Cherry

– Ты мне нравишься. Слова на тонкой нити виснут в воздухе, покачиваясь из стороны в сторону. Малейшее дуновение ветра — они уже не слышны. Нить оборвана. Минхо не знает, как на них реагировать, поэтому в полном молчании смотрит на стесняющегося Хёнджина, будто в его глазах был ответ. Там была только надежда. Ли потом это поймёт, но не сейчас. Что вообще отвечают в таких ситуациях? Взаимно ли это? Минхо пытается понять. Он часто ревнует Хвана к другим мемберам и людям в целом. Часто цепляется за черты его лица уже иным взглядом, более изучающим, настойчивым, пленительным. Он смотрит на Хёнджина с неподдельным аппетитом. Для Ли этого недостаточно. – Извини. Я не могу ответить на твои чувства. Понимает, что сморозил глупость. Так нелепо ушёл от темы, будто маленький ребёнок. «Это я не хочу, значит не могу». От себя тошно, да и его присутствие на этой вечеринке такая формальность. Феликс же не так сильно к нему привязан, верно? Пережил бы, если бы тот не пришёл. Но нет, Минхо здесь. По непонятным, даже ему, причинам. А теперь ещё и это признание. – Даже не подумаешь? – О чём? Мы же не в дораме. Хёнджин кивает, немного поворачиваясь в сторону. Защищается, в надежде, что, стоя боком, не будет видно лишних эмоций, которые сейчас были бы не к месту. Ему придётся принять эту реальность, несмотря на то, что рассчитывал он на другую. Не всегда случается так, как хотелось. Точнее, почти никогда. Слёзы непроизвольно катятся из глаз, и Хван, скорее всего, впервые в своей жизни настолько отчётливо слышит стук собственного сердца. Боль парализует, но её происхождение остаётся загадкой. Единственное желание — скрыться от глаз, самых дорогих на свете глаз, которые в один миг стали ещё более недосягаемыми. Конец? Это конец без начала? – Думаю, тебе сейчас не стоит мешать. Я вернусь к остальным. Чёрт возьми. Он ушёл. Ли Минхо действительно ушёл, оставив Хёнджина наедине с паршивыми мыслями о том, какой он слабак. Хорошо, твоих слёз не видно в темноте, ты умеешь действовать тихо, поэтому всхлипы тоже не про тебя. Но ты стоял на месте, не соизволив даже попытаться объяснить, откуда взялись эти чувства. Ты просто его отпустил. Хёнджин ненавидит себя и то, что чувствует в данный момент. Он подходит ближе к краю балкона, готовый закричать во всё горло. Но снова сдерживается, теряется в мыслях, которые уносят его далеко от дня рождения лучшего друга. Почему-то сегодня всё закончилось так же, как в его сне. Ли Минхо плевать. Как и ожидалось. «Любовь, Феликс, для избранных»

Настоящее время

У Минхо уходит слишком много времени на принятие того факта, что на этот раз он действительно убил человека. Голова разрывается от боли, но она ещё в состоянии понять, какой исход у этого импульсивного поступка. Что им управляло? Ненависть? Желание разорвать круг бесконечно повторяющихся событий? Хёнджин действительно не стал бы последним, после него были бы новые жертвы. Возможно, ещё слабее, чем он. Ли медленно поворачивается, роняя на пол испачканный кровью скальпель. Красные капли от столкновения разлетаются в сторону, и не разобрать, кому именно они принадлежали. Минхо подходит ближе к истощённому телу, глазами пробегаясь по использованным шприцам и в спешке закрытым пузырькам с различными жидкостями. Чтобы верно оценить произошедшее, не нужно быть гением. Парень наклоняется ниже, понимая, что его следующее действие будет граничить с безумием. Колени упираются в кафель, вены на висках невольно напрягаются, и Минхо сильно жалеет, что ни черта не смыслит в медицине. Он прикрывает глаза, утыкается в чужое плечо лбом и касается губами холодной кожи. Целует каждую гематому, полученную в результате зависимости, хотя раньше точно с отвращением сплюнул бы, давя желание продезинфицировать всё в их общем доме. Это обитель на двоих, и теперь Ли, наверное, понял, что в последнее время его для Хёнджина было очень мало. – Хёнджин-а, остальные скоро приедут. Тебе пора перестать притворяться. Минхо прячется от самого себя, сильнее утыкается в плечо, словно это как-то могло изменить ситуацию. Но поверить в то, что это конец для них обоих — последнее, что он сделает. Сейчас Хёнджина хотелось обнимать как можно дольше, постепенно понимая, что в большинстве случаев Минхо поступал абсурдно. Зависимость любимого человека испугала его. Нет, напугала до чёртиков, из-за чего у Ли внутри произошёл неприятный переворот. Он снова стал холодным и отстранённым. Он позволил Хвану выбрать смерть. – Хёнджин-а, ты же слышишь меня. Знаю, что слышишь. – Очнись, пожалуйста. Всё закончилось. – Я не тот человек, к которому ты хотел бы вернуться, но я прошу тебя. Ли до посинения сжимает кулаки, хватаясь за больничную одежду Хёнджина. Как же ему плевать, что его посадят за убийство, даже такого ублюдка как Джонатан. Мир не станет лучше, если не очнётся тот, кто должен. – Хёнджин. Давай же… я без понятия, что нужно делать. Как тебе помочь? Хочешь… боже, поверить не могу, что это происходит, но хочешь поменяемся? Тебе будет проще жить, если меня не станет? Не то чтобы он говорил это всерьёз, хотя Минхо был готов сделать это при острой необходимости. Смелость всегда мешалась с его здравым смыслом, что, в принципе, не позволяло ему пересекать границы. Эту черту он провёл сам, и не было никакого смысла её стирать. Однако сейчас этот смысл обрёл новое значение. Более весомое. Минхо терял терпение. Не оставалось сил ещё крепче сжимать чужие запястья, стараясь достучаться. На плече остался видный след от прикосновения лбом, но тело продолжало холодеть. Всё намекало на то, что следовало бы сразу вызвать скорую: если бы не труп позади, и если бы Ли вообще знал точный адрес. Хотя это глупо, его останавливало не это. Нарастающая истерика потекла вверх по горлу, и Минхо начал дрожать. Осознание приходило стремительно, от того быстрее становилось не по себе. Когда состояние аффекта перекрыло кислород, Минхо полностью потерял над собой контроль. Сначала он громко кричал, заглушая себя простыней, пропитанной медикаментами, тоской и… смертью? Ли мог поклясться: он впервые услышал запах смерти. Затем разумные мысли покидали его одна за другой, невозможно было думать, голова гудела от подскочившего давления, которое, впоследствии, будто пыталось разорвать голову на две равные половины. В попытке дотянуться до хирургического ножа, Минхо потерял равновесие из-за дрожащих рук, что уже не могли удержать остальное тело. Щека коснулась холодного пола, мешая его грязь со слезами и, кажется, потом, который сходил с парня от резкого повышения температуры. Всё, что Минхо понял, — это жар, и он дьявольски не вовремя. Ли очень долго удавалось скрывать свою реакцию на стрессовые ситуации, потому что прежде он прекрасно контролировал их. Сейчас было наоборот: ситуация контролировала его и, более того, разбудила истерику, охватившую всё тело. Из-за слишком высокой температуры Минхо соображал ещё хуже, его сознание медленно ускользало, забирая остатки сил. Всё было настолько хреново, что ни одна часть тела больше не подчинялась мозгу. Минхо не мог пошевелиться, пока его не накрыло снова. Резкий удар в голову, взявшийся будто из воздуха, заставил вскрикнуть, что помогло на каких-то последних ресурсах, схватить скальпель и дотащить себя до больничной койки. Слёзы продолжали бесконтрольно литься, потому что их перестали сдерживать. Более того, Ли даже не понимал, что плакал. Не ощущал, точно неживой совсем. Рука, сжимающая нож, дрожала в сильном треморе, но Минхо сосредоточил всё, что у него осталось, в одной точке. Это позволило ему удержать ладонь от слишком резких движений. – Если тебе там лучше, понимаешь же, что… не спросив меня, ты не можешь просто уйти. Ты, чёрт возьми, не можешь меня бросить. Перестань уже, Хёнджин! Хватит делать мне больно, слышишь? Я всё понял! Вот, – Минхо сильнее дёрнул рукой, акцентируя внимание на скальпеле, – хочешь, чтобы было так? Я сделаю. Внимательно слушаешь? Я сделаю! Острое лезвие вонзается в кожу, почти проходя насквозь. Боль звенит в ушах, глушит окружающие звуки, чей-то крик и кучу резких фраз, что уже не разобрать. Чужая рука хватает Минхо за плечо, оттаскивая от кровати. – Тебе мало, Хёнджин-а? Я действительно страдаю без тебя, чёрт бы тебя побрал! Прекращай играть со мной! Вернись… вернись ко мне, Хёнджин-а! На сбитые в слезах крики Ли не реагировал эмоционально только Чан, потому что при нынешних обстоятельствах он должен был оставаться единственным обладателем холодного разума, чтобы стать лучшей опорой для остальных. Но это не отменяло того факта, что ему было так же больно, как и другим. Феликс, будучи на грани собственной истерики, почти до хруста костей сжимал руку Сынмина, пока тот с ужасом в глазах наблюдал за Минхо. Никто и никогда не видел его таким опустошённым, раздирающим горло до крови своими криками, потому что больше у него ничего не осталось. Сынмину было страшно, но именно в этот момент он понял, насколько сильно Ли Минхо любил Хван Хёнджина. Это нельзя было назвать иначе. – Минхо. Минхо, послушай меня, – Чан наклонился к лицу парня, с силой сжимая губы, чтобы не сорваться, – я не знаю, каково тебе сейчас. Но уверен, что это мучение. Мы его вытащим, только ты должен прийти в себя, слышишь? Ему нужен тот Минхо, который всегда вытаскивал его из любых ситуаций, понимаешь? Ему нужен ты. Ли почти не видел старшего перед собой. Всё застилала пелена, и дело было уже не в слезах. Глаза болели, но на них давила температура, которая никак не хотела отступать. Самое ужасное было понимать, что тебе до смерти больно, но ты этого не чувствуешь. На осколки разлетевшееся сердце больше ничего не чувствовало.