Падение

Время опять застыло в мутной неопределённости. По его прикидкам, с тех пор, как он видел Фэрбенкса, прошло четыре дня. Баки не раз подумывал стесать когтями коллекцию бесполезных засечек. В любом случае, его цикл казался более надёжным ориентиром во времени. И всё же каждый раз, когда он собирался их уничтожить, что-то его останавливало. Его лишили света, одежды, газеты, иногда даже лишали еды, но он сделал эти отметки, и их не отняли. Пусть они были примитивным способом исчислять время, пусть, возможно, давали расхождение в месяцы, без них у него не было бы совсем ничего. Снова появились мучительные сны-наваждения и начали отравлять его бодрствование. Значит, наступило раньше, или он забыл отметить день-другой, или охранники снова его наёбывали. Всё могло быть. Он почти всё время лежал и даже не удосуживался приподняться со скамьи на скрежет замка, вместо этого натягивая край своего тощего пледа на голову и закукливаясь. Иногда он просыпал их появления и позже обнаруживал полные миски. Иногда ему не так везло. Его будили пинком в живот, выбивая дух и заставляя сипеть и задыхаться, пока охранники, издеваясь над ним, состязались друг с другом в «остроумии» или тыкали лицом в миски. С каждым днём охранники становились смелее — теперь, когда он ни хрена не мог дать отпор. Он напрягал все силы, но, как с Фэрбенксом, дрожащие руки не слушались, когда он пытался ударить. Ублюдки знали об этом и по-гиеньи ухмылялись, когда Баки отбивался словами. Чтоб их, он даже не исключал, что в какой-то из дней они могли «забыть» опорожнить его ведро или неурочно принести пайку, чтобы задурить ему голову и похерить чувство времени. Однако, в подтверждение слов старика, они больше не таскали ему безвкусные серые помои. Теперь Баки получал казённые подносы с порциями настоящей жратвы, запах которой охранники и прежде приносили на себе. Она всегда доставалась остывшей, в каждой второй порции явно не хватало кусков, а оставшиеся часто размазывалась по его же лицу или под сапогом одного из охранников, но даже такую Баки хотел её так сильно, что был не в состоянии это скрыть, что лишь больше разжигало охранников теперь, когда они делили еду. Они испытывали его терпение или Фэрбенкса? К слову о старом ублюдке: куда он запропастился? Почему снова бросил? Наконец Баки, сделав над собой усилие, медленно натянул плед на плечи и заставил себя сесть, тяжело привалившись спиной к стене. Он чувствовал себя прескверно. Да, ему дали плед и штаны, но он пачкал их, просто прикасаясь. Само собой, гидровские тряпки было не жаль, да и толку с них было как от носков на свинье. Гидровская «добрая воля» не помогала ему ощутить себя чище или по-человечески, а скорее смахивала на какую-то пародию нормальности. За всем этим становилось всё труднее и труднее видеть смысл. Баки ни разу всерьёз не думал о том, чтобы причинить себе вред: геройски пожертвовать собой, спасая Стива — это одно, но сдаться и наложить на себя руки не по нему. Бруклин и война превратили Баки в отменно упрямого сукина сына, и он не мог отбросить мысль, что Стив на его месте никогда бы не сдался. Стив бы хотел, чтобы он боролся так долго и упорно, как только сможет; нужно продержаться, пока Стив не узнает, где он, и не придёт за ним. Однако Баки не давало покоя Фэрбенксово «включая тебя самого», добавленное к приказу никому не вредить. Лёгкий путь, путь труса, можно называть как угодно, но он всегда существовал как последнее средство. Фэрбенкс украл у него и этот выбор. Баки чуть не выпрыгнул из кожи, внезапно услышав, как с лязгом провернулся ключ во внешней двери. Уже?.. Он сразу насторожился, не увидев у охранников ни мисок с едой, ни ведра, а только стволы и электрошоковые дубинки. В грузном бугае он узнал Петрова. Второй, Олег, последние недели мелькал редко, но Баки хватило понять, что за юным, традиционно красивым лицом скрывается гнилое нутро. Баки побился бы об заклад, что именно из-за этого поганца остальные узнали, что он не может защищаться: тот был в подвале, когда Фэрбенкс проверял связь. Они ввалились один за другим в его клетку, а дверь — в насмешку! — оставили открытой настежь. Сложив руки на груди, Петров с самодовольной рожей подпёр спиной решётку. Олег напирая шагнул на Баки. — Смотри, Демон, дверь открыта! Что не так, я думал, ты хочешь уйти? — Отвали, — буркнул Баки. Его достало служить им потехой. — Слыхал, Петруха? А я думаю, ему у нас нравится, — едко протянул Олег. — Наши хуи ему нравятся. — хмыкнул Петров. Баки мрачно закатил глаза, но смолчал. Может, если в этот раз он удержит свой длинный язык на привязи, они заскучают да и отвалят. Олег дёрнул с него плед, и гнев Баки вспыхнул заново. Ах ты ж бля, он ведь заслужил этот плед. Он ухватился крепче, отказываясь отпускать, и вызывающе глянул на сопляка, явно решившего поразвлечься. — Это моё, — прорычал Баки. Может, он и не мог никому причинить вред, но это не превратит его в размазню. — Твоё? — рассмеялся Олег. — Думаешь, имеешь здесь хоть что-то своё? Ты сам вещь. Это тебя здесь имеют. — Он вцепился в плед второй рукой и потянул сильнее. Баки знал, что несравнимо сильнее, но мелькнувшая было надежда, что хоть раз, бля, всё пойдёт по-его, лопнула со звуком рвущейся ткани. Баки быстро разжал пальцы, глядя, как Олег стаскивает плед с дырками от когтей. — Верни, — тихо прошипел он с угрозой. — Ты тут не командир, — съехидничал Олег. — Думаешь, до сих пор нас пугаешь? Ты мухи не прихлопнешь. — Перебросив скомканный плед Петрову, он надвинулся, нависая над Баки. — Больше нет, — подхватил Петров. — Но ты убил Козлова, а он был моим другом. — Он швырнул плед в открытую дверь. — Хочешь свою тряпку? Иди и возьми. Пристально глядя Олегу в глаза, Баки трижды глубоко вдохнул-выдохнул и внезапно вскочил, толкнув плечом, выбивая из равновесия, и бросился к двери. Он помнил слова Фэрбенкса и то, как они будто въелись до мозга костей, но, дьявол, он всё равно попытается, или он будет не он! Но на пороге ноги одеревенели, не давая шагнуть наружу. В памяти ожил кошмар, как он не может войти в церковь, и Баки привалился к решётке, пережидая волну обессиливающей тошноты. Под издевательское ржание ему пришла другая идея: упав на колени, он потянулся за пледом рукой. И, смотрите-ка, это вроде как не шло вразрез с навязанными ему «правилами». Рука беспрепятственно протянулась за порог, пальцы коснулись ткани. Пинок в живот опрокинул его навзничь. Когда Баки проморгался, над ним, придавив тяжёлым сапогом грудь, нависал Петров. — Думаешь, мы не можем забрать у тебя эти вещи? Мы можем взять всё, что захотим: плед, штаны, твою грязную задницу... — В чём вообще был смысл давать ему штаны? Только мешают трахать. — Олег с притворным сожалением покачал головой. — Иногда подарок лучше, когда сначала его нужно развернуть. — Петров с ухмылкой обернулся к Олегу, и Баки не упустил момент. Он извернулся, ударом левой подсёк ноги Петрова и тут же правой поймал его башку, не дав раскроить её о бетон. Олег ещё кричал своё «эй!», а Баки поменялся с Петровым ролями и теперь оседлал его грудь, держа человеческую ладонь между затылком и полом, а демонической предупреждающе взяв за горло. Никакого вреда, но зрачки у того сузились как булавочные головки, а посеревшая потная рожа застыла. Ах ты блядский же на хуй! Грёбаный гон уже так близко, что волна адреналиновой эйфории покатилась прямиком в пах. Хер, прижатый к груди Петрова, заинтересованно дёрнулся и начал твердеть. Бля… Петрова перекосило от отвращения, он яростно завозился под Баки в безуспешных попытках сбросить. — Убери это от меня! — Жмут чужие ботинки, да, Petrukha? — только и прорычал Баки, как в основание черепа без предупреждения что-то ткнулось, тело загорелось и электрический разряд сбросил его с «насеста». Петров вскочил и с размаху саданул Баки сапогом в рёбра. — Ты! Как меня назвал, скотина поганая?! — Он в бешенстве пнул ещё раз, Олег снова замахнулся дубинкой, но резкий окрик «Довольно!» заставил их замереть на полудвижении и обернуться. Перед камерой стоял Фэрбенкс. От его мрачного вида могло бы свернуться молоко. — Вы отстранены от службы. Возвращайтесь в свои комнаты до дальнейших распоряжений. Петров медленно опустил занесённую ногу. Олег нахмурился, но зачехлил дубинку, затем наклонился и демонстративно сплюнул на спину распростёртого Баки. — Вон!! — прогремел Фэрбенкс так властно, как Баки представить не мог. Охранники суетливо откозыряли и вымелись прочь. Баки кое-как собрал себя с пола, следя за Фэрбенксом со смесью облегчения и подозрения. — Кажется, я выбрал удачное время, но позволь извиниться. Их действия были неуместны, и, уверяю тебя, если бы я узнал об этом раньше, положил бы конец их издевательствам немедленно. Баки недоверчиво нахмурился, кончик хвоста рыскнул в воздухе туда-сюда. — А у Лукина тут внизу нету камеры? — Камеры? — Фэрбенкс с обеспокоенным выражением покачал головой. — Я не могу представить, как можно спрятать здесь такое большое оборудование, Джеймс. Тебя слишком долго держали в этом подвале; боюсь, это для тебя чересчур, — произнёс он со сдержанной жалостью. Баки закрались сомнения, он поджал губы. — Если не из-за них, тогда зачем ты пришёл? — Знаю, я изрядно подзадержался, Джеймс, но последние пару дней я был занят подготовкой процедуры, которую ты просил. Просил? Баки ничего не просил. — Постой-постой, ты про стабилизацию, что ли? — Конечно, Баки хотел остановить свои изменения, но разве он… просил? — О ней самой, — кивнул Фэрбенкс. — Поэтому я пришёл забрать тебя. Сейчас я вынужден приказать тебе следовать за мной, при этом основной приказ никому не причинять вреда остаётся в силе. — Он повернулся и вышел из клетки, Баки как привязанный шагнул вслед и двинулся за ним к металлической двери, а затем по коридору, который видел мельком, когда пытался сбежать. Происходящее казалось нереальным, будто в мозгах включилось что-то, что заставляло его в учебке до упаду отжиматься под дождём, или за обедом есть брюкву под пристальным взглядом отца, или участвовать в кое-каких сумасбродных затеях Стива. Только в этот раз, по-хорошему, он не должен бы слушаться. Он ясно сознавал, что делает: он не хотел идти за Фэрбенксом, но был должен. Закусив губу, Баки вперился в свои размеренно идущие ноги, пытаясь остановить их, но они несли его вперёд, а сам он время от времени вскидывал взгляд, убеждаясь, что спина Фэрбенкса по-прежнему маячит впереди в нескольких футах. По голой коже побежали мурашки. Чем дольше Баки гипнотизировал ноги в бесплодных попытках остановиться, тем у́же и у́же делался коридор, тем быстрее колотилось сердце в груди. Его замутило. Тогда Баки попробовал иначе: не остановиться сразу, а замедлять темп — совсем по чуть-чуть, чтобы Фэрбенкс ничего не заметил. «Я всё так же иду за ним, просто не так быстро», — сказал он себе. И вот оно! Получилось. Глубоко внутри затлело довольство, когда он заметил, как расстояние между ним и Фэрбенксом увеличивается. Баки не успел поэкспериментировать ещё, они дошли до двери на лестницу. Фэрбенкс повернулся к нему лицом впервые с тех пор, как они вышли из камеры — всё это время показывал, что настолько уверен в связи, что не опасается открыть спину. Похоже, от него не укрылось смятение Баки, потому что Фэрбенкс изобразил добродушную улыбочку. — Должно быть, гейс тебя нервирует, но если ты не будешь утруждать себя борьбой с ним, всё для тебя пойдёт легче, в согласии с твоей природой. Баки посмурнел. Чёртов культист со своей заумью. — Хватит того, что я прыгаю по первому твоему щелчку, не хватало ещё и думать по указке. Глаза Фэрбэнка блеснули. — Ты прав, Джеймс: я не могу указывать тебе, что думать и находить в том утешение. Однако так и должно быть. Ты ведь не хуже меня понимаешь, что произошло бы без моего приказа: ты бы ещё раз попытался уйти и, вероятнее всего, замёрз бы в снегах. Знаю, ты не хочешь признаваться в этом самому себе, но мы уже обсуждали отсутствие у тебя выбора, даже если бы тебе удалось в одиночку добраться до города. Я просто даю совет, чтобы попытаться успокоить твой разум. — Это ты тут не оставляешь мне выбора. Хватит прикидываться, будто печёшься обо мне. — Возможно, ты изменишь своё мнение, увидев, куда мы направляемся. — Фэрбенкс тепло улыбнулся и сжал его человеческое плечо. — Поверю, когда увижу своими глазами, — дёрнув плечом, буркнул Баки, которого вконец достали увёртки старого сукина сына. — Хватит уже. И дураку ясно, что от меня вообще ни хрена не зависит. — Теряя терпение, он махнул в сторону двери. — Очень хорошо. — Фэрбенкс открыл дверь и удручающе медленно повёл Баки вверх по ступенькам. На лестнице они не встретили никого, однако уши Баки улавливали звуки присутствия, доносившиеся со всех сторон. На объекте было шумнее, чем помнилось по прошлому разу, множественные шаги и отдалённые голоса доносились сквозь стены. Усилили охрану или сейчас просто более оживлённое время суток? Когда Фэрбенкс вывел его за дверь, помеченную «-1», Баки насчитал дюжину солдат, волокущихся куда-то нога за ногу. Большинство он раньше не видел, и кое-кто остановился и глазел на него, как урода, которым он и был, пока Фэрбенкс резким «кхм!» не прочистил горло. — Не обращай на них внимания, Джеймс, — примирительно произнёс Фэрбенкс, когда Баки проводил их свору яростным взглядом. — Идём же, ты ведь не хочешь, чтобы твой сюрприз остыл. И Баки снова потянулся за ним. Чтобы в голову не полезли догадки о всевозможных ужасах, могущих его поджидать, он сосредоточился на пополнении мысленной карты объекта. Второй подземный этаж не отличался от третьего: те же казённо-серые коридоры, ряды одинаковых безликих дверей, и то же давящее ощущение многих футов земли над головой. Однако далеко идти не пришлось. Поворот, другой, и Фэрбенкс остановился перед очередной не примечательной дверью и широким жестом распахнул её. А за ней… святый боже, Баки чуть не расплакался! — роскошно обставленная купальня с глубокой ванной на львиных лапах, полной исходящей паром горячей воды. Запах душистого мыла дразнил нос, и от одного этого напряжение в плечах начало отпускать. Он ощущал себя животным даже не столько из-за проклятого хвоста, сколько из-за месяцами копившихся на теле слоёв грязи, но не осознавал, насколько ему не хватало возможности по-человечески вымыться. — Для меня?.. — неуверенно спросил Баки, почти ожидая, что видение испарится, или, возможно, что Фэрбенкс затеял унизить его ещё больше и заставит прислуживать, пока будет принимать ванну сам. — Так и есть, — горделиво подтвердил тот, заметно довольный реакцией Баки. «Да не пялься ты с такой благодарностью, — Баки одёрнул себя. — Ты всё ещё пленник». — Почему? — осторожно выдохнул он вслух. — Потому что теперь я могу доверять тебе, зная, что ты не злоупотребишь привилегией, с соответствующими приказами, разумеется. Уповаю на твоё здравомыслие, Джеймс, ты поймёшь, насколько комфортным для тебя может быть наше сотрудничество. Баки мгновенно вскипел. — Лучше быть правой рукой дьявола, чем на его пути, а, Фэрбенкс? — прохрипел он, избегая встречаться с мерзавцем взглядом, чтобы не броситься, пытаясь свернуть ему шею. — Ну же, Джеймс, не нужно драматизировать. Если не хочешь своей награды, я могу вернуть тебя в камеру. Я более чем уверен, любой из расквартированных здесь солдат с удовольствием примет персональную ванну. Баки сжал челюсти и ничего не сказал. — Так я и думал. — задумчиво произнёс Фэрбенкс. — Теперь, когда маленькая демонстрация непокорности завершена, вот тебе приказ: войди в ванную и тщательно вымойся. Ты можешь сбрить бороду, если пожелаешь, и пользоваться мылом и любыми другими туалетными принадлежностями. Когда приведёшь себя в порядок, вытрись насухо и надень нижнее бельё, которое найдёшь на туалетном столике, но ничего другого с собой не бери. На выполнение задания я даю тебе щедрые тридцать минут, в течение которых ты должен оставаться в ванной комнате. Время пошло. Под мрачностью колыхнулось довольство — по команде шагнув в комнату, он не преминул в пику Фэрбенксу хлопнуть дверью, одновременно отметив, что новые приказы, похоже, пересилили прежний — тащиться за стариком. Он отложил ценный кусочек сведений на потом, осматриваясь в новой обстановке. Купальню в полнакала освещало кольцо ламп вокруг зеркала. Под ним на широких бортах раковины он заметил расчёску, бритвенный набор и зубную щётку с зубной пастой и рядом какой-то сложенный кусок ткани. Наверное, бельё. В углу под аптечкой (как выяснилось, превентивно опустошённой) обнаружился простой стульчак. Часы на дальней стене показывали девять пятнадцать, но поди разбери, утра или вечера. Драгоценное время уходило. С жадностью глядя на здоровенную ванну, такую, что запросто вместила бы двух мужиков, уже наполненную горячей водой под шапками белейшей пены, Баки скорее спинал с ног штаны и поспешил к ней. Поравнявшись с зеркалом, отвернулся, пока не готовый иметь с ним дело. С губ слетел вздох, когда Баки, ступив в тёплую воду, медленно сел, соскальзывая по высокой покатой спинке, а потревоженные пузырьки пены щекотно лопаясь прильнули к груди. Господи, когда в последний раз ему было так хорошо не от траха? На фронте горячая вода была сокровищем. Даже если везло оказаться в гостинице с ванной, приходилось делиться, и обычно доставалось по нескольку пальцев на брата. Может, наслаждаться подачкой от проклятых тюремщиков и зазорно, но себе не соврёшь, чертовски приятно. Он смежил веки. Напряжение в суставах ослабевало. Несколько минут он просто размеренно дышал, расслабляясь, давая воде изгнать из костей холод. Пытаясь забыть, где он. Наконец тиканье часов вывело его из блаженной бездумности, и Баки нехотя потянулся к бортику в ногах ванны за мочалкой и мылом. Он отмокал всего ничего, но по воде вокруг уже расплылась плёнка грязи, и ему не терпелось отдраить себя. Он начал с самого верха: наклонившись, макнул голову и бросился ожесточённо возить по волосам бруском мыла. В нос ударил чудной запах отдушки. Баки не смог его распознать — пахло чем-то пряно-цветочным — но очень приятно и опьяняюще, и он одобрительно замычал, загребая и прочёсывая мыльными пальцами волосы. Он смаковал ощущение, пока не наткнулся на притаившиеся в волосах забытые было рожки, живо напомнившие, кто он и где. Момент был испорчен. Черпая воду горстями, Баки с раздражённым ворчанием сполоснул волосы. Затем как следует натёр мылом мочалку и принялся скрести себя с таким же дотошным усердием, с каким надраивал ботинки в учебке. Очень быстро мочалка сделалась серой, порозовевшую кожу пощипывало. Он трудился, не пропуская ни дюйма, продвигаясь от головы вниз. Лицо, шея, грудь, живот, пах и, после короткого колебания, даже прошёлся по чувствительному хвосту и длинно выдохнул сквозь зубы, осаживая шевельнувшееся возбуждение, защекотавшее прямо в хребте. Последним настал черёд руки. Поворачивая и напрягая её так и сяк, чтобы сдвигались пластины, Баки методично вычистил грязь из всех бороздок. В приличном освещении, чистую, он впервые смог рассмотреть её толком. Гребнистая тёмно-серая шкура своим тусклым блеском наводила на мысли о необработанной железной руде. Взгляд на часы заставил поморщиться: осталось меньше десяти минут, а борода, даже вымытая, ощущалась колючей и раздражала. Напоследок, завершающим мелким актом неповиновения, он уронил мыло с мочалкой в мутную воду и «забыл» выдернуть пробку из слива. Пусть кто-то другой шарит в его обмылках. Он вылез из ванны и, не обращая внимания на слегка набрякший хер, обтёрся полотенцем, чувствуя себя обновлённым и, чёрт возьми, куда больше человеком, чем когда вошёл сюда. Он не был готов к тому, что из зеркала на него глянет патлатое существо, вдребезги разбивая все заблуждения насчёт человечности. Оно пялилось угрюмо, продирая чудовищными когтистыми пальцами спутанную бороду, похоронившую некогда привлекательное лицо. Весь остаток в почти десять минут ушёл на то, чтобы вытесать лицо из этих зарослей. Когда он закончил и стирал остатки пены, тот, кто смотрел на него из зеркала, совсем не походил на уверенного в себе щеголеватого молодого солдата, ушедшего на войну. Запавшие пустые глаза, худые скулы. Из облепивших голову мокрых волос, теперь длинных и падавших за уши, торчали маленькие рога, а когда он скривился от отвращения, между губами, довершая омерзительный облик, мелькнули клыки. Он тронул их языком. Не он. Даже если Фэрбенксу удастся остановить превращение, он уже монстр. Старик прав. Ты не можешь вернуться домой. Не таким. Не после того, что с тобой сделали. Даже если всё это скроешь, рано или поздно всё равно кто-нибудь догадается. Вскинул голову, он стиснул кулак и уже был готов отправить его в уродливую насмешку над своим отражением, когда стук в дверь заставил его вздрогнуть. — Минута, Джеймс, — донёсся приглушённый голос Фэрбенкса. — Твой приказ: заканчивай и выходи в ту же дверь, в которую вошёл. — Да, да, — проворчал Баки, с досадой отметив, с какой точностью выполняет приказы. Броском отправил полотенце в мутную воду к мочалке и мылу, схватил исподнее и натянул быстрее, чем заметил подвох. — Да ёб вашу мать… — Это вообще мужское? Крошечное, из ткани тоньше жокейских штанишек, нежно-голубое бельё. — Бля, что за шуточки?! — Баки выбежал в коридор, едва не налетев на Фэрбенкса, который ждал, сложив руки за спиной. — Единственное из того, что нашлось и подошло бы к хвосту. — Фэрбенкс прикинулся невинным барашком. Баки упёрся. — Слабо было провертеть дырку в обычных подштанниках? — Возможно, не нужно было давать вам вообще ничего, сержант. — В голосе прозвучало предостережение. Баки ещё ни разу не слышал, чтобы Фэрбенкс так обращался к нему. — Возможно, так же не стоило предоставлять тебе возможность помыться, ни, тем более, полчаса в горячей воде. Я надеялся на твоё благоразумие, на толику признательности за наше великодушие, а отнюдь не на критику гардероба. Советую проявить некоторую благодарность за то, что тебе дали, иначе тебе могут вообще ничего не давать. Господи, он едва не забыл, что Фэрбенкс это Гидра. Размяк в ванне как последний слюнтяй, почти дал обвести себя вокруг пальца, но нет, будь он проклят, если залебезит перед гидровскими ублюдками за помывку. Должно быть, Баки закрылся слишком заметно, потому что Фэрбенкс вздохнул, оглядывая его, и снова потеплел в улыбке доброго дедушки, задержал взгляд на чисто выбритом лице. — Однако не могу не признать, наше маленькое мероприятие пошло на пользу. Полагаю, теперь тебе немного лучше, так? — Было бы куда лучше в обычных подштанниках, а не в каком-то дамском бельишке. — Посмотрим, что мы сможем с этим сделать, — заверил Фэрбенкс, похлопывая его по спине, будто как старого приятеля. Баки скривился. — Но сейчас нас кое-где ждут, Джеймс, и я ещё раз должен приказать тебе следовать за мной. — Эй, мы куда? — вставил Баки, которого ноги снова понесли за Фэрбенксом. — Как я уже неоднократно говорил, я неустанно трудился над подготовкой к твоей стабилизации, — вместо ответа отозвался Фербенкс, ведя Баки назад тем же путём, которым они пришли к комнате с ванной. Однако они миновали двери на лестницу, вместо этого повернув в коридор, куда получасом раньше направились та кучка зевак. — Сейчас? — Под ложечкой засосало. Какого чёрта, это же хорошая новость? И всё же Баки не мог подавить нервную дрожь. Фэрбенкс весело хмыкнул. — Ты бы предпочёл подождать? Пустить на самотёк и посмотреть, как ещё ты изменишься? — Ни в жисть. — буркнул Баки под нос. — И не говори со мной, как с ребёнком. Фэрбенкс обернулся к нему и, сухо усмехнувшись, приподнял бровь. — И как ты хотел бы, чтобы я к тебе обращался? Как к пленному? В отличие от генерал-майора Лукина, я возлагаю на тебя большие надежды, и я знаю, как ты относишься к подобному обращению. — Под его насмешливым взглядом Баки закатил глаза, уже пожалев, что не придержал язык. Фэрбенкс между тем невозмутимо продолжил: — Как к равному? Ты не выказал ни малейшей заинтересованности в сотрудничестве со мной, тянул время и закатывал истерики при первой возможности. И тем не менее, когда ты придёшь в себя, я буду более чем счастлив относиться к тебе с подобающим уважением. — Фэрбенкс положил руку на поясницу Баки, направляя его. Баки захлопнулся и помалкивал остаток пути, который, впрочем, оказался недолгим. Поворот, ещё коридор, в конце тяжёлые двойные двери. Фэрбенкс толкнул их, и Баки запнулся и встал. Кожу на спине противно стянуло. Старик привёл его в переоборудованную ритуальную залу. По дороге Баки успел мысленно подготовиться к ещё одному ритуалу, но от вида глифов и запаха… благовоний? ослабли колени, хвост пугливо обвился вокруг ноги. Поколебавшись, он пересилил себя и потянулся за стариком в центр полутёмного помещения. Двери за спиной затворились. В этот раз стола не было, вместо него на полу в полутьме белел сплошной круг фута четыре в поперечнике, по окружности вилась вязь множества символов. Вдоль стен сквозь сизоватый дымок каких-то курений ровно светились огоньки десятков свечей, на некоторых тоже виднелись вырезанные символы. Густо пахло смородиной, ванилью, красным вином, чем-то неопознаваемым жарким и пряным. В затылок мягко стукнуло, Баки сбился с шага и едва не попятился, когда комната вокруг него замерцала. Он помотал головой, пытаясь не дать мыслям раствориться в обволакивающих облаках благовоний, и ему почти удалось. В голове слегка прояснилось, но воздушные прикосновения будто налипли на кожу тонко щекочущим напряжением. Баки повёл взглядом по сторонам. Вдоль стен кольцом выстроились ожидающие охранники, а в центре, в нескольких шагах от белого круга, сложив руки на груди, ждал раздражённый Лукин. От одного его вида у Баки по голой спине побежали струйки холодного пота. Зря он надеялся, что больше не придётся иметь дело с Лукиным напрямую. — Время вышло двадцать минут назад. — резко бросил Лукин Фэрбенксу. — Генерал-майор, из нас двоих преимущество молодости у вас, и я не понимаю, куда вы так спешите, — спокойно отозвался Фэрбенкс. — Я дал нашему демону немного времени, чтобы он мог привести себя в надлежащий вид. Тяжёлый взгляд, который Лукин перенёс на Баки, заставил его снова облиться холодным потом. — Сейчас. — Голос генерала был пугающе лишён интонаций. — Какая удача для него. Ну прекрасно. Нимало не обескураженный, Фэрбенкс неторопливо открыл саквояж и достал фляжку. — Я уверен, не только для него. Он был убог, генерал-майор, ему требовалось немного времени. Или я ошибся, и вы и ваши люди предпочли бы иметь дело с ним в его прежнем жалком состоянии? Губы Лукина сжались в линию. Ну спасибо, Фэрбенкс, удружил. Давай, потычь его за меня палкой как следует. Я охуеть как признателен. — Он всё ещё пленный и притом строптивый. Он убил нескольких моих солдат; вам не мешало бы помнить об этом. Фэрбенкс ничего не сказал в ответ, вместо этого перенеся внимание на Баки. — Встань на колени в центре круга, Джеймс, — с едва заметным нажимом скомандовал он, — и ничего не трогай в комнате. Это приказ. Баки будто толкнуло в спину. Он тронулся с места, в разом опустевшей голове осталось одно: аккуратно двигаться в белый круг. Краем глаза он успел уловить мелькнувшую самодовольную улыбку Фэрбенкса, прежде чем осторожно переступил границу из символов и с удручающей покорностью упал на колени в центре круга. — Да, Эллиот, вы наглядно продемонстрировали, что ваш ритуал был успешен, хотя я по-прежнему не понимаю, почему Зола не мог передать инструкции без непременного толмача, — резко проговорил Лукин. — Я признателен, что мы смогли выработать договорённость, генерал-майор, — ответил Фэрбенкс через плечо, рассматривая коленопреклонённого Баки. — Это дело не похоже на выпечку пирога или сборку винтовки. Магия и наука суть материи тонкие и изменчивые, они требуют великого служения от желающего овладеть ими. Вы должны благодарить удачу, что я сейчас здесь. Он подошёл к границе круга и снова обратился к Баки: — Благодарю, Джеймс. А теперь приказываю тебе выпить всё содержимое этой фляжки. Фэрбенкс отвинтил колпачок, передал ему открытую фляжку, и рука Баки сама поднесла её к губам. Густой запах ударил в нос за мгновение до того, как язык распознал странный вкус: горько-солёный мускус, замешанный будто на сладкой патоке. Питьё обожгло глотку и ударило в голову, как крепчайший самогон. Баки закашлялся. Опустевшая фляжка исчезла из его руки, и он утёр губы ребром ладони. Пьянящий заряд медленно расходился внутри, перерождаясь в приятное тянущее напряжение. Он заморгал, с усилием сосредоточиваясь, когда Фэрбенкс перед ним на несколько мгновений растроился в сияющих ореолах. — Чш-што… пр-р… исх… — с натугой прохрипел он. Фэрбенкс улыбнулся и ласково погладил Баки по голове. Приятные мурашки пробежали по спине и приподняли волосы на затылке. — Молодец. Спасибо тебе, Джеймс. Это необходимо, чтобы подготовить тебя к стабилизации. Внутри прозвучал голосок опасения, и Баки упрямо оттолкнул руку Фэрбенкса. Фэрбенкс вернулся к Лукину, с чьего лица не сходило раздражённое выражение, достал из кармана пиджака плоскую баночку, похожую на помадную, и вложил её в руку Лукина. — Обильно вотрите в кожу; постарайтесь использовать всё и покрыть как можно большую площадь. Вы знаете, что делать после. — Эй, стой, ты куда? — вскинулся Баки. Опасение кричало уже в полный голос. — Сама процедура не доставляет мне удовольствия, потому я не буду участвовать, — произнёс Фэрбенкс с сожалением, но Баки это ничуть не успокоило. — Как бы там ни было, по завершении твоя форма станет постоянной. Баки с беспокойством обежал взглядом кольцо безмолвных охранников, оценил опасный блеск в глазах Лукина. Дерьмово. — Замечаю общую тему во всех этих ритуалах, — буркнул он. На лице Фэрбенкса появилось выражение, которое можно было бы принять за сочувствие. — Не волнуйся, Джеймс: я убеждён, что, помимо нанесения мази, генерал-майор Лукин и его люди не сделают с тобой ничего, о чём ты не попросишь. — Фэрбенкс бросил на Лукина тяжёлый взгляд. — Да, генерал-майор? От улыбки, которой ответил Лукин, Баки остро захотелось оказаться как можно дальше отсюда. — Разумеется, товарищ Фэрбенкс.