Стеклянное сердце

      Когда они вошли в свой дом, Эрик закрыл входную дверь и тут же повернулся к ней. Его взгляд заскользил вверх-вниз по её свадебному платью — по ней самой, — и затем Эрик снял свою маску. Он положил её на столик у входной двери, рядом с тëмно-фиолетовым цветком в горшке, и подошёл к Кристине, чтобы обхватить ладонями еë лицо.       — Чем же мы займëмся теперь, жена моя? — улыбнулся он и наклонился, целуя её.       Жена моя.       Кристина таяла как маслице от его прикосновений, но она помнила о том, что должна сделать. Ей нельзя было терять время.       Через несколько мгновений Кристина отстранилась:       — Я хочу пойти в музыкальную комнату.       Он поднял безволосую бровь:       — Что?       — Я хочу попробовать сыграть на пианино.       Его улыбка исчезла.       — Только ещё один раз.       В его глазах промелькнуло разочарование:       — Это не может подождать?       — Нет, — она прикусила губу. — Не может.       — Почему, Кристина? — он сглотнул. — Мы ведь… так счастливы…       — Да, — прошептала она. — И я не могу упустить этот момент.       Он пристально посмотрел на неё, готовый услышать объяснение, и Кристина продолжила:       — Я уже давно не была так счастлива, Эрик. Муж мой. Я так… так счастлива, что, наверное, ничто не сможет помешать этому счастью.       После этих слов его глаза засияли любовью. Он поцеловал её в лоб.       — Тогда почему мы должны рисковать?       — Потому что сейчас, возможно, мой единственный шанс заменить плохое хорошим, — она скользнула руками по его плечам, шее и почувствовала, как он вздрогнул. — Всего один раз, Эрик. Больше я не буду пробовать играть. Если в этот раз не получится, тогда я перестану пытаться. Правда.       Он вздохнул в её лоб.       — Это сделает тебя счастливой?       — Да.       — Тогда я буду рядом, — он снова поцеловал её. — И поддержу тебя.       Когда Кристина села за пианино и почувствовала ладонь Эрика на своей спине, она закрыла глаза. Она не будет думать об отце или о том, как она его боится, — это только поспособствует неприятным воспоминаниям. Она сосредоточится на тех чувствах, которые прямо сейчас переполняют её. Любовь. Она будет думать о любви.       Она будет думать об Эрике — об Эрике и его неземной, странной, мрачной красоте. И ещё она будет думать о двух других мужчинах, которые всегда относились к ней с любовью с тех пор, как она переехала в этот дом, — о Жюле Бернаре, его уверенном спокойствии и преданном сердце. О Надире, его сверкающих нефритовых глазах и громком смехе.       Она будет думать и о своих младших братьях. О милом Жаке и шалуне Реми.       Она будет думать о…       Кристина глубоко вздохнула и опустила пальцы на клавиши.       Она будет думать о своей матери.       Кристина сидела за кухонным столом.       Но в этот раз дождя не было. За окном ярко светило солнце и слышалось щебетание птиц. Судя по золотым бликам на мебели и стенах, она предположила, что сейчас утро. Ни на потолке, ни на стенах не было трещин. На столе не было игральной доски.       И не было Густава Даае.       Она посмотрела вниз и обнаружила, что на ней всë ещё надето её свадебное платье, а не та одежда, которую она носила в шестнадцать лет. Кристина положила руки на колени и провела пальцами по гладкому шёлку.       — Ты такая красивая, моя милая девочка.       Её взгляд метнулся к кухонной стойке, и она чуть не зарыдала от счастья, когда увидела там свою мать — она была в фартуке и с аккуратно заколотыми волосами. Её карие глаза с любовью смотрели на Кристину.       — Мама, — выдохнула она.       Жизель улыбнулась.       — Я здесь.       Кристина не смела пошевелиться, боясь, что даже её малейшее движение заставит маму исчезнуть, дождь — вернуться, и…       — А где…       — Твой отец?       Кристина кивнула.       — Не здесь, — мама отвернулась от неë к подносу с выпечкой. Она готовила что-то похожее на пирог с заварным кремом. — Сейчас его здесь нет, — пауза. — Больше нет.       — Почему он не может отставить меня в покое?       — Родная моя, я думаю, что всë совсем наоборот.       — Что ты имеешь в виду?       — Я думаю, что это ты не можешь оставить его в покое.       Губы Кристины приоткрылись в удивлении:       — Что?       — Это твой разум приводил его сюда, — объясняла она, — твоя душа звала его, и ты встречалась с ним снова и снова. У него не было выбора, — мама снова улыбнулась ей. — Так же и я оказалась здесь. Я пришла, потому что ты нуждалась во мне. Так же, как ты нуждалась в нём.       Кристина нахмурилась.       — Я…       — Да, Кристина, он правда был нужен тебе. Тебе что-то от него было нужно. Но он не давал тебе этого.       Она быстро закрыла рот.       — Дело в том, родная моя, что он не может тебе этого дать. Ты хочешь от него любви. А если не любви, то того, чтобы он извинился, объяснился так, чтобы ты смогла успокоиться.       Кристина опустила свои покрасневшие глаза.       — Он не может дать тебе всего этого, Кристина. Его здесь больше нет. И мне очень, очень жаль, что он так поступил с тобой. Он уже не тот мужчина, за которого я вышла замуж. Я не узнаю его — моя смерть, смерть его сыновей, изменила его безвозвратно, и ты не в силах исправить это, — мама отошла от кухонной стойки и направилась к ней. — И ты уже так много сделала. Ты пыталась снова и снова. И всё это время ты просила у него одного: заботы, — мать присела возле дочери и положила руки ей на колени. — Мне жаль, что он уже не может дать её тебе.       Слëзы потекли по щекам Кристины.       — Он так просто покинул меня.       — Как и я, — её мама кивнула. — Как и твои братья. Я надеюсь, что ты простишь нас.       — У тебя не было выбора, — прошептала Кристина, — а у него был. И он попросил у меня о том же. О прощении.       — И ты не простила его.       — Конечно нет.       — Почему?       Кристина недоверчиво посмотрела на неё.       — Потому что он этого не заслуживает.       — О, — Жизель положила тёплую ладонь на её щëку. — Но прощение нужно не ему. Оно нужно тебе.       Она моргнула.       — Если ты простишь своего отца, — продолжала мама, — он об этом никогда не узнает. И если он вернётся, тебе никогда не придëтся говорить ему об этом. Но прощение тех, кто причинил нам зло, не освобождает их от их дурных поступков, а помогает нам самим обрести покой. Прощение означает только то, что ты отпустила прошлое. Иначе ты будешь продолжать цепляться за свой гнев и боль, и это только иссушит твою душу.       Прощение нужно ей самой.       Простить — значит отпустить.       — Я так горжусь тобой, Кристина, — тихо сказала мама, проведя большим пальцем по её щеке. — Я горжусь тем, какой женщиной ты стала, и я так счастлива, что ты нашла счастье в том, кто нашёл счастье в тебе. Ты даже не представляешь, как радуется моë сердце.       Кристина не могла сдержать слëз. У неё перехватило горло. Она накрыла своими руками ладони её матери.       — Я скучаю по тебе, мама.       — Я тоже скучаю по тебе.       — Я так хочу, чтобы ты вернулась.       — Я знаю. Но мы ещё увидимся       — Когда? — её голос был высоким, как у ребёнка.       Мама грустно улыбнулась.       — Надеюсь, что очень нескоро.       Кристина зажмурилась. Низкий, тихий стон сорвался с еë губ, когда она заплакала.       Она знала, что плачет и на самом деле. Руки Эрика обнимали её. Но она заставляла себя продолжать играть. Она не хотела возвращаться. Пока не хотела.       — Пришло время всё отпустить, родная моя.       — Мама…       — Пришло время всë отпустить.       Руки Кристины перестали играть.       И она отпустила. После стольких месяцев, лет, в течение которых она держалась за прошлое слишком крепко… она отпустила.       Обессиленная, Кристина упала на Эрика, безудержно рыдая.       Как и было обещано, её муж поддержал её.