Фракталы времени

      Времени на «перевести дыхание» оставалось мало. После того как приказы были розданы, а Пожиратели — распущены, Волдеморт с неудовольствием понял, что пора отправляться на встречу с Элмерсом. Приходить к незнакомому человеку на серьезный разговор загруженным своими проблемами — моветон, считал Волдеморт. А потому предпочел немного опоздать, но прогуляться до ресторана, расположенного в глубине Годриковой впадины, чтобы упорядочить информацию.       Поразмыслить и впрямь было о чем. Невысказанное удивление Малфоя и тактическое — не тактичное — молчание Долохова до поры давали ему очень даже нужную отсрочку.       То, что он бросился спасать Грейнджер, когда все пошло не по плану, позже испугало его самого. Он всегда волновался о своей жизни, и это чувство слегка притупилось с появлением крестражей, но не настолько, чтобы выдвигать кого-то на значимые позиции. Он, черт возьми, удивился бы меньше, если бы бросился спасать Антонина — тот фактически его правая рука, — но не Грейнджер, которая даже пользы не приносит, а лишь добавляет внутреннего раздрая.       И что вообще значит то приятное ощущение, зарождающееся где-то в области сердца и разливающееся по всей полости груди, когда Грейнджер его ревнует? Как легкая щекотка, но какая-то желанная, что ли, влекущая.       Грейнджер, надо признать, неплохо умеет скрывать свои чувства — чего только стоило ее поведение в тот вечер, когда они готовили ужин вместе. Оттого ее неприкрытые возмущение, ревность — вкуснее и ярче. А, может, ее эмоции показались такими привлекательными из-за контраста в ощущениях: сначала он действительно чертовски испугался, что она останется там, под завалами трибун, а потом испытал колоссальное облегчение, когда девочка Пьюсси заметила Грейнджер в толпе и засвистела. Он даже не успел возмутиться магловскому изобретению в руках ребенка.       Откровенно говоря, Волдеморт уже не был уверен, что интересуется Грейнджер только из выгоды. Но признаваться в этом кому-либо вслух не собирался. Уж точно не сейчас, когда контроль над территориями Пятого Волдеморт собирается перетянуть, и каждый, с кем он теперь сблизится, тут же окажется под угрозой. Пятый непременно ответит, в этом можно не сомневаться. Вопрос лишь — когда.       Волдеморт вздрогнул, осознав, что уже находится на границе Годриковой впадины — он проделал немалый путь, погрузившись в себя и не замечая ничего вокруг.       Дурацкая Грейнджер стала навязчивой идеей — из тех, что от слова навязывать.       Возможно, если бы не мысли о ней, расправиться с Мальсибером вышло бы иначе. Вообще-то, тот не заслужил такой быстрой смерти. Но он знал слишком много, а еще провалил операцию, чуть не убив вместо Крауча девчонку. И хотя выпытать из связанного клятвами Оуэна все равно ничего не вышло бы, Волдеморт считал, что, пожалуй, он и впрямь погорячился. Мальсибера следовало пытать до потери памяти, а потом сдать его в Мунго, чтобы он доживал свою жалкую жизнь, пуская слюни на четвертом этаже, и, может, сбросился с балкона в момент просветления. Если такие, конечно, случаются у сумасшедших.       Волдеморт, тряхнув головой и собравшись, вошел в ресторан. Он не удивился, когда его тут же встретил официант — кажется, все тот же, что обслуживал их с Вальбургой, — и проводил к столику. Итан Элмерс, завидев гостя, тут же поднялся, придерживая галстук, чтобы тот не нависал над столом, и протягивая ладонь для рукопожатия.       Волдеморт прищурился, разглядывая мужчину. Он однозначно никогда этого человека не встречал, хотя они были примерно одного возраста — значит, приезжий. Сотрудничать с иностранцем не очень-то хотелось, и если бы не рекомендация Вальбурги, Волдеморт не стал бы иметь с этим человеком дела. Тонкое лицо, по-лисьи длинный прямой нос и хитрый взгляд карих глаз — тоже не располагали.       — Итан Элмерс, — представился мужчина, крепко сжимая ладонь.       — Лорд Волдеморт.       Элмерс еле заметно кивнул и указал на стул, предлагая сесть.       Стоило им занять места, к столику вернулся официант с меню. Волдеморт поморщился, что не укрылось от взгляда Элмерса.       — В моем заведении работают только сквибы, — произнес он с некоторой гордостью, когда официант отошел. — Это гарантирует, что еда не будет отравлена.       Если и был способ удивить Волдеморта, то это как раз он. Все гениальное просто — в руках сквибов даже самое сильное зелье становится не больше, чем бесполезной смесью ингредиентов. Конечно, никто не застрахован от подлости своего визави — Волдеморту как-то подмешивали яд в еду и питье, пока он отлучался в уборную, — но это уже личная проблема каждого.       Изменять своим привычкам Волдеморт не собирался — его заказ, как и в прошлый раз, ограничился лишь чаем; Элмерс последовал его примеру. Их встречу вряд ли можно было назвать деловым обедом — это были переговоры, причем не предварительные, а, как вскоре выяснилось, уточняющие детали.       Вальбурга либо сильно преуменьшила, сказав, что они лишь набросали бизнес-план, либо Итан так старался кого-то из них впечатлить, что увлекся и составил подробный порядок действий, начиная с поиска подходящего места для завода и порядка получения разрешения на использование заклятия незримого расширения, заканчивая приблизительным количеством вакансий.       — С сетью магазинов еще проще, — произнес мужчина, взмахивая палочкой — над столом воспарила детальная карта магической Британии, — мы можем разместить по две-три лавки в каждом районе, никаких проблем не будет. Я уже прикинул стоимость ремонта, вывесок и рекламы. Возможно, придется немного выйти за рамки бюджета, но, Вальбурга наверняка упомянула, окупаемость даже по самым плохим сценариям сумасшедшая.       Волдеморт понятливо кивнул, опуская взгляд на бумаги.       Энтузиазм Элмерса заражал. Если этот человек так горел чужим по сути делом, то оставалось только догадываться, как трепетно он относился к своему бизнесу. Это подкупало и располагало, так что лисий прищур быстро перешел в категорию положительных.       И все же Волдеморт не собирался терять голову от головокружительных перспектив.       — А что на счет…       — Авроры не могут входить в такие места без прямого вызова. Если, конечно, не являются клиентами.       А проницательность Элмерса поражала. Волдеморт заподозрил, что тот владеет легиллименцией, но, прислушавшись к ощущениям, понял, что никакого воздействия нет. Похоже, он все-таки являлся даже больше, чем просто отличным специалистом. И Вальбурге наверняка было нелегко решиться рассказать о таком ценном кадре. Значит, она действительно много ставила на это предприятие.       — Я думаю, мне понадобится несколько дней, чтобы внимательно все изучить, — произнес Волдеморт, создав копию документов.       — Да, конечно, — суетливо кивнул Итан. — Если это возможно, осматривать заводы я предпочел бы вместе с вами, — добавил он.       Волдеморт на мгновение задумался, так ли необходима ему компания, но, в конце концов, решил, что это неплохой шанс узнать Элмерса получше, и принял предложение.       

***

      Мадам Помфри отпустила Гермиону лишь в воскресенье вечером — ребра и предплечье заживали дольше, чем должны были. И Грейнджер, конечно, знала этому причину, но Поппи просвещать не спешила. Все, что она могла, — послушно следовать указаниям и быть хорошей пациенткой.       Кроме того, когда дети и их обеспокоенные родители — последние явились ранним утром — покинули, наконец, Больничное крыло, Грейнджер осталась в приятном одиночестве. Желанном даже.       У нее появилось почти неприличное для преподавателя в Хогвартсе количество свободного времени. Гермиона истратила его на размышления не о себе и своих чувствах, а о том, кто же мог передавать информацию о детях. Почему именно этот вопрос был первым в списке приоритетов, Грейнджер старалась не думать. Просто по какой-то причине ей хотелось Альбусу Дамблдору доказать, что он на ее счет ошибается.       И чем дольше Гермиона размышляла, тем очевиднее становилось: без Волдеморта ей правду никак не узнать.       Не могла же она, в конце концов, напоить сывороткой правды каждого профессора?       Даже то, что такая мысль закралась в голову, уже говорило об отчаянии.       Что ж, если и был повод затолкать свою гордость куда подальше, то это он.       В понедельник, скрепя сердце и стиснув зубы, Гермиона написала Волдеморту письмо. Всю дорогу от замка до совятни, а потом и все двести тринадцать ступеней она взвешивала все «за» и «против». И хотя письмо вышло по-деловому сухим, Грейнджер опасалась, что любое внимание с ее стороны Волдеморт интерпретирует в свою пользу…       А потому, поднявшись на вершину башни, Гермиона неловко замерла перед арочным проходом под прицелом не меньше десятка взглядов от проснувшихся сов. Птицы, словно заражаясь ее тревогой, переминались на тонких жердочках с лапы на лапу, пушили перья и ухали.       — Вы так и будете здесь стоять?       Грейнджер вздрогнула и резко обернулась, инстинктивно прижимая руку с конвертом к бедру.       — Нобби! — невольно воскликнула она. — Вы… — ее взгляд скользнул за спину парню. — Я не слышала, как вы подошли.       Нобби, подражая совам, склонил голову к плечу и окинул Грейнджер любопытным взглядом. И, как всегда, не удостоил ее ответа. Лишь протиснулся мимо.       Гермиона незаметным движением убрала конверт в карман мантии. Никаких первых шагов с ее стороны, — твердо решила она.       — Кому вы пишете?       Конечно, интересоваться у учеников, с кем те ведут личные переписки, не являлось чем-то стандартным. Но Гермиона искала повод завязать беседу, а иных предлогов не нашлось.       Так и не войдя внутрь башни, наблюдала за Нобби. Парень уверенно проследовал к дальнему углу, к сове — настолько темной, что Грейнджер не видела птицу, пока та не открыла глаза. Привязал к лапке письмо, подставил ладонь с угощением, а потом проследил внимательным взглядом, как сова, элегантно взмахнув крыльями, явно нарочно цепляя несколько соседей по жердочке, вылетела в окно. Темное пятно на фоне красного заката становилось все меньше и меньше, пока совсем не исчезло.       Нобби наклонил голову, закрывая лицо волосами, и Грейнджер перестала надеяться на ответ.       Отошла к краю каменной лестницы, огороженной перилами, и уставилась вдаль — туда, где темная полоса Запретного леса сливалась с ярко-красным небом.       — Своему опекуну, — внезапно произнес Нобби, останавливаясь рядом, — скоро каникулы. А я даже не знаю, где теперь живу, — усмехнулся он, и Гермиона с удивлением осознала, что ситуация парня, кажется, и впрямь забавляет. — А вы? — спросил, поворачивая голову в ее сторону.       Первый порыв ответить, что это — не его дело, Грейнджер задушила. Естественно, она удивилась, что Нобби не просто заговорил с ней, а дал честный ответ. И того же теперь ждал от нее.       — Вашему опекуну.       Нобби удовлетворенно кивнул. И, что казалось еще более поразительным, не стал развивать эту тему.       Он продолжил стоять рядом, а Грейнджер боялась пошевелиться и спугнуть этот момент. Впервые за все время, что им доводилось общаться, Лич не огрызался, не закрывался и не злился. Гермиона боялась вдаваться в причины таких резких перемен.       И все же не смогла скрыть изумленного взгляда, когда Нобби заговорил нарочито небрежно:       — Я хотел попросить прощения за боггарта. Беллатриса уговаривала оставить эту затею, но я…       — Значит, это все-таки вы, — медленно произнесла Гермиона, судорожно соображая, какую реакцию от нее ждут.       Нобби только что взял на себя вину за тот случай, и это тоже многого стоило. Но не извиняло его — не-Гарри и патронус все еще снились ей по ночам с завидной регулярностью.       — Вы ведь и так с самого начала в этом не сомневались, — виновато улыбнулся парень. И Грейнджер укрепилась в своем подозрении — как и Волдеморт, Нобби различает, когда ему лгут. Она обращала внимание на его реакции и раньше, но сейчас все ощущалось острее, что ли. И все же, Гермиона не понимала, к чему он ведет. — Я готов отработать наказание.       Ах, вот оно что.       Грейнджер обернулась, прищурившись.       — Вы можете прямо сказать, чего хотите, — произнесла она. Мысленно чертыхнулась, когда Нобби тут же закрылся — снова спрятал лицо за темными волосами, отвел взгляд и скрестил руки на груди. — Ладно, — поспешила исправиться она, — две недели отработок, мистер Лич, начиная с завтрашнего дня.       Парень кивнул и сбежал, оставляя Грейнджер с повисшим в воздухе вопросом и чувством, что ее затягивают в какие-то подростковые проблемы. И, что хуже всего, она послушно идет на поводу, радуясь той крохе человеческого отношения, которую ей подарили.       Она неверяще покачала головой. Облокотилась о перила и остановила взгляд на размытой линии горизонта.       Что ж, похоже, пришло время признаться: манипуляторов тянуло к ней, как магнитом. Как, черт возьми, из всех людей в школе Нобби выбрал именно ее? И ведь, несмотря на юный возраст, он манипулировал умело и не похоже, что интуитивно.       Гермиона спрятала лицо в ладонях и нервно рассмеялась.       

-

      Грейнджер не была уверена, что это хорошая идея, но, конечно, она не могла открыто выступить против инициативы Волдеморта — главы попечительского совета — и желания всех учеников.       Волдеморт то ли проникся новой ответственностью, то ли понял, что письма — не очень эффективный способ связи, а зеркала, которые можно зачаровать, закончились, и явился на сегодняшнюю встречу дуэльного клуба.       О, этот человек прекрасно понимал, какой эффект оказывает на молодых волшебников. Девушки, очарованные им настолько, что даже не замечали следы темной магии на лице, юноши, восхищенные давящей силой, все заглядывали ему в рот.       Грейнджер, когда Волдеморт вошел в аудиторию, решила сначала, что это Нобби снова экспериментирует с волшебными существами, но, оценив взгляд парня, направленный на опекуна, поняла, что тот и сам сейчас не отказался бы, чтобы это был всего лишь боггарт.       Она не чувствовала ничего, даже сердце не забилось чаще. Как оказалось, злость, которую она испытала, увидев Волдеморта в компании Ады Фадж, за время, что они не встречались, не утихла. А после статьи в «Пророке», которую Гермиона увидела лишь во вторник только благодаря пришедшему на отработки Нобби, чувство усилилось. Скитер соловьем разливалась, расхваливая Волдеморта, который и на помощь детям успел прийти, и спутницу свою вовремя переправить в безопасное место.       Сцепив зубы, Гермиона установила защитный экран помощнее и заняла место неподалеку от помоста.       Она малодушно радовалась, что дети не просили ее продемонстрировать дуэльный бой с Волдемортом, а желали сразиться с ним сами, хотя честнее было бы поставить против него пятерых. Ну, или одну разгневанную Гермиону, но она придерживалась правила, что показательный бой следует проводить будучи свободным от эмоций.       Мужчина галантно поклонился и очаровательно улыбнулся — Грейнджер могла поклясться, что услышала томные вздохи старшекурсниц — поднимаясь на помост.       — Кто готов принять вызов? — раздался в аудитории его бархатный баритон.       Мерзавец умело манипулировал толпой, зажигая детей и взглядом, и голосом. Гермиона решила во что бы то ни стало не позволять ему разговаривать.       Она испытала огромную гордость, когда ученики не начали вопить и кричать, в надежде, что их заметят, а лишь подняли руки. И посмотрели в ее сторону, ожидая, какое решение она примет.       Хоть что-то, но она сумела в них воспитать.       Гермиона задумалась лишь на мгновение, выбирая не того, кто может оказать достойное сопротивление, а того, кто меньше всего заинтересует Волдеморта.       — Мисс Смит, — коротко произнесла Грейнджер, взглядом указав девушке пройти на помост.       Да, Джейн была одной из лучших на курсе, но она является маглорожденной, а значит, вряд ли привлечет внимание.       Поклонившись, дуэлянты отошли на три шага от центра дорожки. Все в аудитории, включая Грейнджер, затаили дыхание. Смит нападать не торопилась — пристально смотрела на Волдеморта. Мужчина тоже не атаковал. Но если его поза казалась расслабленной, то Джейн, напротив, была напряжена, как сжатая пружина.       И стоило первой вспышке сорваться с палочки заскучавшего Волдеморта и полететь в сторону девушки, та мгновенно отреагировала невербальным Протего, а следом выпустила несколько простых заклинаний, не считающихся атакующими. Она пыталась скорее прощупать соперника, чем напасть. И не демонстрировала всех возможностей до конца, отыскивая брешь.       Гермиона нахмурилась, присматриваясь к Джейн — раньше подобной хитрости за ученицей она не замечала. Наивно было предполагать, что Волдеморт ее задумку не раскусит.       Отправив в сторону соперника заклинание щекотки, которое тот чуть не пропустил — намеренно, — Смит атаковала по-настоящему:       — Ступефай! — воскликнула она, незаметно взяв палочку в боевой хват. И хотя Волдеморт легко заклинание отбил, в глазах что-то блеснуло. И Гермиона надеялась, что это не злость на осмелившуюся атаковать его маглорожденную ведьму. — Инфлуэттус! Оппуньо!       Волдеморт, не размыкая губ, использовал Протего.       А потом сделал короткий пасс, и в сторону Джейн направилась розовая вспышка — Фурункулюс — узнала Гермиона. Смит узнала заклинание тоже и тут же бросилась в сторону. Упала и перекатилась, сгруппировавшись. И, не поднимаясь до конца, выкрикнула:       — Орбис!       — Стоп! — воскликнула Грейнджер, взмахивая палочкой и заставляя синий смерч застыть на месте. — Достаточно, Джейн, — сухо произнесла Гермиона. — Заклинания сильнее первого уровня использовать запрещено, тебе это хорошо известно.       Заставив смерч исчезнуть, Грейнджер проводила взглядом ничуть не смутившуюся Смит к ее месту и пригласила следующей Пьюсси — на этот раз чистокровную. Арабелла, несмотря на упорные занятия, с трудом использовала невербальные заклинания, да и вербальные ей удавались не всегда. Грейнджер подозревала, что дело в палочке — Арабелла пользовалась семейной, доставшейся в наследство от бабушки. И пусть она сама невероятно трепетно относилась к древку и с неким презрением косилась на Джейн, у которой было несколько запасных, это ситуацию будто только усугубляло.       В отличие от Джейн, Арабелла атаковала сразу. Гермиона видела, что она делает пассов куда больше, чем в итоге срывается заклинаний с палочки. Волдеморт легко их отбивал, с неприсущей деликатностью не вступая в бой. Лишь когда ему стало совсем откровенно скучно, а Арабелла выдохлась и очередь проклятий заметно уменьшилась, он легко вывел девушку из дуэли обыкновенным ступефаем.       — Можно я сам выберу соперника? — вежливо поинтересовался Волдеморт, когда Грейнджер развернулась к аудитории. Она, резко обернувшись, послала ему злой взгляд и нехотя кивнула. — Нобби Лич, — уверенно произнес мужчина.       Нобби, который даже руку не поднимал, встрепенулся.       Гермиона надеялась, что парень благоразумно откажется от такой перспективы, но, конечно же, тот никогда не сделал бы подобного в аудитории, полной свидетелей.       От прежней тактичности и деликатности Волдеморта не осталось и следа. Мужчина напал первым, и Нобби едва успел заклинание отразить. Речи о том, чтобы Лич использовал что-то атакующее, не шло. Он с трудом отбивался, кружа по помосту. Воздух вокруг них нагревался и потрескивал от напряжения.       Гермиона немного возгордилась Нобби, когда тот все же попробовал атаковать.       И пусть эта маленькая диверсия стоила ему позиции — парню пришлось от следующего заклинания банально отпрыгивать — было приятно, что он не сдается.       Грейнджер с ноющим сердцем наблюдала за тем, как Лич постепенно теряет силы. Вмешаться сейчас она не могла, а правила, как назло, никто не нарушал. И все, что ей оставалось делать, — в бессилии заламывать руки, ожидая, пока Волдеморт доведет своего подопечного.       Что бы Нобби Волдеморту ни написал тогда, это, очевидно, мужчину разозлило.       В конце концов, Нобби пропустил Инкарцеро и особенно сильный Ступефай и упал, проехав по полу добрых пару метров.       Гермиона бросила в сторону Волдеморта обещающий скорую расправу взгляд и кинулась к ученику, снимая заклинания и помогая ему встать.       — Как насчет того, чтобы сразиться с тем, с кем ваши силы соизмеримы? — прозвучал голос Дамблдора.       Гермиона нервно обернулась — Альбус стоял в проходе верхнего ряда, и с такого расстояния его лица не было видно, но вряд ли оно выражало что-то положительное.       — С удовольствием, директор, — елейно произнес Волдеморт.       Гермиона, снова не смея возражать, проводила Нобби до его места. Воспользовалась диагностическими чарами и, убедившись, что с парнем все в порядке, опустилась на сидение рядом с ним, возвращая внимание на помост.       Она искренне не понимала мужчин и их такого трепетного отношения к своей гордости и небрежного — к здоровью. Что Лич несколькими минутами ранее не смог отказаться от дуэли, которая ему не по силам, что Волдеморт, сейчас совершающий ту же ошибку… да и Дамблдор, на самом деле, не лучше.       Будь ее воля, Гермиона с удовольствием убралась бы подальше из этой аудитории — цирка ей хватило… в цирке.       Но она лишь лениво подперла голову ладонью, следя за начинающейся дуэлью.       И Дамблдор, и Волдеморт — чертовы показушники, решила Грейнджер, когда меньше чем за минуту те разворотили помост, превращая его в нечто неузнаваемое. Дамблдор с неизвестно откуда взявшейся прытью перемещался по поверхности, трансфигурируя на ходу укрытия и нападая на Волдеморта. Тот, отражая заклинания и уклоняясь от них, атаковал в ответ.       Стоило отдать им должное — это не скатывалось к реальной дуэли, а оставалось зрелищным действом. Разноцветные вспышки, вихри, обманные маневры, звуки, — мужчины устроили настоящее представление.       В какой-то момент Гермиона даже малодушно понадеялась, что те искренне насладятся произведенным на детей эффектом, и все закончится спокойно. Примерно в ту же секунду, как мысль оформилась в ее голове, Дамблдор наколдовал смерч с синими крупицами.       — Блядь, — шепотом выругалась Грейнджер, стремительно поднимаясь. Нобби, если и услышал ее, то виду не подал. Возможно, он был слишком увлечен происходящим. — Стоп! — воскликнула Грейнджер, спускаясь по ступеням.       Мужчины, естественно, ее проигнорировали.       На Дамблдора надвигалось облако красного дыма, внутри которого простреливали разряды.       Дым соединился с синим смерчем, и раздался сначала глухой стук, а потом треск. Электрические вспышки разбросило в разные стороны с таким импульсом, что защитная сфера, установленная Гермионой, засветилась голубым и пошла белыми трещинами.       Мужчины самозабвенно перебрасывались проклятиями, несколько из которых не стоило вообще демонстрировать при детях.       За что они сражались и что пытались друг другу сказать — в таких обстоятельствах значения не имело. Они уже перешли черту, и все грозилось выйти из-под контроля окончательно.       — Стоп! — повторила Грейнджер, взмахивая палочкой и устанавливая новый барьер, разделяющий аудиторию на две части. Ни Дамблдор, ни Волдеморт внимания на нее не обратили. Почти зарычав от бессилия, Гермиона нырнула под опустившуюся мутную завесу, надежно отделяющую учеников от дуэлянтов. — Фините! Экспеллиармус!       О! То, как Волдеморт и Дамблдор синхронно отражают ее заклинания, навсегда останется в памяти Гермионы. Как и импульс вернувшихся заклятий, выбивший воздух из груди и заставивший все перед глазами потемнеть.       Грейнджер не сразу поняла, что звук исчез не только у нее — на аудиторию в тот же миг опустилась плотная, липкая тишина.       Пока Гермиона бессмысленно хватала ртом воздух, мужчины пораженно замерли, как и ученики, еще не до конца сообразившие, что произошло.       Она, наконец, сипло вдохнула.       — Занятие окончено, — прохрипела, надеясь, что звучит достаточно невозмутимо для человека со сломанными ребрами — ощущения, по крайней мере, были именно такими.       Аудитория опустела в рекордные сроки. Как только за последним учеником закрылась дверь, Грейнджер обернулась.       — Можете делать что угодно, хоть поубивайте друг друга, — произнесла она, смахивая выступившие слезы, — но не смейте принижать мой авторитет. Я не хочу видеть ни одного из вас на своих занятиях.       Она выскочила за дверь, игнорируя брошенные в спину «мисс Грейнджер» и «профессор».       Неслась в свою комнату по коридорам и лестницам, ясно чувствуя, что кто-то за ней следует, но не смела оглянуться. Еще на подходе к Профессорскому крылу поняла, что что-то неладно. Факелы, установленные на стенах, моргали и казались какими-то тусклыми — лениво подсвечивали небольшие участки стен.       Необъяснимое чувство тревоги наполняло Гермиону изнутри.       Она распахнула дверь комнаты и даже сделала шаг вперед. Из головы тут же вылетело, что кто-то шел следом, — Грейнджер вспомнила об этом, когда инстинктивно отшатнулась, врезавшись в чью-то грудь, и чужие ладони мягко придержали ее за плечи.       Письма — они были повсюду. На рабочем столе, кофейном, на стульях, полу — везде. Они вырастали, словно грибы после дождя.       А потом зашелестело, зашумело. Пламя в камине заметалось, освещение заморгало.       Конверты появлялись прямо в воздухе, образуя небольшой вихрь, и разлетались по всей комнате.       — Профессор, что происходит?       Дамблдор. Конечно, это был Дамблдор.       Не дожидаясь ответа, он призвал одно из писем. На сложенном втрое пергаменте красовалось лишь одно слово:       «Вернись»