***
Либо Эрик смог правильно угадать её размер, либо то, что вечернее платье сидело на ней как влитое, было невероятным совпадением. Кристина встала к зеркалу боком, уставившись на своё отражение, и провела ладонями по своей тонкой талии. «Не просто стройная, — с горечью подумала она, — а тощая». Такая тощая, что это уже совсем не привлекательно. Недоедание лишило её когда-то имевшихся женственных форм, придав ей вид беспризорницы. Ну что ж. С этим ничего нельзя было поделать, по крайней мере, не в ближайшие несколько минут. У неё не было больше времени на то, чтобы подготовиться к этому загадочному ужину с загадочным другом. Но даже если она и не была красивой, то платье определённо было: часть её плеч и шеи были обнажены, само платье было светло-голубым, но рукава и подол были цвета только что выпавшего снега. Наряд подчëркивал лазурь в её глазах, и это было уже что-то. Её лицо, признала она, выглядело не так уж плохо. Она должна была подчеркнуть его, чтобы отвлечь взгляд от отсутствия у неë других достоинств. Она собрала волосы и закрепила их голубыми заколками с драгоценными камнями, позволив паре локонов упасть с висков на обнаженные плечи, чтобы они обрамляли лицо. Она нанесла на кожу небольшое количество пудры, просто чтобы сделать её чуть бледнее, а затем покрыла щëки розовыми румянами. Наконец, она взяла духи и слегка побрызгала ими шею и запястья. Вот. Так-то лучше. Неидеально, но уже лучше. Нет, макияж не мог скрыть вечно усталый взгляд её глаз — тусклый и с кругами под веками, — любая попытка улыбнуться казалась фальшивой, так что дело было ещё и в кислом выражении лица. Но всё равно стало лучше. Она уже не выглядела так, будто жила в переполненном и разваливающемся многоквартирном доме. Кристина выбрала новую пару белых туфелек и надела их поверх чулок. Она подошла к двери спальни, глубоко вздохнула и открыла её. Ей нужно было напрячь свою память, чтобы вспомнить, где находится кабинет, но она заметила свет, исходящий из комнаты с правой стороны одного из коридоров ниже этажом. Она подошла к дверному проëму и заглянула внутрь. Жюль стоял в углу слегка ссутулившись и уставившись в пол, будто готовый сорваться с места в любую минуту, а Эрик сидел в кресле. В руке он держал ручку и писал что-то в большой чëрной книге — он был глубоко сосредоточен. Жюль, который, казалось, ничем не был занят — разве что своими мыслями — поднял глаза первым. Он заморгал, будто пытаясь прогнать наваждение, и шагнул к ней: — О, мадемуазель Даае… Затем поднял взляд и Эрик. Его глаза нашли её. Ручка выпала из его пальцев. Кристина и Эрик встретились взглядами всего на мгновение, но она могла поклясться, что заметила шок в его глазах. Затем он уставился на ручку, лежащую у него на коленях. Он поднял её, закрыл книгу и положил оба предмета на журнальный столик. Как только Эрик встал, его глаза заблуждали по ней. Сверху вниз. Снизу вверх. — Кристина, — наконец заговорил он, — вы… прекрасно выглядите. Она скрестила руки перед собой: — Спасибо. — Этот цвет идёт вам. — Спасибо, — она кивнула, но всë же не улыбнулась. Эрик разглядывал её ещë несколько секунд. Теперь Жюль наблюдал за ним с умеренным интересом. Наконец Эрик посмотрел вверх, в сторону, вниз — куда угодно, только не на неё — и прочистил горло: — Так. Идёмте ужинать.***
Путешествие через озеро и вверх по лестнице уже не было для неё таким потрясением, как в первый раз. Она знала дорогу и то, сколько времени она займёт. Единственным, что изменилось, было то, насколько мягче стал Эрик. На пути к его дому, даже когда он что-то рассказывал, Эрик казался ей таким же твёрдым и холодным, как камни вокруг них. Однако теперь его глаза смотрели теплее, нежнее. Он долго не сводил с неё своего пристального взгляда, поэтому девушка успела заметить эту перемену. Но когда он видел, что она смотрит на него в ответ, холодность возвращалась, и он сосредотачивал всё своё внимание на их маршруте. Она не была наивной. Конечно, она знала, что всё это не имело к ней никакого отношения: всё дело было в платье. Да, он сказал ей, что его действительно беспокоило её благополучие, когда он получал от неё письма, даже если его обжигающая холодность и отстранённость говорили об обратном. Он сказал, что жаждет её дружбы, чтобы избавиться от одиночества. Может быть, она была его единственным шансом жениться — хоть на ком-нибудь. Может быть, он восхищался её любовью к отцу — хотя сама Кристина не находила в этом ничего достойного восхищения: она своими стараниями и любовью по-глупости пыталась накормить ненасытную бездну. Может быть, Эрик просто счёл её лёгкой добычей, или, может быть, он настолько восхищался ею как личностью, что выбрал её своим земным спутником… Может быть, всё это было правдой. Но она ни на секунду не поверит в то, что он считает её красивой. Это не было девичьей неуверенностью в себе. Это не было нытьëм серой мышки, которая восхищалась своими более привлекательными друзьями. Это был факт. Голод — это не красиво. Страдание не может быть красивым. Может быть, в другой жизни она была бы так же прекрасна, как её мать. Выйдя из подземелья и миновав потайную дверь у ворот на улице Скриб, Жюль пожелал им хорошего вечера. Он пообещал, что вернётся на следующий день в то же время. Эрик заплатил ему, затем Жюль поклонился, слегка улыбнулся девушке и пошëл домой по улице Скриб. На другой стороне улицы их ждала карета. Та же карета и тот же кучер, что и прошлой ночью. Эрик предложил ей свою руку. Кристина поколебалась немного, в очередной раз отмахнулась от навязчивого воспоминания о его лице и смягчилась. Она положила ладонь на сгиб его локтя, и он повёл её через дорогу. Кучер — Сезар — увидел их и улыбнулся. — Значит, это ваш личный кучер? — спросила девушка. — Да. Сезар открыл дверцу кареты и помог Кристине забраться внутрь. Эрик последовал за ней и сел напротив неё. Дверца закрылась, и через несколько мгновений карета тронулась с места. Кристина смотрела в окно, но кожей чувствовала на себе взгляд Эрика. Медленно она подняла глаза и посмотрела на него. — Ты действительно прекрасно выглядишь, Кристина. Она подавила недовольную гримасу и снова посмотрела в окно. — Ты не улыбаешься, когда я говорю тебе это. Её глаза снова метнулись к нему: — Простите? — Я говорю, что ты прекрасна, а у тебя такая кислая мина, будто ты только что откусила лимон. Неужели эти слова тебе неприятны потому, что они исходят из моих уст? — Эти слова будут мне неприятны, из чьих бы уст они ни исходили. Такой ответ явно удивил его. Он моргнул: — Почему же? — Потому что они лживы. Он выпрямился и как будто обиделся: — Это не так. Она слегка покачала головой: — Раз мы собираемся пожениться, я бы предпочла, чтобы вы всегда говорили то, что на самом деле имеете в виду. — И что же, скажите на милость, я имею в виду? — Что платье, которое вы купили, прекрасное — я же просто ношу его. Что моё лицо прекрасно только потому, что я изменила его макияжем, — она решила, что зря нанесла румяна, потому что почувствовала, каким горячим внезапно стало её лицо. — С кем мы встретимся за ужином? Ещё пару мгновений он молча смотрел на неё, а затем сказал: — К вашему сведению, я действительно считал вас прекрасной до этого платья и пудры. Они просто подчëркивают красоту того, на что уже и так приятно смотреть, — он отвëл взгляд. — Как я уже сказал, мы встретимся с одним другом. Разум Кристины пребывал в лëгком дурмане от его слов. Да, эти слова не вскружили ей голову, и еë не осчастливило то, что он считает её красивой — она просто не ожидала, что он скажет ей об этом так прямо. Она не ожидала, что хоть кто-то когда-нибудь скажет ей такое. — Кто… кто этот друг? — Очень надоедливый детектив, — ответил Эрик, не отрывая глаз от окна, — по имени Надир Хан.