Ты полюбишь меня?

      Яркий солнечный свет пробивается через обычно плотно закрытые шторы и расползается по всей комнате, солнечными зайчиками отскакивая от зеркала. Не сказать, что Мори ненавидел солнце, но просыпаться от его лучей, настойчиво светящих в глаза, он уж точно не любил. Это раздражало. Учитывая, что ночь прошла беспокойно и брюнет с трудом уснул, особенно сложно было разлепить веки и приподняться на постели.       Огай переводит взгляд на часы. Небольшие, аккуратные, лежат на тумбочке совсем рядом с кроватью и показывают, что Мори проспал и завтрак, и обед. Ну, ничего себе, поспал…       Почему его никто не разбудил? Впрочем, Ринтаро быстро находит ответ самостоятельно, вспоминая события вчерашнего дня и почувствовав покалывание, потирает виски в надежде не получить головную боль с самого пробуждения. В голове сразу начинают мелькать сцены вчерашнего вечера, отчего по телу прокатывает дрожь.       Фукудзавы, что уложил его вчера спать, рядом уже нет, но это не расстраивает Мори, он даже рад, что блондин не видит его таким… Мямлей что ли.       Желание укрыться одеялом и вновь уснуть, забив болт на все дела накатывает на парня, но в какой-то момент ему всё же приходится скинуть с себя шёлковый халат, выбрать что-то из шкафа и надеть, а после уйти в ванную комнату, дабы привести себя в порядок.       По пути он сталкивается с двумя девушками, что вчера были в самой гуще событий и лишь вяло улыбается им. Здоровается, отвечает на вопросы о самочувствии и состоянии, понимая, насколько приятно знать, что ты важен кому-то. Впрочем, задерживаться с ними надолго он не решился и, закончив разговор тем, чтобы они подали на стол всё же заперся в ванной. Боже, господи…       — Ты похож на отодранную шлюху, —кидает тот своему отражению и опускает голову на умывальник.       Сил нет от слова совсем. Будто бы его пропустили через мясорубку. Мори открывает кранчик, и струя холодной воды мочит его волосы, стекая на опухшее лицо. Навязчивое желание захлебнуться этой водой растёт так же, как и понимание, что слухов не избежать и… Он не справился с ролью хорошей жены. Родители будут расстроены.       Всё же поборов вселенские заговоры против себя, Огай умылся и нормально уложил волосы. На косметику сил не осталось и он пошлёпал в низ, понимая что ноги будто не его. С каждой ступенькой ноги начинали слушаться всё меньше и меньше, а широкая спина и седые волосы Юкичи были всё ближе. Надо бы поздороваться, думает тот, но язвительно фыркнув, проходит мимо.       — Доброе утро, — слыша тяжёлый баритон, Мори довольно улыбается. Вот оно, внимание, которое он ждал. Правда, получил он его через стыд и позор.       — Роза, милая… Давай сходим куда-нибудь, умоляю, — произносит Огай, усаживаясь за стол. Конечно же, Роза согласилась. Это её работа, а вот Юкичи… Пиши пропало, дорогой, ты в руках ведьмака.       Девушка охотно соглашается, блондин тяжело вздыхает и уходит, а Огай продолжает завтрак а гордом одиночестве. Правда, воспоминания снова прокатываются старой плёнкой перед глазами, и Мори роняет стволовые приборы, чтобы закрыть глаза. Ещё вчера здесь смеялся человек, который вспорол свой живот в их дворе. Гул в голове становится невыносимо громким. От него хочется сбежать, но сделать это невозможно, поэтому в надежде, что свежий воздух снимет весь этот спазм брюнет, прихватив со стола булочку с фасолью, уходит во двор.       Стальные ворота и садовник, подстригающий и так ровные кусты, не сравнятся с видом сада и бамбукового лесочка, но здесь хотя бы никто не умер. Ну… Будем надеятся на это. Огай осел на ступеньки и вобрал в лёгкие побольше воздуха. Вот, если бы они вчера не поссорились, вот, если бы Фукадзаве было дело до Ринтаро, то Кизаши бы не полез под юбку и не закончил свою жизнь так рано. Он должен плакать… Так делает Роза, она плачет в своей скромной комнатке, так делала бы мама или Мари… Но Огай не может плакать. Вчера он дал слабину, но оправдал себя алкоголем, а сегодня… Сегодня глаза неприятно щипет от солёных слёз, но почему-то именно сегодня брюнет вспомнил ту тоненькую веточку, которая раскрасила его спину в розовые полосы…       Это был летний денёк. Тогда он ещё твердил всем, что он никакой не Мори, а Ринтаро и не собирался признавать приёмных родителей. Тогда матушка была добрее и нежнее всего и мальчику хотелось улыбаться. Тогда он не знал, что у его приёмных родителей есть другой, родной ребёнок. Он весело бегал по территории поместья, которое успел изучить за неделю, беззаботно смеялся и мог кушать много вкусной еды, спать на тёплой кроватке и видеть, как его любимая сестрёнка, уже признавшая новое имя, делает то же самое. Это была самая чудесная неделя в его жизни. Он каждый вечер рассказывал силуэту за окном про свой чудесный день, держа в руках маленького Мышонка.       Правда, силуэта за окном никакого не было, но, мальчик всё ещё помнил, о той… Другой маме, которая была такая же заботливая, только очень и очень худая. Наверное, вполовину новой мамы. Старую маму он не помнил, помнил её руки и вот этого Мышонка, которого она сделала из трепья, найденого в их маленькой хибаре. Её и этого мышонка он любил даже больше вкусного обеда и тёплой кровати, поэтому всегда придумывал её, рисовал её худой и невысокий силуэт за окном и тихо-тихо шептал, как ему здесь хорошо и весело.