***
На первом этаже больницы, возле стойки регистратуры, всё было буквально забито братвой. Грозно стоя у входа, заслоняя своими широкими спинами всё пространство, никого не пускали внутрь. А те, кому всё же удавалось пройти мимо грозной охраны, подвергались проверке с ног до головы. Джип затормозил около главных дверей и Макс, хлопнув дверцей, первым покинул тёплый кожаный салон. Юля же в это время пыталась собраться с силами. Они, казалось, полностью её покинули. Была слишком высокая вероятность, что стань она сейчас на ноги — тут же упадёт, не сможет просто двигаться дальше. — Юль, нужно идти, — подала голос Белова, заглушая двигатель. — Неизвестно, что там сейчас происходит. — Да-да, — проговорила Пчёлкина, медленно кивнув головой. Противная вязкая слюна скопилась в горле, и девушка едва смогла сглотнуть её. — Идём. В кабинет главврача их сопровождали будто под конвоем. Ольга, не растрачивая уверенность, шла впереди, выстукивая каблуками сапог по паркету. А вот у Юли, похоже, вовсе пропала способность шевелиться. Ещё мгновение и её придётся вести под руки. — Саша, где Витя?! — буквально влетая в кабинет, громко спросила Белова. Вход «заблокировали» охранники, чтобы выйти отсюда уж точно никто не смог. — Какой вам нахер Витя?! — обнажив ряд белоснежных зубов, точно хищник перед беззащитной жертвой, ответил Саша. Взгляд его бегал туда-сюда, от жены и обратно, к Юле. Последняя же замерла на месте, боясь пошевелиться, ноги приросли к полу. Сзади, прямо за её спиной, остановился Макс. Взгляд Пчёлкиной метнулся к Холмогорову. Тот сидел на стуле в расслабленной позе и, что удивительно и довольно странно в этой ситуации, улыбался. Только улыбка эта была скорее схожа с оскалом. Каким-то безумным оскалом. И трудно было не догадаться, что Кос находился под наркотой. Той самой, с зависимостью от которой так долго боролся. — А ну вон пошла щас! — заорал Белов, указывая рукой в сторону выхода и угрожающе нависая над женой. — Вон я сказал пошла! И эту тварь забирай с собой! — его голубые холодные глаза встретились с Юлиными. Она стояла в оцепенении и не знала, что говорить. Да и стоило ли вообще? В любой другой ситуации она бы давно заткнула Саше рот, но сейчас девушка его просто-напросто боялась. — А ну не ори на меня, придурок чёртов! — Чё, за муженька приехала глотку грызть, да? — отпихнув Ольгу, абсолютно не слыша её слов в свою сторону, брюнет стал надвигаться на Юлю, крепко сжимая в правой руке пистолет. — А ты, может, соучастница его, а? Муж и жена — одна сатана, или как там говорят? Не побрезговала брату бомбу подсунуть в машину? Не, ну а чё там, всё же логично выходит. Срубили бы с Пчёлой бабла нормально и укатили бы себе хер знает куда, бед не зная, — на последнем слове мужчина почти вплотную приблизился к девушке, упиваясь в неё взором голубых глаз. Холодное дуло пистолета прижалось сквозь распахнутое пальто к белому вязаному свитеру, однако даже сквозь его толщу Юля смогла почувствовать металл так, будто он был прислонён непосредственно к самой коже. — Так, может, ты готова понести за него наказание? После произнесённых слов время в помещении будто бы замерло. Никто не решался сказать слово либо шелохнуться. — Насколько же ты отвратителен, Белов, — сказала Юля. Она и сама не понимала, откуда в ней нашлась способность заговорить с ним. Удивительно, но тот страх, с ощущением которого она вошла сюда, резко испарился. Сейчас уже было не страшно. — Ты действительно думаешь, что Витя способен на такое? — Да он глотку любому за бабки перегрызёт, даже своему близкому человеку, — процедил Саша. И глядя на него, Юля поняла, в чём кроется причина столь агрессивного поведения. Он, как и Холмогоров, что неподвижно сидел всё это время, наблюдая за развернувшейся сценой, был под дозой. Вероятно, эти двое подумали, что порошок поможет им прийти к какому-то взвешенному решению. — Белов, прекрати немедленно! — выкрикнула Ольга. Мужчина обернулся на неё, недоумённо осматривая. Так, будто видел её сейчас впервые. — Ты чё, охерела совсем?! Ты ещё указывать мне будешь?! — теперь уже его вниманием всецело овладела супруга. Саша был как Каштанка — бежал к любому, кто подаст голос. И когда он оказался подле девушки, бывшая скрипачка влепила ему смачную оплеуху. Это был словно ответ за все его обиды в её сторону. За гранату в подъезде после свадьбы, за то, что, когда она в муках рожала ему сына, он сидел в тюрьме. За ту длительную ссылку в Америку и за любовницу. И, конечно, за его сегодняшние подозрения и недопустимые слова. Саша, вероятно, не собирался уходить без отпора, собираясь ударить жену в ответ. Чтобы знала и навсегда запомнила, что с ним себя так вести нельзя. Он никогда ранее не поднимал на неё руку. Наорать мог, да. Мог игнорировать её присутствие в их прежней квартире на Котельнической, ровняя жену до уровня мебельного интерьера. — Сань, остынь! — Макс, что до этого также молча стоял около входа, вступил в этот абсолютно неравный бой, заслоняя собой Олю. Последняя широким шагом отошла к Юле, кладя в успокаивающем жесте ладонь ей на плечо. — Ты! Тварь! — Саша с Космосом прижали Карельских к больничной стене, увешенной различными грамотами и благодарностями, адресованными главврачу нейрохирургического отделения. — Ты такой же предатель, как и они! Практически моментально среагировав на громкие возгласы, в кабинете возникла статная фигура Шмидта. Белов, у которого, видимо, разум окончательно помутнился, перевёл пистолет, что до этого упирался в рёбра Максу, на Дмитрия. Буквально в каждом он начинал видеть виновного в произошедшем. — Вы мужики или кто? Твою мать! — Подождите в коридоре пока, — Шмидт подтолкнул девушек к выходу, направляясь в самый эпицентр событий. Юля буквально вылетела из помещения, Оля, задержавшись на миллисекунду, чтобы оставить на столе камеру, изъятую у любовницы мужа, вышла следом. Пчёлкина присела на самый краешек скамейки, что стояла в длинном больничном коридоре. Сил сдерживаться уже не было. Ей просто надоело быть сильной. Горячие солёные слёзы ручьём хлынули из глаз, и Юля зажмурилась, в надежде прогнать их. Душа разрывалась изнутри. Она сидит здесь и не понимает до конца, что ей делать дальше. А где-то, возможно, даже за соседней стенкой, её брат находится на грани смерти. И помочь ему она никак не может. — Может, успокоительного принести? — когда Белова присела рядом, обнимая бывшую Колесникову за плечи, возле них сразу же возникла медсестра. — Скажите, — Юля подняла голову на девушку. — Я могу увидеть… — ей было трудно говорить, она глотала ртом воздух, будто рыба, выброшенная из озера на сушу. — Я могу увидеть Валеру Филатова? — Ему сейчас переливание делают, не положено. Юля с Олей переглянулись. По пути сюда они слышали, как охрана обсуждала, что Витю тоже забрали на переливание, ведь группа крови у них с Филом одинаковая. Шатенка поняла, что это шанс увидеть их двоих. Ведь неизвестно, что будет дальше. — Девушка, я вас очень прошу, — если потребуется, то она готова даже на колени встать и молить, только лишь бы её пустили хотя бы на минутку к ним. — Кем вы ему приходитесь? — Я его сестра. — Ладно, — медсестра оглянулась по сторонам — везде было пусто. — Только ненадолго. — Спасибо вам, — Юля поднялась со своего места и уже хотела двинуться следом за девушкой, но резко остановилась, оборачиваясь, будто вспомнила о чём-то очень важном. — Оль, — обратилась она к Беловой. — Я могу попросить тебя? — Да, конечно. — Позвони Вадиму, пожалуйста. Я уехала, не предупредив его, он наверняка переживает. — Хорошо, я позвоню. Не беспокойся. — Спасибо. Юля шла следом за медсестрой по коридору, что казался ей вечным. Будто ступив шаг, он сразу увеличивался ещё метра на два. Перед собой она не видела ничего, перед глазами всё побелело. Сотрудница больницы остановилась, наконец, перед одной из многочисленных дверей, на которой висел номерок «32». — Только недолго, если кто-то об этом узнает… — Я помню-помню. В небольшой комнатушке были слышны только писк аппаратов, что позволяли держать Фила «на плаву», тиканье настенных часов и дыхание Вити. Последний всё время смотрел в потолок, лишь изредка переводя взгляд налево, где на соседней больничной койке лежал Валера. Пчёла где-то слышал, что перед неминуемой смертью у человека перед глазами проносится вся жизнь. Так оно и было. Мужчина сейчас вспоминал буквально всё, что пережил за свои недолгие двадцать восемь лет. Воспоминания из детства были нечёткими, размытыми, но вот бурную юность он помнил хорошо. Но даже самые яркие моменты меркли, когда он вспоминал о Юле. Об их первой встрече, когда она, юная девчонка, только вернувшись из тогдашнего Ленинграда, приехала навестить бабушку. Их поцелуй на веранде дачи Царёвых и как она потом избегала его. Его признание в любви и первая близость. А потом разлука, длившаяся мучительный год. Воссоединение. Их квартира на Садово-Самотёчной. Поездка в Париж, где он сделал Юле предложение и её заветное «да». Громкая свадьба, а спустя время ещё одно радостное событие — рождение Арины. Густой тучей всё происходящее омрачали лишь его измены. И Пчёлкин только сейчас осознал, что так и не попросил у Юли прощения. Если бы она сейчас появилась перед ним, он произнёс бы эти слова. Но это лишь мечты. Да и просить о милости, уже, наверное, слишком поздно. Девушка, возможно, даже и не знает о происходящем. А ещё он думал о родителях. Смогут ли они пережить потерю единственного сына? Витя даже радовался, что после него останется след в виде Арины, в которой Пчёлкины смогут найти утешение и некое оттенение его персоны. Говорят, неправильно, когда родители хоронят своих детей. Но здесь, похоже, придётся сделать исключение. Да и смогут ли вообще состояться эти похороны? Его, может, вывезут куда-то в лес и закопают, как бездомного пса? А что в этот момент будут ощущать Саша с Космосом? Заплачут ли они? Витя знал наверняка, что нет. Они не умеют плакать. Кос будет молча наблюдать, как на окоченевший труп падает сырая земля, а Белый, возможно, скажет, что вопрос решён по справедливости. А что ощутит Юля? Тоже сочтёт его предателем и выдаст, что наказание заслуженно? Либо будет сидеть над его могилой и утирать слёзы, потоком текущие из изумрудных глаз? Этого Витя уже не узнает. Дверь со скрипом отворилась, а у него в этот момент внутри всё замерло. Это конец. Тот самый конец наступил. Неужели час, который ему «подарил» Белый, так быстро пролетел? Но там, чуть поодаль, стояли не его вершители судьбы, а она. Юля. Та, о которой он думал последние несколько минут и которую так жаждал увидеть. Тогда это ему казалось чем-то нереальным, а теперь она стоит перед ним. Значит, Бог, в которого Пчёла никогда особо-то и не верил, всё же существует, раз услышал его молитвы. Юля медленно прошла вглубь, стук её каблуков эхом отдавался в черепной коробке. Девушка вновь заплакала. Присев на стул, что стоял между двух кроватей, она медленно переводила взгляд с одного мужчины на другого. Один не мог отвести от неё взора потухших глаз, ничего, однако, не решаясь сказать. Другой же неподвижно лежал, глаза были закрыты, в рот была вставлена специальная трубка, благодаря которой он мог дышать, лицо было всё в ссадинах, а голова туго перемотана бинтом. Юля осторожно положила ладошку на руку брата. Через шприц в вену поступала кровь Пчёлкина. Кожа его была мертвецки холодной. Бывшая Колесникова смотрела на Валеру и не узнавала в нём одного из самых близких мужчин её жизни. Врачи не давали абсолютно никаких надежд, что он вообще когда-либо сможет очнуться после наркоза. Юля краем уха слышала, как медсестры, перешептываясь между собой, говорили, что вся эта затея с переливанием лишь пустая трата времени, никаких результатов это не даст. Нужно было верить в лучшее. — Юля… — послышалось со стороны Вити. Он прекрасно понимал, что любые слова, произнесённые им сейчас, будут бесполезны. Однако, глядя на её состояние, хотелось сказать хоть-что. — Вить, — всхлипывая, сказала Юля. — В кого вы превратились, скажи? Почему всё это происходит? — Витя поджал губы, не зная, что ответить. Он и сам прекрасно понимал, что все их игры зашли слишком далеко и теперь они оказались в такой ситуации, где его подозревают в предательстве. Его, который за друзей детства готов был рвать глотки любому. — Дай мне руку, — протянув свою руку, свободную от капельницы, попросил мужчина. Юля вложила свою ладошку и их пальцы крепко переплелись. — Неужели, Саша решил, что может быть вершителем чужой судьбы? — Наверное, может, — хмыкнул Пчёла. — Юль, я хочу, чтобы ты знала, что я этого не делал. Клянусь тебе. — Я знаю, — утерев тыльной стороной ладони слёзы, утвердительно кивнула головой. Она ни секунды не сомневалась в том, что Витя ни при чём. Насколько бы сильной не была обида внутри на него, девушка знала, что он не мог так поступить с Валерой. Пчёлкин был безмерно благодарен Юле за это. Ему важно было слышать, что именно она ему верит. И только он хотел произнести ей слова любви, что крутились на языке всё это время, и которые, вероятно, станут последними словами в его жизни, дверь распахнулась. В проёме показалась фигурка медсестры, которая привела Юлю сюда. — Переливание окончено. До момента, как сердце Вити Пчёлкина перестанет биться, оставались считанные мгновения. Витю везли на каталке по коридору, пока Юля в это время шла позади. Сейчас ему дадут отлежаться пару минут в палате, дабы прийти в себя от перенесённой процедуры, а после, когда у него перестанет кружиться голова и он сможет твёрдо стоять на ногах, отведут на казнь к палачам. Пчёла, глядя в потолок, думал, кто же нажмёт на курок? Саша? Тот, который Вите всё время твердил: «Никогда не наводи оружие на человека». Или Космос, который под дозой наркоты способен на любой поступок? — Космос, ствол убери, он не знает! — послышался из другого конца коридора возглас Белого и стремительно приближающиеся шаги. Голубые глаза Вити испуганно забегали, встретившись со взором Юли. Последняя была напугана на меньше. Последнее, чего хотелось Пчёлкину — погибнуть прямо на её глазах. Персонал, заметив оружие, что, вероятно, было заряжено и могло выстрелить в любой момент, разбежался в разные стороны. Бывшая Колесникова замерла на месте, ожидая, что вот-вот в больничной тишине раздастся громкий выстрел. Но вместо этого, резко подлетевший Космос упал перед Витей на колени, вкладывая ему пистолет в ладонь. — Пчёла, прости меня, брат! Прости! Это я виноват, я! Я сука, сука полная! Убей меня, убей! — рукой Пчёлкина брюнет бил себя по голове, а глаза, полные безумия, бегали по лицу друга. Саша, забрав пистолет и передав его Максу, что стоял все это время сзади, устало провёл рукой по лицу, доставая после из-под синей рубашки крест, прикасаясь к нему губами. И только сейчас он заметил Юлю, что непонятливо обводила всю развернувшуюся картину глазами. Саша чувствовал перед ней вину. Он в абсолютной ярости наговорил ей кучу гадостей, обозвав самыми последними словами, не разобравшись в ситуации. — Прости, — одними губами прошептал мужчина.***
Мучительно долго тянулись последующие три часа. Стрелка настенных часов, висевших в коридоре, как будто замерла на месте, не желая шевелиться. Юля, Оля и Тома сидели под дверями реанимации, где всё это время находился Филатов. Вид их был измучен, под глазами у каждой пролегли синяки усталости. Никто не знал, что будет дальше. Судя по громким и уже пьяным разговорам, что доносились из кабинета главврача, Вите, Саше и Космосу всё же удалось примириться. Хотя, прокручивая всё произошедшее сегодня, Юля не могла понять, как Пчёлкин смог их простить. Неужели лишь одно произнесённое Беловым «прости» и распитый на троих почти литр медицинского спирта — это и есть те действия, которые способны загладить вину? Девушка перевела взгляд на Тамару, сидевшую рядом. Блондинка медленно покачивалась из стороны в сторону, прикрыв глаза. Когда Юля с Ольгой приехали в больницу, медсёстры практически под руки увели её в ординаторскую, напичкав успокоительными, отчего она тут же провалилась в сон. Когда дремота отступила и тяжёлые веки распахнулись, Тома подумала, что всё это лишь страшный сон. Что вот-вот, где-то в соседней комнате их квартиры, заплачет Кирюша, и как только она соберётся встать с постели, чтобы проверить его, её остановит Валера, ласково произнеся, что сам посмотрит. Но синие стены ординаторской и резкий запах лекарств говорили об обратном. Это всё, увы, суровая реальность. Из реанимации в белом халате вышел хирург — Борис Моисеевич, оперировавший Валеру. Мужчина был лучшим в своём деле и попасть к нему на приём — большая удача, ведь к нему обращались почти со всех уголков страны. Но сегодня доктор просто-напросто разводил руками. Случай крайне тяжёлый, не факт, что Филатов теперь вообще когда-либо сможет открыть глаза. Надежда лишь на Всевышнего. — Ну, что там? — девушки встали со своих мест, как только заметили мужчину. — Переливание, к сожалению, никаких улучшений не принесло, — Борис Моисеевич снял очки, потирая переносицу. Сколько лет он уже работает в медицине и сколько операций было на его веку, но сообщать родственникам больного плохие вести всё ещё было слишком тяжело. — Поскольку произошли значительные повреждения структуры головного мозга и изменилось функционирование центральной нервной системы, ваш супруг… — доктор перевёл взгляд на Филатову, что замерла в ужасающем ожидании. — Ваш супруг, к сожалению, впал в кому.