Альбуса, несколько — на Гермиону. И лишь осознав последний факт, Грейнджер поняла, что Дамблдор заслоняет ее плечом, пытается затолкать себе за спину. Все постепенно отмирало, приходило в движение, но словно в замедленной съемке. Волшебники вокруг расступились на относительно безопасное расстояние; некоторые и вовсе продвигались к лестницам. С верхних ярусов трибун едва слышными тенями спускались авроры, но пока не предпринимали никаких действий — находились вне своей юрисдикции, выжидали. — Геллерт, — твердо произнес Дамблдор. В голосе его было столько решимости, словно он пришел на смерть. Едва ли кто-то еще в этом зале мог обратиться к Гриндевальду по имени. — Министерство Великобритании настолько расточительно, что тебя прислали на верную гибель? — поинтересовался Гриндевальд; он говорил тихо, так что вряд ли его слова долетали до ушей сбегающих волшебников, однако и Гермиона, и Альбус, слышали их прекрасно. — Хотя нет, — добавил злобно, — ради Министерства ты бы на такую жертву не пошел. Значит, явился из-за девчонки? — пренебрежительно. — Или ее подослал убрать меня и пришел проверить, как она сделает свою работу? Как неосмотрительно… — Мы можем просто уйти, — также, не повышая тона, произнес Дамблдор. Гриндевальд склонил голову к плечу хищным жестом, явно размышляя. — Уходи, — легко бросил он, и Гермиона едва удержала челюсть на месте. — Но она останется. Альбус решительно шагнул вперед, окончательно закрывая тело Гермионы своим. — Мы уйдем вдвоем… И он определенно совершил ошибку — стоило ему упустить Грейнджер из виду, как ее подхватила невидимая сила, тело словно стянули путы, и с негромким хлопком она испарилась. Чтобы через секунду оказаться рядом с Гриндевальдом. В одно мгновение она смотрела в спину Дамблдора, а в следующее уже трепыхалась в руках Темного Лорда. — Я так не думаю, — усмехнулся Гриндевальд. — Любопытно, чем же она тебя покорила? Дамблдор, осознав, что произошло, тут же сорвался с места, а в его сторону с палочек людей Гриндевальда полетели вспышки. Впрочем, ни одно заклинание цели не достигло. Авроры Британии, видимо, решили, что нападения на соотечественника достаточно, чтобы дело подошло под их юрисдикцию, и, наконец, перешли к активным действиям — в сторонников Гриндевальда полетели заклинания. Гриндевальд обвел палочкой возвышенность, на которой стоял, поднимая защитный от вспышек авроров барьер; Дамблдор в последнее мгновение успел заскочить в сходящееся по окружности голубое пламя. Мужчины мешкали. Ни один из них не начинал атаку, а Грейнджер извивалась рядом с Гриндевальдом. Ей удалось освободить из невидимых пут руку, и она тут же потянулась к палочке. — Ступефай! Это было крайне наивно с ее стороны, что и дал понять короткий взгляд Гриндевальда. И все же, он отвлекся, чтобы смахнуть летящую в него вспышку, а Грейнджер успела отпрыгнуть на внушительное расстояние. — Депримо! — воскликнула, поднимаясь на ноги. Невербально использовала сектумсемпру. Ни одно из заклятий даже не зацепило оппонента; Гриндевальд не напрягаясь отбивал вспышки, не атакуя в ответ, видимо, только потому, что растерялся — не ожидал, что легкая добыча может нападать. Грейнджер же понимала: теперь ставка не на то, зарядится маховик или нет, а на жизнь. Даже жизни — и ее, и Альбуса, который по-прежнему не поднимал палочку против Гриндевальда. В Гермиону полетела кислотно-розовая вспышка с такой скоростью, что выставить щит попросту не было времени; пришлось отпрыгнуть в сторону. Она буквально рухнула у ног Альбуса. Однако вслед за первым заклинанием очередью направлялось еще несколько, и отбить их или уйти с траектории возможным не представлялось. Грейнджер зажмурилась. Долгожданная боль так и не наступила. Она открыла глаза и увидела перед собой хрустальный щит, сияющий голубым и золотом — определенно творение Альбуса. Случалось, что в самые опасные для жизни моменты Гермиона начинала соображать с тройной скоростью. Но так быстро, как сейчас, пожалуй, выводов она не делала никогда. До нее, наконец, дошло, что и Гриндевальд Дамблдора не атакует. Еще она припоминала, что обнаружила после реставрации книг одну-единственную закладку в учебнике истории древней магии — о временах, когда было модно давать друг другу клятвы. Сейчас поняла, что кроме Дамблдора некому было оставить закладку в той книге. То, судя по всему, был намек. Альбус и Гриндевальд — юные и влюбленные — вполне могли оказаться под влиянием моды и дать друг другу нерушимый обет не причинять вреда. Либо это, либо они просто оба сумасшедшие, либо с ума сошла сама Грейнджер. — Есть заклинание, которое никакие щиты не остановят, — зло бросил Гриндевальд, разглядывая хрустальный щит. И в Гермиону полетела зеленая вспышка. Дамблдор среагировал молниеносно — преградил путь заклинанию лучом экспеллиармуса. Грейнджер испытывала дежавю — когда-то Гарри именно этим заклятием победил Волдеморта. Теперь же, стоило зеленой и красной вспышке встретиться, с шеи Гриндевальда слетела серебряная цепочка с кулоном. Звенья рассыпались в воздухе, кулон, засияв, разлетелся в пыль. Гермиона поняла, что была права. Эти двое дали друг другу клятву, и только что она была разрушена. Дамблдор решительно оттолкнул Грейнджер к голубому барьеру и направил палочку на Гриндевальда. Тот, тяжело дыша, целился в ответ. Дальнейшее происходило так быстро, что Гермиона едва успевала анализировать. Настолько яркого сражения она не видела никогда: сияющие всеми цветами вспышки летели в разные стороны, отбивались и глушились. Воздух дрожал от напряжения, сжимался и трещал от переизбытка энергии. Маховик на груди Гермионы грелся, металл начинал жечь. Дамблдор и Гриндевальд словно танцевали друг с другом, боролись за право вести. Их дуэль не угасала с каждой минутой, а наоборот, все сильнее распалялась. Они трансгрессировали, исчезали и неожиданно друг перед другом появлялись, осыпали новыми вспышками и вновь испарялись прямо с кусками бетона, на котором стояли. А потом все закончилось так же резко, как началось. Гриндевальд совершил ошибку, его стянули невидимые путы, а звуки и вспышки — все резко исчезло, на их место пришла пустота. Примерно такая же была и в душе Гермионы. Она коснулась маховика времени сквозь одежду. Чувствовала, даже не глядя на него, что он полон энергии. Больше ничто не удерживало ее в прошлом. Нырнула ладонью под ткань мантии. — Кто теперь будет любить тебя, Дамблдор? Подняла голову, тут же встречая взгляд Альбуса. Этот взгляд являлся ответом на вопрос Гриндевальду. Гермиона разжала пальцы. И все завертелось…*~0~*
Гермиона достала очередной подарок из кучи под елкой. Коробка, завернутая в кислотно-розовую упаковку с принтом в виде зеленых елок — даритель явно создавал бумагу сам — привлекала внимание своим вырвиглазным цветом. Гермиону, конечно, трудно назвать падкой на аляпистые украшения, то скорее прерогатива Альбуса и детей, но такое даже она пропустить не могла. Конечно, она не удивилась, обнаружив внутри очередное блюдце с изображенными на нем тремя котятами — Долорес Амбридж присылала подобные подарки вот уже шестой год к ряду на все праздники. Гермиона хорошо помнила эту дамочку и из своего времени, и заново познакомилась с ней в этом. Она не могла сказать наверняка, имели ли в прошлом такое же значение подношения Амбридж: рассылала ли она блюдца с котиками или же просто коллекционировала. Теперь маленькие мохнатые зверьки, изображенные на фарфоре, имели бо́льшее значение — они являлись шпионами, будучи зачарованными на манер русских тарелок, которые создавали связь, когда по ним прокатывалось яблоко. Видимо, год учебы по обмену в Колдовстворце прошел для юной Долорес с пользой, собственно, как и шесть лет обучения на факультете Рейвенкло. Поразмыслив, Гермиона без жалости сунула блюдце обратно в коробку. — Эванеско. Оставалось лишь надеяться, что все остальные, чьего внимания добивалась Амбридж, поступили с подарками точно так же. Ну или поставили блюдца в комнату с грудными младенцами.-
Перед Гермионой материализовался один из домовиков — Блинк. Эльфу было меньше пятнадцати, соответственно, воспитывался он уже по новым правилам и, что несомненно радовало, не кланялся и не старался показаться услужливым, как старшее поколение, а еще с удовольствием носил модную яркую одежду. К слову, молодые эльфы также нормально воспринимали выходные и заработную плату, отпуска и больничные; болели домовики, вообще-то, крайне редко, но сам факт права не ходить на работу при плохом самочувствии был очень ценен. — Миссис Гермиона, мастер Альбус просит вас подойти к лестнице, ведущей к башне Гриффиндора. Передав сообщение, эльф тут же с еле слышным хлопком испарился. Гермиона не успела даже возмутиться — кажется, на такие случаи у всех преподавателей имелись лунные камни, и не было необходимости использовать домовика в личных… Она резко осекла мысль, промазав рукой мимо кармана — в ночной сорочке его попросту не было. А значит, совсем не факт, что Альбус не пытался вызвать ее. — Черт, — шикнула Гермиона, поднимаясь на ноги. Судя по тому, как те затекли, она достаточно долго просидела в неудобной позе перед елкой. Лунный камень, обнаруженный на прикроватной тумбе, в самом деле настойчиво сиял всеми цветами радуги. Количество пропущенных сообщений Гермиону немного встревожило: что могло заставить Альбуса оставаться на месте и вызывать ее, когда он мог попросту прийти в покои и пригласить ее лично? Не тратя времени, Гермиона вытянула первую попавшуюся мантию из шкафа и поспешила к нужным лестницам. Самая тревожная часть ее мозга рисовала ужасную картину: школа на грани разрушения, портреты валятся со стен, во все стороны разлетаются канделябры и мишура, ледяные статуи разбиваются вдребезги, а Альбус проигрывает в схватке волшебникам, проникшим на территорию Хогвартса. И все, несомненно, связано с возвращением Волдеморта — а ведь Гермиона не раз настаивала на том, что нужно стереть ему память о волшебном мире, и как же она была права! Конечно, Том Риддл сумел-таки найти способ вернуть себе магию и теперь пришел, чтобы отомстить… Или же Гриндевальд вырвался из Нурменгарда и явился навестить бывшего возлюбленного… впрочем, Гермиона сомневалась, что чувства Гриндевальда себя исчерпали — тот регулярно Альбусу писал. Надо же, какое у них обоих забавное прошлое, промелькнуло в мыслях Гермионы, пока она перепрыгивала через ступеньки соизволивших повернуть к ней лестниц, или бежала сквозь потайные коридоры, если лестницы не поворачивали. Вообще-то, спустя столько лет Гермиона не могла понять, почему все самые ужасные ее фантазии до сих пор связаны с Волдемортом. Возможно, дело было в том, что за время, прошедшее после его «ухода» из волшебного мира, большего зла не появилось. Запыхавшись, она выскочила на очередную лестничную площадку и едва не налетела на Альбуса. — Мерлин, — выдохнула, не ожидая увидеть его здесь. Дамблдор же словно и не обратил на нее внимания: стоял, положив ладонь на каменные перила и уставившись перед собой в пространство расфокусированным взглядом. — Мне нужна твоя помощь, — не поворачивая головы, хриплым голосом сказал он. Гермиона, привыкшая отчасти к его эксцентричности, проглотила рвущиеся наружу возмущения — знала, что рано или поздно объяснения будут произнесены, а ее недовольства вполне могут дождаться этого момента. — Я вся — внимание. — Попробуй уговорить Замок пропустить нас в башню Гриффиндора, — попросил Альбус. — К тебе он всегда был более благосклонен. Что ж, по крайней мере, стало ясно, чем именно занимается Дамблдор. Осталось узнать — почему. Гермиона убрала палочку в карман. — Ладно, но на многое не надейся. Она опустила ладонь рядом с рукой Альбуса и тут же почувствовала, что Замок откликается: камень мгновенно потеплел, и где-то на ментальном уровне Гермиона ощутила возмущения. Было удивительно, насколько Хогвартс тонко чувствует, когда прикосновением обращаются к нему, а когда они не имеют значения. Сейчас Гермиона мысленно обращалась к Замку, чтобы тот позволил пройти в башню Гриффиндора, но в ответ получала волны, ощущаемые на интуитивном уровне, как обида и недовольство. Конечно, Хогвартс не мог общаться словами, но всегда ясно передавал свои чувства. Гермионе казалось, что это потому, что Замок находится на другом уровне самосознания и речь ему просто ни к чему. Возможно, именно это почтительное, благоговейное отношение и подкупало его. Гермиона услышала шорох камня о камень и, опустив взгляд, увидела, что к площадке подъехала лестница. — Спасибо, — шепнула она и, напоследок погладив перила, убрала ладонь. Альбус тоже опустил руку и, вздохнув, с сосредоточенным лицом повернулся к Гермионе. Сделал приглашающий жест в сторону ступеней. — Во время завтрака гриффиндорцев, которые остались на Рождество в Хогвартсе, выбросило со всеми вещами в Большой зал, — опустился до объяснений. Положив руку ей между лопаток, мягко подтолкнул вперед. Гермиона невольно задумалась: причина такого мрачного настроения в том, что с неприятностями столкнулись именно гриффиндорцы, или же Альбус подозревает, что дело может оказаться куда серьезнее, чем просто проделки Замка. — И ты не чувствуешь, почему Хогвартс так поступил? Дамблдор помедлил с ответом. Скользнул ладонью со спины к локтю и некрепко сжал. — Я вообще ничего не чувствую. Гермиона посмотрела на Альбуса — по-прежнему сосредоточенное лицо не оставляло шансов подумать, что тот шутит. Она споткнулась на очередной ступени, и хватка на локте усилилась. — Что ты имеешь в виду? Дамблдор нахмурился. — Кажется, будто башни Гриффиндора и вовсе нет, — нехотя ответил он. — Не осталось даже фантомного ощущения, что она когда-то была. Гермиона нахмурилась и отвела взгляд. Они, наконец, ступили на очередную площадку и направились в сторону картины Полной Дамы — та спала на своем месте. — Может, снова проделка Пруэттов? Альбус поджал губы. — Пруэтты, — протянул он. — Их бы энергию, да в мирное русло… — Это и есть мирное, — вставила Гермиона. — Но такое им не под силу, — продолжил Дамблдор, почти не отреагировав на ее слова — лишь дернул плечом. Он часто припоминал Гермионе, что та порой говорит пугающие вещи. И это всегда касалось ее воспоминаний, которым не суждено сбыться. Как в данном случае: близнецы Фабиан и Гидеон, не обремененные мыслями о скорой войне, в свободное время не готовились к поступлению на службу Аврорами, а развивались в совершенно иной сфере — они планировали открыть собственный магазин с волшебными вредилками в Косой аллее. И пока остальные профессора мысленно отсчитывали дни и часы, когда мальчишки покинут стены Хогвартса, не колеблясь снимали баллы с их факультета и наказывали ребят отработками, Гермиона терпеливо относилась к их шалостям. Главное, что мальчишки живы, и никакие Пожиратели Смерти не убьют их в бою, едва у Пруэттов вырастут усы. Вообще, без тлетворного влияния Волдеморта изменилось многое. Блэки сделали упор на бизнес; все, кроме Ориона, отошли от политики. Конечно, они по-прежнему оставались древним, благородным темным родом, но максимум во что это выливалось — отрубание голов домовикам, потому что это старинная традиция, да лояльное отношение к темной магии. В свете этого обстановка дома была много спокойнее, чем при альтернативном развитии событий, никакой пропаганды ярой чистоты крови и особенного давления на детей, и это вылилось в то, что Сириус таки поступил на Слизерин. Гермиона тряхнула головой, заставляя себя сосредоточиться. Полная дама, услышав шаги, открыла глаза и потянулась — руки ее при этом вышли за пределы картины. — Пароль? — зевая, потребовала она. Дамблдор посмотрел на нее с укором, и дама встрепенулась. — Прошу прощения, директор. Она сделала приглашающий жест, и рама отъехала в сторону. Вместо коридора за ней оказалась пустота — не свежий воздух и бескрайние просторы, а черное, гнетущее ничто. — Что за… Гермиона не успела завершить фразу — пространство перед ними вдруг задрожало, воздух затрепетал, и их с Альбусом накрыла темнота.***
— Черт, — на выдохе произнесла Гермиона. — Что это было? — Не уверен, — проговорил Альбус; выглядел он не менее ошарашенно. — Но имею около пяти теорий. Они оба стояли перед абсолютно нормальным проходом в гостиную Гриффиндора — впереди виднелся короткий темный коридор, мебель, освещенная пламенем камина, кусочек картины, часть лестницы, ведущей в покои детей. Только сама Гермиона ощущала себя раздвоенной: вот она стоит перед загадочным темным пространством, а вот — сидит у синего барьера, созданного Гриндевальдом. — Альтернативная реальность? — Дается мне, все куда сложнее, — произнес Дамблдор; черт бы побрал его загадочность. — Я был в другом возрасте. Замечание имело смысл. Если бы их перенесло в иную реальность, то с сохранением параметров — как это бывает во снах. — Я тоже, — нехотя произнесла Гермиона. — Но она точно была другой, пусть и очень схожа с нашей. В моей обучение в Хогвартсе было платным. Альбус повернул голову в ее сторону. — А ты работала в школе в Хогсмиде? Гермиона коротко понятливо кивнула. — Мы были в одном месте. — Я знал, что меня тянет к тебе не просто так, — тихо произнес Альбус. — Ты не представляешь, что я почувствовал, когда решил, что потерял тебя. Гермиона сглотнула ком в горле. — Давай вызовем авроров? — предложила она. — Пусть разбираются с этим. А мне бы хотелось отвлечься от того, что произошло. — Так мы и поступим, — заключил Дамблдор.***
Гермиона и Альбус шагнули в камин, чтобы переместиться в квартиру дочери. Они не виделись с самого сентября — Ариана поступила в магловский университет, поселилась в магловском Лондоне… и завела отношения с маглом. Грейнджер не то чтобы все это не одобряла… но и не поощряла так активно, как Альбус. Она чувствовала, что каждый новый поступок все сильнее отдаляет дочь от мира магии и от нее самой, но никак на происходящее повлиять не могла. Наверное, подобные чувства когда-то испытывали ее родители. — Сегодня праздник, Гермиона, — проговорил Альбус, обнимая ее за талию, — отвлекись от проблем. Он, как всегда, чувствовал ее на интуитивном уровне, и мысли Гермионы не являлись для него секретом. А еще Альбус был совершенно прав — стоило отвлечься. К тому же атмосфера располагала. Квартира Арианы была украшена по всем законам семьи Дамблдор. Правило одно: никаких правил. Что дочь, что сын — оба переняли тягу Альбуса к аляповатости и испытывали слабость перед красным цветом. Потому гостиная дочери сияла от огней гирлянд, отражающихся в шарах на елке и украшениях на каминной полке. С потолка свисал разноцветный дождик; на бежевом диване яркими пятнами выделялись красные подушки, а стол устилала бордовая скатерть. — Мам? Пап? — Это мы! — ответил Альбус. Ариана вплыла в комнату, удерживая в руках поднос, который тут же водрузила на стол. — Я так рада вас видеть! — искренне произнесла она и сгребла обоих родителей в объятия. Гермиона почувствовала, как тревога в душе постепенно успокаивается. С чего она вообще взяла, что они отдаляются? Вот ее дочь, живая и здоровая, выглядящая ровно так, какой Гермиона ее помнит: неукротимая рыжая шевелюра, карие глаза и добрая улыбка. Из коридора послышался голос: — Ариана? — Мы здесь! — воскликнула она, оборачиваясь. Отстранилась и посмотрела на родителей. — Наконец-то я могу вас представить! Знакомьтесь — это Том. Гермиона, которая узнала бы этот голос даже спустя миллион лет, перевела взгляд на дверной проем. Почувствовала, как от лица отхлынула кровь. В комнату вальяжной походкой, убрав руки в карманы, вошел сам Том Марволо Риддл. Не постаревший, не изменившийся, тот самый Волдеморт, которого Альбус и Гермиона когда-то видели в магловском аэропорту. — Добрый вечер, — произнес он с улыбкой и склонил голову к плечу. — Надеюсь, Хогвартс передал вам мой подарок.