И я оставлю записку в своём блокнотике:
Тебя я люблю больше, чем наркотики.
Два года назад, февраль
– И, в общем, он сказал, что уедет к родителям, потому что срочно им понадобился. Единственный ребёнок в семье, – Хёнджин мягко улыбнулся, отправляя в полёт небольшой камешек. Тот коснулся водной глади и сделал несколько изящных прыжков, – ну, ты понимаешь. Мужчина, стоящий неподалёку, кивнул. В его голове в подвесном состоянии был лишь один вопрос: каким образом ему удалось заполучить доверие всегда осторожного Хёнджина? Из-за одиночества? Потому что ему не с кем было говорить, ведь Минхо всегда такой холодный и закрытый? – Когда он уезжает? – Через два месяца. – Предлагаю устроить небольшое застолье. У тебя дома, – Джонатан выдохнул, замечая взгляд Хвана, – у вас. – Ты серьёзно? Ребята будут против. – А я говорю не о них. Хёнджин замахнулся для очередного броска, но остановился, удивлённо посмотрев на собеседника. Хотелось бы, чтобы это была шутка. С вероятностью в 90 процентов Хёнджин посмеялся бы, отмахнулся и, возможно, даже похвалил Джонатана за такой юмор. Но, чтоб его, он не шутил. – Хочешь… провести время вдвоём? – Я тебя смутил? Хван сощурил глаза, поджимая губы. Он был похож на испуганного лисёнка, который забыл, как его учили защищаться от других хищников. Минхо это не понравится. Но ведь он не узнает, верно? Так нельзя. – Мне следует подумать. Два месяца ещё. – Думай, конечно, – Ньюман улыбнулся, похлопав блондина по плечу, – обещаю, что снова покажу то, что тебе тогда понравилось. Воодушевляет. Хёнджина действительно зацепила их предыдущая встреча, никто раньше не относился к нему так, будто его привлекательной внешности не существовало. Джонатан обаял тем, что видел его изнутри, ценил как творческого человека, способного учиться новому. Никакого максимализма, только личная симпатия, подкреплённая едкими, но такими приятными, фразами по типу «я бы обязательно посетил твою выставку, твои работы должны увидеть все». У Хвана нет выбора, и он совершает ошибку за ошибкой. – Ладно, согласен. Ближе к апрелю разберёмся.Настоящее время
На потёртом листе бумаги неровным почерком был выведен текст, написанный, скорее всего, под давлением, на эмоциях или в вынужденно быстром темпе. Чан скривился, но смотрел на следователя абсолютно спокойным взглядом, не показывая, что готов прямо сейчас разнести здесь всё к чёртовой матери. Мужчина средних лет совсем не интересовался личностью подозреваемого, не то чтобы не был фанатом, просто он — человек дела, и его работа — сажать таких убийц. Он обратил внимание на Кристофера, только когда тот начал шевелить руками: наручники не доставляли удовольствия. Не сейчас. – У Вас чувствительная кожа? – Вам какое до этого дело? Следователь усмехнулся, такая дерзость за годы работы в полиции забавляла его. Но с Чаном почему-то не хотелось быть грубым. – Пока не доказано, что Вы виновны, поэтому у меня есть желание обращаться с Вами бережнее, чем с остальными, Бан Кристофер Чан. На своё полное имя среагировать пришлось слишком бурно: Чан дёрнулся, подавшись вперёд и заглянув мужчине в глаза. Это была случайность, он действовал по инерции, но, слава богу, сидящий напротив это понял. Ничего не предприняв в ответ, следователь выпрямился, ожидая, что Чан последует его примеру. – Нельзя ли как-то ускорить процесс? Почему Вы медлите с этим, у Вас же столько людей. – Вам так сильно хочется сесть в тюрьму? – А что, впервые слышите подобное? – Нет. Мужчина прокашлялся, демонстративно перелистнув страницу скрепленных документов. Бросив взгляд на камеру в верхнем углу комнаты, затем на дверь за своей спиной, он выдохнул. – Для начала позвольте представиться. Моё имя — Роберт Дюваль, и, буду с Вами честен: я знаю, что Вы прикрываете друга. Нет нужды играть в прятки с полицией. Вы невиновны, Кристофер Бан. Не лгите хотя бы себе. У Чана в груди один ураган сменялся другим, пока, в конце концов, они не превратились в бурю, стирающую всё в пыль. Бессмысленно было поддерживать ложь, в которую не все поверили. Но признать, что плохого человека убил Минхо? Он не может. – Вы, простите, считаете себя лучшим работником? – Этот вопрос не относится к делу. К чему Вы клоните? – Почему утверждаете, что я лгу? – Очевидно, мистер Бан: мою дочь убил человек, которого убил Ваш друг. Вы на убийство не способны, а вот он, – мужчина вытащил из папки чёрно-белое фото Минхо, – вполне. – Это бред. Ньюмана убил я. Роберт вздохнул, оставляя фотографию лежать на столе. Он мог бы подыграть, дать Чану действительно считать себя убийцей, но какой был в этом смысл? Разве что потянуть время для создания более драматичной ситуации. Хотя, судя по дрожащим рукам парня, ситуация уже била по всем его слабым местам. – Мистер Бан, прошу Вас прекратить. У мистера Ли были личные мотивы, у Вас же, несмотря на Ваше общее прошлое с жертвой, их не было. Насколько мне известно, именно мистер Ньюман подсадил Хван Хёнджина на тяжелые наркотики? – Как это позволило сделать Вам выводы о моей невиновности? Вы знаете о личных отношениях всех моих мемберов? Это вторжение в пространство, в которое Вас не звали. Требую объяснений. – Увы, Вы не в том положении, чтобы что-то требовать. На секунду воздух в комнате словно заискрился. Чан злился, сильнее обычного, настолько сильнее, что наручники щелкнули на его руках, заставляя следователя немного напрячься. Злость была прервана громкоговорителем, получившим своё название уж точно не за громкость, так как шипение в нём заглушало разборчивую речь. Роберт уже привык к таким «неполадкам», поэтому сказанное разобрал сразу. – Надеюсь, Вы будете готовы признать свою невиновность, мистер Бан. Иначе это вызовет некоторые затруднения. Мужчина поднялся со стула, забрав документы, и направился к двери. Как только та открылась, Чан с ужасом смотрел вперёд, отказываясь верить в то, что видел. Перед ним была преграда в виде наручников, от которых он безуспешно пытался избавиться, и закрывающейся двери, в крошечный просвет которой он увидел Минхо. Чан понимал, с какой целью Ли пришёл в участок, но всё это не должно было закончиться вот так. Если Минхо был здесь, значит, Хёнджин мёртв. Ему больше нечего терять.Два года назад, апрель
Голова гудела от одной мысли о том, что финал у их истории будет печальным. Какому парню понравится, что его партнёр балуется запрещёнными веществами, да ещё и в компании сомнительной личности? Естественно, никакому, но Ли Минхо совершенно другой. Он голову оторвёт, если узнает. Настроение у Хёнджина хоть и было приподнятым, что-то внутри надоедливым червяком съедало сердце, давя на него с удвоенной силой. Будто этот неопытный червяк стал змеем, удушение для которого было обычным делом. – Видишь, так выглядит настоящее веселье. Разноцветные таблетки одна за другой оказывались во рту, либо стирались в порошок в алкоголе для лучшего усвоения. Было действительно весело, Хёнджин терял счёт времени, забывал важные даты, события, какие-то имена — ничего из этого больше не торчало попусту в голове. Всё будто становилось на свои места, отметая ненужное, освобождая разум, даря иллюзорную свободу. Из-за повышенной температуры хотелось пить. И много. Поэтому тонкие пальцы почти не выпускали стакан с уже неизвестной хозяину жидкостью. Да и чёрт с ней, Хёнджину плевать: безумно хочется пить. Спустя полчаса хороший человек вызвал бы скорую, но Джонатан — типичный антигерой, рождённый местью и желанием испортить жизнь так же, как испортили ему когда-то. Поэтому он выбрал Хёнджина: Чан был к нему привязан, заботился как о младшем брате, и они довольно много времени проводили вместе, потому что Чану нравилась его роль. Нравилось защищать Хвана. Досадно, что в этот раз у него ничего не вышло. Ньюмана очаровывало то, с какой охотой Хёнджин отказался от привычной жизни, доверив её остатки амфетамину. Начало было ярким, чего не сказать о конце. Когда из него можно было вить верёвки, Джонатан заставил его принять столько, сколько обычно хватало для полного уничтожения организма. За считанные секунды. Надёжно заклеил рот изолентой, чтобы не получилось крайне неприятной ситуации, разбросал якобы использованные шприцы по полу, измазал бинты фиктивной кровью — создал картину, которую Минхо увидит первым. И будет зол, ужасно зол на то, что Хёнджин снова начал колоться. Тогда случайность замяли, обговорили, что это безрассудство, и ему нет места в их отношениях. Хвану повезло — в реальной жизни так не бывает — он не стал зависимым. Было ли это нечто сверхъестественное, или же у него в действительности были все шансы обойти эту кривую тропинку, — Минхо выяснять не стал. Главное, что остался жив.Настоящее время
– Надеюсь, Вы в полной мере осознаёте, что Вас ждёт пожизненное? Ли опускает взгляд в стол. Ему совестно? Ничуть. Просто он устал. И на собственную жизнь уже было настолько всё равно, что он готов был умереть прямо сейчас. Зачем эта лишняя трата времени? Пожизненное. Что можно для себя подчерпнуть, находясь наедине с голыми стенами, когда у тебя в принципе ничего не осталось? Назначение пустоты? Вроде оно и так яснее некуда. – Мистер Ли? – Какой смысл в моём ответе? – Это протокол, мне нужно… – Мне плевать на Ваш протокол, на то, что Вам нужно, и на Вас тоже. А знаете почему? – Минхо поднял взгляд, и следователь только сейчас заметил его залитые кровью глаза. – Просветите. – Потому что Вы не сможете вернуть мне Хёнджина. Никто не сможет. Делайте со мной что хотите. Холод, пробежавший по спине Роберта, оказался неожиданным даже для него самого. Ощущения были такие, словно пришлось столкнуться с айсбергом и потерпеть сокрушительное поражение. Затонуть как «Титаник», и чтобы обязательно все оплакивали твою смерть. Могильной плите всё равно, сколько слёз на неё прольётся, она лучше любого человека знает, что такое «хранить секреты». Вечность — не порядок. Вечность — это безумие.