Исповедь

      Мне нужно было собраться с мыслями. Это ужасно несправедливо — огромное количество незначительных диалогов и веселых моментов просто стерлись из памяти, оставляя мне крохи от той жизни, которая была. Но, нужно признать, что никогда раньше и не хотелось облекать прошлое в слова, оно просто существовало и грело меня в особенно тяжелые периоды.       Возможно, может показаться, что я сожалею, что любила его, но это не так. Я благодарна, что он был в моей жизни и, если говорить откровенно, будь у меня выбор — пережить эту боль еще раз или просто не знать его — ничего бы не изменила.       Не стану говорить, что мне нравилось в нем все, потому что это будет чистейшей ложью. Ему было чуждо мое желание адреналина, он не понимал, как можно страстно желать прыгнуть с парашютом или искренне наслаждаться американскими горками даже в двадцатый раз. Он обожал фантастику и был довольно холоден к фэнтези и детективам, которыми в то время зачитывалась я. Терпеть не мог сериалы длиннее одного сезона, и мы часто смотрели фильмы, просто потому, что не могли договориться. А еще он обожал Достоевского и ненавидел Булгакова. Стоит ли говорить, что у меня было все абсолютно наоборот?       Вспоминая все наши несоответствия, порой начинает казаться, что мы были катастрофически разными. И так и было, но нам это не мешало, даже наоборот. Никто из нас не боялся высказать свое мнение, сказать, если что-то не нравится. Мы умели договариваться без скандалов и взаимных упреков, в большинстве своем, рассказывали друг другу что-то интересное, о чем другой вряд ли мог узнать из-за несхожести интересов. И, не думаю, что покривлю душой — нам было очень интересно друг с другом.       Но все же у нас было одно очень важное расхождение — он хотел семью и детей (кто ж его осудил бы?), а я мечтала о головокружительной карьере. В моей идеальной картине мира не было ни мужа, ни детей. Позже, значительно позже, дети появились, но ни одного мужчину я по-прежнему рядом с собой не видела.       Думаю, стоит уточнить: я не была наивна, прекрасно осознавала, что ничего с неба не падает и именно поэтому обходила тему ответственности стороной. Брак и семья — это тяжело, на это требуется время, которое мне было удобнее и желаннее потратить на развитие в той сфере, которая должна будет меня кормить.       И однажды мы действительно поссорились. Из-за будущей семьи, частью которой он видел нас обоих. Эта тема поднялась перед новым годом, когда речь зашла о возможности рассказать о нас моим родителям или, хотя бы, только маме.       Мы сидели в машине, совсем рядом с моим домом, и спорили. Наверное, он тогда был прав, но я не готова была это признать. Любовь к нему легко сочеталась с собственным видением мира, а в него не входила необходимость мамы знать обо мне нечто личное.       — Почему ты заставляешь меня?       — А ты хочешь, чтобы мы прятались вечно?       — Я не хочу ничего никому говорить сейчас! — я всегда легко вспыхивала, и этот раз не был исключением — Чего ты хочешь от меня?       — Хочу быть с тобой, и ты прекрасно это знаешь. Но ты словно боишься.       — Ничего я не боюсь! — он пытался оставаться спокойным, но это раздражало еще больше. Меня несло. — Это ты летишь вперед! Зачем тебе становиться частью моей семьи?       — Я хочу создать семью с тобой!       — А меня ты спросил?!       Я видела, как этот вопрос сделал ему больно. В этом всегда была моя позиция: я причиняла боль ему, даже если причиняла ее себе. Главное — ему. В тот момент мне очень хотелось сделать ему больно.       — Ты ведь знаешь, что я хотел всегда семью и детей.       — У тебя есть сын. Займись им.       Мне очень хотелось уйти, и я выскочила из машины. Впервые злость на него пересилила любые другие эмоции, и когда он позвонил через несколько минут — отклонила. И неожиданно призналась себе, что семьи у нас не будет. Никогда.       На самом деле, сейчас я понимаю, что решение приняла еще тогда. И, если бы я ушла тогда, возможно, обоим было бы намного легче. Но, когда он позвонил на следующий день, я ответила.       — Я боялся, что ты не ответишь.       — А я не знаю, хотела ли отвечать.       — Тогда не дави, — мы спотыкались об эту тему уже не первый раз и, если бы это происходило сейчас, я поставила бы вопрос ребром. Но тогда все было совсем иначе. — Я еще не готова к этой теме, сам ведь понимаешь.       — Хорошо. Поговорим об этом, когда будешь готова?       — Да, но не раньше, чем я этого захочу.       Тогда я не знала, что он мне солгал. И нет, мне было понятно, чего он хотел, ведь мы оба устали прятаться. Возможно, мне стоило все рассказать семье и, понимая всю серьезность его намерений, они бы не реагировали на любое упоминание его имени закатыванием глаз и заверениями, что связываться с человеком старше в два раза — не стоит.       — Но мой день рождения ты ведь отметишь со мной?       Он родился в самом конце декабря, и я, хоть и не понимала, что скажу семье, не могла не согласиться. Быть рядом с ним, чувствовать его желание окружить меня теплом — это было очень притягательно.       Сейчас, опять-таки вспоминая обо всем, я понимаю, что вела себя очень эгоистично. Мне казалось тогда, что постоянно иду на уступки, растворяюсь в нем, но, похоже, все было иначе. Это он заботился обо мне, любил меня, хотел быть рядом каждое мгновение.       Его праздник остался одним из самых теплых воспоминаний. Он не был особенно разговорчивым, поэтому мы сидели в обнимку на диване, пили чай и смотрели какой-то сезон Друзей. Мне было настолько хорошо, что казалось, этот человек ждал именно меня.       Я любила его каждой клеткой тела. Почти всегда он мог успокоить одним своим присутствием, не пытался зацепить или чему-то научить. Однажды я даже спросила, не кажусь ли ему маленькой и глупой, в шутку, конечно.       — Маленькой ты останешься для меня навсегда, но не глупой. Мне кажется, ты одна из умнейших молодых женщин, которых я встречал.       Не думала тогда и не думаю сейчас, что это было просто лестью. Все его поведение говорило о том, что я для него — хрустальная ваза, но при этом мы редко говорили о подобном.       С высоты уже нынешнего опыта и не единичных отношений, сейчас я понимаю, что заменяла им одним всех: отца, учителя, друга, мужчину. И тогда я не видела в этом никакой проблемы, все казалось правильным, чуть ли не идеальным. Я целовала его, как любовника, обнимала, как друга, доверяла, как отцу, и слушала, как учителя.       И любила его так сильно, что порой пугалась — вдруг всего этого на самом деле нет? Вдруг это самый затяжной и реалистичный сон?       Хотя, я не права. О любви нельзя говорить в прошедшем времени. Если она была, то останется на всю жизнь, часть меня всегда будет продолжать его любить, точнее, воспоминания о нем. Память нельзя перечеркнуть, нельзя вырвать кусок из сердца. И сейчас, с каждой новой строкой этот кусок кровоточит, заставляя глушить боль всеми известными способами.       Но в тот день я подобное даже предположить не могла. Мне было настолько хорошо, что с тех пор, когда кто-то спрашивал о счастье, всегда вспоминаю нас на том диване.       Я никогда ни о чем не жалела, но теперь отдала бы многое, лишь бы только мы вернулись туда. Чтобы я снова могла посмотреть в его глаза, поцеловать, обнимать за плечи. Если бы я вернулась, я бы вышла за него, прожила бы эти годы с тем, кого любила каждую секунду этой жизни. Я бы впервые в жизни позволила кому-то защитить меня, стать моей стеной.       И я злюсь на себя за это. И на него тоже, за то, что показал такую сильную любовь, которая привязала меня к нему самым крепким канатом.       Надеюсь, ты действительно ждешь меня там.