***
…«Больно…не ясно, что болит, но звенит в ушах». Он в полуобморочном состоянии ещё, двигается медленно и вяло, за ним потешно наблюдать. То, как он силится определить свое положение в пространстве — заставляет невольно улыбаться. Его глаза распахиваются, наконец. … «Что…? Где я?..». В этих чудесных карих глазах замирает молчаливый вопрос. Его взгляд скользит по серым стенам, по зарешеченному окну и, наконец, останавливается на мне. — Что происходит? — Его голос тихий и осипший, всё его тело напрягается в путах, в попытках ослабить их. — Мы были…ты был… — Да, до него понемногу, кусками, доходит информация о воспоминаниях предыдущего вечера. — Что ты сделал?! — Сиплый, но крик. Я улыбаюсь ему почти нежно. — Ти-и-ше. Всё хорошо, ты не пострадал… Вчера. — Я подхожу ближе, очень хочется впитать в себя яростный блеск этих завораживающих, загнанных глаз. Мы на этой чертовой ферме уже сутки, я не ел и не спал, в ожидании его пробуждения и, дождался…теперь мне не хочется торопиться. Я даже подумал, глядя на него сегодня, что заморожу его для себя и сохраню подольше. Я прибыл в это захолустье почти три недели назад, полицейские ищейки плотно взялись за меня еще в Йосу, и нужно было отсидеться, но натуру не унять, и я снова вышел на охоту. Уехав прилично, в столицу соседней провинции, я долго выжидал, и он стал моей наградой за терпение. В одном из клубов я встретил его, такого гибкого, нежного и почти непорочного, но чувственного и энергичного, я не сумел его больше отпустить. Больше никто не коснется его, кроме криминалистов, но в этот раз его найдут очень не скоро. Пора перестать заигрывать с ними, пора показать, что, как бы близко они не подобрались в последний раз, я способен дать им фору на недели вперед. Арендованный рефрижератор надолго сохранит его тело, до тех пор, пока я не буду достаточно далеко. Брошенный, один, в холоде, на арендованном за наличные, складе, он останется там, пока не растает, пока смрад его тела не потревожит соседей. А сейчас, сейчас я склоняюсь ниже, легко касаясь пальцами его подбородка, чувствуя, как по его телу бежит мелкая, истеричная дрожь. Его глаза широко распахнуты, губы кривятся в брезгливом пренебрежении такой лаской на контрасте с цепями, плотно держащими запястья в стальном захвате. — Пусти! Что тебе нужно?! Где я?! — Он рвется в путах и шипит от боли, когда холодные кромки металла впиваются в кожу. — Риторические вопросы… — Выдыхаю я, отпуская его лицо, глядя, с какой болью и досадой он отворачивается. — Не советую этого делать, если не хочешь, чтоб я отрезал твои веки и зафиксировал шею в нужном положении. Смотри на меня, я хочу, чтоб ты ничего не упустил. — Я ухожу, бросив быстрый взгляд на напуганные глаза, глядящие мне вслед, словно с надеждой. Тяжелая металлическая дверь неприятно лязгает, надо бы смазать. Мы не увидимся с ним еще сутки, у него есть всё необходимое, он не умрёт там, но я хочу, чтоб он почувствовал и понял, что выхода нет, хочу увидеть его сломленным завтра, покорным, но не потерявшим надежду, это, станет первым, что я хочу отобрать у него, всё остальное потом.***
Эта ферма не нравится мне, я не привык к дискомфорту маленьких комнат, но выбирать не приходится. Наскоро организованный душ и устеленная белыми медицинскими простынями, комната, дарят мнимое ощущение правильности происходящего, но я знаю, что стоит торопиться, не привлекать к себе лишнего внимания в городке и не контактировать ни с кем. Мне тяжело, я привык выходить в люди, зная, что ждет меня после, мне горячо нравится эта игра на публику, и я почти страдаю сейчас, в уединении. Ничего, ничего…всё пройдет, и я отвлекусь, он — то, что отвлечет меня на время. Ты звонишь и спрашиваешь ужинал ли я, я вру, отвечая, что в порядке. Твой голос подчеркнуто небрежен, а я знаю, что это он заставил тебя позвонить, напомнив, в очередной раз, что у тебя есть обязательства ко мне. Я вспоминаю время, когда эти звонки были единственной радостью для меня, в конце тяжелого дня, вдалеке от тебя, как я слышал улыбку в твоем голосе. Как горько теперь от этой нарочитой небрежности, как бесит и заставляет выгибаться в дугу от боли этот холодный, обязательный, словно навязанный тон. Я вру тебе, закипая от злости, зная, в чьей постели ты сегодня гость. Зная, кто в моих руках начнет умирать завтра, из-за тебя. Просто потому, что ты остыл, просто от того, что я всё ещё люблю тебя. Время проведенное в ожидании тянется невыносимо долго. Он там, он ждет, его нервы рвутся от паники и желания удрать, от непонимания происходящего. Он надеялся на веселую ночь и легкие деньги. Он шел за мной и улыбался мне, обнимал и с желанием заглядывал в глаза, ехал в такую даль, гонимый жаром моей игры. Гонимый ощущением собственной важности для меня, пусть и на одну ночь. Я заберу его всего и