Фракталы времени

      Время во взрослом возрасте течет гораздо быстрее, чем в детском. У Гермионы была своя теория, почему так: количество событий, вызывающих эмоции, в юности много больше. В отличие от взрослых, жизнь которых идет по накатанной, и дни, даже недели и месяцы сливаются в одно, дети эмоционально откликаются на многие обыденные вещи. То, что взрослого человека уже не впечатлит, покажется приевшимся и банальным, у ребенка может вызвать восторг, удивление, огорчение — что угодно, отличное от равнодушия.       Диаграмма чувств и эмоций одного человека в юношестве и старшем возрасте пестрела бы лишь вначале.       Гермиона вновь поймала себя на размышлениях о времени аккурат в конце октября, когда ученики все так же стайками сновали по замку, вновь и вновь разыскивая новые отличия и изменения, произошедшие с замком за время летних каникул. Справедливости ради стоит отметить, что эмоции детей немного поутихли к середине октября, но вспыхнули вновь, когда стал подходить день прибытия делегаций.       Для Гермионы два месяца слились в сплошной белый шум с единственным незначительным всплеском девятнадцатого сентября. День ее рождения в целом прошел спокойно, но мысленный эмоциональный подъем от того факта, что она все еще жива и продолжает вести отсчет, немного приободрил.       Накануне прибытия делегаций Гермиона вернулась в покои, погруженная в размышления о скоротечности времени — очередная спугнутая ею группа учеников подтолкнула ее к этому. Сейчас воспоминания о прошедших двух месяцах казались серым вязким туманом. То, что впечатляло Гермиону еще полгода — да даже три месяца! — назад, теперь не вызывало ничего, кроме равнодушия. Даже Волдеморт, который в будущем должен стать величайшим темным волшебником, сейчас, показав себя в быту, уже не так впечатлял. Как бы то ни было, он являлся человеком с потребностями, проблемами, привязанностями. Хотя она с теплом вспоминала их первое свидание: несомненно, Волдеморт удивил ее тогда не только своими способностями, но и выбором места; она с удовольствием вернулась бы в тот французский ресторанчик снова. А еще она, несмотря на испорченное впечатление от второго, не забывала и о самом первом ужине, когда Волдеморт открылся в качестве гостеприимного хозяина. Еще, конечно, были скачки — туда она тоже в первый раз попала именно благодаря ему. Он открыл ей новый волшебный мир, которого Гермиона не знала раньше, даже когда была с Роном.       Грейнджер, однако, не забывала, с кем имеет дело — Волдеморт не был похож на человека, который действует из собственной прихоти. Иногда размышляла о том, чем именно вызвала его интерес; не верилось, что он не видел в ней выгоды.       Чувства Дамблдора больше не вызывали яркого эмоционального отклика тоже — ни удивления, ни противоречивого чувства вины, ни раздражения. Возможно, Гермиона испытывала что-то вроде обиды, когда видела Альбуса, беседующего с Эббот, и их плечи соприкасались, а расстояние между лицами было меньше, чем принято считать приличным. Но она понимала, что на эту обиду не имеет никакого права.       Отопление в замке жарило на всю мощь — Грейнджер не приходилось даже вспоминать о теплой одежде и грелках, — и все заклинания, защищающие Хогвартс от сквозняков, работали исправно. Она с трудом открыла тугую раму, и в комнату ворвался прохладный ночной воздух, тут же захвативший все пространство. Глубоко вдохнула, прикрывая веки. Из-за своеобразной реакции на согревающие чары Гермиона давно привыкла к низким температурам, и сейчас порой сходила с ума от духоты.       В дверь постучали, и она вздрогнула — за последние месяцы от этого звука отвыкла. Дамблдор вызывал ее к себе исключительно с помощью лунного камня, а с Волдемортом они общались через зачарованное двухстороннее зеркало, которое тот подарил ей на день рождения.       Она чувствовала необъяснимое волнение, пока шла к двери и открывала ее; и ощутила волну мурашек, когда увидела в полумраке коридора Дамблдора. Брови Гермионы взлетели от удивления и неожиданности — вот уж кого она не ждала в качестве ночного гостя.       — Позволите? — поинтересовался Альбус, и Грейнджер, все еще изумленная, сделала шаг в сторону, уступая дорогу.       — Что-то случилось? — спросила, когда Дамблдор замер в двух шагах от выхода, не продвигаясь вглубь комнаты.       — Нет, нет, — поспешил успокоить он, поднимая ладони вверх.       Дамблдор будто находился в смятении — выражение его лица, хоть он и пытался это скрыть, казалось потерянным, отстраненным.       — Альбус, а у вас все в порядке? — с нажимом спросила она, догадываясь, в чем тут дело.       Он, поджав губы, посмотрел на нее с большой смесью эмоций в ярко-синих радужках.       — Я, кажется… мне, наверное, лучше уйти.       Закатив глаза на его попытку выйти и громко вздохнув, Гермиона коротко взмахнула палочкой и заставила дверь захлопнуться.       — Проходите, — твердо сказала, жестом указывая на диван.       Дамблдор будто нехотя повиновался, чем вызвал у Грейнджер смешок. Она с неохотой закрыла створки, и те вспыхнули в месте соединения золотистым сиянием — знак, что сработали чары от сквозняка.       — Черри! — позвала она, и эльфийка в черешневого цвета тоге появилась перед ней; Черри тут же поклонилась так, что уши коснулись пола. — Мы, кажется, договаривались…       — Простите, профессор Грейнджер, мисс!       Эльфийка мгновенно выпрямилась, чем порадовала Гермиону.       — Подай, пожалуйста, чай. Ромашковый, как я люблю, — попросила она, подмигнув в конце.       Черри кивнула и тут же испарилась. Но лишь на несколько секунд; потом с еле слышным хлопком появилась вновь. Она удерживала поднос, на котором располагался керамический пузатый заварочный чайник, небесно-голубой с позолоченным кантом, а еще белый молочник, явно не из этого набора; две чашки с блюдцами, тоже абсолютно не сочетающиеся между собой даже по размеру — кружки были много больше. Картину дополняла кружевная ваза, полная — на самом деле, переполненная — разнообразных десертов: шоколада, трубочек с кремовой начинкой, мармелада в форме снитчей, бладжеров и квоффлов. Все имели разные фруктовые начинки — непредсказуемые, но не отвратительные, как в Берти Боттс; эта новинка из «Сладкого королевства», приуроченная к сто двадцать седьмому Чемпионату Мира по квиддичу, пользовалась успехом. Эльфийка, балансируя подносом на одной руке, щелкнула пальцами второй, и все мгновенно оказалось на столе. Несмотря на абсолютную несочетаемость предметов, вместе они составляли довольно гармоничную композицию.       — Спасибо, Черри, — поблагодарила Грейнджер.       Эльфийка явно собиралась поклониться, но мгновенно одернула себя. Коротко кивнув, она исчезла.       Гермиона перевела взгляд на Дамблдора — тот смотрел со скрываемым весельем.       — «Как я люблю»? — поинтересовался он.       — Работа у нас довольно нервная, — пожав плечами, пробормотала Грейнджер.       Она села на другой край дивана, втайне жалея, что не предложила Альбусу одно из кресел — те располагались близко к камину, и Гермиона думала, что до сильных морозов вряд ли решит присесть так близко к огню.       Попросив Черри принести то, что она заказывает обычно, Грейнджер не имела в виду огромную кучу сладостей. В основном она рассчитывала на несколько капель успокаивающего настоя в заварочный чайничек. Дамблдор определенно заметил наличие зелья в предложенной кружке, но покорно сделал глоток.       Немного выждав, чтобы подействовало зелье, Гермиона проницательно поинтересовалась:       — Волнуетесь о том, как пройдет завтрашний день?       — Боюсь не справиться со всеми задачами, — мгновенно признался он.       Гермиона искренне ему сочувствовала. А еще какой-то части нее — той, которую Грейнджер попыталась затолкать поглубже — было приятно, что Дамблдор пришел в поисках душевного спокойствия именно к ней. К Гермионе, а не Мэгги Эббот, которая, как казалось кое-кому из профессоров, не оставляла попыток пофлиртовать с Дамблдором.       — Уверена, все будет в порядке, — проговорила она, гоня прочь непотребные мысли. — В конце концов, Турнир пройдет на нашей территории — мы можем оказывать какое-никакое влияние.       Воцарилась тишина, которую отнюдь нельзя было назвать ловкой. Вот теперь мысли Гермионы окончательно повернулись в другое русло: она не оставалась с Альбусом наедине с поездки в Америку, с того момента, как… оказалось, что он не гей. Ей срочно нужно было прекратить думать об этом, так как первая волна жара подступила к щекам.       — Почему не пошли к Мэгги? — спросила она и мысленно хлопнула себя по лбу.       Дамблдор посмотрел сначала растерянно, а потом — удивленно.       — Вряд ли она способна понять, в чем именно состоят мои переживания.       — Да?       Гермиона удивилась, что он не стал отрицать возможность разговора с Мэгги Эббот.       Он кивнул.       — Я уверен, профессор Эббот охотно выслушала бы меня, но, видится, она вряд ли воспримет это как дружескую беседу.       — Вот как. — Гермиона моргнула — она-то думала, что Альбус не замечает внимания, которое ему оказывает Мэгги. Выходит, все это время он лишь хорошо изображал непонимание. — Почему же вы… просто не откажете ей?       Дамблдор усмехнулся.       — Во-первых, от Мэгги пока не поступало прямых предложений, — сказал он, и Гермиону передернуло от этого «пока не поступало» — значит ли это, что Альбус ждет более решительных действий со стороны Эббот? — Во-вторых, полагаю, ей просто нравится эта игра, и она не рассчитывает на большее внимание с моей стороны.       Она понимала, что Дамблдор не обязан откровенничать с ней, но видела — он отвечал охотно. Возможно, разговор об Эббот дал ему ненадолго отвлечься от гнетущих мыслей о приближающемся Турнире.       Она и сама ощутила неясное облегчение, позволившее вдохнуть полной грудью, хотя до этого и не замечала никакого давления.       Гермиона поймала себя на мысли, что получает искреннее удовольствие от такого времяпровождения — что бы ни произошло в Америке и какие бы чувства ни испытывал Альбус, она все равно скучала по нему. Она искренне считала его своим другом, и ей не хватало таких бесед, таких встреч. Они виделись в учительской, но там всегда находилось полно других профессоров — и Мэгги вечно была там, — потому все разговоры по обыкновению сводились к обсуждению учеников.       — Я волнуюсь о Нобби, — внезапно произнесла Гермиона, совсем не к месту и невпопад.       Просто озвучила мысли, которыми больше ни с кем не могла поделиться — Волдеморт не раз дал понять, что проявление заботы в адрес парня не ценит.       — В самом деле?       — Он вполне может стать Чемпионом Хогвартса — ему нужны деньги. Хотя я предложила бы пятикратный выигрыш, лишь бы он свое имя в Кубок не бросал.       Это прозвучало жалко и немного отчаянно.       — Уверен, Нобби вполне хватит сил победить в Турнире, — произнес Дамблдор.       Он явно недоумевал, почему Грейнджер так эмоционально реагирует на возможное участие Нобби. Вполне справедливо, подумала Гермиона, что Альбус не понимает — он-то не знает, какие воспоминания связывают ее с Турниром Трех Волшебников.       — Боггарт вряд ли сумеет навредить, — отстраненно проговорила она. — Дементор — вполне. Уж молчу о скачках — я видела, что задумал Орион.       Если мысль о том, чтобы уничтожить дементоров, по-прежнему казалась привлекательной и, главное, выполнимой, то с гиппогрифами Грейнджер так поступить не могла.       — В самом крайнем случае вмешаются судьи, — успокоил Дамблдор.       Кто же, вновь подумала Гермиона, окажет психологическую помощь участнику Турнира, если ситуация дойдет до крайности?       Она подняла взгляд и, заметив помрачневшее выражение лица Альбуса, осознала, что завела разговор на больную для него тему.       — Я недавно наткнулась на «Австрийский вестник» в библиотеке. Так это правда, иск Гриндевальда о досрочном освобождении отклонили?       Грейнджер в самом деле хотела спросить об этом — она плохо знала немецкий и не смогла перевести ничего дальше «Verweigerte Freilassung: Grindewald bleibt in Nurmengard!» Августовский номер австрийской газеты затерялся между выпусками «Пророка», которые просматривала Гермиона, и с тех пор статья о Гриндевальде не выходила из головы.       — Да, — подтвердил Дамблдор, благодарный за смену темы, — но удовлетворили просьбу о смягчении условий…       Он говорил — рассказывал о Нурменгарде, который Гриндевальд фактически отстроил для себя, поделился мыслями о судебном процессе и внезапном исчезновении Фаджа сразу после.       Грейнджер, эмоции которой поутихли под действием успокаивающего настоя, растворялась в размеренном мужском голосе, и она сама не заметила, как отключилась.       

-

      Уже следующим вечером менее чем через двадцать четыре часа она стояла, обхватив себя руками, на площадке перед Хогвартсом. Гермиона переводила внимательный взгляд между учениками, чтобы вовремя заметить тех, кто замерз и не может использовать согревающие заклинания. Она удивилась, обнаружив рядом с собой Нобби, который присоединился к ее нехитрой затее. От его плеча исходило тепло, оказавшее неожиданную поддержку.       — Лорда Волдеморта нет, — произнес он вполголоса.       Это не было вопросом, лишь констатацией факта. Гермиона подозревала, что Нобби движет любопытство — Волдеморт в последние два месяца регулярно посещал замок, и казалось странным, что он не явился в такой важный день. Сама Грейнджер была отсутствием Марволо — так она приучала себя думать о нем — взволнована.       — Полагаю, его что-то отвлекло.       Нобби хмыкнул, и Гермионе почему-то подумалось: возможно, он что-то знает. Иначе зачем ему заводить разговор о Волдеморте — он, напротив, всегда этой темы старался избегать.       Обдумать эту мысль как следует ей не дали: студенты, как один, ахнули, завидев вдалеке вспышку, а затем — тучу светящихся желтых огоньков, постепенно увеличивающихся. До толпы дошла волна магии, выплеснутая, судя по всему, массовой трансгрессией — волосы на руках встали дыбом, а темные мантии слегка всколыхнул легкий ветерок. Теперь не меньше полусотни ступок такого размера, чтобы в одну мог поместиться взрослый волшебник, на огромной скорости приближались к замку.       Гермиона усмехнулась, завидев, что у нескольких учеников в буквальном смысле отвисли челюсти. Две семикурсницы с Равенкло, которых она знала лишь по занятиям — дуэльный клуб девушки не посещали, — привлекли внимание громким шепотом.       — Это точно он!       — Не может быть!       — Может!       — Мерлин! Ты брала с собой перо? Может, хотя бы помада есть?       Они засуетились, выспрашивая у окружающих писчую принадлежность. Грейнджер выудила из кармана мантии прыткопишущее перо, которое отняла у одного из студентов на сегодняшней лекции по ЗОТИ, и всучила его Нобби, жестом указывая на девушек. Это задел на будущее, решила Гермиона, — Лич еще не догадывался о предстоящем Святочном бале. Она почувствовала на себе взгляд — Дамблдор смотрел на нее, усмехаясь, словно знал, о чем именно она думает. Он подмигнул и отвернулся, а Гермиона ощутила растекающееся по телу тепло, как от прикосновения.       Нобби вернулся к ней с ухмылкой.       — Они заметили Матвея Голикова, — сказал он. Не увидев понимания в глазах Грейнджер, пояснил: — Это прошлогодний победитель Чемпионата по зельям.       Что ж, это многое объясняло.       Гермиона поежилась от внезапно возникшей параллели между этим событием и событием из ее прошлой жизни: когда студентки Хогвартса — и, втайне, она сама — восхищались появлением Виктора Крама.       Дамблдор уже здоровался с директорами Мороз и уговаривал делегацию пройти в школу — на улице действительно было зябко, но его предложение решительно отклонили; для русских такая температура была в самый раз, они и одеты были подобающе случаю — в теплые меховые то ли мантии, то ли шубы. Грейнджер заранее им посочувствовала — в замке и студентам, и директорам наверняка будет жарко.       Пока ученики нерешительно переглядывались, а равенкловки решительно пробивали дорогу к Голикову, внимание Гермионы привлекло движение в замке — в развевающемся пальто, открывающем вид на костюм-тройку, шагал Грейвс. Безошибочно вычленив направленный на него взгляд, он коротко кивнул Гермионе и подошел прямо к ней.       — Где же остальная делегация? — шепотом, не скрывшим удивление, поинтересовалась она.       Заглянула за его плечо, словно надеясь увидеть за ним толпу учеников.       — И вам доброго здравия, профессор Грейнджер, — вполголоса проговорил он, и Гермиона смутилась. — Они прибудут с минуты на минуту. Я путешествовал порталом, а потом камином — очень не хотелось оставаться в закрытом пространстве наедине с полусотней детей.       Он скривился на последнем слове и устремил взгляд в сторону горизонта, но не к небу. Присмотревшись, Гермиона увидела едва заметную в сумерках желтую точку, которая постепенно увеличивалась. Спустя мгновение она сообразила…       — Это автобус — изобретение немагов, — проговорил Грейвс.       Ей, конечно, не требовались пояснения, но она благодарно кивнула за подсказку.       Пока автобус, издавая гулкий рык, приближался, она успела подумать, насколько же выбор такого транспорта — хороший ход. Американцы, волшебное сообщество которых тесно соседствовало с магловским миром, не придумали ничего лучше, чем явиться в старую добрую консервативную Англию на магловском школьном автобусе. Это одновременно и демонстрация, и тычок в сторону англичан.       Должно быть, Альбус просто счастлив. А родители чистокровок, скорее всего, будут крайне возмущены.       Появление американцев точно переплюнуло по зрелищности ребят из Колдовстворца: ученики обеих школ притихли и замерли, как настороженные животные перед хищником. Толпа отшатнулась, когда двери автобуса с громким шипением и эффектно выпущенным паром открылись. Первым из салона выпорхнул Фонтейн, затем — его ученики; на всех были надеты голубые мантии с клюквенным кантом, даже директор облачился в костюм и пальто таких оттенков, чтобы оставаться в одном стиле со студентами.       Пока Альбус, оба директора Мороз и Фонтейн обменивались приветствиями, Гермиона отслеживала реакции учеников. Те настороженно переглядывались, не решаясь знакомиться. И только теперь Грейнджер поняла, что студенты Колдовстворца, пожалуй, еще меньше знакомы с магловской культурой, чем ученики Хогвартса. Дети с опаской разглядывали автобус — машина наверняка виделась им невиданным зверем и вызывала настороженность.       — Прошу всех в замок!       Голос Дамблдора в плотной тишине показался оглушающе громким, но это вывело учеников из оцепенения — зашевелившись, они, наконец, немного расслабились. До Грейнджер доносились шепотки студентов Хогвартса, которые — одни с восхищением, другие с осуждением — обсуждали эффектное появление американцев; ступки уже отошли на второй план. Ребята из Колдовстворца тоже переговаривались, но их Гермиона не понимала — сейчас знания Волдеморта оказались бы очень кстати; несмотря на то, что теперь ее не нужно было искать по всему свету, он наверняка не отказался бы переводить для нее.       Мысль о Волдеморте вновь заставила подняться ненадолго отступившее волнение. Грейнджер задавалась вопросом: почему его нет. Она не могла поверить, что он забыл о такой важной дате — да и шанс мелькнуть на фото в «Ежедневном пророке» тоже не упустил бы по своей воле. Кроме того, она вспомнила, что они не разговаривали этим утром по двустороннему зеркалу.       Теперь ей не терпелось вернуться в покои и связаться с Волдемортом, а еще лучше — отправиться к нему камином. Это было рискованно — она обещала в первый день прибытия делегаций находиться в замке, но поднимающееся волнение отодвигало все прочее на второй план. Грейнджер видела отражение собственных эмоций на лице Альбуса и улавливала крохотные, едва заметные нотки беспокойства в его голосе. Дамблдор наверняка обратил внимание на то, что Волдеморта нет, но Гермиона не сомневалась: он переживает о последствиях такого отсутствия. Если что-то произошло в Хогсмиде, Альбус наверняка хотел бы находиться там. Они это не обсуждали, но Гермиона была уверена, что его тоже взволновал случившийся в деревушке пожар, который Аберфорт не сумел предотвратить.       Когда ученики Ильверморни заняли места за столом Хаффлпаффа, а студенты Колдовстворца разместились с факультетом Равенкло, Дамблдор сказал приветственную речь, а после — хлопнул в ладони, начиная пир.       Как и на столах учеников, на профессорском тоже появились блюда не только традиционной английской кухни. Теперь с йоркширским пудингом соседствовала жаренная во фритюре курица, шницели из говядины, холодец и уже знакомая Гермионе окрошка.       Грейнджер столкнулась локтями со Спраут, когда они обе потянулись к кукурузным лепешкам, и только в этот момент поняла, что Помона все это время разговаривала с ней.       — Извини, что ты сказала? — прошептала она, склоняясь ближе в коллеге.       — Профессор Эббот теперь оккупирует вниманием этого американца, — хихикнула та.       Грейнджер подалась немного вперед, чтобы как следует разглядеть Мэгги. Ту отсадили на три места от Дамблдора, и теперь она соседствовала с Грейвсом. По лицу мракоборца было не понять, как он к этому факту относится: он отвечал односложно, но без явной неохоты. Почувствовав на себе взгляд, поднял голову и посмотрел на Гермиону. Та тут же отпрянула, прячась почти за всем профессорским составом, и Помона снова захихикала, словно школьница.       Бессмысленная болтовня со Спраут позволила Гермионе на некоторое время отвлечься от гнетущих мыслей. Вместе они, скрывая лица за кубками, в которых плескался то компот, то имбирный эль, внимательно следили за учениками. Дети постепенно расслаблялись. Языковой барьер практически не помешал равенкловцам и некоторым слизеринцам объясняться с русскими; стол факультета Хаффлпафф и вовсе собрал большое количество представителей остальных Домов. Поначалу четко разделенные столами и разными мантиями, они теперь перемешались, создавая приятную глазу картину, — синие с красными оборками мантии ильверморнцев растворились между темными одеждами студентов и бордовыми шубами колдовстворцев. Последние, правда, уже успели оценить восстановленные чары замка: многие скинули теплые накидки и остались в свитерах и рубашках.       Не без умиления Гермиона наблюдала за юношами, которые осторожно рассматривали девушек, и представительницами прекрасного пола, уже умело стреляющими глазами. В этом учебном году будет много любовных драм, решили Грейнджер и Спраут и порадовались — а потом и пожалели, — что сами уже вышли из подросткового возраста.       — Ну, по крайней мере День святого Валентина обещает стать интересным, — заметила Помона.       Ужин подошел к концу, и внесли Кубок. Несмотря на то что Грейнджер доводилось видеть древний артефакт, она почувствовала не меньший трепет, чем в первый раз. Однако когда Альбус, проведя рукой над чашей, зажег голубоватый огонь, который словно вытянул часть света из свечей и факелов, освещавших зал, ощутила подступающее волнение и какую-то безысходность. Это тоже было не внове — такие эмоции она испытывала на своем четвертом курсе, будто огонь из Кубка нес угрозу. В тот раз предчувствие оправдалось, и Грейнджер оставалось только надеяться, что на этот все пройдет глаже.       Один взгляд на Нобби дал ей понять: она ошибается. Он выглядел непривычно решительным и смотрел на Кубок так, будто ждал от артефакта решения в свою пользу прямо сейчас.       Деканы выстроили своих студентов, готовясь проводить их в гостиные — на этом настояла профессор Эббот, не доверяющая слизеринцам.       — В такой день они наверняка забудут, где находится подземелье!       Остальные вполне разделяли ее мнение.       Синистра, Вектор и Дамблдор провожали директоров и учеников из Колдовстворца и Ильверморни в новые Северную и Западную башни… а Гермионе достался Грейвс. Вообще-то предполагалось, что он тоже отправится на экскурсию по замку, но мракоборец отмахнулся.       — Что ж, пойдемте, — пробормотала Грейнджер, чутье которой отмечало в этом человеке силу и затаившуюся опасность.       Грейвс держался расслабленно и вполне уверенно. Он не разговаривал, явно не желая вести пустые беседы. Молча шагал рядом, рассматривая движущиеся картины и наблюдая за лестницами, по которым плотным потоком двигались ученики. Разглядев в нем искренний интерес к коридорам Хогвартса, Гермиона раздраженно подумала, что мужчина мог бы и не отказываться от экскурсии.       Уязвленная молчанием Грейвса и погруженная в мысли о Волдеморте, который так и не появился на приветственном пиру, она забыла, что новому человеку не помешали бы ориентиры, как добраться из профессорского крыла в Большой зал.       Только оказавшись перед дверью в выделенные ему покои, она опомнилась, но было поздно.       — Итак, — вздохнув, произнесла Гермиона, — вот ваши комнаты. Если будут какие-то вопросы — мои вон там, — она жестом указала на дверь напротив. И нехотя добавила: — Я отправлюсь на завтрак в восемь, могу зайти за вами — если вы не запомнили дорогу.       Грейвс усмехнулся.       — У меня хорошая память, профессор Грейнджер, — произнес он холодно. Испытав облегчение и пожав плечами, Гермиона собиралась уйти. Железная хватка на плече ее остановила. — И отличный слух, — добавил тише. Это замечание, вкупе с прикосновением, заставило девушку напрячься. — Я слышал, как вы оговорились в Америке, прямо перед моим кабинетом, о том, что Дамблдор бросил вас одну в чужой стране.       Это была почти дословная цитата слов, вырвавшихся у нее в порыве эмоций. Гермиона почувствовала, что бледнеет.       — Я… э… вы правы: это лишь оговорка…       — Не уверен, — твердо произнес Грейвс, не ослабляя хватку; на его лицо падала тень, и радужки казались почти черными, а и без того тяжелый взгляд — пугающим. — После вашего отбытия я сделал запрос в Министерство Магии Британии, — сказал он, и ноги Грейнджер подкосились: она знала, что ее документы — подделка не самого высшего качества. — И мне прислали безупречную карту личных данных — от рождения до настоящего момента. Не придраться. Но я все же решил убедиться в их подлинности в американском архиве. И там нет ни единого упоминания о рождении какой бы то ни было Гермионы Грейнджер. Как вы это объясните?       Гермиона, которая еще не отошла от шока из-за того, что в Британском Министерстве находится карточка с ее личными данными от самого рождения, смогла только моргнуть. Кому бы это понадобилось, кроме нее, чтобы ее документы были в порядке? У кого достаточно влияния…       — Я не знаю, что вам сказать, — пробормотала она. — Возможно, информация была утеряна при передаче в Британию…       Грейвс хмыкнул.       — Слабо верится, — произнес он. — Особенно если помнить о вашей оговорке.       Гермиона выпрямила спину, сводя лопатки, и высоко задрала подбородок. Она вырвала плечо из цепких пальцев и сдержалась, чтобы не потереть больное место и не поморщиться.       — Меня это не волнует, — высокомерно, подражая Вальбурге, заявила она. — Если МАКУСА не может навести порядок в архивах — это ваши проблемы.       Она развернулась и, скрывая дрожь, зашагала в сторону своих покоев.       — Я за вами слежу, профессор, — прилетело ей в спину.       А потом послышался характерный хлопок двери. И все же Гермиона смогла выдохнуть и расслабиться, лишь оказавшись в своей комнате.