Реминисценция Ветра

Серые улицы разрушенного города, куски зданий, уже обвитые зелёными лозами, мутная грязная река, от которой исходит довольно неприятный и стойкий запах. Бродячий торговец ходит по узким тропинкам, высматривая в толпе нищих и убогих людей, тех, кому можно продать свой «особый» товар. Вот уже два года он скитается по земле с этой «ношей», но знает, что за него можно неплохо заработать. Он бы уже давно сдал этот «товар» и за бесценок, если б не знал его истинной цены. Мужчина всматривается в лица людей, стараясь найти тех, в чьих глазах можно прочитать роскошь. Такие люди здесь не редкость: учёные из столицы, медики и травники из элитных районов, исследователи и путешественники. Все они бывают по эту сторону барьера. У всех водятся деньги. Нужно только найти. Торговец ведёт на поводке ребёнка. На вид ему около десяти лет. Он бледный и тощий, медленно перебирает ногами, чем раздражает мужчину. Торговец тянет за верёвку и ребёнок падает, случайно задевая стоящего перед собой человека в длинной серой накидке с капюшоном. — Тц. Мразь! — выругался мужчина, сильно ударяя мальчика в живот, заставляя его отлететь на пару метров и упасть на землю. Человек, чей плащ задел ребёнок, развернулся и пристально посмотрел на мужчину. Это был он. Один из тех, кто приходит в эти края за «особым» товаром. Стройное телосложение, скрытые капюшоном светлые волосы, холодные глаза цвета голубого изумруда. Торговец нервно сглотнул и сделал шаг назад: — Прошу прощения, — сквозь дрожь в голосе проговорил мужчина. — Я сейчас же выпорю этого гадёныша за то, что он посмел прикасаться к вам, господин. Но ответ не последовал. Незнакомец прошёл мимо мужчины и присел около лежащего на земле ребёнка, изучающе осматривая его: тёмные волосы с зелёными прядями, большие янтарные глаза, немного острые уши, два длинных светлых рога с бирюзовыми концами, тонкий хвост с кисточкой, тощие пальцы с длинными тёмными когтями. Парень отодвинул плащ, под которым была настолько белоснежная одежда, что ребёнок зажмурился, достал из кармана не менее светлый носовой платок с каким-то иероглифом в уголке и протянул мальчику. — Возьми, — мягко проговорил незнакомец, и ребёнок наконец поднял на него взгляд, — вытри кровь, будет нехорошо, если ты что-то занесёшь в рану. Дрожащей рукой ребёнок принял платок, постоянно косясь на торговца, которого, очевидно, боялся. — Кто это? — незнакомец поднялся на ровные ноги и повернулся к мужчине. — Да так, ничего особенного. Простой отброс, — отмахнулся торговец. — Уж больно он похож на Яксу, — холодно проговорил парень. — Если ты собираешься разнюхивать, как много я знаю, чтоб потом загнуть заоблачную цену за этого мальчика, то забудь. Размера твоего мозга не хватит, чтоб понять и усвоить, как много мне известно. Раз тебе не хватило внимательности заметить знак столичного алхимика на платке, то разговаривать нам с тобой не о чем. — Альбедо! — приятный женский голос заставил парня повернуть голову. — Не стоит грубить лишь потому, что он глупее тебя. — Простите, учитель. Высокая блондинка, одетая в такой же серый плащ, скрывающий её до самой обуви, подошла к юноше и опустила ему руку на плечо, словно давая команду «отбой». — Мы покупаем этого ребёнка, торговец, — строго сказала женщина. — Сколько ты за него хочешь? — Это довольно редкий экземпляр, Госпожа, — он расплылся в ехидной улыбке, уже предвкушая, что сможет раскрутить столичных жителей на круглую сумму, — всё же, как верно подметили Ваш ученик, этот отброс — последний из клана Якс. Единственный выживший во время геноцида. Думаю, он чего-то да стоит. — Да, — согласилась женщина, бросая торговцу в руки мешочек с морой. — Столько он стоит. Ни монетой больше. Торговец недовольно фыркнул, но за два года ему впервые предлагают так много. — Так и быть. Забирайте, — он передал женщине ключ от кандалов, которыми скованы руки ребёнка. — Надеюсь, он сдохнет во время первого же неудачного эксперимента. — Эксперименты не бывают «неудачными», — холодно проговорил молодой алхимик. — Если не брать в счёт ваше появление на свет. — Альбедо! — женщина вновь одернула парня. — Старайся сначала думать, а потом говорить, ладно? — Да, учитель. — Столько лет живешь среди людей, а общаться до сих пор не научился, — вздохнула женщина, передавая ключ от цепей своему ученику. — Бери его, мы уходим. — Хорошо. Парень вновь присел около мальчика. Ключ скользнул в замок, и, с характерным щелчком, железные кандалы упали на землю. Ребёнок со слезами на глазах смотрел на свои окровавленные запястья. Он уже забыл, когда видел их в последний раз. — Пойдём? — блондин поднялся и протянул ему руку. — Как тебя зовут? Я — Альбедо. А ты? — Сяо… — единственное, что смог выдавить из себя мальчик. — Славно. Пойдём, Сяо? Рука ребёнка опустилась на ладонь алхимика. Альбедо попробовал помочь ему встать, но тощие ноги подкашивались, а равновесие никак не хотело возвращаться. Алхимик протянул вторую руку, ребёнок закрыл лицо ладонями и зажмурился, ожидая получить удар. — Учитель, кажется, он меня боится, — парень повернул голову на женщину. — Я же говорила, что этот цвет тебе не к лицу, Альбедо. — Да, дело определено в этом. Мне раздеться? — Эх-эх. И почему же хамить ты умеешь отменно, а подумать перед тем, как говорить, у тебя получается плохо? — У меня был хороший учитель. Ребёнок растеряно смотрел на двоих странных людей, вот уже как минут 15 они здесь, но до сих пор не ударили его, не бросили в него чем-то и не плюнули в его сторону. Непонимание ситуации вызывало панику. Не в силах подавлять эмоции, испуганный мальчик залился слезами, громко рыдая. — Молодец, Альбедо, — прокомментировала женщина, — звание «брат года» теперь твоё. — Сразу после твоего «мать года», учитель.

8 лет спустя

Подъем в пять утра, разминка, пробежка, лёгкий душ, готовка на троих — в таком графике Сяо живет с того самого дня, как попал в дом госпожи Реиндоттир и её ученика, юного алхимика, Альбедо. Эти двое постоянно засиживаются до глубокой ночи, а чаще всего — до раннего утра. Они просыпаются после обеда, завтракают тем, что готовит Сяо, пьют крепкий кофе и принимаются за работу. Они весьма странные и чудаковатые. Про таких, как они, говорят «не от мира сего», хотя не Сяо думать о подобном. Юноша стоит перед зеркалом в комнате, переодеваясь после душа. В этом помещении довольно мало мебели, но оно светлое и чистое. Голые стены вызывают слабое ощущение дискомфорта. Здесь было бы куда уютней, если повесить пару картин, но алхимики совсем не думают о подобных вещах, они постоянно в работе. Тёмные штаны, тёмная кофта с капюшоном, перчатки на руках, маска на лице — только в таком виде он может покинуть дом. Вчера Реиндоттир сказала, что сегодня в обед они отплывают в другой регион на какую-то исследовательскую работу. Сяо впервые поедет с ними. Он прячет когти под перчатки, зубы — под маску, уши — под капюшон. Он собирает длинные волосы в хвост, который небрежно лежит на его плече. Лишь только рога спрятать нельзя. Они торчат из-под капюшона, так предательски выдавая его истинную натуру — последний из клана убийц, последний Якса. — Доброе утро! — Сяо заглянул в комнату брата без стука, он уже знает, что стучать в дверь и ждать ответ — бесполезно. — Альбедо, пора вставать. Алхимик спал, лёжа головой на столе. Сяо вздохнул и подошел к нему со спины. Очередные исследования, какие-то чертежи и бумаги. Юноша слабо коснулся плеча блондина, тот заметно вздрогнул и открыл глаза: — О Господи, Сяо, в этой одежде ты похож на террориста. — Kaboom? — Kaboom. — Детишки, вы уже встали? — на пороге стояла Реиндоттир, сонная, волосы торчат в разные стороны, пижама помятая, глаза полузакрыты. — Доброе утро, учитель, — обратился к ней Сяо. — Вы говорили, что мы отплываем в обед. — Я ещё не обедала, значит ещё не обед? — задумчиво протянула женщина, изучающе осматривая внешний вид своих учеников: опрятно одетый во всё чёрное, прячущий свои «особенности» Сяо и одетый во всё светлое, растрёпанный, уставшим взглядом и кругами под глазами Альбедо. — Логика логичная, — согласился алхимик. — Предлагаю изобрести машину времени, пользуясь законом великой Реиндоттир: «когда пообедал, тогда и обед», и её глупого ученика: «когда встал, тогда и утро.» — Надо это записать, — задумчиво проговорила женщина, уже выискивая глазами лист и ручку. В такие моменты на душе особо тепло. Сяо не всегда понимает, когда эти двое шутят, а когда нет. Выражение их лиц почти никогда не меняется, интонация в голосе — тоже. За восемь лет, что он живёт с ними, они стали для него настоящей семьей. Он не называет Реиндоттир мамой, он, как и Альбедо, называет её учителем. Он не так хорош в алхимии, как оказалось, даётся она далеко не всем, но зато фехтование пришлось по душе куда больше. Альбедо обучил его искусству владения одноручным мечом, хоть, по его словам, в нынешнее время это уже не имеет смысла. Они живут в мире, где нет насилия и войны. Они живут в столице, где всегда светло, где люди друг другу улыбаются, где всё у всех хорошо. Только Сяо видел обратную сторону этого мира, видел и жил в ней 10 лет. — Ладно, хватит любезностей, — оборвала бесконечный поток взаимного «подстебывания» Реиндоттир. — Мальчики, собирайтесь, через двадцать минут выходим. — Сказала она и ушла умываться, что обычно занимает не меньше сорока минут. — Кажется, создавая тебя, «щепотка сарказма» превратилась в «грузовик с дальнобойщиком». Алхимик лишь развёл руки в стороны и пожал плечами. Именно это и есть дом. Здесь бывает шумно, бывает тихо, здесь можно говорить, не думая. Здесь поймут и поддержат. Здесь живёт сарказм и самоирония. Пусть этого и не видно, но под чёрной маской на лице Сяо в такие моменты — улыбка. Они попали на корабль минута в минуту. Тяжело дыша, Реиндоттир протянула три пропуска. Сегодня они покидают столицу и едут в исследовательский институт. Всё, что знает о нем Сяо, это огромный искусственный зоопарк на его территории. «В этом мире никого не удерживают в неволе, включая животных, — рассказывала как-то Реиндоттир Сяо. — Когда Богиня Асмодей остановила войну, в которой пали все архонты, она перестроила этот мир полностью. Кстати, она всегда диктовала идеи о свободе. На территории бывшего Мондштадта располагается огромный исследовательский институт. Когда-нибудь мы поедем туда и я возьму тебя с собой. Там ты сможешь наглядно увидеть всех представителей животного мира и рас, которые есть в этом мире.» Зоопарк, где все свободны. «Экземпляры», сидящие в клетках и загонах этого парка — не более, чем нематериальная иллюзия. На них можно посмотреть, про них можно прочитать, они запрограммированы делать привычные для своей повседневной жизни задачи. Но они не настоящие, не осязаемые, не реагируют на посетителей. «Если подумать, никто не должен жить в неволе.» — Сяо медленно ходил между клеток и загонов, рассматривая жителей зоопарка. Создать искусственный парк он считает отличной идеей. Смотря на эти «голограммы», отличить их от реальных живых существ практически невозможно. Люди могут ознакомится с представителями животного мира, но при этом никто не заперт в неволе. — Этот юноша с вами? — обратился к Реиндоттир сотрудник зоопарка, кивая головой в сторону Сяо. — Да, и его пропуск у меня, — холодно ответила женщина. — Хочу просто попросить вас следить, чтобы он не ходил один. Судя по его внешности, он — потомок убийц. Люди могут негативно воспринимать его присутствие здесь. — Как грустно… — проговорил Альбедо. — Смотря на его рога, люди видят потомка Якс, ненавидят и плюют в его сторону. Но смотря на себя в зеркало, они не задумываются над покупкой микроскопа, чтоб хоть как-то разглядеть свой мозг. — Альбедо! — одернула его женщина. — Давай ты хотя бы тут не будешь никому хамить. — Я не претендую на звание «вежливый алхимик года», — саркастично проговорил парень. Сяо мало разговаривает на людях, он привык просто делать то, что ему говорят, не задавать лишних вопросов, не перечить и не огрызаться. Хоть за прошедшие 8 лет никто его не наказывал и не избивал, как раньше, подсознательно он всё же боялся «сделать что-то не так». Альбедо легко выходит из себя, если дело касается несправедливости и необоснованной агрессии. Он начинает хамить и грубить, за что сразу же получает «пинок» от Реиндоттир, которая и сама-то недалеко ушла, но упорно делает вид, что «это другое». Они проведут здесь целый месяц. На базе института проходит какой-то серьёзный съезд. Сяо не принимает участие в нём, Реин взяла его с собой просто чтобы показать юноше мир и начать знакомить с его жителями. Всё-таки, последние 8 лет он жил почти что взаперти, общался только с братом и учителем. Читал много книг о мире, но собственными глазами не видел ничего, кроме столицы. До восемнадцати лет запрещено покидать «родную зону». Недавно ему наконец исполнилось 18, Реиндоттир сделала пропуск, и теперь Сяо может перемещаться между некоторыми территориями. «Скучно…» — он посмотрел на часы, стрелка которых показывала почти полночь. Из-за разницы в часовом поясе спать не хотелось. На душе слегка неуютно и тревожно. Даже в стенах этой комнаты он не снимает маску. Затяжной напев приятной мелодии, больше похожей на колыбельную, заставил внутри Якса всё сжаться. Он никогда прежде не слышал ничего подобного, это было настолько прекрасно, что, казалось, очищает изнутри. Он сам не заметил, как покинул комнату и пошёл на звук. Минуя клетки и загоны с разными голограммами он направлялся по зову песни. Большая и светлая территория зоопарка сейчас освещалась белыми лампами. Он продолжал идти, медленно перебирая ногами, чем больше он слышал этот звук, тем спокойней и больней (?) становилось на душе. Небольшая клетка с плотными серебряными прутьями, Сяо не дошёл до неё сегодня днём, но звук исходит оттуда. Юноша остановился и замер, увидев перед собой картину, которая навсегда отпечатается в его памяти. Бледные руки, скованные кандалами, согнуты в локтях, а на ладонях лежит бабочка. Она не шевелится, и эта песня — для неё. Существо в белом одеянии, голова опущена, из-под «капюшона» виднеются бирюзовые пряди, он сидит на коленях, никак не реагируя на присутствие Сяо, который так завороженно смотрит на эту голограмму (?), безотрывно изучая каждый сантиметр этого тела. В свете лунных лучей он выглядит таким чистым и невинным, мягкая ткань белого одеяния комкается в небрежные складки, лёгкий ветер слабо раздувает зелёные пряди, которые, кажется, слабо светятся. Больше всего внимания привлекают большие белые крылья, они сложены и касаются земли, пачкаясь в пыль. Такие пушистые перья, что хочется к ним прикоснуться, но это ведь невозможно. Он неосязаем. Он продолжает петь, ангельским голосом провожая бабочку в ее последний путь. Такой чистый и светлый, он прекрасен настолько, что этот свет ослепляет. «Анемо Архонт Барбатос» — гласит надпись на табличке около клетки с голограммой (?). «Если его иллюзия настолько божественна, то насколько же прекрасным был он сам? — Сяо смотрел, не в силах отвести взгляд. В его груди что-то давило, сквозь ноты колыбельной он вдруг услышал мольбы о помощи. — Показалось?»